Джудит Макнот
Рай
Глава 2
Мередит с упавшим сердцем всматривалась в свое отражение в зеркале. Миссис Эллис стояла сзади, одобрительно покачивая головой. Когда на прошлой неделе Мередит с экономкой покупали платье, его цвет имел как бы мягкий оттенок мерцающего топаза. Сегодня же оказалось, что это просто коричневый бархат с металлическим отливом, а туфли, специально выкрашенные в тон, имели солидный старушечий вид, особенно из-за низких, толстых каблуков. Вкус миссис Эллис был чересчур практичным, а кроме того, отец строго-настрого приказал им выбрать платье, «подходящее для молодой девушки возраста и воспитания Мередит». Из магазина на одобрение Филипа прислали три платья, и это оказалось единственным, которое, по его мнению, не было слишком открытым или слишком прозрачным.
Волосы – вот что не приводило Мередит в отчаяние. Обычно она делала сбоку пробор и закалывала их над ухом, но Лайза сумела убедить подругу, что для сегодняшнего вечера необходима новая, более изысканная, прическа. Сегодня она попросила миссис Эллис поднять волосы наверх и уложить локоны короной, так, чтобы крошечные завитки спадали на уши. Мередит казалось, что она выглядит прекрасно.
– Мередит, – начал отец, по обыкновению, ворвавшись в комнату с пачкой билетов в оперу, – Паркеру Рейнолдсу понадобилось два лишних билета на «Риголетто», и я сказал, что он может воспользоваться нашими. Не отдашь ли их молодому Паркеру, когда… – Он наконец поднял глаза на дочь и осекся: – Что это ты сотворила со своими волосами?!
– Подумала, что, может быть, лучше сделать сегодня другую прическу.
– Я предпочитаю твою обычную, Мередит.
И, наградив миссис Эллис разъяренным взглядом, объявил:
– Когда вы поступали ко мне на службу, мадам, мы, кажется, договорились, что, кроме выполнения обязанностей экономки, вы станете также давать моей дочери советы, как вести себя подобающим образом. Эта прическа – ваша идея или?..
– Это я попросила миссис Эллис помочь мне уложить волосы именно так, папа, – вмешалась Мередит, видя, что миссис Эллис побледнела и вздрогнула.
– В таком случае стоило спросить ее мнения, вместо того чтобы просто приказывать!
– Да, конечно, – кивнула Мередит. Она и помыслить не могла о том, чтобы намеренно разозлить или, еще хуже, разочаровать отца. Он заставлял дочь чувствовать себя виноватой в неудачах дня, если по ее вине у него портилось настроение.
– Ну что ж, ничего страшного, – решил наконец Филип, видя, что дочь искренне раскаивается. – Миссис Эллис сможет перед уходом расчесать тебе волосы. Я принес тебе кое-что, дорогая, – добавил он, вынимая из кармана длинный темно-зеленый бархатный футляр. – Ожерелье. Можешь надеть его сегодня – оно очень пойдет к твоему наряду.
Мередит нетерпеливо ждала, пока отец пытался открыть замочек. Конечно, это золотой кулон или даже…
– Это жемчуг твоей бабушки Бенкрофт, – объявил наконец Филип, и Мередит потребовались нечеловеческие усилия, чтобы скрыть разочарование, когда отец извлек из футляра длинную жемчужную нить.
– Повернись, я сам его застегну.
Двадцать минут спустя Мередит снова стояла перед зеркалом, безуспешно пытаясь убедить себя, что она неплохо выглядит. Волосы снова свисали с плеч прямыми девчоночьими прядями, но последней каплей оказался жемчуг. Ее бабка носила ожерелье почти не снимая, и, по правде говоря, оно было на ней даже в минуту смерти. И теперь жемчуг свинцовым грузом лег на грудь Мередит.
– Прошу прощения, мисс.
Знакомый голос дворецкого заставил девочку поспешно обернуться.
– Внизу стоит некая мисс Понтини и утверждает, что она ваша школьная подруга.
Осознав, что правда наконец вышла наружу, Мередит бессильно опустилась на кровать, отчаянно пытаясь найти выход и прекрасно понимая, что попала в собственную ловушку.
– Пожалуйста, позовите ее.
