В творчестве этого скульптора отразился переход от традиций Средневековья с его сухими статичными формами к живым и подвижным образам Ренессанса. Год рождения мастера (полное имя Якопо ди Пьетро д’Анджело; Кверча – название его малой родины) точно не известен. Он появился на свет в 1370‐х, умер – в октябре 1438 года. До наших дней сохранилось довольно большое количество его работ.
Величайшее удовлетворение и радость испытывает тот, кто за свои труды и таланты бывает по достоинству оценен у себя на родине и за ее пределами. Благодаря признанию и почету талант крепнет и расцветает; именно такая история произошла с сиенским скульптором Якопо, сыном мастера Пьеро ди Филиппо [81] из Кверчи. Его редкостные качества – благородство, скромность и доброта, равно как и выдающиеся способности, – принесли ему рыцарское достоинство, которое он с честью носил всю свою жизнь, умножая славу как свою собственную, так и своей родины. Поэтому можно сказать, что люди, наделенные отменным талантом и добрым нравом, для всех нас являются примером того, что высокого положения можно достичь только собственными заслугами, а не волею судьбы или милостью покровителей.
Начнем же с того, что Якопо делла Кверча был первым после Андреа Пизано и Андреа Орканьи мастером, который, с великим тщанием и старательностью работая в области скульптуры, наглядно показал, как приблизиться к образцам природы. Это стало хорошим примером для других скульпторов и живописцев, к тому времени еще не уверившихся в том, что великим творениям божьим можно в какой‐то степени подражать.
Первые значимые произведения художника были созданы им в Сиене – причем скульптору едва сравнялось девятнадцать лет, когда его работы обратили на себя внимание. Произошло это так: в то время сиенские войска под предводительством Джан Тедеско и Джованни д’Аццо Убальдини выступили против сил Флоренции. Джованни д’Аццо в походе был поражен болезнью и, будучи перевезен в Сиену, там скончался. Скорбящие жители города решили ко времени его похорон воздвигнуть деревянный обелиск, по форме напоминающий пирамиду, и украсить оный конной статуей военачальника. Изготовить эту фигуру, которая должна была превысить размерами натуральную величину конного воина, поручили молодому скульптору Якопо [82]. Он проявил большую изобретательность и смекалку, сделав остов будущей конной статуи из досок и бревен и окутав их паклей и сеном. Остов этот был прочно перевязан канатами и обмазан составом из глины, теста и клея. Как выяснилось впоследствии, подобные изображения, которые не планируются в качестве долговечных памятников, наилучшим образом подходят в качестве временных украшений: высыхая, они становятся легкими; их можно легко окрасить под мрамор, и выглядеть они при этом будут вполне достойно. К тому же сиенцы оценили, что фигура не покрылась трещинами, как непременно случилось бы, если бы ее изготовили только из глины. С тех пор способ, придуманный Якопо делла Кверча, применяется для изготовления моделей в художественных мастерских.
Вскоре после этого Якопо изготовил для одного из сиенских храмов резные доски с изображениями святых, столь достоверно вырезав на них все детали лиц и так натурально передав пряди волос и бород, что смотреть на эти лики приходили как на подлинное чудо[83]. Для сиенского собора же он высек из мрамора несколько фигур пророков, кои были установлены на фасаде храма[84].
Возможно, молодой ваятель так и продолжал бы работать в Сиене, умножая славу города и свою собственную, но вскоре там началась смута, вызванная эпидемией чумы и голодом. В результате народного бунта был изгнан покровитель Якопо – Орландо Малевольти, и скульптор также решил покинуть пределы Сиены. Он отправился в Лукку, где вскоре по просьбе местного синьора – Паоло Гвиниджи – изготовил надгробие для могилы его недавно скончавшейся супруги. На мраморной плите цоколя он высек изображение вереницы путти, несущих гирлянду, настолько достоверно, что фигурки казались живыми. На поверхности же самого надгробия Якопо делла Кверча представил скульптурный портрет супруги Паоло Гвиниджи, в ногах которой поместил пса – символ верности. Изображение это было столь прекрасно, что даже после того, как синьор был изгнан из Лукки и город стал вольным, надгробие его жены не стали уничтожать или убирать – оно по-прежнему стояло на почетном месте в капелле, как и ранее.
