Джо Аберкромби
Море Осколков. Трилогия: Полкороля. Полмира. Полвойны

Последняя схватка

Голос Ральфа расколол тишину.

– Идут! – И кишки Ярви словно провалились в задницу.

– Сколько? – бодро спросил Ничто.

Чуть погодя:

– Где-то с двадцать.

– О боги, – запричитал Анкран, закусывая губу.

До сего момента теплилась надежда, что они повернут назад или потонут в реке, но, как обычно происходило с надеждами Ярви, эта засохла и плода не принесла.

– Чем больше их численность, тем больше нам достанется славы! – вскричал Ничто. Чем хуже они попадали, тем сильнее он цвел. В этот миг было можно высказать многое о бесславном выживании, только увы – выбор-то уже сделан. Если он вообще когда-нибудь у них был, этот выбор.

Конец бегству, конец уловкам.

Ярви уже успел проговорить про себя не меньше дюжины молитв, всякому богу, высокому ли, малому, который мог бы помочь им хотя б чуточек. И все равно он закрыл глаза и произнес еще одну. Пускай к нему прикоснулся Отче Мир, но эту, последнюю, он обратил одной лишь Матери Войне. Молитву сберечь его друзей, его одновесельников, его семью. Ибо каждый из них, на свой лад, стоил спасения.

А еще ниспослать врагам красный день. Ибо ни для кого нет тайны: Матерь Война предпочитает молитвы с кровью.

– Сражайся или умри, – прошелестел Анкран и протянул Ярви руку, и тот дал свою, пусть и ту, бесполезную. Они взглянули друг на друга, он и тот, кого поначалу он ненавидел, строил козни, смотрел, как бьют, а потом бок о бок с ним продирался через безлюдные пустоши и стал искренне понимать.

– Если мне достанется не слава, а… другое, – произнес Анкран, – сумеешь как-нибудь помочь моим?

Ярви кивнул.

– Клянусь, помогу. – И то правда, какая разница: не исполнить две клятвы или одну? Проклятым больше одного раза не станешь.

– А если мне выпадет другое… – Просить Анкрана убить дядю казалось завышенным требованием. Он пожал плечами. – Пролей по мне реку слез!

Анкран сумел улыбнуться. Выдавил нетвердую ухмылку, с просветом, где не было передних зубов, – но тем не менее ему удалось. И на тот миг это было наивысшей, достойной восхищения доблестью.

– Матерь Море выйдет из берегов.

Потянулась тишина, и колотушка в груди у Ярви нарезала ее на мучительные мгновения.

– Что, если умрем мы оба? – прошептал он.

Прежде чем он дождался ответа, раздался скрежет Ничто:

– Эбдель Арик Шадикширрам! Добро пожаловать в мою светлицу!

– Как и ты, она отжила свое. – Ее голос.

Ярви прижался к щели в стене, до боли в глазах всматриваясь в проход.

– Все мы мельчаем в сравнении с прошлым, – отозвался Ничто. – Некогда ты была адмиралом. Потом стала капитаном. А сейчас…

– Сейчас я – ничто, так же, как ты. – Ярви увидел ее под тенью привратного свода – глаза блеснули, когда она заглянула в проем. Пытаясь понять, что тут, внутри, и кто. – Пустой кувшин. Сломанный корабль – из моих пробоин вытекла вся надежда. – Он знал, что его ей не заметить, но все равно отпрянул за потрескавшийся эльфийский камень.

– Сочувствую, – крикнул Ничто. – Потерять все – очень больно. Мне ли не знать?

– И сколько, по-твоему, стоит сочувствие ничего ничему?

Ничто усмехнулся.

– Ничего.

– Кто еще с тобой? Лживая сука, которая любила залазить выше моих мачт? Угодливый слизняк, с клубнем брюквы заместо руки?

– Мое мнение о них выше твоего – но нет. Они ушли вперед. Я здесь один.

