Джулия Келли
Последний сад Англии
Такие дни случались, такие разговоры случались – и это заставляло ее усомниться, а не обманывает ли она сама себя, утверждая, что может заниматься этим до скончания дней.
Откашлявшись, она сказала:
– Мне надо приготовить ужин и подготовиться к завтрашнему дню.
– Эмма, у тебя такой большой потенциал…
Я растила тебя не для того, чтобы ты целыми днями копалась в грязи и земле.
Я думала, ты будешь выше этого.
Ты упустила все шансы, Эмма.
Какое разочарование.
Вновь и вновь слышались ей те ранящие слова, которые мать бросала во время каждой ссоры, а их она устраивала регулярно с тех самых пор, как Эмма бросила университет и выбрала тот образ жизни, который вела сейчас. Именно тот образ жизни, которого так не хотела для нее мать, порвавшая со своими корнями, поднявшись по социальной лестнице и перестав относиться к рабочему классу.
– Мам, мне надо идти, – сказала она неловко.
– Пришли нам фотографии коттеджа, в котором ты сейчас остановилась, – тон матери уже стал вполне веселым, ведь все стрелы были ею выпущены.
– И фото сада тоже! – крикнул ее отец, его было слышно на заднем фоне.
– Пришлю, – пообещала Эмма.
Она завершила звонок и продолжила разбирать продукты, пытаясь избавиться от закравшегося сомнения, а не была ли мама права.
Винсента
Вторник, 5 февраля 1907 год
Хайбери Хаус
Солнечно; ветер восточный.
Каждый новый сад – непрочитанная книга, чьи страницы наполнены возможностью. Этим утром, стоя на ступенях, которые вели к Хайбери Хаус, я вся тряслась от волнения. Новый сад – это новый, полный тяжкого заказ, за которым следует триумф. Тем не менее я решила, что сад в этом имении станет моим главным достижением.
Впрочем, не стану забегать вперед.
Я позвонила в звонок, где-то в глубине дома залаяла собака. Я терпеливо ждала, теребя полы моего темно-синего пальто, так красиво оттеняющего белизну моей блузы. Адаму понравилось, как я оделась. Прежде, чем посадить меня на поезд, он пообещал, что присмотрит за домом и садом, пока я в Уорикшире.
Я была поражена чопорностью Хайбери Хаус. Последний раз я была здесь в декабре, тогда его окна и двери были увиты лентами и гирляндами. Сейчас их не было. Миссис Мелькорт – хозяйка дома, – в тот день отсутствовала, поскольку ездила с визитами к знакомым, но со мной обстоятельно побеседовал Мистер Мелькорт, прежде чем позволил пройтись пешком по длинной лужайке вдоль поникших клумб, настолько безыскусных, что это опечалило меня. Он купил этот дом три года назад и теперь, приведя в порядок все комнаты, переключил свое внимание на окрестности. Меня он нанял по рекомендации нескольких из моих предыдущих клиентов, которых, вне всякого сомнения, желал впечатлить.
Он хотел сад, полный элегантности и амбиций, – сад, что будет выглядеть так, как если бы принадлежал этой семье долгие годы, а не являлся недавлей покупкой на деньги, полученные по наследству, сделанному на мыловарении.
Массивная входная дверь отворилась со скрипом, похожим на стон; в дверном проеме нас встретила экономка в мрачной униформе: черной, с высоким воротом, и со связкой ключей, что висела у нее на поясе на цепочке, похожей на средневековый шатлен.[11]
– Доброе утро, – проговорила она нараспев, в ее размеренном голосе слышался бирмингемский акцент.
Я покрепче сжала картонный тубус с бумагами, который привезла из Лондона.
– Утро доброе. Меня зовут мисс Винсента Смит. Мне назначено у мистера Мелькорта.
Экономка оценивающе оглядела меня, от шляпки до мысков моих ботинок. Ее губы сжались в ниточку, когда на моей обуви она увидела грязь – тем утром я проверяла свои розы, поэтому емного испачкалась.
– Могу разуться, если хотите, – сказала я насмешливо.
Спина экономки резко выпрямилась и напряглась, словно я уколола ее шляпной булавкой.