Вскоре Якопо узнал, что во Флоренции продолжается работа над бронзовыми дверями баптистерия Сан-Джованни, которая была начата Андреа Пизано. Изготовление дверей планировали поручить тому, кто в наилучшем виде представит модель какого‐либо из сюжетов эскиза. Известно, что молодой мастер изготовил не только модель будущего рельефа, но и полностью подготовил сюжет, который можно было бы сразу использовать для украшения дверей баптистерия. Но, увы, соревноваться ему пришлось с такими выдающимися мастерами, как Донателло и Филиппо Брунеллеско, поэтому Якопо потерпел неудачу и работу над рельефами бронзовых дверей отдали заслуженным художникам, чьи модели больше понравились заказчикам.
Во Флоренции молодому скульптору пока нечего было делать, и он поехал в Болонью, где попечители храма Сан-Петронио во главе с Джованни Бентивольо поручили ему выполнить из мрамора украшения для главных дверей и портала этой церкви. Осмотрев то, что успели сделать его предшественники, Якопо делла Кверча продолжил работу в стиле, близком к немецкому[85], заполняя свободные места тонко выполненными рельефами. В общей сложности на украшение Сан-Петронио у него ушло двенадцать лет!
На пилястрах и архитраве он представил сцены из Ветхого завета – от сотворения человека до истории Ноева ковчега.
Эти произведения нужно признать очень значимыми для истории скульптуры в целом, ибо мастер практически возродил искусство низкого рельефа [86].
В арке портала Якопо делла Кверча разместил несколько мраморных фигур: прекраснейшее изображение Богоматери с младенцем Иисусом, святого Петрония и еще одного святого, придав им чрезвычайно изящные и благородные позы.
После этого болонцы признали, что можно изготовить из мрамора произведения, вполне способные поспорить с шедеврами Агостино и Аньоло[87], которые до тех пор почитались непревзойденными.
Затем Якопо снова отправился в Лукку, где в церкви СанФриано по заказу сына магистра – Федериго – изваял изображения Девы Марии с младенцем, святого Себастьяна, святой Лючии, святого Иеронима и святого Сигизмунда. Ниже, на пределле, им были воплощены небольшие рельефные истории из их житий – причем скульптор проявил блестящее владение искусством перспективы, показав фигуры на первом плане более крупными и объемными, удаленные же от нас – плоскими и мелкими. Это придало его работе глубину и достоверность. Также на двух надгробных плитах он с великой достоверностью и тщанием представил рельефные портреты заказчика – Федериго – и его жены. Свои творения Якопо делла Кверча снабдил надписью: «Работа выполнена Якопо, сыном мастера Петра из Сиены» и датой: на пределле – 1422 год, на надгробных плитах – 1416‐й.
После этого скульптор поехал во Флоренцию, где ему заказали изготовить тимпан над дверями храма Санта-Мария дель Фьоре. Он изобразил на нем возносимую на небеса Богоматерь, сопровождаемую хором ангелов[88]. Порыв и движение были переданы скульптором в этой работе с легкостью и смелостью, доселе невиданными. Одеяния Мадонны, изящно окутывающие ее тело, развеваются и ложатся красивыми складками; ткань передана в мраморе очень мягко и достоверно. У ног Мадонны изображен святой Фома, принимающий ее пояс. На эту работу у Якопо делла Кверча ушло почти четыре года, и она стоила затраченных усилий: по сей день фигуры в тимпане Санта-Мария дель Фьоре почитаются скульпторами, да и всеми ценителями, как достойнейший образец произведения искусства. (…)
Ведомый желанием побывать на родине, после работы во Флоренции Якопо делла Кверча вернулся в Сиену. Там ему представилась возможность навсегда внести свое имя в анналы истории родного города: сиенская Синьория как раз искала достойного мастера, способного украсить скульптурами и рельефами большой фонтан на площади, построенный Аньоло и Агостино. Эта работа и была поручена делла Кверча, причем по выполнении ему причиталось вознаграждение в две тысячи золотых скудо [89]. Готовый фонтан, украшенный многочисленными фигурами из белоснежного мрамора, вызвал такой восторг жителей Сиены, что они начали называть скульптора не Якопо делла Кверча, а Якопо делла Фонте.
