Джон Диксон Карр
Убийства единорога
Из этого вытекало два вывода. Первый: независимо от того, приняли меня наши преследователи за Фламана или нет (первое казалось мне вероятным), вскоре мы станем объектом одной из крупнейших полицейских охот со времен Ландрю[10]. Поэтому мы должны принять экстренные меры. Второй: я влип так основательно, что должен играть с теми картами, которые у меня на руках. Сейчас я не мог ничего объяснить Эвелин. Единственным выходом было присвоить чужое удостоверение и занять место пострадавшего от моих рук агента до завершения операции «Единорог».
Должен признаться, что за моим решением скрывалась и личная антипатия. Уж очень мне не понравились манеры и наружность угрюмого типа, который, верно, уже успел очухаться в овраге. Кроме того, сам вид удостоверения наводил на мысль, что его легко использовать самозванцу. В отличие от паспорта, там не было ни имени, ни фотографии или описания внешности. Даже при встрече, весьма маловероятной, с одним из восемнадцати руководителей отделов, обозначаемых буквами алфавита (эти буквы перед вашим собственным номером указывают, какому начальнику вы подчиняетесь), – даже при подобной встрече обман не был бы раскрыт. Разве что я столкнулся бы непосредственно с человеком, поручившим агенту дело, в которое я ввязался. Я даже почувствовал некоторое воодушевление, ощутив привкус былых времен. Если бы мы могли надрать задницы этим парням в красной машине…
– Им, конечно, придется пройтись пешком, – рассудила Эвелин. – Так что у нас в запасе достаточно времени. Тревогу они поднимут совсем не скоро. От того места, где произошла стычка, около двух километров до моста, по которому мы должны пересечь Луару. Наверное, мы уже почти на месте. Орлеан находится на противоположном берегу, примерно в четырех километрах вверх по реке. Они либо отправятся туда, после того как пересекут Луару, либо поедут следом за нами, до ближайшего телеграфа… Взгляни-ка на карту еще раз! Рядом с нашей гостиницей нет никакой деревни, верно? Ну, то есть оттуда нельзя ни позвонить, ни послать телеграмму. И если они заглянут в нашу гостиницу…
Я провел грязным пальцем по карте. Рядом с группой точек возле надписи «Буа-де-ла-Бель-Соваж» Эвелин нарисовала крест, обозначающий гостиницу. Похоже, она находилась в самой глухой части Орлеанской долины, на значительном удалении от какой бы то ни было деревни.
– Маловероятно, что в нашей гостинице будет телефон, – сказал я. – Но Боже милостивый! Вполне вероятно, они заглянут туда, чтобы это выяснить. Если только мы не сможем подкупить кого-нибудь, чтобы он сказал, будто нас там нет…
Затем мой жалкий умишко столкнулся с непреодолимым препятствием, и я выругался. Запахло жареным. В ту гостиницу направлялись не только мы, но и настоящий агент разведки. Ему, как и Эвелин, было приказано прибыть именно туда. Мы неизбежно должны были там встретиться, и при нашей встрече полетели бы искры. Мы ничего не могли с этим поделать. И даже если бы я попытался перехитрить настоящего агента и поклясться, будто он самозванец, на его стороне оказалась бы полиция, готовая подтвердить каждое его слово. К тому же нам еще требовалось добраться до места рандеву…
– Кен! – Я очнулся от крика Эвелин и ощущения, что нас опасно заносит. Ее руки дрожали, и она смотрела прямо перед собой. – Ты должен сесть за руль. Мне не удержаться на дороге. Мы того и гляди свалимся в воду, или случится что-то еще в этом роде…
На извилистом спуске с холма не было места, чтобы остановиться, выйти из машины и поменяться местами.
– Не пытайся переключать скорость, – посоветовал я. – Убери ногу с тормоза и дай машине катиться, пока мы не доберемся до конца спуска. Тогда ты сможешь остановиться…
– Ладно… А ты ничего не слышишь?
– Похоже на шум воды, и довольно быстрой. Ты говорила, мы где-то рядом с рекой.
– Нет-нет! Шум позади нас. Рев мотора. Ты разве не слышишь? Что, если их подобрала попутка?