Шадикширрам зашлась хохотом и прильнула, подаваясь в проход – Ярви заметил высверк обнаженной стали.

– Нет, ты не один. Но скоро будешь.

Он вгляделся в очертания башни, увидел изгиб Ральфова лука, натянутую тетиву. Но Шадикширрам была слишком хитра, чтобы подставляться под выстрел.

– Я чересчур милосердна! В этом моя вечная, губительная ошибка. Надо было прикончить тебя еще много лет назад.

– Попробуй сегодня. Прежде мы дважды встречались в бою, но на сей раз я…

– Собакам моим доскажешь. – И Шадикширрам пронзительно свистнула.

Сквозь арку хлынули люди. Или похожие на людей существа. Баньи. Дикие, лохматые тени, белизной зияли лица, сверкали бусы из янтаря и кости, скалились зубы, гремело оружие из заточенных камней, моржовых бивней, китовой челюсти. Они верещали тарабарщину, выли и улюлюкали, словно звери, словно черти – как будто сводчатый проем превратился во врата преисподней, и та изблевала из себя содержимое на погибель всему живому.

Несшийся первым захрипел и осел, со стрелою Ральфа в груди, но остальные затопили развалины, и Ярви отшатнулся от смотровой щели, будто получив пощечину. Позыв удрать был всемогущим, неудержимым, но на его плече лежала ладонь Анкрана, и он стоял, трепеща как листок, и сдавленно поскуливал с каждым выдохом.

И все же стоял.

Раздались вопли. Удары, выплески стального лязга, ярости, боли. Не понять, кто и отчего – и это было едва ли не самым невыносимым. Страшно орали баньи, но куда страшнее был голос Ничто. Бурлящий стон, шелестящий хрип, царапающий рык. Клекот последнего, сиплого вздоха.

А вдруг – это он так смеется?

– Идем на помощь? – шепотом спросил Ярви, при этом сомневаясь, что сможет переставлять ноги.

– Он велел ждать. – Свернутое лицо Анкрана побелело, как мел. – Будем ждать?

Ярви повернулся к нему и краем глаза увидел спрыгнувшую со стены тень.

Он был скорее мальчишкой, нежели воином, навряд ли старше годами, чем Ярви. Служил на «Южном Ветре» матросом. Ярви помнил, как он хохотал, качаясь на снастях, но так и не узнал его имя. Сейчас, похоже, знакомиться уже поздно.

– Вон там, – выдавил он и Анкран повернулся как раз тогда, когда со стены соскочил еще один. Тоже моряк – здоровый, бородатый, и в руке его булава, тяжелое оголовье утыкано железными шипами. Чудовищный вес этого орудия притягивал взгляд, Ярви задумался: что, после яростного взмаха, останется от его черепа? Моряк улыбнулся, будто угадал его мысли, затем прыгнул на Анкрана, и оба упали и покатились, сплетясь и рыча.

Ярви помнил про неуплаченный долг, знал, что должен ринуться на помощь другу, выручать соплечника, но вместо этого развернулся навстречу парню, словно тут, как на плясках после жатвы, разбивались на пары, и некое чутье велело обоим пригласить партнера по росту.

Они закружились, и впрямь как в танце. Выставив перед собой ножи, они то и дело пыряли воздух, словно пробовали, какой стороной сподручнее резать. Оба кружили, кружили, не обращая внимания на рев и сопение Анкрана и бородатого моряка – поединок тех, не на живот, а на смерть, растаял в неодолимой жажде прожить еще хотя бы пару мгновений. За слоем грязи и задиристой ухмылкой, он, тот парень, выглядел весьма напуганным. Почти таким, каким Ярви себя ощущал. И они кружили, все кружили, метались взглядом от сверкающего лезвия к…

Парнишка рванулся вперед, нанося колющий удар, и Ярви отдернулся, зацепился за корень и едва сохранил равновесие. Мальчишка бросился снова, но Ярви, рубя в никуда, ускользул в сторону, и парень запнулся о стену.