В середине общей композиции фонтана обращает на себя внимание прекрасная фигура Девы Марии, почитавшейся как особая покровительница Сиены. Ее окружают аллегорические изображения семи богословских добродетелей в виде фигур с выразительными и приятными лицами. Фигуры эти можно признать иллюстрацией того факта, что скульптор начал преодолевать скованность, царившую до него в искусстве ваяния.
Движения представленных Якопо делла Кверча персонажей легки и свободны, а тела их выглядят достоверно и изящно.
Помимо этого, делла Кверча представил в убранстве фонтана ряд ветхозаветных историй: например, сотворение Адама и Евы и вкушение запретного плода. Женская фигура, обращенная к мужской, выглядит настолько привлекательно и нежно, что, кажется, отказаться от предлагаемого ею яблока просто невозможно!
Также фонтан украшают прекрасно исполненные декоративные резные узоры, детские фигурки, изображения святых и животных, например львов и волков, которые издавна служили символами Сиены. В целом, с учетом того, что время от времени скульптор отвлекался на выполнение других заказов, он работал над убранством Фонтана Радости двенадцать лет – с неизменной любовью, вкусом и мастерством.
Также Якопо делла Кверча изготовил несколько прекрасных бронзовых рельефов, посвященных житию Иоанна Крестителя, в баптистерии при сиенском соборе и несколько круглых скульптур из бронзы, предназначенных для того же помещения. В итоге за эти работы, составившие славу не только храма, но и всего города, скульптор удостоился рыцарского звания, дарованного ему сиенской Синьорией. Учтены были не только его заслуги в ваянии редких по красоте скульптур, но и добрый нрав и прочие добродетели. А вскоре Якопо делла Кверча был назначен попечителем собора и исполнял свои обязанности весьма достойно [90], проведя в храме множество полезных и важных мероприятий. Как говорят, ни до него, ни после никто не справлялся с этой должностью лучше.
Делла Кверча заслужил свою славу как скульптор, но нужно признать, что он был также талантливым рисовальщиком – об этом свидетельствуют сохранившиеся листы с его рисунками. (…)
Утомленный многочисленными трудами и заботами, Якопо делла Кверча скончался в возрасте шестидесяти четырех лет в своем родном городе Сиене и был с большими почестями похоронен. Его оплакивали не только друзья и родные, но и все горожане, ценившие его искусство и многочисленные заслуги.
Надо признать, что судьба делла Кверча оказалась счастливой, – ибо, к сожалению, редко бывает так, чтобы талантливый человек смог добиться успеха у себя на родине: слишком часто приходится сталкиваться с завистью и очень трудно добиться любви и почитания.
В числе учеников ваятеля был луккский скульптор Маттео [91], который в 1444 году в церкви Сан-Мартино в Лукке изготовил миниатюрную модель храма и изображение святого креста.
Он же являлся автором прекрасной и соразмерной скульптуры святого Себастьяна высотой в три локтя, отличавшейся хорошим рисунком и чистотой исполнения. (…) Также учеником Якопо делла Кверча был Никколо Болонец, который завершил работу над мраморной ракой с мощами святого Доминика в Болонье, не оконченную когда‐то Никколо Пизано.
Эта работа принесла ему такую славу, что скульптора стали именовать «Никколо дель Арка» (arca – «рака»). Впоследствии он же выполнил на фасаде дворца болонского легата бронзовое изображение Богоматери – и в целом следует признать, что он был достойным продолжателем дела своего великого учителя Якопо делла Кверча[92].
Луку делла Роббиа (1400 (?) – 1482) Вазари называет изобретателем майолики – расписной глазированной керамики. Это не совсем верно, подобная технология была известна задолго до того, но мастерская делла Роббиа подняла искусство майолики на новый уровень: яркие керамические рельефы периода раннего Ренессанса украшают многие итальянские здания по сей день и являются гордостью музеев разных стран. В целом же делла Роббиа работал с различными материалами и основал целую творческую династию.
Будущий скульптор – Лука делла Роббиа – родился в 1388 году [93] в доме, принадлежавшем его семье, неподалеку от флорентийской церкви Санта-Барнаба. Дома он получил необходимые начальные знания в области чтения, письма и счета, после чего отец отдал его обучаться ювелирному делу к одному из лучших мастеров Флоренции Леонардо ди сер Джованни [94].
Как известно, ювелирное искусство требует умения не только работать с камнями и металлами, но и рисовать, и лепить модели из воска; попробовав себя в лепке, юный делла Роббиа всей душой полюбил это занятие, а сделав несколько фигур из бронзы и мрамора, уже ни о чем другом не мог думать. Он продолжал учиться ювелирному делу, но по ночам работал резцом и рисовал. Рассказывают, юноша с таким рвением отдавался работе, что оставался в мастерской по ночам – и если чувствовал онемение в ногах от долгого стояния на холодном полу, просто вставал в корзину со стружками, дабы не отходить от рисунка или неоконченной модели.
Вот удобный момент, чтобы напомнить: невозможно ни в одном занятии достигнуть высот, не приучив себя заранее переносить холод, жару, жажду, голод и лишения; нельзя рассчитывать на почет и уважение, не умея отказываться в нужный момент от жизненных удобств, – ибо блага достигаются в упорном неустанном труде!
Когда Луке исполнилось пятнадцать лет, его и еще несколько молодых скульпторов отправили в Римини, где требовалось выполнить заказ для городского синьора Сиджизмондо ди Пандольфо Малатесты: он пожелал обновить капеллу в храме Сан-Франческо и изготовить мраморное надгробие над захоронением своей покойной супруги[95]. В порученной работе делла Роббиа проявил себя наилучшим образом; изготовленные им рельефы находятся в храме и поныне.
Вскоре попечители храма Санта-Мария дель Фьоре призвали его снова во Флоренцию, где для кампанилы этого храма предстояло изготовить пять небольших мраморных рельефов с сюжетами Святого Писания – они были запланированы еще в проекте Джотто. Эти рельефы-истории собирались разместить на стороне, обращенной к храму, рядом с изготовленными ранее Андреа Пизано аллегориями искусств и наук.
На первой истории Лука представил святого Доната, преподающего грамматику; на второй – Аристотеля и Платона как живые олицетворения философии. На третьей был изображен человек, играющий на лютне, – аллегория музыки. На четвертой – Птолемей как символ астрологии, на пятой – Эвклид, символизирующий геометрию. Многие согласились тогда, что творения делла Роббиа превосходят рельефы, изготовленные Джотто: «Апеллеса» (который представлял живопись) и «Фидия» (олицетворение искусства скульптуры).
Работы Луки делла Роббиа для кампанилы Санта-Мария дель Фьоре произвели такое впечатление на попечителей храма, что они при поддержке знаменитого гражданина города, мессера Виери деи Медичи, очень хорошо относившегося к скульптору, заказали последнему изготовить мраморное обрамление для церковного органа. Его планировалось установить над ризницей[96]. На мраморном цоколе делла Роббиа разместил несколько композиций, изображающих поющих хористов. Работа получилась столь живой и такой продуманной в плане композиции, что, несмотря на ее расположение – на высоте шестнадцати локтей от пола, – можно рассмотреть все детали.
Все, кто видел эти рельефы, с восторгом отзывались о том, насколько точно переданы все тонкости: от малейших движений горла солистов во время пения до жестов руководителей хора, отбивающих руками такт. Непосредственно над изображениями певцов делла Роббиа разместил две металлические позолоченные фигуры ангелов, также вызывавшие многочисленные похвалы. Впрочем, когда позднее Донателло выполнил обрамление другого органа, расположенного напротив, многие любители искусства отдали пальму первенства именно ему. Дело в том, что работа Донателло, чуть менее тщательно отделанная и поэтому производящая впечатление более масштабной, издали в пространстве храма казалась заметнее, чем гладенькое и доведенное до совершенства творение делла Роббиа.
Хочется обратить внимание всех художников на это обстоятельство: все произведения, предназначенные для обозрения издали, кажутся более масштабными и мощными, если они представляют собой скорее хороший набросок, нежели чрезмерно продуманное и детализированное изображение.
Здесь играет роль не только большое расстояние, которое вносит свои коррективы в восприятие произведения. Важен и тот факт, что наброски, сделанные быстро и под влиянием творческого порыва, часто выражают замысел художника уже в нескольких линиях; в то время как излишняя тщательность автора, работающего над рисунком или скульптурой долгое время, зачастую лишают его произведение динамики и внутренней силы.
Можно привести сравнение с поэзией: нЕ правда ли, стихотворения, продиктованные вдохновением и порывом, впечатляют сильнее, нежели те, которые были вымучены и написаны по необходимости?
Так и в живописи, и в скульптуре: произведения и начинающих мастеров, и признанных творцов впечатляют больше и выглядят более органичными и продуманными, чем те, над которыми корпят неделями и месяцами. Возможно, так происходит потому, что мастер, работающий быстро, более склонен сразу иметь в голове законченный образ будущего произведения, чем тот, кто работает медленно и последовательно.
Впрочем, конечно же, не бывает правил без исключений:
много на свете художников, скульпторов и поэтов, которые способны создать достойное произведение лишь в обстановке спокойствия, без спешки. Рассказывают, что почтенный Бембо [97] работал над одним сонетом по несколько месяцев, а то и лет. Одним словом, здесь нет непреложных правил;
хотя, как было сказано выше, зрителям часто нравится некое внешнее изящество, сохраняющее следы творческого порыва, нежели произведение, чрезмерно выглаженное и лощеное.
Вернемся к деятельности Луки делла Роббиа. Завершив обрамление органа с изображением хористов и фигуры ангелов, он получил заказ на изготовление бронзовых дверей в ризнице того же храма. Разделив дверь на десять филенок – по пять на каждой створке, – он разместил в углах каждого сегмента изображения человеческих голов: все разного возраста, с разными прическами, с бородами и без…
Эти своеобразные украшения впоследствии с интересом и удовольствием рассматривали все посетители собора, а двери в итоге получились очень нарядными и оригинальными.
Ну а в центре филенок мастер разместил различные композиции: в верхней была изображена Мадонна с младенцем на руках, с другой же стороны – Спаситель, восстающий из гроба. Под ними шли фигуры евангелистов и отцов церкви, занятых написанием священных текстов.
Как признавали все, кто видел эти двери, – Лука делла Роббиа при их украшении достойно использовал знания, полученные некогда во время ученичества в ювелирной мастерской: именно они позволили ему добиться тончайшей проработки мелких деталей и продумать наиболее логичное их расположение.
Впрочем, когда все заказы для Санта-Мария дель Фьоре были выполнены, скульптор понял, что его масштабный труд не был оценен по достоинству: заплатили ему совсем немного.
И Лука делла Роббиа начал задумываться о том, чтобы оставить работу с бронзой и мрамором и поискать какой‐то более простой в обработке, но не менее красивый и достойный материал.