– В этом нужды не будет, мисс Смит.
Женщина отвела меня к гостиной на две персоны[12] и жестом приказала ждать подле двери. Я отметила, что эта комната, несомненно, огромна, в нее вела двойная карманная дверь[13], ее стены были в рост оббиты деревянными панелями, украшенными ручной резьбой. В одном конце комнаты стояла резная ширма, оберегавшая от пламени, полыхавшего в мраморном камине. C потолка свисала большая люстра, сиявшая электрическим светом, в отблесках которого сверкали дюжины хрустальных бокалов, играли красками гобелены и картины. Однако чудеснейшее изо всех украшений находилось в центре этой комнаты: там восседала светловолосая миниатюрная женщина в белом шерстяном дневном платье, перепоясанном наискось черной лентой. Напротив нее рядком сидели трое детей; няня следила за тем, как самая старшая девочка читает вслух:
– Промурлыкала Кэт Совенку в ответ:
На свете нет слаще певца![14]
– Дорогая, – произнесла женщина в белом, которая, в чем я уверилась, и была Миссис Мелькорт.
Девочка сразу прекратила читать. Из кресел поднялся мужчина с бочкообразной грудной клеткой, одетый в угольно-черный костюм. Это был мистер Мелькорт.
– Мисс Смит, – объявила экономка.
– Спасибо, миссис Крисли. Пожалуйста, пропустите ее, – сказал мистер Мелькорт.
Миссис Крисли отступила назад так, чтобы я могла встать на ее место.
– Мисс Смит, полагаю, ваше путешествие не было чересчур утомительным, – сказал мистер Мелькорт, коротко кивнув.
Я глядела словно загипнотизированная на то, как его кадык упирается в жесткий ворот его сорочки. Неужели все в этом доме – узники, обреченные вечно быть накрахмаленными снобами?
– Поездка прошла приятно, благодарю, – удыбнулась я.
– Моя супруга, миссис Мелькорт, – проговорил мистер Мелькорт.
Я сделала неглубокий реверанс, на который миссис Мелькорт ответила коротким кивком. Она предпочла не вставать.
– Это у Вас планы сада? – спросил мистер Мелькорт с энтузиазмом.
Я приподняла свой картонный тубус:
– Да, они.
– Уверен, переписка с мистером Хиллоком была полезна, – сказал он.
– Он очень опытный человек. Сообразительный садовник может стать большим достоянием для воплощения моего нового проекта, решила тогда я. Однако после того когда я покину Хайбери, мистера Хиллока обвинят в том, что он поддерживал в сад дух моего творения.
– Хотите посмотреть новые чертежи? – спросила я.
Мистер Мелькорт кивнул. Миссис Мелькорт выдавила лишь скупую улыбку, отослала детей и поднялась, встав возле супруга, также как он, устремив свой взгляд на меня.
Пока я разворачивала свои рулоны с планами сада на столе розового дерева, я незаметно изучала своих работодателей. На мне были очки в стальной оправе, хотя они мне были не особо нужны, разве что только для того, чтобы можно было быстро набросать детализированные скетчи, однако я выяснила, что люди, в большинстве своем, недооценивают женщину в очках, и это часто играет мне на руку.
– Начнем с общего вида земельных угодий. Вы говорили мне, что хотите скомбинировать формальный и естественный стили, чтобы создать ощущение элегантности и вызвать чувство удивления. Большая луговина – это ваш наиболее формальный участок. Я указала на правильный прямоугольник, изображающий чертеже длинную полосу травы, что уже имелась в Хайбери Хаус. – Этот вид с вашей веранды вниз по склону до самого берега озера прекрасен, но ему не хватает чего-то, на чем остановился бы взгляд. Недостает драматичности. Мы врежем ступени в склон холма и построим невысокую стену, окаймленную насаждениями. Ступени эти будут уводить вниз, к широкому мелкому зеркальному пруду, и дальше, к не потревоженной полосе лужайки, все дальше и дальше вниз, к озеру.
– Деревья на берегу озера вы срубите? – спросил Мистер Мелькорт.
Я отрицательно покачала головой.