Неужто и впрямь один из них обязан убить другого? Оборвать навсегда все, чем тот был? Все, чем тот мог бы стать?

Видимо, так. Вот только трудно понять, что в этом такого славного.

Парень опять сделал выпад, его нож вспыхнул перед глазами Ярви, отражая луч солнца. Повинуясь какому-то дремучему навыку, оставшемуся с боевой площадки, Ярви, охнув, поймал его своим, лезвия проскребли друг о друга. Парень врезался в него плечом, и Ярви отшвырнуло к стене.

Они рычали и отплевывались друг другу в лицо, так близко, что Ярви разглядел темные поры на носу противника, красные жилки в белках вспученных глаз. Так близко, что Ярви мог бы высунуть язык и лизнуть его.

Они хрипели, надрывали до дрожи все мускулы, и Ярви понял, что он слабее. Попытался вдавить палец мальчишке в нос, но тот поймал его согнутое запястье и выкрутил. Снова заскрежетали лезвия, и обратную сторону ладони обожгло порезом. Ярви почувствовал, что кончик ножа проехался по его животу, через одежду почувствовал, какой он холодный.

– Нет, – прошептал он. – Пожалуйста.

Потом что-то оцарапало Ярви щеку, и давление пропало. Парнишка отшатнулся, поднимая к горлу дрожащую руку, – из горла торчала стрела, влажный наконечник смотрел наружу, по шее за ворот сбегала полоска крови. Лицо парня порозовело, щеки затрепыхались, когда он упал на колени.

Сквозь щель в расколотой эльфовой стене Ярви увидел Ральфа, на корточках, наверху башни – тот накладывал на тетиву новую стрелу. Лицо парня подернулось лиловым и он то ли проклинал Ярви, клохча и захлебываясь, то ли умолял помочь, а может, молил богов о милости – но из его рта выходила лишь кровь.

– Мне жаль, – прошептал Ярви.

– А будет еще сильнее.

В пяти шагах, у разрушенного свода, стояла Шадикширрам.

– Я-то думала, ты – умненький мальчик, – сказала она. – Но на деле вышло сплошное разочарование.

На ее кружевах засохла грязь, волосы разметало по лицу спутанными клубками, заколки исчезли, глаза, как в бреду, горели во впалых глазницах. Но длинное, изогнутое лезвие меча сверкало убийственной чистотой.

– Всего лишь последнее в длинном списке. – Она пинком опрокинула на спину умирающего подростка и перешагнула через его ноги, колотящиеся в предсмертных судорогах. Подошла вольготно, вразвалку – без суеты и спешки. Точно как раньше прогуливалась по палубе «Южного Ветра». – Но, похоже, я сама навлекла на себя наказание.

Ярви бочком попятился, пригибаясь, тяжело дыша, глаза обшаривали разбитые стены в поисках выхода. Но выхода не было.

Ему придется с ней биться.

– В этом жестоком мире у меня оказалось чересчур мягкое сердце. – Она зыркнула по сторонам, на расщелину, сквозь которую прилетела стрела Ральфа, и, плавно пригнувшись, проскользнула под ней. – Это моя извечная, главная слабость.

Ярви прошаркал по булыжникам назад, рукоятка ножа пропиталась потом. Сзади доносились крики, отголоски боя. У других полон рот своих забот на подходе к кровавому порогу Последней двери. Он быстро глянул через плечо и увидел, что разломанные эльфийские стены сходятся к краю обрыва. Молодые деревца раскинули ветви в пустом приволье, над бегущей далеко внизу рекой.

– Не передать, как мне приятно иметь возможность сказать тебе «пока» на прощание. – Шадикширрам улыбнулась. – Пока!