Первое, что пришло ему в голову, – пластичная и недорогая глина; но, как известно, она не отличается прочностью и изысканностью. Оставалось найти способ, при помощи которого можно будет придать этому материалу дополнительный лоск и долговечность.
После множества опытов делла Роббиа выяснил, что, если покрыть глиняное изделие специальной глазурью из олова, антимония, различных минералов и других примесей, а затем прокалить в печи при высокой температуре, предметы, будь то ваза, тарелка или декоративный рельеф, станут почти вечными. Кроме того, такие изделия можно дополнительно расписать яркими красками. За это открытие Лука делла Роббиа получил заслуженную славу и навечно вписал свое имя в историю искусства[98].
Проведя множество опытов и изучив тонкости работы с глиной и глазурью, мастер пожелал разместить свои первые работы в этом духе все в том же соборе Санта-Мария дель Фьоре.
Начало было положено сценой Воскресения Христова, столь тонко исполненной и прекрасной, что все признали ее вещью дотоле небывалой и невиданной в искусстве.
И вскоре после того, как она была установлена на отведенное ей место, попечители собора высказали пожелание разместить в арке над ризницей напротив еще одну сцену в такой же манере и из того же материала.
Выполняя эту просьбу, делла Роббиа изготовил из терракоты еще одну сцену – Христа, возносящегося на небо. В то время его работы были просто белыми и не имели цвета, но даже в таком виде их признавали весьма подходящими для размещения в зданиях, где, например, сырость не позволяла украшать стены живописью.
Впрочем, творения эти были настолько красивы, что все, кто их видел, сходились во мнении: они достойно украсят любое здание вне зависимости от климата.
Далее мастер начал окрашивать белые керамические изделия – это делало их очень живыми, придавало сценам достоверность и по понятной причине вызывало восторг зрителей, которых привлекали яркие краски и сложные композиции.
Вскоре Пьеро ди Козимо деи Медичи, великий знаток и меценат, который одним из первых оценил изделия Луки делла Роббиа из окрашенной керамики, сделал мастеру необычный заказ: он пожелал, чтобы своды и пол в одном из кабинетов его дворца были полностью покрыты «ковром» из окрашенной керамики, расписанной различными фантастическими сюжетами.
Такая работа грозила многими сложностями: во‐первых, трудно было обжечь такое количество керамических деталей, не подвергая опасности ближайшие постройки, а во‐вторых – делла Роббиа ожидали трудности в совмещении великого множества отдельных кусков цветной обожженной плитки.
Но он с честью справился со всеми задачами: керамическое покрытие в кабинете Медичи казалось выполненным из цельного куска![99]
Вскоре слава об удивительных керамических украшениях Луки делла Роббиа распространилась не только по городам Италии, но даже и за границей. Мастера заваливали просьбами аристократы и богатые купцы, желавшие сделать свои владения еще более изысканными; вскоре он перестал справляться с потоком заказов и взял в компаньоны братьев Оттавиано и Агостино [100]. Они распрощались с деятельностью скульпторов и занялись изготовлением фигур и рельефов из глазированной терракоты, причем деятельность эта приносила им гораздо более крупный доход.
Изделия делла Роббиа отправлялись во Францию, в Испанию, в другие государства Европы; в пределах Италии много керамических произведений сохранилось, в частности, в Тоскане.
Часто выполнялись заказы для упоминавшегося Пьеро Медичи – например, в церкви Сан-Миньято аль Монте: там был украшен цветной керамикой свод мраморной капеллы.