Через несколько минут появилась Лайза, ступая так осторожно, словно попала на незнакомую планету.
– Я пыталась дозвониться, но телефон был занят целый час, поэтому рискнула приехать.
Остановившись посреди спальни, она принялась внимательно изучать обстановку:
– Кстати, кому принадлежит эта куча булыжников?
В любое другое время столь неуместное сравнение заставило бы Мередит рассмеяться. Теперь же она смогла лишь тихо, напряженно сказать:
– Моему отцу.
Лицо Лайзы застыло.
– Я так и подумала, особенно когда мужчина, открывший дверь, назвал тебя «мисс Мередит» таким голосом, каким отец Викерс говорит «Благословенная Дева Мария, Матерь Божья».
И, повернувшись, Лайза устремилась к двери.
– Лайза, подожди, – умоляюще попросила Мередит.
– Ты, должно быть, неплохо повеселилась за мой счет, – язвительно бросила Лайза, круто разворачиваясь. – Потрясающий день! Сначала Марио приглашает на прогулку и пытается сорвать с меня одежду, а когда я прихожу в дом к подруге, обнаруживаю, что она все это время делала из меня дурочку.
– Вовсе нет! – воскликнула Мередит. – Я позволила тебе думать, что Фенвик, наш водитель, – мой отец, только потому, что боялась дня, когда правда выплывет наружу.
– Ну да, конечно, еще бы! – с пренебрежительным недоверием отмахнулась Лайза. – Богатая маленькая крошка ужасно нуждается в подруге, такой нищенке, как я. Готова поклясться, ты и твои богатые дружки смеялись над тем, как ма умоляет тебя поужинать с нами, предлагает спагетти, и…
– Прекрати! – вскрикнула Мередит. – Ты не понимаешь! Мне нравятся твои родители, и я очень нуждаюсь в твоей дружбе. У тебя братья и сестры, тети и дядья и все то, что я всегда хотела иметь. Почему ты думаешь, что если я живу в этом дурацком доме, значит, все великолепно и чудесно? Посмотри, как он подействовал на тебя! Один взгляд – и ты не желаешь иметь со мной ничего общего. И так было в школе, сколько я себя помню. И, к твоему сведению, я люблю спагетти! И такие дома, как у тебя, там, где люди смеются, и кричат, и шутят!
Мередит осеклась, видя, как гнев на лице Лайзы сменился саркастической улыбкой:
– Так, значит, тебе нравится шум?
– Наверное, – слабо улыбнулась Мередит.
– А как насчет твоих богатых приятелей?
– У меня их нет. То есть, конечно, я знаю многих своих ровесников и даже вижусь с ними иногда, но все они ходят в другие школы и дружат много лет. Я для них чужая… посторонняя.
– Почему отец послал тебя в школу Святого Стефана?
– Он думает, что это прекрасно воспитывает характер. Моя бабка и его сестра туда ходили.
– Похоже, твой отец не в себе.
– Наверное, зато у него благие намерения.
Лайза пожала плечами и намеренно бесцеремонно бросила:
– В таком случае он ведет себя как большинство отцов.
Это прозвучало слабым намеком на примирение, нерешительным подтверждением общности, роднившей подруг, и в комнате воцарилось молчание. Разделенные огромной кроватью в стиле Людовика Четырнадцатого и почти непреодолимой классовой пропастью, эти необычайно способные и обладающие блестящим умом девочки наконец-то осознали всю степень различия между ними и сейчас взирали друг на друга со смесью угасающей надежды и настороженности.
– Наверное, мне лучше уйти, – выговорила наконец Лайза.
Мередит тоскливо оглядела нейлоновый рюкзак, который принесла с собой Лайза с очевидным намерением переночевать у подруги, подняла руку в немой мольбе, но тут же опустила, поняв, что всякие просьбы бесполезны.
– Мне тоже скоро пора уезжать, – сказала она вместо этого.
– Желаю… хорошо провести время.
– Фенвик может подвезти тебя домой после того, как высадит меня у отеля.
– Я могу дождаться автобуса… – начала было Лайза, но в этот момент впервые по-настоящему обратила внимание на платье Мередит и в ужасе осеклась: – Кто… кто выбирает тебе одежду? Неужели ты в самом деле собираешься надеть это сегодня?