Я открыл дверцу, чтобы выглянуть наружу. На мгновение хлестнувший в лицо дождь ослепил меня, но в любом случае разглядывать было почти нечего. Мы спускались через то, что показалось мне низкими холмистыми лугами, к реке, потому что впереди слышался ее угрюмый рокот. На некотором расстоянии справа, где местность казалась более ровной, мне почудился блеск огней среди деревьев. Это было какое-то большое здание, хотя, как ни странно, огни вроде бы отражались в воде. Помнится, Эвелин упоминала зáмок… Ну конечно же… На острове, в заводи. Мы, должно быть, уже почти у моста. Я высунул голову, чтобы посмотреть влево из-за нашего капота. На противоположном берегу реки угадывалось очень слабое и далекое мерцание. Это был Орлеан. И мы ехали прямо вниз, к мосту, местонахождения которого точно не знали.
Но теперь я расслышал звук мотора. Только не автомобильного. Звук этот бился и пульсировал над нашими головами, такой неожиданно громкий и близкий, что я невольно пригнулся. Потом двигатель чихнул, с шипением смолк, затем звук снова набрал силу, а после стих…
Никакой автомобиль не мог двигаться в двухстах футах над нами. Это был пассажирский самолет, и у него явно возникли проблемы. Сначала я смог различить красный сигнальный огонь на левом крыле; затем самолет исчез, превратившись в черную тень.
Эвелин заговорила со мной совершенно спокойно.
– Подожди, – сказала она. – Я надеюсь, мы сможем остановиться, не перевернувшись. Впереди моста нет.
Так оно и было. Мы остановились практически в воде, потому что река вышла из берегов. Широкая грязная дорога заканчивалась просветом в белой изгороди из штакетника, за которой отблескивала оловом Луара, превратившаяся в стремительно несущийся поток. Но нам не пришлось принять холодную ванну, потому что вода остановила нас. Машина, словно торпеда, подняла две волны, которые обрушились на нас как раз перед тем, как колеса погрузились в грязь и замерли на ушедшем под воду берегу. Наши фары были направлены прямо на брешь в изгороди. Теперь стало понятно, почему инструкции предписывали Эвелин ехать по главной дороге, а не этим коротким путем. Здесь никогда не было никакого моста. Мы могли видеть стальные тросы парома, но самого его на этой стороне не было. На большой доске было написано, что паром не работает после девятнадцати часов.
Мы оказались в ловушке. Река шириной в добрых двести ярдов была единственным путем, по которому мы могли перебраться на другую сторону. Не было никакой другой дороги, кроме как назад, туда, где нас ждали преследователи. Хуже того, наш карбюратор, похоже, залило водой, так что понадобилась бы другая машина и трос, чтобы вытащить нас из прибрежного ила. Мы увязли. Парни из красного авто загнали нас в тупик.
Эвелин начала смеяться.
– Ума не приложу, что нам делать, – заявила она с истеричной ноткой в голосе. – Ты умеешь плавать?
– Да. Но взгляни на течение.
– Ну а я не умею. Не сделаю ни одного гребка. В любом случае я не полезла бы в воду, даже если бы могла. Такие геройские поступки не по мне. Нет, давай посмотрим правде в глаза. Мы не способны сейчас явиться на встречу в гостинице. Мы даже не можем повернуть назад и доехать до нее. И единственное, чего я сейчас хочу, так это принять горячую ванну и переодеться.
– Послушай-ка, дорогая. Мы не сдадимся. Еще не все потеряно. Вон там, ниже по дороге, стоит зáмок. Таким образом, если они все-таки выйдут на наш след…
– Конечно, – согласилась Эвелин. – А вот и они. Легки на помине…
Я пинком распахнул дверь и шагнул в воду, которая поднялась уже выше нашей подножки. Сначала у меня появилась надежда, что шум, который мы услышали, опять исходит от летящего самолета, но, увы, позади нас по дороге мчалась машина. Ее фары показались из-за поворота на вершине склона, и она понеслась вниз со скоростью, примерно в два раза превосходящей ту, с которой совсем недавно ехали мы. Я с трудом сглотнул.