Безусловно, она вооружена лучше, чем он. Выше, сильнее, у нее больше опыта, больше умения. Не говоря о решительном преимуществе в числе рук. И, вопреки своим заверениям, она вряд ли сверх меры томилась мягкосердечием.

На все найдется свой способ, говорила мать, но как найти способ победить Шадикширрам? Ему, тому, кто провел сотню позорных поединков на площадке и не выиграл ни одного боя?

Она с интересом подняла брови, будто произвела тот же подсчет и пришла к тому же ответу.

– Пожалуй, ты у меня просто-напросто прыгнешь вниз.

Она сделала еще шаг, медленно оттесняя его назад. Солнце блеснуло на острие меча, когда она пересекла луч света, упавший сквозь развалины. Ему некуда отступать: позади раскрывался необъятный простор, затылок холодил терпкий, влажный ветер. Далеко под ним, кусая прибрежные скалы, неистовствовала река.

– Прыгай, калека.

Он снова попятился и услышал, как в пустоту посыпались камешки. Грань земной тверди обрывалась у самых его каблуков.

– Прыгай, – заорала Шадикширрам, с ее губ брызнула слюна.

И Ярви краем глаза заметил движение. Бледное лицо Анкрана выплыло из-за покосившейся стены. Прижимая язык к дыре в оскаленных зубах, он подкрался с занесенной дубиной. Всего на миг Ярви не сумел удержать на месте свой взгляд.

Шадикширрам наморщила лоб.

Мгновенно, как кошка, она крутанулась, извернулась, уйдя от лопаты из лосиной кости – та просвистела у самого плеча. И без особых усилий, почти беззвучно, сунула меч точно в грудь Анкрана.

Он судорожно втянул воздух, тараща глаза.

Шадикширрам выругалась, вытягивая меч обратно.

Жалость – это слабость, повторял отец. Сжалился – проиграл.

Быстрее молнии Ярви налетел на нее. Он вогнал ей в подмышку свою руку-коготь, пригвоздил меч, шишковатой кистью шарахнул по горлу, а правую руку стиснул в кулак и врезал, впечатал, вбил в нее этот кулак как можно сильнее.

Они храпели, перхали и исходили слюной, визжали, скулили, раскачивались, ее волосы лезли ему в рот. Зарычав, она изогнулась, а он повис на ней и бил, бил, не разжимая кулак. Она рванулась и высвободилась; локоть, с тошнотным хрустом, попал ему прямо в нос и отбросил голову назад – и тут же земля огрела его по спине.

Кто-то где-то кричит. Не здесь. Звенит сталь.

Вдалеке идет бой. Наверно, происходит что-то важное.

Надо вставать. Нельзя подводить матушку.

Надо быть мужчиной. Дядя заждался.

Он попытался стряхнуть головокружение, перекатился, и небо полыхнуло зарницами.

Его рука хлестнула пустоту. Внизу чернеет река, на камнях кромка белой пены.

Будто море внизу утеса Амвенда. Море, которое затянуло его с головой.

Воздух с хрипом ворвался в легкие, когда он пришел в себя. На четвереньках он отодвинулся подальше от осыпающегося края обрыва. В голове колотило, ноги не слушались, во рту солоно от крови.

Анкран скорчился на земле – с широко раскинутыми руками. Ярви всхлипнул, подполз и потянулся к нему. Но дрожащие кончики пальцев остановились, не касаясь пропитанной кровью рубахи. Перед Анкраном отворилась Последняя дверь. Ему уже ничем не помочь.

Шадикширрам лежала на щебне подле его тела, и пыталась сесть, и не могла, и от этого выглядела донельзя удивленно. Пальцы ее левой руки запутались в фигурной гарде меча. Правой рукой она зажимала бок. Потом отлепила руку. На ладонь натекла полная горсть крови. Ярви растерянно опустил глаза на свою правую руку. В ней по-прежнему был нож. Скользкое лезвие, пальцы, запястье и всю руку по локоть залило красным.

– Нет, – взревела она. И попробовала поднять меч – но он для нее был уже слишком тяжел.

– Не сейчас. Не так. – Ее окровавленные губы скривились, когда она взглянула на Ярви. – Не ты.

– Здесь, – ответил Ярви. – Я. Как ты говорила? В бою нужны обе руки. Но заколоть в спину хватит и одной.

И в этот миг он понял, что вечно терпел поражение на боевой площадке не потому, что ему не хватало силы, мастерства или даже руки. Ему не хватало воли. И где-то на «Южном Ветре», где-то в непроторенных льдах, где-то здесь, на древних развалинах, он наконец ее обрел.

– Ведь я командовала военным флотом императрицы, – прокаркала Шадикширрам, ее правый бок весь потемнел от крови. – Я была возлюбленной… герцога Микедаса. У моих ног лежал весь мир.

– Все давно кончилось.

– Твоя правда. Умненький… мальчик. Я слишком добра… – Ее голова запрокинулась, и глаза уставились в небо. – Доброта… меня и…

Полуразрушенный эльфийский чертог усыпали тела.

Баньи походили на чертей издали. Вблизи они смотрелись жалкими. Тощие и низкорослые, будто дети, вязанки лохмотьев. Их священные обереги из китовой кости оказались плохим щитом против неумолимой стали Ничто.

Один из них еще дышал и рукой потянулся к Ярви, не выпуская из другой руки стрелу, засевшую в ребрах. Его глаза наполняла вовсе не ненависть – одно лишь недоумение, страх и боль. В точности как у Анкрана, когда Шадикширрам его убивала.

Значит, и они – обычные люди, как все. Те, кого Смерть, беря под руку, провожает в Последнюю дверь.

Этот все пытался вымолвить слово, когда к нему подошел Ничто. Одно и то же слово, снова и снова – и тряс головой.

Ничто поднес к губам палец.

– Шшшш. – И пронзил банью в сердце.

– Победа! – истошно взревел Ральф, спрыгивая с последнего пролета на землю. – В жизни не встречал такой мастерской работы мечом!

– А я такой меткости лучника! – сказал Ничто, заключая Ральфа в сокрушительные объятия. Теперь, объединенные бойней, они стали лучшими друзьями.

Сумаэль встала под сводами арки, держась за плечо. Кровь расчертила полосами ее руку до самых пальцев.

– Где Анкран? – спросила она.

Ярви покачал головой. Он боялся заговорить – иначе его бы вырвало. Или из глаз полились бы слезы. Или и то, и то сразу. От боли и гаснущей ярости. От облегчения, что остался жив. От скорби, что его друг не остался. Скорби, что с каждой секундой наваливалась все сильнее.

Джойд повалился на отбитую глыбу эльфийской кладки и выпустил из рук изрубленный щит. Сумаэль положила ладонь на его дрожащее плечо.

– От всего сердца признаю – гетландцы лучше всех! – брызгал пеной Ральф.

– А я как раз начал в этом сомневаться! – Ничто хмуро огляделся. – Я ждал встречи с Шадикширрам.

Ярви посмотрел на изогнутый клинок, оказавшийся в руке будто случайно.

– Я убил ее.

Наверно, ему полагалось пасть на колени и возблагодарить богов за столь невероятную победу. Но кровавая жатва порубленных мечами и утыканных стрелами в этом месте мертвого прошлого казалась не совсем тем, за что следовало благодарить.

Поэтому он сел рядом со всеми и начал отковыривать из-под носа присохшую кровь.

В конце концов он – король Гетланда, так или нет?

Довольно уже стоять на коленях.

Огненное погребение

Мертвые пылали.

Обнимавшее их пламя рождало странные тени, плывшие по стенам стародавних эльфийских развалин. К алому небу поднимались размытые клубы дыма – подобающие почести, оказанные Матери Войне за победу. Так заявил Ничто, а мало кто был с нею на столь же короткой ноге, как он. Ярви казалось, что, если внимательно присмотреться, в огне до сих пор можно разглядеть кости – девятерых погибших баньи, трех погибших вольных моряков, Анкрана и Шадикширрам.

– Я буду тосковать по нему, – сказал Ярви, с трудом сдерживая слезы.

– Мы все уже по нему тоскуем, – сказал Джойд, утирая свои краем запястья.

Ничто, не скрывая своих, заливших исполосованное шрамами лицо, кивнул на кострище.

– Я буду тосковать по ней.

Ральф фыркнул.

– Я уж точно – фигушки!

– Тогда ты еще дурней, чем померещилось мне поначалу. Достойный враг – самый желанный подарок богов. Враг подобен доброму точилу для твоего клинка. – Ничто мрачно осмотрел меч – без единого пятнышка, хотя у самого под ногтями присохла запекшаяся кровь – а потом еще раз вжикнул по нему оселком. – С хорошим врагом ты остер и всегда готов к бою.

– Лучше я тупым останусь, – буркнул Джойд.

– Выбирай врагов тщательнее, чем друзей, – проговорил Ничто, обращаясь к огню. – Враги пробудут с тобой много дольше.

– Не расстраивайся, – Ральф похлопал Ничто по плечу. – Если жизнь чему и учит, так это тому, что новый враг всегда недалече.

– Друзей, если что, во врагов превратить не трудно, – сказала Сумаэль, поплотнее запахиваясь в полушубок Шадикширрам. – Вот с врагами задружиться – намучаешься.

Ярви не понаслышке знал, что она права.

– По-вашему, Анкран хотел бы именно этого?

– Умереть? – переспросил Джойд. – Вот уж вряд ли.

– Погребения в огне, – пояснил Ярви.

Джойд скосил глаза на Ничто и пожал плечами.

– Если человеку, не чурающемуся насилия, что-то втемяшится в голову, разубедить его не так-то просто. Тем паче когда у него из носа еще запах крови не выветрился.

– Да и смысл-то какой выступать? – Сумаэль вновь почесалась через несвежие бинты, которыми Ярви обмотал ее раненую руку. – Те, что там лежат, – мертвы. Отмахнуться от их жалоб проще простого.

– Ты хорошо дрался, Ярви, – окликнул его Ничто. – Как истинный король.

– Разве король позволит другу умереть вместо него? – Ярви виновато поднял глаза на меч Шадикширрам, вспоминая удар за ударом, вспоминая багряный нож в багряной руке, и вздрогнул под чужим плащом. – Разве король ударит женщину в спину?

Изнуренное лицо Ничто и сейчас не просохло от слез.

– Хороший король принесет на алтарь победы любую жертву. Когда надо бить – он ударит кого угодно и как сумеет. Великий воин – тот, кто еще дышит, когда на пир слетаются вороны. Великий король – тот, кто глядит, как сгорают трупы его врагов. Пускай Отче Мир проливает слезы от выбранных средств. Матерь Война улыбается достигнутой цели.

– Так сказал бы мой дядя.

– Значит, он мудрый человек и достойный враг. Может статься, ты и ему всадишь в спину нож, и мы вместе увидим, как горит его труп.

Ярви осторожно потер распухшую переносицу. Предвещание новых погребальных костров его не обрадовало – и без разницы, кто на них будет гореть. В мыслях, раз за разом, проносилась одна и та же минута – как он быстрым взглядом выдает Анкрана, как разворачивается Шадикширрам, как летит вперед ее клинок. Снова и снова Ярви копался в произошедшем, выстраивал иные развязки – при которых, поступи он иначе, его друг, быть может, остался бы жив. Однако сейчас эти потуги, очевидно, впустую.

Возврата в прошлое нет.

Сумаэль обернулась и настороженно уставилась в ночь.

– Вы не слышите…

– Ни с места! – прогремел голос из темноты, жесткий, как треск хлыста. Сердце у Ярви замерло. Он выгнулся посмотреть назад и увидел там высокого воина, выходящего из-под привратного свода. В свете погребального костра надраенные шлем и доспехи, щит и увесистый меч переливались яркими красками.

– Бросайте оружие! – донесся второй окрик, и другой мужчина выскользнул из теней, наводя натянутый лук. С его висков свисали длинные косицы. Это ванстерец. Следом появились другие, а потом еще, и едва беглецы успели пару раз вздохнуть, их окружила сразу дюжина воинов.

Перед этим Ярви считал, что ниже пасть духом ему уже некуда. Теперь ему открылась вся глубина его просчета.

Глаза Ральфа сдвинулись в сторону его лука – далеко, не достать, – и старый налетчик равнодушно откинулся назад.

– В твоем списке лучших бойцов на каком месте стоят ванстерцы?

Ничто присмотрелся к ним и отвесил кивок:

– При таком количестве – на одном из первых.

Сколько бы сил ни отмерили Ярви боги, в этот день он израсходовал их без остатка. Носком сапога он отодвинул от себя меч Шадикширрам. Джойд поднял пустые руки. Сумаэль подхватила тесак двумя пальцами и отшвырнула в темноту.

– А ты, старикашка? – спросил первый ванстерландец.

– А я обдумываю обстановку. – Ничто еще раз пронзительно скрежетнул оселком по лезвию. С тем же успехом мог бы сразу по нервам Ярви.

– Если последнее слово за сталью, то у них ее целая гора, – шикнул он.

– Клади. – Второй ванстерландец оттянул тетиву до упора. – Или здесь сгорит и твой труп.

Ничто глубоко всадил меч в землю и вздохнул.

– Он привел убедительный довод.

Трое ванстерцев под присмотром своего капитана выдвинулись вперед, собрать оружие и обыскать, вдруг что осталось.

– Что привело вас, пятерых, в Ванстерланд?

– Мы – путешественники… – промямлил Ярви, глядя, как воины перетряхивают скудное содержимое его мешка. – Наш путь лежит в Вульсгард.

Лучник недоуменно насупился на погребальное кострище.

– Путешественники жгут трупы?

– Куда катится этот мир, ежели простому честному человеку нельзя сжечь труп-другой без обидных подозрений? – возопил Ничто.

– Нас подстерегли разбойники, – ввернул Ярви, стараясь соображать как можно быстрее.

– Вы бы хоть у себя в стране навели порядок, – добавил Ральф.

– Ага, спасибо вам, что помогаете его наводить.

Капитан отряда присмотрелся к горлу Ярви, затем одернул воротник Джойда – и невольничьи отметины показались наружу.

– Рабы!

– Вольноотпущенные, – сказала Сумаэль. – Я их бывшая хозяйка. Купец-мореход. – С этими словами она полезла в полушубок и бережно извлекла оттуда скомканный кусок пергамента. – Меня зовут Эбдель Арик Шадикширрам.

Латник нахмурился на документ Верховного короля, вовремя прибранный с тела настоящей владелицы.

– Какой же из тебя купец, в таких обносках?

– А я и не говорю, что умелый.

– И молодая больно, – добавил капитан.

– А я и не говорю, что бывалый.

– Корабль твой где?

– В море.

– Почему ты не на борту?

– Подумала, будет неглупо сойти, пока он не успел погрузиться на самое дно.

– Тоже мне, скромные купцы, – бросил один.

– С грузом отборной брехни, – прибавил другой.

Капитан пожал плечами.

– Король разберется, кто врет. Связать их.

– Король? – спросил Ярви, подставляя руки.

Латник натянуто улыбнулся.

– Гром-гиль-Горм выехал на север, охотиться.

Похоже, Ральф оказался прав. Никто из них и не думал, что новый враг объявится так быстро.