– Да. Не нравится?
– Ты хочешь знать правду?
– Не очень.
– Ну а как бы ты сама отозвалась об этом платье?
Мередит расстроенно вздохнула:
– Слово «безобразное» что-то значит для тебя?
Закусив губу, чтобы скрыть смех, Лайза подняла брови:
– Если ты знала, что оно уродливое, почему купила?
– Отец посчитал его самым подходящим.
– У твоего отца вшивый вкус.
– Ты не должна говорить таких слов, как «вшивый», – тихо поправила Мередит, понимая, что Лайза совершенно права и платье действительно уродливое. – Они выставляют тебя грубой и бесчувственной, а ведь это неправда. Конечно, я не умею одеваться, укладывать волосы, зато точно знаю, как нужно правильно говорить.
Лайза смотрела на нее с открытым ртом, и в это мгновение что-то неуловимо изменилось: родилось, возникло пока еще такое робкое родство столь несхожих между собой душ, неожиданно понявших, как много они могут дать друг другу. Медленная улыбка зажгла карие глаза Лайзы. Склонив голову набок, она придирчиво осмотрела платье Мередит.
– Оттяни плечи немного вниз, посмотрим, может, станет лучше, – неожиданно велела она.
Мередит расплылась в дружеской улыбке и немедленно подчинилась.
– И прическа у тебя черт-те какая… вши… ужасная, – быстро поправилась Лайза и, оглядевшись, показала на букет искусственных цветов на комоде: – Цветок в волосах или за поясом сразу привлечет внимание к твоим глазам.
Мередит с безошибочным инстинктом многих поколений Бенкрофтов мгновенно почувствовала, что победа близка и сейчас самое время воспользоваться достигнутым:
– Ты проведешь здесь ночь? Я вернусь часам к одиннадцати, и никому не будет дела, когда мы ляжем спать, хоть на рассвете!
Лайза, поколебавшись, кивнула:
– Так и быть.
И, снова оглядев Мередит, поинтересовалась:
– Почему ты выбрала туфли на таких некрасивых низких каблуках?
– По крайней мере я не выгляжу такой высокой.
– Да высокие сейчас самый писк моды, глупышка! И эти жемчуга… Ты должна их носить?
– Так хотел отец.
– Но ты могла бы их снять в машине, верно?
– Он ужасно рассердится, если узнает.
– Ну я-то уж, во всяком случае, ему не проболтаюсь. И даже одолжу тебе губную помаду, – пообещала Лайза, поспешно роясь в сумочке. – Как насчет очков? Ты обязательно должна нацепить их?
– Только если хочу что-то увидеть, – заверила Мередит, давясь смешком.
Сорок пять минут спустя она вышла из дома. Лайза говорила, что обладает талантом украшать все – от людей до комнат, и теперь Мередит ей поверила. Шелковый цветок, приколотый за ухом, позволил девочке почувствовать себя более элегантной. Легкий слой румян оживил лицо, а помада, хотя и была, по словам Лайзы, слишком яркая для блондинок, придавала девочке более взрослый и утонченный вид. Ощутив небывалый прилив уверенности в себе, Мередит обернулась, помахала стоящим в дверях Лайзе и миссис Эллис и улыбнулась подруге:
– Если хочешь, можешь, пока меня не будет, заново обставить мою спальню, я не стану возражать.
Лайза залихватски выбросила вперед большие пальцы рук:
– Не заставляй Паркера ждать.
Глава 3
Декабрь 1973 года
Бешеный, с каждым мгновением усиливающийся стук сердца заглушал звон колоколов, звучавших в мозгу Мэтта Фаррела, упоенно вонзавшегося в требовательное, жадное тело Лоры, поглощенной безумной скачкой. На этот раз она была сверху, с каждым движением бедер втягивая его в себя все глубже, буйная, неистовая, ненасытная… почти на грани ослепительного экстаза.
…Колокола гремели в странном ритме. Не мелодичный звон церковных колоколов в центре города, не тревожный зов пожарной сирены…
– Эй, Фаррел, ты там?
Он определенно был «там». Там, где надо. В ней, и казалось, вот-вот взорвется.