– Что будем делать? – невозмутимо спросила Эвелин. – У нас, конечно, есть оружие. Но черт возьми, я не вижу, как убийство пары полицейских поможет нашему делу. Хотя подожди! Я придумала. – Она выскользнула из машины и встала рядом со мной. – Возможно, они не знают, что никакого моста нет. Они просто увидят нас здесь. Если мы встанем и помашем им, они могут промчаться мимо нас в реку или, по крайней мере, застрянут в грязи, как и мы, и тогда наши шансы снова уравняются.
Лично я не видел особой разницы между расстрелом полицейских и их утоплением. Но времени выяснять эти нюансы не было. Я высунулся из машины и закричал – наши враги неслись вперед.
Мои старания возымели эффект, но не тот, которого мы ожидали. Водитель машины, должно быть, истолковал их как предупреждение, ибо он вовремя увидел подстерегавшую его опасность. Не знаю точно, что произошло, потому что фары меня ослепили. Раздались скрежет, хлопок, свет фар завертелся и скользнул мимо, и нас окатила поднятая автомобилем волна. Машина увязла в грязи, когда была всего в нескольких футах от края воды. Но я успел разглядеть, что это такси марки «ситроен» и что в нем сидят двое мужчин, нисколько не похожих на наших преследователей. Такси остановилось почти бок о бок с нами, проехав лишь немного вперед. На заднем сиденье кто-то потрясал кулаками. Затем со стуком опустилось боковое стекло.
– Что, черт возьми, вы творите? – проревел знакомый голос по-английски. – Вы попытались убить меня, вот что вы сделали! И это чертова благодарность за все, что я…
Он поперхнулся и погрозил из окна тяжелым кулаком. Моргая поверх спущенных на нос очков, в допотопном цилиндре, съехавшем набок, на нас смотрел разъяренный сэр Генри Мерривейл.
Глава четвертая
Нежданное явление старого друга
Г. М. избежал утопления буквально чудом, а потому мы с Эвелин должны были испытывать некоторые угрызения совести. Но это было не самое главное. Моим основным чувством стало облегчение. Конечно, мы каким-то непостижимым образом наткнулись на единственного человека, способного меня разоблачить. И все же с моей души свалился камень. Меня ждала выволочка, от которой чертям станет жарко, но, честно говоря, самые ужасные угрозы Г. М., изрыгаемые во время его знаменитых приступов ярости, когда казалось, с ним вот-вот приключится удар, всегда заканчивались глухим ворчанием и клятвой, что тебе, разрази его гром, не поздоровится, если подобное случится еще раз.
Тем временем он высунулся из окна и свирепо глянул в нашу сторону.
– Кто это там? – взревел он. – Эвелин Чейн, не так ли? Значит, всю дорогу из Парижа я следовал за тем человеком, который мне нужен? Говори громче, будь ты проклята!
Мы притихли и замерли, высунувшись из окон нашей машины.
– Привет, Г. М., – пискнула Эвелин.
– Здорово, Майкрофт, – ернически подхватил я.
Насторожившись, он склонил голову набок:
– Кто еще там? Эй? Кто? А ну громче! Кто это сказал? Кен Блейк? Боже милостивый, ты-то что здесь делаешь?
– Особые обстоятельства, Г. М., – ответил я. – Занимаю чужое место. Но что здесь делаете вы?
В этот момент меня прервал хриплый страдальческий голос, похоже принадлежавший таксисту.
– Черт бы побрал твое распрекрасное такси! – взревел Г. М. – Разве у меня и без того не хватает неприятностей, чтобы выслушивать всякую чушь? Спокойно! Эй, ты! А теперь послушай меня, Марсель. Если такси нанесен ущерб, я его у тебя покупаю. Соображаешь? Покупать, деньги… Ашетер, л’арджент… Я куплю эту чертову тачку. Дошло?
– Ah, ça![11] – удовлетворенно выдохнул Марсель.
Он был философом. Вольготно откинувшись на спинку сиденья, таксист закурил сигарету.
Эвелин, пользуясь паузой, обратилась к шефу:
– Теперь, когда вы здесь, я думаю, все будет хорошо. Но не могли бы вы, пожалуйста, растолковать нам, что происходит, чего от нас ждут и к чему все это? Мы попали в самую ужасную переделку и действуем вслепую. В любом случае чем мы должны заняться?