К числу самых значительных работ того времени можно отнести украшение свода капеллы святого Иакова, в которой был погребен кардинал Португальский. В углах свода в четырех тондо [101] были размещены изображения четырех евангелистов, посередине же появился образ Святого Духа. Свободное место было полностью покрыто декоративной «чешуей», форма и размер которой как нельзя лучше соответствовали линиям свода, подчеркивая их. (…)
Затем Лука делла Роббиа начал опыты по росписи фигурами на терракотовой поверхности, дабы использовать последнюю вместо дерева или штукатурки. Подобные работы сохранились, в частности, в виде тондо над табернаклем четырех святых в церкви Орсанмикеле, где художник представил знаки отличия ремесленных цехов. В этой же церкви два тондо были выполнены в виде рельефа на наружной стене:
изображение Богоматери с младенцем и лилия, окруженная гирляндами из плодов, цветов и листьев. В последнем случае растения и фрукты казались живыми, а не выполненными из раскрашенной терракоты.
Для мессера Беноццо Федериго, епископа Фьезолы, в церкви Сан-Бранкацио было изготовлено мраморное надгробие с изображением самого Федериго, причем скульптурный портрет делался с натуры. На пилястрах же, обрамляющих гробницу, делла Роббиа написал гирлянды из цветов и листьев настолько живо, что растения казались объемными и трепещущими на легком ветру. Изображения эти, по мнению восхищенных зрителей, намного превосходили многие шедевры живописи, известные до тех пор. Я уверен, что если бы Лука делла Роббиа прожил дольше, он развил бы свое мастерство в изображении фигур на плоскости до еще больших высот – но, увы, смерть часто исторгает из мира живущих лучших людей, не давая им сделать следующий шаг. (…)
Андреа, племянник Луки, был выдающимся мастером, работавшим с мрамором. Это хорошо видно по капелле Санта-Мария делле Грацие, которая расположена под Ареццо. Там Андреа выполнил алтарное обрамление со множеством фигур – как круглых, так и рельефных. Оно предназначалось для украшения центрального изображения – Богородицы, над которым работал аретинец Парри Спинелло. Неподалеку, в церкви Сан-Франческо Андреа выполнил для капеллы при этом храме несколько терракотовых образов, в частности сюжет с обрезанием по заказу семейства Баччи.
Для храма Санта-Мария ин Градо Андреа изготовил прекрасные рельефы, а в храме братства Троицы за главным алтарем сохранился созданный им сюжет: Бог Отец, поддерживающий распятого Христа, в окружении множества ангелов, а также святого Бернарда и святого Доната. (…)
Лука делла Роббиа был похоронен там же, где большинство его родни, – в Сан-Пьеро Маджоре, в фамильном склепе.
Позднее там же похоронили и его племянника Андреа. У последнего осталось два сына, постригшихся в монахи в СанМарко, – постриг проводил Джироламо Савонарола, которого все семейство делла Роббиа всегда весьма уважало и почитало.
Помимо сыновей, посвятивших себя служению господу, у Андреа были еще три сына: Джованни стал хорошим художником и, в свою очередь, отцом трех сыновей – Марко, Лукантонио и Симоне. Они тоже были талантливыми юношами, но, к сожалению, не пережили очередной эпидемии чумы.
Еще два сына Андреа – Лука и Джироламо, ставшие скульпторами. Из них Лука (Лука-младший) много занимался глазурью и, в частности, выполнил несколько работ в Риме, в так называемых папских лоджиях, выстроенных по воле папы Льва X и при участии Рафаэля Урбинского.
Самый младший из упомянутых членов семейства – Джироламо – выполнял работы из мрамора, а также из глины и из бронзы. Впоследствии он был даже приглашен во Францию, где много работал по заказам королевского двора, в частности в Париже и Орлеане, зарабатывая славу и состояние. (…)
Что же касается основателя династии – Луки делла Роббиа, следует сказать, что основой его многочисленных изысканий в области работы с мрамором, бронзой и глиной было не только желание найти материал возможно более пластичный и легкий в работе, но и характерное для любого творца стремление к новому и неизведанному. Благодаря этому мир обогатился новым видом искусства, а сам мастер удостоился заслуженной славы и похвал. Кстати, делла Роббиа был также талантливым рисовальщиком – об этом можно судить по сохранившимся изображениям, в частности по тому, на котором он изобразил самого себя, созерцающим сферу [102].