Колокола.
– Черт побери, Фаррел…
Колокола.
– Где, дьявол тебя возьми…
Колокола.
– …ты шляешься?
Наконец в его воспаленной голове забрезжила догадка: там, снаружи, у бензоколонок, кто-то выкрикивает его имя и при этом прыгает на шланге, который надсадно позванивает в конторе станции техобслуживания.
Лора мгновенно замерла, тихо вскрикнув:
– О Боже, там кто-то есть!
Слишком поздно. Он не мог и не хотел остановиться. Кроме того, Мэтт с самого начала не желал встречаться здесь с Лорой, но та настаивала, и умоляла, и соблазняла, и теперь его тело не повиновалось предостережению об опасности вторжения нежелательного свидетеля. Вцепившись в округлые ягодицы Лоры, он с силой рванул ее вниз, на себя, врезался в податливые глубины в последний раз и обмяк. Еще мгновение блаженного отдыха, и Мэтт откатился, сел, мягко, но поспешно оттолкнув ее. Лора уже опускала юбку и одергивала свитер. Мэтт толкнул ее за штабель новых покрышек и встал как раз в тот момент, когда дверь распахнулась и на пороге, хмуро, подозрительно оглядываясь, появился Оуэн Кинан:
– Какого дьявола тут творится, Мэтт? Я глотку надорвал, а тебя не дозовешься!
– Небольшой перерыв, – отозвался Мэтт, приглаживая волосы, взлохмаченные Лорой в порыве страсти. – Чего тебе?
– Твой па напился в дымину в баре у Максины. Туда уже отправился шериф. Если не хочешь, чтобы он провел ночь в «обезьяннике», лучше поспеши.
После ухода Оуэна Мэтт поднял с пола пальто Лоры, на котором они лежали всего несколько минут назад, отряхнул его и помог ей одеться. Он знал, что Лора попросила подругу высадить ее здесь, а это означало, что теперь любовницу нужно отсюда увезти.
– Где ты оставила машину? – спросил он.
Лора объяснила, куда нужно ехать. Мэтт кивнул:
– Сейчас отвезу тебя, прежде чем отправиться на спасение папаши.
Они ехали по Мейн-стрит, главной улице, и на перекрестках сверкали рождественские огни, расцвечивая яркими красками летящие снежинки. В северном конце города красный пластмассовый венок висел над дорожным указателем с надписью: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ЭДМУНТОН, ШТАТ ИНДИАНА, НАСЕЛЕНИЕ 38 124 ЧЕЛОВЕКА».
Из громкоговорителя на крыше «Элк-клуба» неслась громкая мелодия «Тихой ночи», беспорядочно перемешиваясь с не менее оглушительными звуками «Звените, колокольчики», исходившими из пластиковых санок на крыше скобяной лавки Хортона.
Тихо, медленно падающий снег и рождественская иллюминация творили чудеса с Эдмунтоном, придавая волшебно-сказочный вид этому месту, которое в резком свете дня оказывалось просто маленьким городишком, примостившимся в неглубокой лощине и представляющим собой скопление высоких дымовых труб сталелитейных заводов, непрерывно выбрасывающих в воздух гейзеры пара и дыма. Темнота окутала все это бархатным плащом, скрыла южный район города, где аккуратные, чистенькие дома уступали место сначала трущобам, кабакам и закладным лавкам, а потом и полям, сейчас, в зимнее время, голым и неприютным.
Мэтт остановил свой пикап в темном углу автостоянки, рядом с галантерейным магазином Джексона, там, где Лора оставила машину.
– Не забудь, – шепнула девушка, обняв его, – я буду ждать тебя в семь у подножия холма. Приезжай туда, и мы закончим то, что начали час назад. Кстати, Мэтт, старайся не попадаться никому на глаза. В тот раз отец заметил твой пикап и начал задавать вопросы.
Мэтт взглянул на нее, внезапно почувствовав отвращение к этой девице и к себе. Зачем он вообще с ней связался? Красивая, богатая, избалованная, испорченная эгоистка… и Мэтт отлично это знал. Почему же позволил этой бесстыжей самке использовать себя как жеребца-производителя, невольно втянулся в тайные свидания, краденые встречи, жадные поспешные ласки и объятия… позволил себе опуститься до того, что часами ждал в укромном месте, у подножия холма, вместо того чтобы уверенно войти через парадную дверь, как, без сомнения, поступали остальные, достойные, с точки зрения отца Лоры, поклонники?..