Г. М. уцепился за дверцу и с кислым видом уставился на грязь.
– Ну да… – кивнул он. – Хотел бы я сам это знать. Вот одна из причин, по которой я последовал за тобой.
– Хотели бы знать? – переспросил я. – Но, боже милостивый, неужели сам начальник отдела этого не знает?
В ответ он разразился туманными замечаниями о вопиющей неблагодарности тех, кто не прислушивается к его советам, а затем продолжил:
– Видите ли, какое дело… Единственное, что я могу вам сказать… Единственное, что открыли мне эти свиньи из Министерства внутренних дел… Но я еще поставлю их на место, вот увидите! Я это сделаю! Так вот, ваша миссия провалена. Полностью. Что бы вы ни собирались делать, можете об этом забыть. И если бы ты, моя девочка, – обратился он к Эвелин, – задержалась сегодня вечером в своем отеле на пять минут дольше, то получила бы телеграмму, предписывающую отменить поездку. Началась неразбериха. Та самая неразбериха, какую вечно устраивают министерские, когда забирают дело из моих рук. И вот я здесь, чтобы все исправить. Только для того и приехал в Париж. Я отправился в твой отель, надеясь найти тебя там, но мне сказали, что ты ушла всего минуту назад. Итак… Послушай-ка меня. Этого кузнечика, который был автомобилем, заливает вода. Ступайте сюда, и я расскажу все, что знаю. А потом мы подумаем, как поджарить этих головотяпов из министерства на их собственном жиру… Кстати, у меня тут с собой есть немного виски, – искушающим тоном добавил он.
Мы достаточно продрогли, чтобы это оценить, хотя и не ужинали. Я вытащил Эвелин из машины и, шлепая по воде, направился к такси. Марсель попытался завести мотор в тщетной надежде вызволить увязшее средство передвижения, но двигатель даже не кашлянул. Г. М. расположился в углу, громоздкий высокий цилиндр был сдвинут набок, чтобы не упирался в потолок, просторное пальто распахнулось, демонстрируя отсутствие галстука, по обыкновению забытого. От уголков широкого носа спускались две глубокие складки, он моргал поверх очков, в одной руке держа термос, а в другой – бутылку виски. Само его присутствие вселяло в нас уверенность в собственных силах. Но как же далека от нас была теперь добрая старая Англия, с ее глубоко укорененным здравым смыслом… Потягивая виски, мы трое беседовали о загадочном единороге в намертво увязшем такси у грозно набухавшей водою реки в забытой богом французской глуши, и тем не менее Г. М. чувствовал себя так же вольготно и уютно, как в родных пределах, как если бы он сидел, закинув ноги на письменный стол в Уайтхолле. Наконец он пошире открыл лениво прищуренные глаза, чтобы хорошенько разглядеть нас:
– Н-да, ну и дела… Послушайте, как вас сюда занесло, а? Вы угодили в аварию? Или что?
– Ну, в некотором смысле…
– А ты-то как встрял в это дело, Кен, хотел бы я знать? – прорычал он, поводя в мою сторону рукой, державшей бутылку. – Или министерство перевербовало тебя за моей спиной… О греческие боги, что я с ними сделаю! – выдохнул Г. М. со зловещим шипением, грозя тяжелым кулачищем и медленно разжимая пальцы. – Черт возьми, они пожалеют, что не посоветовались со стариком. Я оскорблен. Мне больно, и я не стану этого скрывать. И как только они посмели, сообщить мне такое, поставить перед фактом! Изволили, видите ли, проинформировать, что выбрали для своей работенки сидящую здесь передо мной мисс Чейн и Харви Драммонда.
– А что он собой представляет, этот Драммонд?
– Официально – владелец конюшни, которому принадлежит уйма скаковых лошадей. Ну, ты понимаешь. В прошлом году он выиграл «Оукс», а годом ранее – «Сент-Леджер»[12]. Ха! Я бы не поставил ни на одну из его кляч. Он у меня в печенках сидит. Вот именно! Кроме того, в Кембридже он недурно боксировал и теперь хвастается, будто способен нокаутировать любого в своем весе менее чем за три раунда. Неприятный тип, Кен. Он…
– Я имею в виду, как он выглядит?