– У вас здесь деревья уже достаточно зрелого возраста: бук, береза и боярышник. Они создадут ощущение, что за этим поместьем стоит давняя история. Как видите, большинство формальных частей сада – это участки, наиболее близко расположенные к дому, где вы, вероятнее всего, станете организовывать увеселения. Я бросила взгляд на миссис Мелькорт. – Возможно, ваши гости будут устраивать пикники или играть в крокет на лужайке, а затем отправятся прогуляться вдоль цветника, что протянется вдоль восточного края луговины, или же захотят пройтись по ее противоположной стороне по липовой аллее, вдоль теневыносливых цветников. И по мере того, как они будут приближаться к озеру, сад будет естественным образом переходить к более свободному, более дикому стилю.
Миссис Мелькорт изогнула губку в слабой улыбке:
– К более дикому.
– И мистер Каннингэм, и мистер МакКрэй тоже поначалу колебались, когда я предлагала им подобный ход, но могу вас заверить, результатом они довольны, – сказала я, упомянув двоих состоятельных промышленников, которые были членами того же лондонского клуба, что и мистер Мелькорт.
Я затаила дыхание, поскольку это был решающий момент. Окажутся ли Мелькорты из того сорта клиентов, которые думают, что хотят новые, красивые и инновационные садовые пространства, но на самом деле ищут утешительной привычности строгих ухоженных формальных пространств, характерных для садов предыдущего столетия? Или же, может, они позволят мне дать им нечто гораздо большее – создать живое и пышное произведение искусства, в котором можно будет существовать, произведение, более трепетное и яркое, несли любая картина?
– МакКрэй действительно упоминал, что у вас имеются некие радикальные идеи, – сказал мистер Мелькорт. – Однако затем он сказал мне, что достигнутый в его саду эффект принес ему лишь похвалу.
Я помедлила, и когда миссис Мелькорт не высказала никаких возражений своему супругу, тогда я улыбнулась:
– Рада это слышать.
Затем я быстренько набросала эскиз одной из частей рабатки[15], показывая Мистеру Мелькорту, как высокие колонны, увитые клематисами, будут возвышаться над розами, эхинопсисом, колокольчиками, аллиумом и дельфиниумами, – все это в мягких розовых, белых, серебряных и пурпурных оттенках. Я показала чете Мелькортов, как возведенные чуть западнее цветника с тенелюбивыми растениями стены из живой изгороди и кирпича создадут зеленые комнаты, у каждой из которых будет собственная тема, отличная от остальных. Я предупредила хозяев, что некоторым из элементов сада потребуется время: так, у липовых деревьев будет необходимо каждый год бережно привязывать гибкие молодые побеги друг к другу, чтобы создать впечатление, что вы идете между двух живых стен. Мы говорили про то, что из уже имеющейся у Мелькортов коллекции растений будет выглядеть лучше всего в саду скульптур, а где, возможно, будут играть дети.
Где-то далеко в доме раздался звук дверного звонка, но Мелькорты едва ли подняли головы.
– Я бы сохранила кухонный и травянистый[16] садики возле дома, переносить их нужды нет. А фруктовый сад у вас уже старый и поэтому хорошо плодоносит, – сказала я.
– Но они так близко к дому, – промурлыкала миссис Мелькорт.
Я сразу поняла, что именно понравилось леди.
– Сейчас только тисовая изгородь отделяет кухонный садик от остальной территории вашего имения. Я бы рекомендовала соорудить стену между кухонным садиком и зелеными комнатами, чтобы создать более сильное ощущение разделения садов для работы от садов для удовольствия. Я могу показать, если хотите.
Звук тяжелых мужских шагов заставил нас всех вскинуть головы – вновь пришедший присоединился к нам. В отличие от мистера Мелькорта, у этого мужчины галстук был повязан кривовато, и даже оттуда, где стояла я, было видно разводы грязи на манжетах его брюк.
– Мэттью! – воскликнула Миссис Мелькорт, при этом ее холодность сменилась неподдельной симпатией.
– Привет, Хелен. Чудно выглядишь сегодня. – Сказал джентльмен, целуя ее в щеку, прежде чем пожать руку мистеру Мелькорту.