Кроме сильнейшего сексуального влечения, между ними не было ничего общего. Папочка Лоры Фридриксон был самым богатым жителем Эдмунтона, а сама она училась на первом курсе дорогого колледжа в одном из восточных штатов. Мэтт же днем работал на сталелитейном заводе, а по выходным в ночную смену трудился механиком на станции техобслуживания да еще находил время посещать вечернюю школу местного отделения университета штата Индиана.
Перегнувшись через ноги девушки, он открыл дверцу пикапа и жестко предупредил:
– Либо я сегодня подъезжаю за тобой прямо к парадной двери, либо тебе придется срочно менять планы на вечер.
– Но что я скажу папе, если он увидит твой пикап на подъездной дорожке?
Сегодня Мэтт был глух к мольбам Лоры. Оставшись совершенно нечувствительным к взгляду потрясенной девушки, Мэтт сардонически бросил:
– Можешь объяснить, что мой лимузин сейчас в ремонте.
Глава 4
Декабрь 1973 года
Длинная процессия лимузинов медленно продвигалась к величественному входу в отель «Чикаго дрейк», где они на несколько минут останавливались, чтобы позволить юным пассажирам выйти.
Швейцары суетились, провожая каждую группу вновь прибывших в вестибюль. Никакие слова и выражения, ни одно чрезвычайное происшествие не могли заставить швейцаров отеля хотя бы слегка улыбнуться или выказать нечто вроде снисхождения по отношению к молодым гостям, одетым в дорогие, сшитые на заказ смокинги и длинные вечерние платья, поскольку это были не обычные дети, наряженные для школьного бала или свадебного торжества, смущенные, ошеломленные царившей в отеле роскошью и не знающие, как себя вести. Сегодня здесь собрались отпрыски лучших семейств Чикаго, спокойные, самоуверенные, и единственным свидетельством их юного возраста была нескрываемая радость оттого, что впереди их ждет ночь веселья и развлечений.
Автомобиль Мередит оказался почти в самом конце длинной очереди, и со своего места она могла спокойно наблюдать за остальными гостями. Как и она сама, они приехали по приглашению мисс Эппингем на ежегодный ужин с танцами. Этим вечером ученики мисс Эппингем, все как один возрастом от двенадцати до четырнадцати лет, должны продемонстрировать знание манер и этикета, приобретенное и отшлифованное на шестимесячных курсах, умение, позволяющее им с достоинством вращаться в высоких кругах, которые, несомненно, впоследствии станут средой их обитания, хотя и с несколько разреженной атмосферой. По этой причине все пятьдесят учеников, одетых, как полагается, в вечерние костюмы, пройдут сегодня мимо цепочки встречающих, отведают ужин из двенадцати блюд и покажут, чему научились на уроках танцев.
Сквозь окно машины Мередит с завистью рассматривала радостные, уверенные лица собравшихся в фойе. Все девочки, кроме нее, приезжали группами или с «эскортом», обычно со старшими братьями или кузенами, уже окончившими курсы мисс Эппингем. Лишь она прибыла на бал одна. Мередит с упавшим сердцем смотрела на красивые платья других девочек, их сложные модные прически, локоны, перевитые бархатными лентами или украшенные заколками с драгоценными камнями.
На сегодняшний вечер мисс Эппингем сняла большой бальный зал, и когда Мередит вошла в выложенный мрамором вестибюль и поднялась по лестнице, желудок скрутило нервным спазмом, а колени затряслись от ужасного предчувствия. Остановившись на площадке, она заметила дверь в дамскую комнату и, войдя туда, посмотрелась в зеркало. Пристально изучив собственное отражение, девочка решила, что труды Лайзы явно не пропали даром и она выглядит совсем не так плохо. Светлые волосы были разделены пробором на правой стороне и заколоты шелковым цветком, хотя спадали, прямые как палка, до самых плеч. Цветок придавал ей таинственный, необычный вид, решила она скорее с надеждой, чем с действительной уверенностью.