Г. М. фыркнул:
– Крепкий такой парень. Массивные челюсти. Каштановые усы щеточкой. Лицо красноватое.
Мы с Эвелин переглянулись, и я прочел в ее глазах испуг и понимание. Этот самый парень, как видно, пеной исходил от бешенства где-то позади нас. Я быстро повернулся к Г. М.:
– Кстати, вы ничего не заметили по дороге сюда? Может, кого-нибудь повстречали?
– Как же, было еще одно приключение! – воскликнул Г. М., явно готовый к новым жалобам. – Я только что вспомнил. Что это вообще за чертова страна, я вас спрашиваю? Парень пытался меня задержать. Не больше чем в двух милях отсюда. Ба! Они шли по лесу, словно прогуливаясь, эдакие милые и безобидные путники, но я все равно смог разглядеть их машину. Старый трюк, Кен! Было слишком темно, чтобы различить их физиономии, иначе, гореть мне в аду, я бы запомнил. Пытались играть со мной в эти игры! Мы не остановились, и один из них попробовал запрыгнуть на подножку нашего такси.
– И что вы сделали?
Г. М. моргнул, и на его до сих пор кислом лице проступило нескрываемое удовольствие.
– Я-то? О, я просто высунулся в окно и двинул ему в зубы. Не скажу, чтобы слегка, сынок. Ехали мы быстро, а он ковылял через дорогу, шатаясь, словно его только что вытолкали взашей из паба. На самом деле я бы не удивился, если бы он перелетел через обочину… А какой шум подняли его спутники! Таких воплей слышать мне еще не доводилось. Но мы не стали останавливаться, чтобы выяснять, в чем там было дело. Э-э-э… Это был хороший удар.
– Un coup extraordinaire[13], – дружелюбно согласился Марсель и показал, как сжатый кулак вылетает в открытое окно. – Comme ça, monsieur![14]
– Теперь мы все повязаны, – вздохнул я. – Сегодня вечером он получает по голове второй раз, и его терпение, должно быть, уже истощилось. Прежде чем мы продолжим, Г. М., я хочу покаяться вам в моих прегрешениях. Все равно они теперь не имеют значения, раз вы говорите, что задание отменено.
Г. М. задвинул шторку, отделившую салон от обиженного Марселя, и я, не вдаваясь в подробности, покаялся в своих грехах. Дождь, который начал было стихать, усилился и выбивал барабанную дробь по крыше. Снова грохнул гром и сверкнула молния. Я ожидал от Г. М. вспышки гнева, однако он молчал, вращая большими пальцами и не сводя с меня рыбьих глаз. Эвелин не возмущалась, – напротив, она почти ликовала.
– Но почему? – спросила она. – Кен, с какой стати ты вообще…
– Ты знаешь, – ответил я со значением и увидел, что дела мои обстоят великолепно.
Когда я дошел до истории о красной машине, Г. М. наконец взорвался:
– О боже! Ты хочешь сказать, что это был Драммонд… Ну и ну… И я тоже приложил руку… Нет, я не завидую тебе, сынок, – вздохнул Г. М. – Если ты хотел нажить себе врага, то выбрал одного из худших в Англии. Когда он тебя настигнет, Кен, то непременно убьет. Он очень опасен.
Я и сам с тревогой это понимал.
– Все равно нам придется вернуться туда и забрать их…
– Как? – изумился Г. М. – Чего еще ты хочешь? У тебя было мало приключений? Собираешься снова столкнуть его в овраг? Ну нет! Сдается мне, мы, все трое, теперь вне закона, причем в разных смыслах. Кроме того, как, скажи на милость, это проделать? Наши машины мертвы, как и его «вуазен». Нам придется здесь заночевать, если мы не пойдем пешком. – Он обвел нас изучающим взглядом, и вскоре сквозь кислую мину на его лице пробилась тень усмешки. – Знаешь, если бы такой трюк ты провернул со мной, гнусно выдав себя за агента секретной службы, я бы… Но ты ничего такого не сделал. Ты только оставил в дураках этих тупиц из министерства, что я и сам охотно проделал бы. Как я уже сказал, мы все теперь вне закона. – Он фыркнул. – Позволь объяснить. Знаете, за каким чертом я примчался во Францию?