– Мисс Смит, позвольте представить моего брата, мистера Мэттью Годдарда, – представила мне пришедшего человека миссис Мелькорт.
– Как поживаете, мисс Смит? – спросил мистер Годдард, беря мою руку. Его рука была теплой, несмотря на то, что он только что зашел с улицы, а на дворе стояли заморозки, и неожиданно крепкой для джентльмена.
– Должен признаться, мисс Смит, – продолжил он. – Сегодня я приехал в Хайбери Хаус в надежде встретить вас. Я большой поклонник ваших работ.
Я отшатнулась от него и отдернула свою руку.
– Поклонник? Вы?
– В прошлом году я побывал в Лонгмарш Хаус. Сады там прелестны, – сказал мистер Годдард.
Я немного успокоилась, с любовью вспомнив Лонгмарш и леди Мэллори. Эта вдова, страстно обожающая природу и свое поместье на вершине холма, доставлявшее ей массу хлопот, стала моей первой важной покровительницей после смерти моего отца. Проект, который я затеяла для нее, был чрезвычайно амбициозен^ требовалось разбить на холме террасы и создать семь уровней зеленых насаждений. На этом пути я наделала ошибок, впрочем, как и любой начинающий дизайнер, но когда все работы были мною окончены, Леди Мэллори объявила, что теперь у нее есть свои собственные Висячие сады Семирамиды.
– Очень любезно с вашей стороны, сэр, что вы так отозвались, – ответила я.
Миссис Мелькорт переводила свой взгляд с него на меня и обратно, словно ища что-то. В конце концов она сказала:
– Это действительно серьезная похвала, мисс Смит. Мэттью – специалист по ботанике, причем очень талантливый, уж у него глаз наметан на все эти вещи.
У меня аж живот скрутило от этих слов. Ничто не доставляет мне меньшее удовольствия, чем обнаружить, что в довесок к серьезному заказу прилагается некий любитель-советчик. Частенько это джентльмен из семьи хозяев дома, который, будучи рожденным в богатой семье, решает заиметь какое-нибудь хобби. Он читает без разбору все о растениях и время от времени даже пытается сам выкопать ямку, но основная часть тяжелого труда перекладывается на его замученного и задерганного садовника. Зимняя обрезка растений, когда от жестоких ветров обветривается и трескается кожа на лице. Копание дренажных канав под палящим солнцем. Подготовка лунок и высаживание сотен луковиц, стоя на карачках, для того чтобы к апрелю засадить целый луг лесными колокольчиками. Джентльмен-садовод не хочет принимать в этом ни малейшего участия, поэтому он не имеет ни малейшего представления о практической стороне садоводства, как бы сильно не настаивал на том, что его соображения следует принять во внимание.
– Мэттью, как раз сейчас мисс Смит показывает нам, что же она спланировала для Хайбери, – сказал мистер Мелькорт.
Мистер Годдард отвесил полупоклон:
– Отнюдь не хотел бы навязываться.
Мне едва удалось сдержать улыбку:
– Ну что Вы, это вовсе не навязчивость.
Мистер Мелькорт вызвал горничную, чтобы та принесла всем их одежду и вещи. Хоть и солнечный, февральский день был обжигающе холодным, потому мы хорошенько укутались.
Когда мы вышли на веранду, я быстро показала, где будет зеркальный пруд, липовая аллея и рабатки. Мистер Годдард слушал сосредоточенно, сцепив за спиной руки в перчатках. То тут, то там он вставлял вопросы, но не более того.
Затем мы прошли пешком вниз по склону туда, где край луговины подходил вплотную к самому дому.
– Здесь будет калитка, – сказала я, жестом указав за пределы кухонного садика, туда, где сейчас была лишь гравийная дорожка: – Если мы перешагнем сюда, то это будет первая из зеленых комнат.
– Какова ее тема? – поинтересовался мистер Мелькорт.
– Чайный сад. Беседка-газебо обеспечит вам и вашим гостям укрытие от солнца или если погода нежданно переменится.
В первый раз с тех пор, как я начала описывать будущий сад, губы мистера Мелькорта дрогнули в улыбке:
– Как заботливо. – Затем он скользнул взглядом по мне: – Розы в этом саду будут?
– Розы я думала посадить напротив столбиков беседки-газебо, – ответила я, указывая на планы сада, которые захватила с собой.
– Это будут розы Мэттью, конечно же, – проговорила миссис Мелькорт.
– Хелен, я уверен, что у мисс Смит имеются собственные поставщики, у которых она берет розы, – мистер Годдард адресовал мне виноватую улыбку. – Я-то просто балуюсь выведением роз. Пожалуйста, не чувствуйте себя обязанной менять свои планы.
– Он чересчур скромен. Я была бы чрезвычайно рада, если б вы использовали розы Мэттью, – произнесла его сестра. И хоть фраза была сформулирована с изысканной вежливостью, мне было очевидно, что это не просьба, а приказ.
Я рассвирепела. Те розы, которые я запланировала для чайного сада, назывались «Мадам Луи Левек», – еще и десяти лет не прошло, как этот палевый сорт моховых роз был выведен, и вот, теперь его стало можно приобрести. Заменить эти розы на что-нибудь похожее было бы не сложно, но мне не понравилось вмешательство миссис Мелькорт.
Ты должна помнить, что сад – работа совместная. У меня в голове эхом прозвучал давнишний совет моего отца. Следует сделать так, чтобы сад взял все самое лучшее и от тебя, и от твоих клиентов, однако никогда не забывай, что всегда и во все времена полагаться ты должна лишь на природу.
Поэтому, сдержав вздох, я сказала:
– Уверена, мы можем прийти к соглашению касаемо розы, подходящей для чайного сада.
– А другие розы? В других зеленых комнатах? – спросила миссис Мелькорт.
– Быть может, вы могли бы снабдить меня посадочным материалом из ваших запасов, – сухо сказала я, изо всех сил стараясь не скрипеть зубами.
Мистер Годдард вновь виновато поглядел на меня.
– Лучше всего было бы, если бы вы об этом позаботились самостоятельно. Уилмкот отсюда всего в шести милях.
– Итак, с этим решено. Что насчет других зеленых комнат? – спросила миссис Мелькорт.
Я сделала глубокий вдох. Я была полна решимости вернуть себе контроль над своими планами. – Из чайного сада будет проход в сад влюбленных, выполненный полностью в яркой цветовой гамме, посреди него – ваша статуя Эроса, затем сад для детей, в пастельной гамме, с вишневыми деревьями, далее – свадебный сад, весь белый. После него будет водный сад для созерцания. Мистер Мелькорт, мне дали понять, что вы в некотором роде поэт?
Он просиял.
– Томик моих стихов опубликован недавно, в прошлом году.
Адам всегда исследовал хорошенько подноготную наших клиентов, так что об этом я уже была осведомлена. Все же я изобразила удивление и сказала:
– Тогда вам, возможно, приятно будет узнать, что я спланировала сад поэта, с отсылками ко многим великим поэтам. Из него – проход в сад скульптур, чтобы выставить там Вашу коллекцию, далее – зимний сад и дорожка, вдоль которой пущен бордюр из лаванды. Ниже по склону – гравийная дорожка, с южной стороны обсаженная деревьями.
Под сенью этих деревьев, прежде чем вы выйдете к озеру, будет обустроено место для пеших прогулок. Я создам тропинки и высажу вдоль них луковицы первоцветов, эта зона будет плавно переходить в лес, простирающийся до самого берега озера и уступающий место полям фермы Хайбери.
Три владельца, я видела, разглядывали планы без воодушевления, несмотря на то, что их сад сейчас состоял лишь из лужайки да клумб с растениями, характерными для напочвенного покрова лесной подстилки. Я же хотела, чтобы они увидели будущий сад таким, как видела его я. Хотела, чтобы они поняли, каким он может стать.
– Он будет удивительным, неожиданным. – Я взглянула на кольца и перстни на пальцах миссис Мелькорт, на жемчужную булавку в галстуке ее мужа, повязанном высоко на горле. – И впечатляющим. Этот сад будет рассказывать историю, которой ваши гости смогут наслаждаться вновь и вновь.
Муж и жена обменялись взглядами. В конце концов, Мистер Мелькорт сказал:
– Думаю, перед вами, мисс Смит, стоит довольно непростая задача. Мы будем с нетерпением ждать того момента, когда будет можно увидеть, как она воплотилась в жизнь.
Бэт
21 февраля 1944 год
Моя дорогая Бэт,
до сих пор странно обращаться к вам «моя дорогая», но я думаю, что мне это полюбится. Двое предыдущих суток мы были на марше, вот почему письмо это вы получите с опозданием на несколько дней. Надеюсь, вы не посчитаете, что я вами уже пренебрегаю.
Здесь даже в феврале солнце стоит выше, чем дома, но, как оказалось, я скучаю по туману английской зимы. Так странно вспоминать, как еще несколько недель назад во время учений и я, и все мужчины в нашем отряде жаловались на слякотную грязь, липнувшую к нашим ботинкам. Война – то сильно суровее будет, на бумаге мне всего этого никогда не передать, цензура не пропустит.
Каждый день я думаю о нашем последнем разговоре. Может, мне надо чувствовать себя виноватым за то, насколько внезапно я попросил вас «быть моей девушкой», как сказали бы американские Джи-Ай[17]. Я не планировал говорить это по телефону, но мне так хотелось услышать ваш голос.
Знание, что дома вы меня ждете, дает мне сил встретить лицом к лицу все, что бы ни было уготовано мне в бою.
Со всей моей преданностью вам,
Колин
Поезд дрогнул и остановился на станции Ройал-Лемингтон-Спа, из первого и последнего вагонов пассажиры двумя потоками устремились на платформу. Бэт вцепилась в поручень и тоже стала спускаться по ступеням, стараясь, чтобы ее холщовый мешок не соскользнул с плеча и чтобы ее саму не сбили с ног. Когда ее удобные туфли на низком каблучке коснулись цементного покрытия железнодорожной платформы, она выдохнула с облегчением.
Наконец-то.
Добираться сюда из Лондона поездом заняло вдвое дольше по времени, чем следовало бы, но ничего не поделаешь: сумасшествие, творившееся на пассажирских линиях, было приметой военного времени. И так плачевно дела обстояли не только на утренних отправлениях, когда в самую рань она ехала в сельхозколледж, где проходила практику. Но сейчас она почти добралась до фермы Темпл Флосс, которой в ближайшем будущем предстояло стать для нее домом на неопределенный срок.
Поудобнее устроив на плече свою сумку-торбу, девушка начала прокладывать себе путь чрез толпу прочь с железнодорожной платформы, выискивая в людской массе Мистера Пенворти. Она не имела ни малейшего представления о том, как он выглядит, поэтому не знала, сможет ли узнать его среди других людей, приезжих и уезжающих. Наверное, ей следовало еще в вестибюле станции Мэрилебон переодеться в униформу, как рекомендовалось в ее памятке для дружинниц Женской сельскохозяйственной армии[18], только вот она не стала, поскольку знала, что эта поездка на поезде – последний раз, когда ей еще можно быть в своей собственной одежде… и не известно, когда можно будет надеть ее снова.
Уже очень скоро ее жизнь будет состоять лишь из подготовки почвы к посадкам, прополки сорняков, сбора урожая да разговоров о погоде. Проходя практику, она слышала разговоры, дескать, уединенная деревенская жизнь может оказаться трудной для городских девушек, но она-то свое детство провела на ферме. Потому Бэт была уверена, что почувствует себя, будто вернулась домой. Кроме того, в некоторых графствах дружинницы Женской сельскохозяйственной армии, бывало, устраивали танцы по вечерам на выходных, для чего собирались в соседнем городке из тех деревень, где работали. Она надеялась, что и в Уорикшире все устроено таким же замечательным образом.
Толпа на перроне начала редеть по мере того, как люди входили в вестибюль станции. Ветер совсем растрепал завитые блондинистые кудряшки девушки и она как раз пыталась закрепить их обратно в прическу, когда заметила пожилого мужчину, стоявшего у двери комнаты ожидания, сжав в руках шерстяную плоскую шляпу, оливково-зеленый вощеная куртка болталась на его худых плечах. Бэт едва попала рукой в лямку своей торбы; от страха у нее стоял ком в горле и, нервно сглотнув, она направилась прямиком к встречавшему ее.
– Мистер Пенворти? – спросила она дрожащим голосом, несмотря на напускную уверенность.
Он оглядел ее так, словно покупал корову на ярмарке.
– Значит, это ты – лэнд герл.[19]
Она кивнула:
– Меня зовут Элизабет Педли.
– Уж больно длинно имя для такой малявки, – заметил он.
– Родители называли меня Бэт, и я хоть маленькая, но сильная.
Он недовольно дернул уголком рта.
– Неужели? Предыдущая девчонка, которую они нам прислали, не стоила и бумаги, чтобы отписать домой про нее.
– Что с ней случилось? – спросила Бэт.
– Ничего, продолжает работать на ферме до сих пор. Мы не можем позволить себе быть чересчур переборчивыми. Это была идея миссис Пенворти, чтобы подать заявку на вторую работницу. Он провел ладонью по голове и нахлобучил шляпу.
– Коль Миссис Пенворти зашла какая идея в голову, лучше всего ей не перечить. Идем. Скоро начнет смеркаться.
Мужчина потянулся было за сумкой Бэт, но она крепко вцепилась в нее.
Он крякнул.
– Как хочешь.
Следом за фермером Бэт спустилась по ступеням с железнодорожной платформы и пошла за ним, когда он направился к запряженной в телегу лошади, стоявшей на привязи у ворот.
– Ты на телеге-то ездила?
– Было дело, но недолго, – ответила она честно. – Родители держали ферму.
– А что, у них ее больше нет?
– Они умерли. Между Бэт и ее собеседником будто молния проскочила, так случалось очень часто, как только она в разговоре признавалась, что сирота. – Я жила у тетки в городе до восемнадцати лет, потом вступила в Женскую Земледельческую Армию.
– Бензин теперь бережем для работ на ферме, вот и ездим на телеге, – сказал Мистер Пенворти.
Она благодарно кивнула, потому что он обошелся без высказываний каких-либо глубочайших соболезнованиий по поводу ее утраты.
Когда Мистер Пенворти отворил ворота, чтобы девушка могла пройти, она закинула свою сумку в телегу.
– Поедешь на задках или на облучке? – спросил он.
– На облучке, пожалуй.
– Как хочешь, – снова сказал он.
Она вскарабкалась, уселась. Мистер Пенворти тоже уселся, затем взял вожжи. Прицокнул языком – и лошадь пошла.
Бэт думала, что по пути на ферму они будут беседовать, но ошиблась. Дорога была избита колеями, февральский морозец прихватывал. Всю первую половину поездки она старалась унять стучавшие зубы, а всю вторую часть пути держала рукой свою шляпку, чтобы та не слетела. К тому времени как Мистер Пенворти свернул с дороги подле указателя с надписью краской «Ферма Темпл Флосс», Бэт казалось, что пальцы у нее того и гляди отвалятся.
Лишь только лошадь притормозила и телега начала замедлять ход, боковая дверь фермерского дома распахнулась.
– Лен Пенворти, что ты творишь, ты почему позволил девчонке от самой станции ехать в одном тоненьком пальтишке? – властно крикнула высокая женщина в домотканом переднике, туго затянутом на талии. – Она ж околеет!
– Это, стало быть, миссис Пенворти, – пробормотал мистер Пенворти.
Бэт метнула взгляд в его сторону, но, к ее большому удивлению, лицо фермера не выражало ни раздражения, ни усталости. Он тепло улыбался
– Так-так, вы, должно быть, мисс Педли, – громко спросила миссис Пенворти и хлопотливо поспешила к ней.
– Пожалуйста, зовите меня Бэт, – сказала девушка.
– Бэт, хорошо.
Пожилая женщина обняла ее за плечи и отвела прямиком в кухню. В углу источала тепло огромная черная железная плита, а на столе были оставлены разные овощи, которые миссис Пенвроти недошинковала, кинувшись встречать приехавших. До Бэт донесся запах рагу, такой густой, что она чуть не расплакалась. Как же много времени прошло с тех пор, когда она последний раз ела хорошую домашнюю еду.
– Садись-ка ты прямо тут, а я налью тебе чашку чая, – сказала миссис Пенворти.
Муж ее только было уселся в другом конце стола, как женщина бросила через плечо:
– Поди скажи Рут, чтобы приходила знакомиться с Бэт.
Мистер Пенворти тяжко вздохнул:
– Вот уж не знаю, пойдет ли она.
Когда он вышел из комнаты, миссис Пенворти сказала:
– Не обращай внимания на его слова. Не всем дано быть фермером, вот и Рут трудненько было приспособиться. Однако ей самой стало б легче, если б она поняла, что больше она не в Бирмингеме.
– Надеюсь, мне будет проще. Я с десяти лет жила у моей овдовевшей тетки в Доркинге.
Если Миссис Пенворти что и подумала про то, почему Бэт жила не со своими родителями, а у тетки, как истинная жена фермера она не сказала ничего. Вместо этого она спросила:
– А она не заскучает? А то захочет, чтобы ты обратно в Доркинг вернулась?
Бэт призадумалась.
– Полагаю, она рада узнать, что я вношу свою лепту для скорейшего окончания войны.
– Накормим голодающую Британию? – раздался чей-то колкий вопрос. Бэт подняла взгляд – в кухню вошла женщина, ее точеная фигурка напоминала по форме песочные часы, а по плечам рассыпались великолепные рыжие кудри. Одета она была очень хорошо – кашемировая водолазка в рубчик с твидовой юбкой – и это не смотря на то, что одежные купоны нормировали, чего и сколько из вещей можно каждому купить. На ком-нибудь другом этот наряд смотрелся бы безвкусно, но она в нем выглядела так, как если бы собиралась подать своим гостям прохладительные напитки после долгого дня, проведенного на охоте.
– Рут, будьте вежливее! – сказала миссис Пенворти.
Взгляд Рут метнулся от жены фермера на Бэт и обратно. Затем лицо ее дрогнуло в улыбке.
– Я просто поддразниваю, миссис Пи! Меня зовут Рут Харпер-Грин. Бэт нахмурилась – двойная фамилия Рут прозвучала словно выстрел из двустволки. Такие девушки обычно становились секретаршами или работали на коммутаторах, где их хрустально чистое произношение могло быть продемонстрировано наилучшим образом.
Они пожали руки друг другу.
– Приятно познакомиться.
– Выпьемте все по чашечке чая! – сказала миссис Пенворти весело. – Боюсь только, чай простой, ромашковый, ну, так уж надо, раз война.
Мистер Пенворти чай пить с ними не пришел и вообще не появлялся в кухне до самого ужина. Хотя на ужин было лишь овощное рагу, это было самое лучшее, что Бэт ела за несколько прошедших месяцев. После трапезы Рут проводила Бэт в отведенную им комнату.
Закрыв дверь, Рут сразу ничком бросилась на кровать. – Тоска полнейшая! Клянусь, если не случится хоть что-то интересное, я скоро завою со скуки!
– Чета Пенворти, похоже, очень добрые люди. Уверена, мне здесь понравится, – сказала Бэт.
Рут приподнялась, опершись на локоть, и метнула в свою новую соседку оценивающий взгляд.
– Ну да, ты, скорее всего, никогда не веселилась хорошенько в Лондоне. Или хотя бы в Бирмингеме. Уорикшир в этом смысле – сплошное разочарование, если не сказать хуже.
Бэт обиженно надула губы и принялась распаковывать свои пожитки.
– О, я тебя, кажется, обидела, – сказала Рут, поднимаясь на кровати так, чтобы увидеть, куда смотрит Бэт.
– Ничего ты меня не обидела, – сказала Бэт. – Я счастлива, что смогу быть полезна хоть в чем-то.
– Ну, да, мы все обязаны приносить пользу, не так ли? – Рут хмыкнула, дотянулась рукой до комода, вытянула ящичек, вынула из него мятую пачку папирос и одну спичку.
– Не дыми тут, будь добра, – сказала Бэт, это прозвучало немного более сердито, чем она намеревалась.
Рут подняла глаза, папироска в уголке рта.
– А мышка-то наша, оказывается, умеет кусаться.