Мередит открыла сумочку, вынула помаду Лайзы персикового оттенка и слегка подкрасила губы. Удовлетворенная результатом, девочка расстегнула жемчужную нить и спрятала ее в сумочку, а вместе с ней и очки.
– Гораздо лучше, – решила она, воспрянув духом. Если не щуриться и освещение к тому же будет не слишком ярким, по крайней мере есть шанс, что Паркер может даже посчитать ее хорошенькой.
Ученики мисс Эппингем, собравшиеся за дверями бального зала, перекликались, здоровались друг с другом и собирались группами, но никто не махнул Мередит рукой, не назвал по имени, не сказал: «Надеюсь, за ужином мы сядем вместе, хорошо?»
Но Мередит понимала, что в этом нет их вины. Прежде всего многие были знакомы с детства, их родители были друзьями, они часто ходили друг к другу на дни рождения и в гости. Чикагское общество гордилось собственной исключительностью и замкнутостью – чужаки в высший свет не допускались, поэтому взрослые, с одной стороны, стремились сохранить атмосферу эксклюзивности и снобизма, а с другой – делали все, чтобы их дети были допущены в этот тесный круг. Единственным отступником от этих принципов был отец Мередит; правда, он тоже хотел, чтобы дочь заняла подобающее ей место в обществе, но не желал, чтобы ее развращали те дети, родители которых были более снисходительны.
Мередит, однако, без труда прошла первое испытание – цепочку встречающих – и проследовала к банкетным столам. Поскольку около каждого прибора лежали карточки с выгравированными именами, девочка незаметно надела очки и начала всматриваться в каждую карточку. Наконец у третьего столика она прочитала свое имя и обнаружила, что должна сидеть с Кимберли Джерролд и Стейси Фитцхьюг – девочками, представлявшими «эльфов» на рождественском спектакле в госпитале.
– Здравствуй, Мередит, – хором объявили они, глядя на нее с веселой снисходительностью, неизменно заставляющей ее чувствовать себя неуклюжей и застенчивой.
Выполнив положенные по этикету обязанности, девочки тут же переключили внимание на мальчиков, сидевших между ними. Третьей была младшая сестра Паркера, Розмари, безразлично кивнувшая в направлении Мередит и тут же прошептавшая что-то «кавалеру», который, смеясь, искоса глянул на вновь прибывшую гостью.
Молча подавив неприятную убежденность в том, что Розмари говорила о ней, Мередит с деланой веселостью огляделась, притворяясь, что заинтересовалась яркими рождественскими украшениями. Стул справа, как она позже обнаружила, остался пустым, поскольку приглашенный молодой человек внезапно заболел гриппом, и Мередит в который раз оказалась в неловком положении, оставшись без пары.
Ужин медленно продолжался, блюдо за блюдом, и Мередит каждый раз механически выбирала нужные нож и вилку из тех одиннадцати, что были разложены около тарелки. Подобные торжественные обеды и ужины были вполне привычны для нее, как и для остальных учеников мисс Эппингем, поэтому у нее даже не было ни малейших причин отвлечься и забыть о чувстве неловкости, терзавшем ее, пока остальные были поглощены обсуждением последних фильмов.
– Ты видела его, Мередит? – спросил Стивен Мормон, следуя строгим правилам мисс Эппингем, гласившим, что за столом необходимо вовлекать в беседу всех и каждого.
– Нет. Боюсь, что… нет.
К счастью, от остальных пояснений ее избавили звуки музыки. Оркестр начал играть, и смежная перегородка поползла вверх – знак того, что ужинающие должны с достоинством закончить разговоры и торжественно направиться в бальный зал.
Паркер пообещал приехать на танцы, и поскольку его сестра ужинала здесь, Мередит была уверена, что он сдержит слово. Кроме того, его студенческое братство веселилось на вечеринке в одном из соседних залов, так что он наверняка был в отеле. Девочка встала, пригладила волосы, втянула живот и шагнула за остальными.
Следующие два часа мисс Эппингем выполняла свой долг, «вращаясь» среди гостей и делая все, чтобы у каждого был партнер для танцев и бесед, и девочка несколько раз замечала, как директриса отправляла к ней явно сопротивляющихся мальчиков со строгим наказом пригласить Мередит на танец.
К одиннадцати часам большинство приглашенных разбились на небольшие компании, и почти никому уже не хотелось танцевать, возможно, потому, что оркестр играл только старомодные танцы. На площадке осталось всего четыре пары, и среди них Мередит и ее кавалер Стюарт Уитмор, оживленно объясняющий, как собирается достичь заветной цели – поступить на работу в юридическую фирму отца. Как и сама Мередит, он был неглуп, не отличался легкомыслием и нравился ей больше остальных мальчиков, особенно потому, что Стюарт хотел танцевать с ней. Однако слушала она его вполуха, не отрывая взгляда от двери, поэтому успела заметить, как на пороге появился Паркер в сопровождении трех приятелей по колледжу. Горло девочки перехватило, сердце судорожно забилось при виде элегантного неотразимо-красивого молодого человека в черном смокинге, с густыми светлыми, выгоревшими на солнце волосами и загорелым лицом. Рядом с ним любой юнец в зале, даже его приятели, выглядели незначительными и непримечательными.
Заметив, что Мередит неожиданно застыла, Стюарт прервал бесконечное перечисление требований к поступающим на юридический факультет и проследил за направлением ее взгляда.
– О… брат Розмари явился! – пробормотал он.
– Вижу, – кивнула Мередит, не сознавая, как мечтательно звучит ее голос.
Зато Стюарт, отлично все расслышавший, поморщился:
– И что такого есть в этом Паркере Рейнолдсе, почему все девчонки тут же теряют голову и начинают задыхаться от счастья? Неужели лишь потому, что он старше, выше и куда лучше умеет заговаривать зубы, ты предпочтешь его мне?
– Не стоит так себя принижать, – с рассеянным чистосердечием посоветовала Мередит, наблюдая, как Паркер пересекает зал, чтобы пригласить сестру на обязательный танец. – Ты очень умный и очень хороший.
– И ты тоже.
– И кроме того, обязательно будешь блестящим адвокатом, как отец.
– Ты не хотела бы куда-нибудь пойти в следующую субботу?
– Что?! – охнула Мередит, неприлично вытаращив глаза. – То есть, – поспешно попыталась она исправить положение, – с твоей стороны было так мило пригласить меня, но отец позволит мне встречаться с мальчиками только с шестнадцати лет.
– Спасибо за то, что нашла способ не обидеть меня.
– Но я сказала правду! – горячо возразила Мередит и тут же забыла обо всем, потому что один из приятелей Розмари Рейнолдс «отбил» ее у брата, и тот уже направился было к дверям зала.
– Прости, Стюарт, – с отчаянием пробормотала девочка, – но мне нужно кое-что отдать Паркеру!
Не замечая, что привлекает внимание окружающих, явно забавляющихся странной сценой, Мередит почти побежала за Паркером и настигла его в тот момент, когда он уже был готов покинуть зал вместе с друзьями. Молодые люди с любопытством смотрели на нее, словно на непонятное насекомое, неожиданно залетевшее в окно, но улыбка Паркера была теплой и неподдельно дружелюбной:
– Привет, Мередит. Хорошо проводишь время?
Мередит кивнула, надеясь, что он вспомнит свое обещание потанцевать с ней, и тут же с упавшим сердцем поняла: Паркер просто вежливо дожидается, пока она заговорит, а у нее не находится слов. Жаркий румянец смущения разлился по щекам, как только девушка с ужасом поняла, что глазеет на него в благоговейном молчании.
– Мне… мне нужно отдать тебе это, – пробормотала она наконец дрожащим, перепуганным голосом, лихорадочно шаря в сумочке. – То есть это отец велел передать…
Она вытащила конверт с билетами в оперу и поздравительной открыткой, но зацепила уголком за ожерелье, и жемчуг белоснежным ручейком пролился на пол. Мередит поспешно нагнулась, но Паркер успел чуть раньше, и они с размаха столкнулись лбами.
– Прости, – выпалила она, услышав, как охнул Паркер.
Мередит судорожно выпрямилась, но в этот момент по полу покатился тюбик губной помады, и Джонатан Соммерс, один из друзей Паркера, наклонился, чтобы подобрать его.