– За каким?
– Чтобы сцапать Фламана, – мрачно сообщил Г. М.
– Фламана? Но почему? Это ведь не ваш клиент, не так ли?
– О нет, мой, сынок. Потому что эти тупицы из Министерства внутренних дел утверждают, будто я не смогу с ним справиться. Они решили, что этот клоун слишком умен для старика.
Я присвистнул. Г. М. умолк, вращая большими пальцами. После паузы он хмыкнул.
– Вот как обстоят дела. В прошлую среду старина Ску… ну, не будем называть имен… Некий министерский чин позвонил мне и сказал: «Мерривейл, мне поручено передать вам несколько распоряжений». – «Ничего себе, – возмутился я. – И с каких это пор вы отдаете мне приказы?» – «Давайте не будем препираться, – говорит он. – Так случилось, что полиция подчинена нашему ведомству, а это работа по части полиции. Мы лишь хотим одолжить двух ваших агентов». – «И что? – отвечаю я. – Почему бы вам не обратиться в Скотленд-Ярд? У них есть специальное подразделение для такого рода работы». И тут этот парень нагло так заявляет: «При всем моем уважении к вам, Мерривейл, есть две причины. Во-первых, это дипломатическая миссия. И какими бы ни были ваши таланты, они не лежат в сфере дипломатии. Французы их не оценят. Но Скотленд-Ярд может настоять на консультации с вами. Во-вторых, мы предпочли бы, чтобы полицейской стороной этого дела занялся кто-то другой, а не вы. А в помощь людям, которые будут этим заниматься, мы хотели бы одолжить у вас мисс Чейн и мистера Драммонда».
Здесь Г. М., который на протяжении всей своей речи периодически что-то насвистывал себе под нос, остановился и злобно нахмурился.
– Ха! Знаете, дети мои, я не успел даже как следует разозлиться. Я говорю: «Значит, так теперь? Что это за миссия и кто ею руководит?» Он отвечает: «Извините, но это пока не подлежит разглашению»… Ну, не такой я человек, чтобы попусту тратить время, не получая взамен и крупицы информации. Я чертовски упрям и не настолько глуп, как старина Скуиффи, чтобы не сложить два и два. Поэтому я покрепче сжимаю трубку и говорю: «Нет? Ну, тогда, может, я вам расскажу? Джорджа Рамсдена отправили на задание, с которого он только что вернулся. Рамсден всегда категорически отказывается путешествовать под охраной. А потому вы хотите незаметно приставить к нему двух человек, чтобы они за ним присматривали. Во-первых, вам нужна смазливая девчонка, поскольку старина Рамсден – ужасный волокита, а во-вторых, вам нужен самый крепкий орешек на двух ногах, который к тому же джентльмен, в вашем понимании, – на случай, если возникнут неприятности. Но, – продолжал я, – Рамсден уже на обратном пути. Почему этим двоим не поручили сопровождать его во время всего путешествия? Зачем отправлять их во Францию? Для чего они понадобились во Франции? И это мне ясно. Да потому, что опасность исходит из Франции. Потому, что, возможно, французское правительство думает, будто Фламан интересуется Рамсденом; и если два ведомства, ваше и французское, смогут сообща защитить Рамсдена и отдать Фламана в руки Гаске, обе стороны стяжают лавры. Разве не так?»
– Понятно, – вставила Эвелин.
Г. М. хмыкнул.
– После этого он и выдал – в той же наглой манере: «Возможно, вы правы, Мерривейл, хотя, конечно, не стоит ожидать, что ваше мнение представляет для нас интерес. Не могли бы вы тотчас приказать этим двоим связаться с полковником Тейлором?» И повесил трубку. Дикость? Гори все огнем, я был так взбешен, что даже говорить не мог. Тогда…
– Но как же единорог и миссия в гостинице «Слепец»? – спросила Эвелин. – Вы что-нибудь знаете об этом?
– Ровным счетом ничего. Но, – буркнул Г. М., – могу высказать чертовски хорошую догадку. Я пораскинул мозгами, посидел и поразмышлял пару дней, и чем больше я думал, тем больше злился. Все выплеснулось наружу сегодня в полдень. Мне позвонил тот же тип. Видите ли, они точат на меня зуб еще с октября прошлого года, когда я обошел их в деле Красной Вдовы, и Скуиффи нравится меня злить. Он говорит: «Послушайте, Мерривейл! Было решено в конце концов, что нам не понадобятся ваши агенты. К сожалению, они, похоже, уже приступили к работе. Мы не знаем, где Драммонд, но мисс Чейн находится в отеле „Мёрис“ в Париже. Вы не могли бы связаться с ними и сказать, что задание отменено?» Каково, а? Так вот, я принял решение спонтанно. «Нет, ничего им сообщать не стану, – говорю я. – Но сегодня днем я вылетаю в Париж, и сорока восьми часов не пройдет, как я преподнесу вам Фламана на блюдечке. Как вам это понравится, а?» Я был так зол, что осторожность, похвальная для пожилого человека, оставила меня. Но знали бы вы, какое удовольствие я получил, услышав визг и верещание Скуиффи: «Вас предупреждали, чтобы вы не вмешивались! У вас нет никаких полномочий, и вы их не получите». – «Скуиффи, – говорю я, – вы можете оставить при себе ваши чертовы полномочия». И повесил трубку, пока он еще что-то блеял.
Старик был готов к войне, и мы с Эвелин оба это видели.
– Они пытались остановить вас? – спросила моя напарница.
– Конечно. Но я все равно успел на дневной рейс. О, меня могут попросить уйти в отставку или проделать что-то в этом роде, если сумеют потянуть за нужные ниточки, – продолжил Г. М. с ликующей ухмылкой, – но я уже здесь. Так что весь полет я размышлял и прикидывал. Я знал, что не получу никакой помощи от французской полиции. Но у меня имелись задумки. В первую очередь я решил связаться с тобой, девочка, и узнать, какие ты получила инструкции. Вот почему я погнался за тобой вместе с Марселем. Я напал на твой след, когда в отеле мне сказали, что ты едешь в Орлеан. В Шартре я снова почти нагнал вас у бара, где вы спрашивали, как срезать путь. И вот теперь, когда у меня болит и ноет каждая клеточка, когда я чуть жив от старческих немощей, что же я обнаруживаю? У вас нет и не было никаких инструкций, которые могли бы мне помочь. Никакой зацепки! Что дальше? Понятия не имею! Гори все огнем! – запричитал Г. М., скривив рот и шмыгнув носом. – Что, черт возьми, нам теперь делать? А вдруг я заблуждался? Конечно, если моя первоначальная версия была неверна…
Я задумался.
– Мы можем заключить оборонительный союз трех объявленных вне закона, – предложил я. – Но, похоже, мы основательно увязли на старте. По крайней мере, в том, что касается преследования Фламана. Известно ли вам, например, что Рамсден должен был прилететь в Париж вечерним самолетом из Марселя? И что Фламан намеревался быть на борту?
Г. М. осмотрел свои руки. Ему пришлось сделать каменное лицо, чтобы скрыть тот факт, что он проиграл первый раунд. Старик даже не зарычал.
– Нет, я этого не знал, – ответил он. – Ты думаешь, я помчался бы в такую глухомань, если бы знал, что чертов самолет долетит до Парижа вскоре после того, как я оттуда уеду?
Эвелин задумалась, подперев подбородок рукой:
– Итак, если только вылет не был задержан из-за грозы, самолет, должно быть, уже некоторое время как сел в Париже. И вот мы здесь, застряли в грязи вдали от поля боя, где… Но что это? – Она почти выкрикнула эти слова.
Настороживший ее звук, теперь более низкий, производил самолетный двигатель, работавший на полную мощность. Г. М. продолжал смотреть прямо перед собой – как ей показалось, невероятно долго. Затем, пробормотав что-то себе под нос, он выключил свет в салоне такси и приник к окну.