– Почему бы тебе просто не перевернуть сумочку, чтобы мы смогли сразу все поднять? – пошутил он, обдавая ее парами спиртного.
Мередит, сгорая со стыда, слушала смешки собравшихся вокруг гостей мисс Эппингем и, осознав, что кажется еще более неповоротливой и неуклюжей, чем всегда, протянула конверт Паркеру, сунула помаду и жемчуг в сумочку и отвернулась, смаргивая непрошеные слезы. Пора уходить, и как можно скорее. Но Паркер неожиданно вспомнил о данном ей обещании.
– Как насчет танца, который я у тебя просил? – добродушно усмехнулся он.
Мередит круто развернулась, и несчастное личико мгновенно осветилось радостью.
– Ах, это… совсем забыла. А ты хочешь? Я имею в виду танцевать?
– Это лучшее приглашение из всех, которые я получил за весь вечер, – галантно ответил молодой человек.
Как только музыканты заиграли «Зачарованная, заколдованная, завороженная», Мередит очутилась в объятиях Паркера и поняла, что мечта стала реальностью. Под пальцами скользила гладкая ткань смокинга, бугрились мышцы плеч. От него исходил горьковатый, восхитительный запах одеколона, и к тому же Паркер оказался великолепным танцором. Мередит была так безнадежно влюблена, что немедленно выложила свои мысли вслух:
– Ты прекрасный танцор.
– Спасибо.
– И чудесно выглядишь в смокинге.
Паркер негромко хмыкнул, и Мередит откинула голову, наслаждаясь теплом его улыбки, греясь в лучах этих волшебных глаз.
– Ты тоже очень мила, – заметил он.
Чувствуя, как лицо заливает горячая краска, она поспешно отвела глаза. К сожалению, цветок от резких движений выскользнул из заколки и теперь смешно болтался на плече, свисая с поломанного стебелька.
Мередит, лихорадочно пытаясь сказать что-нибудь остроумное и оригинальное, откинула голову и весело спросила:
– Хорошо проводишь каникулы?
– Очень, – кивнул он, снова и снова невольно поглядывая на ее плечо, где трепыхался цветок. – А ты?
– Тоже, – ответила Мередит, чувствуя себя невыразимо неловкой и неповоротливой.
Руки Паркера опустились в то мгновение, как музыка смолкла, и он, с улыбкой попрощавшись, пошел к выходу. Мередит поспешно обернулась и заметила в зеркальной стене свое отражение. Увидев поникший цветок, она быстро сжала его в кулаке, надеясь, что он упал только сейчас.
Стоя в очереди за пальто, девочка оцепенело разглядывала стиснутый в пальцах цветок, страшась, что он свисал с ее волос во время танца с Паркером. Она взглянула на стоявшую рядом девочку, и та, словно прочитав ее мысли, кивнула:
– Ну да, он так и висел, пока ты танцевала.
– Я именно этого и боялась.
Соседка сочувственно улыбнулась, и Мередит вспомнила ее имя. Брук. Брук Моррисон. Мередит всегда считала ее неплохой девчонкой.
– В какую школу ты собираешься поступать на следующий год? – спросила Брук.
– Бенсонхерст, в Вермонте.
– Бенсонхерст? – повторила Брук, сморщив носик. – Это в страшной глуши, и к тому же там строгости хуже, чем в тюрьме. Моя бабушка училась в Бенсонхерсте.
– И моя тоже, – подавленно вздохнула Мередит, сожалея, что отец так настаивал именно на этой школе.
Мередит открыла дверь своей спальни и увидела, что Лайза и миссис Эллис мирно дремлют в креслах.
– Ну? – вскочила Лайза, услышав шорох. – Как все прошло?
– Великолепно! – фыркнула Мередит, состроив гримасу. – Если не считать того, что, когда я передавала Паркеру билеты, из моей сумочки вывалилось все, что там было. Кроме того, я беспрестанно болтала и выложила ему, как он прекрасно выглядит и какой хороший танцор.
Она плюхнулась в кресло, с которого встала Лайза, и только сейчас сообразила, что оно стоит не на привычном месте. Собственно говоря, вся комната разительно изменилась.