Сначала мы ничего не могли разглядеть. Шум внезапно прекратился – двигатель заглох. Затем в нескольких сотнях футов над плоскими лугами справа – и всего в нескольких сотнях ярдов от нас, за тополями, окаймлявшими дорогу, – два луча света косо упали на землю с обеих сторон из кабины авиалайнера. Загорелись посадочные огни, и самолет, описывая круги, стал снижаться, собираясь приземлиться в поле.
– Знаете, – произнес Г. М. каким-то отстраненным голосом, – я подумал, что Фламан, возможно, позаботится о том, чтобы самолет никогда не долетел до Парижа.
– Вы имеете в виду… – пробормотала Эвелин.
– Ну да. Я буду очень удивлен, если это не рейс, следующий из Марселя в Париж. Вероятно, он задержался из-за грозы или каких-нибудь мошеннических уловок – выбирайте сами, что вам больше нравится. С Джорджем Рамсденом на борту. С Гаске на борту… И Фламаном. – Мы услышали, как Г. М. щелкнул пальцами в темноте. – Карты легли сами собой. Гори все огнем… Мне следовало бы выйти из такси и поклониться Небесам! Я собираюсь еще сыграть в покер, сынок. И с Гаске, и с Фламаном. Никогда ведь не знаешь, кто есть кто. Я надеюсь, этот самолет не разобьется… Это все, на что я уповаю.
И самолет не разбился. Мы видели, как посадочные огни заскользили по полю, после чего замигали позади тополей и наконец замерли. Наступила пауза. Затем иллюминаторы загорелись желтым светом.
– Он сделал это, – произнес Г. М. с глумливой усмешкой. – Ну и что с того? Не присоединиться ли нам к честнóй компании? Мне вдруг захотелось посмотреть, кто летел этим рейсом.
– Послушайте, Мерривейл, – возразил я, – вы, конечно, не думаете, что перед нами тот самый, нужный нам самолет? Это сомнительно. И как мог Фламан подстроить отказ двигателей в воздухе и посадить его?
Г. М. моргнул.
– Что ж, может, и вправду тебе лучше взять с собой пистолет, который вы стащили, – буркнул он. – Просто на случай еще каких-нибудь неприятностей, которые ты так любишь. Но я их не жду. Фламан так курицу не ощипывает. Вовсе нет. Скорее похоже на то, что действительно возникла какая-то неисправность в двигателе. Давайте-ка подберемся поближе. Вы оба следуйте за мной! Для благого дела не грех и слегка промокнуть. Нет-нет, Марсель! Ты restez là and buvez le whisky, mon gars. Quand nous reviendrons, vous serez dans les pommes ou tout de fait noir. Ne me pas poser un lapin, mon gars![15]
Марсель поблагодарил и сказал, что для этого слишком хорошо воспитан. Нетрудно понять, почему французский Г. М. не вызвал бы восторга в дипломатических кругах. Говорил он бегло, но изъяснялся в основном на парижском уличном арго. Старик неуклюже спустился с подножки такси в воду. На предложение надеть цилиндр он возразил, что это подарок королевы Виктории, нельзя допустить, чтобы заслуженный головной убор отсырел. Поэтому Г. М. накрыл цилиндр полой пальто, а голову – носовым платком и зашагал вразвалку, являя собой самый любопытный образец британской респектабельности, который можно увидеть на французском проселке. Он пребывал в отличном настроении. У меня хватило предусмотрительности одолжить фонарик у Марселя, и, если бы не грязь, идти было бы сравнительно легко. Мы пробрались сквозь ряд тополей и пересекли почти ровное поле, границы которого терялись в тумане. Слева от нас, вдоль берега реки, тянулась буковая роща. За ней виднелись огни.
Но наше внимание было приковано к потерпевшему аварию самолету. Его дверь была открыта. Казалось, что группа людей, собравшихся возле него, охвачена ожесточенным спором. Один из спорящих как будто указывал куда-то пальцем. Пока мы наблюдали, четверо отделились от группы и двинулись в сторону. Как мы смогли разобрать, когда они проходили мимо иллюминаторов, это были трое мужчин и женщина. Остальные – трое пассажиров-мужчин – продолжали пререкаться у выхода из самолета. Кроме них, мы увидели пару людей в униформе авиакомпании и стюарда в белой куртке. Перекрикивая шум дождя, Г. М. произнес:
