Джина Шэй
XXL Love. Кексики vs Любовь
Чтоб тебя, Юлька!
Конечно, всему виной недотрах.
Развод и траур по восьми годам жизни, тупо потраченным на истеричную бабу, стоит лечить не двухмесячным воздержанием и рабочим марафоном, но… Так уж совпало – начался весенний чес, куча съемок на природе, рекламные ролики, четыре клипа. На работе я не заводил отношений, нахлебался этого на стартовом этапе, когда только сработаешься с ассистенткой, а потом потеряешь после первого же импульсивного перепиха после закрытого успешно проекта. А кроме работы я и не вылезал никуда. Поэтому Сенька и потащил меня на встречу выпускников.
Поэтому сейчас гормоны внутри меня реагируют на Плюшку с такой бешеной силой. Женщина! Теплая, мягкая женщина! Сладкая, будто сама она состоит из какого-то идеального бисквитного теста.
А я… Такое ощущение, будто только сорвался с жесткой диеты.
Хотя… Почему это только?
Сорвался! Жру! Сахарные губищи, карамельный язычок. Жадно, пока не приперся никто и не отнял у меня лучшую в мире вкусняшку.
Плюшка…
Она пытается сопротивляться. Толкает меня все теми же мягонькими ладошками. Ловлю её запястья – оплетаю их пальцами, будто ветвями лозы.
Нетушки, Юльчик, не вырвешься! Ты мне еще за торт должна, пришла пора расплачиваться!
Она опять пытается – пытается от меня уклониться, пытается мне не отвечать, вот только… Её тело будто само, рефлексами откликается моему напору.
Я веду кончиком языкам по стискивающимся губам – и они слабеют, позволяют проникнуть сквозь них, снова взять их штурмом.
Сдобная сладкая прелесть!
И вся моя!
Ну… Ненадолго, правда! Ровно до той минуты когда уже второй кот, черно-белый и тощий с возмущенным “Ма-а-ау” не десантируется прямо на мою шею. Сброшенный и явно не готовый к полету кошак реагирует инстинктивно – вцепляется в мою рубашку на спине, полосуя ткань и кожу под ней когтями настоящей россомахи.
Я бы и рад не взвыть и не закрутиться на месте, в попытках стряхнуть с себя чертову тварь, я бы и рад ни за что в своей жизни не отрываться от Плюшки, но…
Я же не железный! И боль-то просто адская! С меня, кажется, сдирают кожу по-настоящему!
– Так его, Кутузыч, рожу наркоманскую! Ишь чо удумал, наших девок посреди бела дня мацать! – дедовское улюлюканье откуда-то сверху определяет нерушимую истину – коты в московских дворах просто так с балконов не летают!
Мне удается нашарить хвост дикой твари, приклеившейся к моей спине и отодрать её от себя вместе с полосой рубашки и парой кусков кожи, кажется. Кутузыч улетает в ближайший куст, и я надеюсь – его там лично ждет кошачий сатана. Задираю голову наверх, любуясь на лысую, как яблоко, но морщинистую, как урюк, башку.
– Дед, ты в конец озверел? – рычу разъяренным медведем.
– Му-у-у-урка, – зычно тянет дед, не сводя с меня прицельного прищура, – ты где, паршивка, кись-кись-кись.
На призывы деда откликается такой синхронный кошачий хор, что я прыжком выпрыгиваю из зоны поражения его балкона.
Ладно. Леший с ним. Где?.. Куда!
Я успеваю схватить тяжелую дверь подъезда за долю секунды, когда Максимовская пытается её за собой захлопнуть. Влетаю следом, ловлю за руку.
– Плюшка!
– Сам ты Плюшка! – неожиданно рявкает Юлька мне в лицо, резко разворачиваясь.
На этом её запал заканчивается, и она замирает, стискивая свои кулачки и грозно прожигая меня глазами.
– Так бесит это слово? – я приподнимаю брови. – Прости, я не думал…
– А ты типа умеешь? – саркастично цедит Максимовская, скрещивая руки на груди. – Не смеши меня, Бурцев, чурбан потому и зовется чурбаном, потому что бестолковый кусок пенька.
– Зато посидеть на мне очень даже можно, – улыбаюсь нахально, – где хочешь, для начала? На коленках? Или, может, на лице?
– Руки! – взвизгивает Юлька, и приходится сделать два шага назад, в противовес тому, что я сделал к ней.
– Плю… – осекаюсь, натурально увидев, как в глазах девушки загорается неистовство берсерка, – Юль, ну чего ты психуешь-то? Сама говорила, что свободна сейчас. И я тоже свободен. И…
– Ты дебил, да? – Максимовская стискивает зубы. – Нет, чего я спрашиваю, точно! Натуральный дебил. Ты бредишь вот этим? После всего, что было?
– А что… – я осекаюсь с вопросом, не потому, что меня впечатляет яростная Юлина отповедь. Нет. Просто до меня доходит – не все простили мне подвиги долбанутой юности. Конкретно Юлия Руслановна Максимовская – совсем нет.
И вот это попадос! Такой лютый, что меня почти сразу же начинает потряхивать!
Не хочу я, чтобы эта шикарная вкусная женщина меня ненавидела.
Ненависть оргазмам не помощник.
Она даже не прощается – сбегает, воспользовавшись минуткой моего зависания, и в этот раз я не рвусь к закрывающимся дверям лифта.
Задумчиво выхожу из подъезда, возвращаюсь к машине, в черт его знает какой раз задираю голову, разыскивая взглядом Плюшкин балкон. Сначала правда на хитрую рожу деда натыкаюсь, и он грозно скалится, типа “Знай наших!”
Ну уж нет, не позволю я какому-то старперу себя запугать. Матюгальник валяется у машины, никто его даже не подумал спереть.
Подбираю, процокиваю, проверяя работоспособность.
Дед угрожающе высовывает из окна руку с дрянью орущей черной кошкой.
Надеюсь, хоть от одной у него рука отвалится!
– Хорошо, Юль, Плюшкой больше не буду тебя называть, – клятвенным тоном произношу, обращаясь к бесчувственным стеклам лоджии Максимовской, – тем более, что Кексик тебе подходит гораздо больше.
В этот раз приходится уворачиваться не только от кота. Но и от “любимого маминого алоэ”, которого Юлька для меня не пожалела.
Когда я сажусь в машину – сам себе клянусь, что это не побег – это отступление. С нахрапу взять Максимовскую не получится, это дошло наконец до моей забитой гормонами башки. Надо проработать стратегию!
Глава в которой героиня верна своим принципам
– Ты свихнулась, Юль?
На самом деле… Кажется, да! Потому что когда на балконе закончились цветы для метания ими в пустую башку Бурцева, я всерьез хватаюсь за табурет, на котором стояло злополучное алоэ. И только Маринка, повисшая у меня на спине, помогла мне вспомнить, что адекватность – это несколько выше по шкале глубины. Не пробивать же мне дно ради Бурцева, да? Он и сам с этим прекрасно справится!
Встряхиваю головой, пытаюсь взять себя в руки и во избежание искушения – а на лоджии у меня еще целый книжный стеллаж, метательных снарядов – искусительная уйма – ухожу на кухню.
По дороге прохожу мимо зеркала, задеваю плачевное зрелище. Пока неслась от Бурцева – раскраснелась как свекла, не помогают это скрыть даже остатки салонного макияжа. Так же и укладка не выдержала долгого забега, превратив меня во внебрачную дочь Сеньориты Швабры и Сеньора Чертополоха.
Хотя…
Будем честны и откровенны, какая разница? Можно подумать, с укладкой и обычным цветом лица я была красоточка, и резко перестала весить свои восхитительные девяносто три килограмма.
Нет уж. Хватит с меня сегодня самообманов. И тряпок этих, добавляющих в мою жизнь иллюзию моей несуществующей привлекательности тоже хватит.
– На плечики хоть повесь, – тоном великомученицы произносит Маринка, наблюдая, как я с остервенением сдираю с себя дурацкий шелковый топ, юбку, чулки…
Я делаю вид, что не заметила её замечания, молча влезаю в майку с рокером-котом и джинсы-шаровары на шнурочке, но…
Все-таки трачу лишнюю минуту, чтобы повесить “наряд для свидания”. Музей-то завтра вроде как должен состояться!
Правда перед этим мне надо хоть маленечко выпустить пар.
– Я, кажется, поняла, почему ты все еще не замужем! – траурно произносит Маринка, проходя за мной на кухню. – Если ты каждого мужчину, пригласившего тебя на свидание, закидываешь цветочными горшками…
– С цветами, прошу заметить! – уточняю, сама не знаю зачем, уже снимая с крючка на двери любимый фартук. Руки мелко сводит от подкатывающей ко мне со спины истерики. А что лечит психоз лучше всего на свете?
Правильно, три противня горячих бисквитных печенек, сделанных твоими руками!
– Ну, Юля-а-а! – Маринка стонет и хватается за голову. – Такой мужик! На такой шикарной тачке! Романс тебе под окнами пел! А ты в него цветком?
– Жаль не попала! – бурчу раздраженно, доставая из холодильника яйца и перекладывая их поближе к плите, чтобы быстрей прогрелась.
Маринке легко говорить. У неё из детских травм только то, что в третьем классе приз за лучший танец снежинки не ей отдали. Она, счастливая обладательница огромных шоколадных глаз и талии, которую ладонями обхватить можно, в душе не представляет, как это бесит, когда какой-то зажравшийся мудозвон пытается повеселиться за твой счет. А я – я знаю!
Именно поэтому это я сейчас в неистовом ритме рублю огромным ножом холодное сливочное масло. И представляю, что делаю это с кокушками Бурцева, не меньше! Ух, как бы я ему сейчас вместо них котлету бы сообразила!
А Маринка – с печальным видом пытается донести до меня свет истины.
– Юльчик, нельзя так с мужиками. Они у нас сейчас обидчивые, ранимые. Ты в него сегодня цветком кинула, а он завтра на свидание не придет. И что, я зря старалась, да?
– Это не Бурцев меня пригласил! – сухо озвучиваю я, услышав в голосе сестры плаксивость, – а… другой мой одноклассник.
– О-о-о-о! – у Маринки, судя по взлетевшему тону, резко поднялось настроение. – Боже, два мужика? Это я у тебя гений, или ты наконец-то научилась флиртовать, сестрица?
Я невесело вздыхаю, глядя на масло, которое я измучила до состояния пюре. Научилась флиртовать! По мнению моей сестры, все женские проблемы решаются покупкой новой туши, а для самых страшных необходимо новое платье.
– Я не знаю, зачем приперся Бурцев, – выдавливаю из себя неохотное, – там, в школе, он пытался ко мне подкатить.
– Ну и?! – сестра возмущенно тянет, упирая руки в боки. – И ты что сделала?
– Я? Рожей в торт его макнула, – откликаюсь и сама улыбаюсь этому воспоминанию. Ошарашенный Тимурчик, с мордой, залепленной сливочным кремом, с росыпью мелких мармеладок на лбу и шоколадными “усами” – незабываемое зрелище. Надеюсь, кто-то это сфоткал. И мне потом пришлет.
– Юля! – Маринка стонет и падает на кухонный стул, изображая сердечный приступ.
– А что Юля-то? – вскидываюсь я, резко работая венчиком. Этак мне и миксер не понадобится доставать – сама взобью белки, на силе внутреннего пригорания.
– Вот поэтому ты еще не замужем! Я все маме расскажу, как ты себя с мужчинами ведешь! Она тебя… Она тебя…
Я перебиваю сестру до того, как она успевает придумать достойную моих закидонов кару. Уж больно у меня пригорает, что в этой ситуации она не на моей стороне.
– Помнишь ли ты, как в школе у меня один утырок отнял портфель? И три круга заставил пробежать вокруг школы, вслед за его велосипедом?
– А это тут при чем? – сестра недоуменно приподнимает одну бровь, на время выходя из образа умирающей от разрыва аорты.
– При том, что это был Бурцев, – кисло цежу я, – и это. И когда меня в столовой ватрушками закидали, тоже он. Он ненавидит “жирных” – так он всегда говорил. После школы он женился на настоящей модели. Вот этих, знаешь, у которых руки как спички, да и ноги не лучше.
– Но… Но… Сейчас-то… – Маринка все еще пытается цепляться за розовую мечту, в которой я почему-то нахожусь в объятиях ненавистного мне мужчины.
– Он сейчас в запое, может. Или обдолбался чем-то! – категорично качаю головой. – Или поспорили они на меня. Не знаю. Ничего не знаю, кроме того, что вот этого мачо мне не надо ни даром, ни с доплатой. Лучше помереть незамужней, чем согласиться вот на это вот!
Уходит от меня Маринка, излучая такую радиоактивную печаль, что мне даже становится совестно.
– Не в поршах счастье, а в том, чтоб человек хороший был! – проговариваю я на прощанье, но удастаиваюсь такого мученического вздоха, что сразу ясно – наличие порша золотому человеку никак не вредит вообще-то.
Боже, надеюсь, Рашид поднимет ей сегодня настроение. Хотя я и не исключаю, что вот эта печальная моська у Маринки только для меня и предназначается. Это ж я не справляюсь с её великим стратегическим планом “выдать сестру замуж за месяц”. А для прочего мира у неё найдется пара улыбок.
– Напиши, как только доберешься до дома! – напутствую сестрицу на дорожку.
– Я же не пешком. На такси, – отмахивается Маринка, подкрашивая губы перед самым выходом.
– Тем более! Эти таксисты все через одного озабоченные придурки.
– К тебе приставали? – Маринка бросает на меня обеспокоенный взгляд.
Угу. Через одного.
“Девушка, у меня мама на одной диете тридцать кило скинула. Хотите – дам её телефончик?”
Но Маринка-то – нежная розочка, волосы гладкие, лежат прядочка к прядочке, джинсы на ладной заднице сидят потрясающе…
– Напиши, как только сядешь в такси! И номер мне его скинь.
– Окстись, сестрица, – Маринка не удерживается и заливается хохотом, – я ж только за дверь выйду – ты за миксер схватишься. И вспомнишь обо мне часа через два.
– Вспомню же! – упрямо свожу брови. – Будет кому объявить козла в розыск, пока он закапывает твое бездыханное тело в сосновом лесочке.
– Фи! – Маринка недовольно морщит нос, – так быстро будет меня закапывать? Что за мужик нынче пошел, даже поманьячить пару недель не может.
И все-таки когда её отпускает эта её внутренняя сваха – я вспоминаю, почему люблю младшую сестру. Почему её вообще все вокруг любят. С ней всегда весело.
Хотя, объективно – она права.
Когда щелкает замок захлопнувшейся за моей сестрой двери – я уже снова стою на кухне, столовой ложкой отмеряю в миску сахар для печенья.
И гори синим пламенем диплом педагога-литератора, когда есть в распоряжении ручной миксер и белки, уже взбитые до состояния пивной пены.
Такая вот жизнь.
В школе я была хорошисткой – как говорили учителя, могла бы быть и отличницей, но не хватало упорства, характера. Ну, да, не хватало. Был бы характер – двинула бы Бурцеву в зубы на ранних этапах. И плевать, что девочка, плевать, что скандал, на все было бы плевать, но…. Я не плюнула. Предпочла глотать молча слезы, сносить его унижения и травлю раз за разом.
И тем не менее, я – была хорошисткой. Мне обещали хорошее будущее. Бурцев же – бездельник, двоечник, а в последних классах – еще и прогульшик. Абсолютно на шару сдавал экзамены. Никто так и не понял, как он умудрился сдать их прилично. Но…
Это не я катаюсь на Порше. И своей странички в Википедии нет у меня. Да что там, даже на доске почетных выпускников меня не висит. Да и за что меня туда вешать? За то, что после пяти лет в школе выгорела, психанула, послала все к черту и пошла зарабатывать деньги на “дурацких тортиках”?
А что поделать! Бывают вот такие вот поздние озарения о смысле жизни!
И пусть на мое занятие все мои знакомые обычно морщат нос.
Всего лишь торты? Даже не в ресторане работаешь, а на себя? Ну-ну!
Всегда можно быть быстрее, выше, сильнее. Но вот мне – приятно совсем другое.
Белковое тесто, мягкими завитками стекающее в кондитерский мешок. Ровные полосы печенек на противне. Идеальной длины – савоярди я уже умею отмерять с закрытыми глазами.
Удивительное рядом – до ухода из школы я поправлялась на четыре килограмма в год. Три года после школы, посвященные тортикам, кремам, безешкам и прочим сладостям, не сказались на размере моей одежды вообще никак. Правда и не худелось. Но тут уж ничего не поделаешь!
Отправляя противень в духовку, я кошусь на часы.
И чего Маринка на меня наговаривает, какие это два часа пройдут, пока я спохвачусь? Сорок минут – и я свободна. Сейчас проверю её и начну убираться на кухне…
По какой-то неведомой мне причине Маринка не признает мессенджеров, и всегда и везде пишет в ВК.
“Я дома. Все в порядке. Взяла тебе номерочек таксиста, он такой симпатичны-ы-ы-ый!”
И если первые две фразы могли быть подделаны злоумышленниками, которые похитили мою сестру и отписали всем её родственникам, что беспокоиться не стоит, то после информации про таксиста и телефончик отпадают все сомнения.
Только моя упоротая сестра собирает у мужиков номера телефонов не для себя, а для меня, красивой. Ей и не вдомек, почему она так часто это делает, а успехов на этом поприще у меня как не было, так и нет!
Отправляю Маринке красноречивый стикер с котом, который закатывает глаза и зомбячьи обнимашки. Стандартный набор – я слишком устала, чтобы отвечать внятно.
Не удерживаюсь – все-таки захожу посмотреть насыпавшиеся заявки в друзья. Все-таки имела эффект моя рекламная компания. В уведомлениях столько лайков моим тортикам нападало. Ух!
От заявок в друзья, к сообщениям, от сообщений – до фотографий, на которых меня отметила верная Наташка. Немало людей фоткались с моими выпендрежными пельменями в виде розочек, или с мясным рулетом, сделанным по канонической книге ГОСТ-рецептов, которая есть у любого особо упоротого кулинара.
“Шикарная Прага, Юлечка! У тебя волшебные ручки!”
“Давно я так не объедался! Вот это банкет! Как же наша Юлька на свадьбы готовит?”
Кто не любит листать хвалебные комментарии? Особенно, если хвалят его!
Нет, конечно, “боже, какой шикарный был банкет” – это не Порш под окном, но все-таки приятно до безумия! А еще можно наскриншотить хороших отзывов и завтра выложить у себя на страничке. Реклама лишней не бывает!
“А Максимовская что, поняла, что сама все не сожрет, и решила в кои-то веки с миром поделиться?”
Правду говорят, одной ложки дегтя бывает достаточно, чтобы изгадить бочку меда.
И необязательно ведь даже чтобы ложка была столовой. И чайной достаточно.
Первый спазм, что сводит мое нутро – отчаянный и горький. Закрыть бы страничку от посторонних глаз, не выходить ни с кем на связь, убрать из друзей всех знакомых, и…
“А у тебя, Емельяныч, язва, что ли, открылась? Завидуешь всем, кто шикарно сегодня откушал на банкете? Или Юлькина грудь уснуть ровно не дает? Бывает, конечно”.
Самое странное в этой истории – видеть, что комментарий в мою защиту капает у меня на глазах. И не от кого-нибудь – от Тимура Бурцева.
Бурцев. Стебет нашего одноклассника, защищая меня.
Это что-то новенькое!
Глава в которой герой лезет из кожи вон!
“Бурый, ты чо? Давно на своих бросаешься?”
Сообщение от Сеньки выплывает мне во всплывающих, и, честно говоря, я обрабатываю его не сразу. В рабочем режиме голова обычно забита настолько плотно, что туда не влезает пара лишних предложений, не то что какие-то там оторванные от задачи возмущения.
Впрочем, для дружбана-приятеля место там находится. Уж больно выбесил он меня в первые пятнадцать минут этого дивного часа. Даже любимый луковый супчик в любимом заведении у меня от приступа гнева чуть через уши обратно на белый свет не вернулся.
Это ж надо! Мой верный друг, мой первый партнер и просто гений в вопросах по целевой аудитории рекламных компаний – и так меня подставляет перед свежеотмеченным Эверестом.
“А ты давно впал в младенческий идиотизм, Емельянов?” – отбиваю, а сам заползаю в личный профиль Кексика. На рабочем аккаунте я уже был, слюной захлебнулся настолько, что пришлось даже парковаться не в парке, а в ресторане – уж больно тоскливо прилип желудок к позвоночнику. И ведь это только тортики-кексики-пироги-капкейки у Юльки на рабочей странице выставлены. А чтение расширенного меню для “банкетов домашней кухни” лично для меня заменило короткий курс виагры.
Вы просто вдумайтесь, как оно звучит: “Кордон Блю с моцареллой”…
Кордон Блю!
С моцареллой!
Черт возьми, опять слюна потекла!
“Бурый, ну ты чо? Не хочешь эту истеричку на место поставить?”
Я неплохо знаю своего друга. Он не станет без повода наезжать на кого бы то ни было. Но! Судя по всему, повод он для себя придумал. Ну, или ему рассказали, как я полчаса отмывал морду от кремового Юлькиного “поцелуя”.
Проблема в том, что мне не пять месяцев, мне нахрен не нужны заступнички, и уж точно не нужно, чтобы мои друзья еще больше портили отношение ко мне одного пышногрудого Кексика.
“Я тебя хочу поставить, Емельяныч. К лесу передом, ко мне задом! И найти в твоем организме место для швабры!”
Сенька молчит минуты три, обрабатывает, видимо, пытаясь понять, что это мне жахнуло на ночь глядя, а потом… А потом присылает скриншот отредактированного комментария.
“Кто-нибудь, скажите Максимовской, что нельзя готовить такие вкусные салаты. Ну или пусть хоть номерочек сатаны даст, с которым у неё контракт заключен. У меня таки есть к нему предложение”.
Фыркаю, сам заменяю свой коммент на краткой “То-то, Емельяныч” и снова пытаюсь сфокусироваться на дельных мыслях. На мою беду открылась фотка с Юлькой, в черном глухом платье, облипающим все её роскошные формы, и кровь резко отливает от мозга в сторону экватора.
Черт побери!
Волосы пышные, роскошные, длиннющие! Глаза – темные, огромные, выразительные! Губищи – так и просят поцелуя.
Какой же шикарный плацдарм! Найти бы еще её фотку в купальнике, но на личные фото Кексик ужасно жадничает. Зря, разумеется. Хотя я уже готов вот эту фотку перед сном открыть и натереть на члене качественную мозолищу.
Нечаянно дергается палец, нечаянно оставляется сердечко на записи о выложенной фотографии. Хотя…
Чегой-то, нечаянно?
Ща мы ей насыплем! Лайков полный воз! Жаль только, что фотографий так мало, но записей на странице хотя бы хватает…
“Изыди, Бурцев!!!”
Когда снова чпокает мессенджер, я уже хочу послать Сеньку нахрен – но к своему удивлению, смотрю на богатый на смайлики очередной посыл моей богини.
“Кексик, окстись! Ты можешь запретить мне спать в твоей постели. Можешь запретить сидеть на коврике у твоей двери. Но не можешь запретить мне смотреть в твои прекрасные глаза на этой твоей аватарке”.
“Могу! Лишу черный список девственности ради тебя!”
“Тогда я буду пускать слюни на твои прекрасные торты! Те, которые стоят на фоне твоей груди, до дыр засмотрю”
“Там ЧС тоже есть!”
“Что ж, придется, значит, приезжать к тебе каждое утро и караулить тебя у подъезда. Кажется, без твоих глаз я уже жить не могу”.
Судя по тому, что ЧС меня не настигает, перспектива встречи утром рано с великим и ужасным мной Кексик все-таки не соблазняет. Жаль, жаль!
“Без глаз, да? А ты хоть в курсе, где они у меня находятся?”
Никак не хочет Юлечка оставить последнее слово за мной. И вот это уже мне на руку.
“Не волнуйся, Кексик, я уже твое личико внимательно изучил. Глаза – это те две синих блямбы, что повыше рта? Шикарный, кстати, рот! Очень поднимает… настроение!”.
Сначала меня осыпают гневно матерящимися смайликами. Я же улыбаюсь, и снова переключаюсь на вкладку с Юлькиной страницей. Лайкаю очередную запись, с десятком фотографий цветущих первоцветов. Оставляю комментарий.
“Тебе идут подснежники, Кексик. Нежные цветочки нежной девочке”.
“Бурцев!!! – дождь из смайликов-матершинников останавливается, – что тебе надо, чтобы отвалить?”
“Твой номер телефона, Кексик!” – мой перечень требований очень короток и готов заранее. – “Хочу пожелать тебе спокойной ночи”.
Она молчит. Долго-долго помигивает дразняще “абонент набирает сообщение” и томительное многоточие. Видно, там было много посылов. Видно, Кексик осознала их бесполезность, потому что совершенно неожиданно мне прилетает: “Записывай. +7916…”
Неожиданный успех сначала окрыляет, а потом – озадачивает. Чую подвох, но… Она ведь не сознается, если спросить её об этом в лоб.
Набираю номер, на всякий случай прочищая горло для самого обворожительного из имеющихся у меня в запасе тембра голоса.
– Здравствуйте. Вы позвонили в клиническую психиатрическую больницу номер один имени Алексеева, меня зовут Наталья, чем я могу вам помочь? – спрашивает меня усталый, но все же явно привыкший к общению с психами мягкий женский голос.
Я сбрасываю вызов, с четким ощущением, что слышу, как одна шикарная зараза там, на другом конце Москвы сейчас покатывается со смеху.
Ох, Кексик, Кексик! Ты, наверное, думаешь, что жестоко меня обломала!
А я обожаю сложные головоломки! Но еще больше – возвращать долги!
***
Самые лучшие наступления – те, которые спланированы экспромтом. Верный же спутник удачи – это когда ты просыпаешься и понимаешь: погода за окном играет на твоей стороне.
Это ж где бы это записать, что в наше пасмурное лето с самого утра душевно жарит солнышко. И ни облачка на небе, от одного края и до другого. Ши-кар-дос! Ладно, значит, сегодня выгоняем кабриолет из гаража. Тем более, что любимый порш все равно восстанавливает покраску после кошачьего обстрела.
Бля, кто бы мог подумать, что я, вчерашний пацан, кидавший корбид в лужу, потому что других игрушек в арсенале не было, сегодня всерьез буду выбирать, на какой тачке выезжать из дома. На понтовом джипе для пущей брутальности, с которым я на особо важные переговоры таскаюсь, или, может, мне синий мерс взять, чтобы башку особенно красиво проветрить.
Впрочем, мой братец до сих периодически говорит, что я зажрался, и что мне просто повезло.
Ну, да, повезло. Попал в струю, пахал как проклятый, брал столько проектов, сколько не мог потянуть, но тянул, даже если спать приходилось по два часа раз в трое суток.
С другой стороны, я знаю людей, которые пахали не меньше моего. И они так капризно нос не морщат, выбирая тачку с утра. Они сдались, смирились, перестали трепыхаться. Вот пускай и смотрят молча, хотя, конечно, будь со мной рядышком пышногрудый Кексик с её-то роскошной гривой блестящих волос, смотрелось бы еще круче.
Конечно, из пункта А в пункт Б мне просто взять и доехать никто не дает. Сенька, разумеется, обнаруживает вопиющую недостачу директора рекламного агентства на рабочем месте.
– Где ты шляешься? – мрачно интересуется он, так старательно транслируя мне, что я мудак, что уже понятно, на самом деле зла он не держит. Просто выебывается, как обычно!
– По бабам, разумеется! – откликаюсь весело, а сам тянусь к телефону, из-за короткого писка в гарнитуре. О, мой заказ готов, можно забирать. Ну и отлично, а то вчера на ночь глядя устроили они мне там ломку: “Да мы не успеем, да все испортится, засохнет, надо было раньше заказ оформлять…” Терпеть не могу людей, которые вечно набивают себе цену такими вот реверансами. Нет бы сразу обозначить прайс или послать к черту.
– По бабам? В четверг? – Сенька цедит это тоном прокурора. – Ты что, забыл? К нам сегодня Кирсанов приезжает, а у меня с ним не очень как-то…
– Не очень как-то? – ухмыляюсь бессовестно. – Братан, ты бы хоть своей ленивой жопе более четкое оправдание придумал. Ты продать можешь любую хрень, даже во сне.
– А ты своей ленивой жопе какое оправдание придумал? – насмешливо уточняет Сенька, и по его тону уже ясно – звонит он не потому что у нас там трындец и без меня переговоры не переговариваются. Если бы все так было – я бы не позволил себе сорваться.
– А у моей ленивой жопы в оправданиях рекомендации диетолога, – трагично откликаюсь я, – для здорового функционирования организма и непоколебимости психики…
– Непокобелимости?.. – нахально вклинивается Емельянов, но я не даю себя перебить.
– Непоколебимости, Арсений Федотович, откройте словарь, проработайте свой словарный запас. Так вот, во имя всего этого и мира во всем мире мне необходимо питаться пять раз в день, и желательно домашней пищей.
– Ты к Юльке, что ли, опять поехал? – заинтересованно уточняет Сенька. – Вчерашнего провала было мало?
– Ты же знаешь, что я работаю до победного, Емельяныч.
Сенька задумчиво молчит, похмыкивает, но все-таки переспрашивает.
– А ты уверен, что оно тебе надо? Юлька не похожа на профурсетку. Такую если отошьешь после пары ночей – карма пару лет аукаться будет.
Забавный чел, все-таки. В карму верит. Впрочем, я тоже начинаю подозревать, что она все-таки существует. Иначе… Как объяснить, что вчера такой мощный клин со мной случился не с кем-нибудь, а с Юлькой Максимовской, девчонкой, которой я в школе прохода не давал. Отнюдь не в хорошем смысле слова!
– А кто тебе сказал, что Максимовская – это история о паре ночей? – философски отвечаю Сеньке.
– Ты! – кратко откликается он. – После развода, когда весь мой бар вылакал, и кулаками в грудь стучал, что больше не позволишь себя захомутать. Чо, не помнишь?
– Я помню, что вискарь у тебя дерьмовый, Емельяныч, – фыркаю невозмутимо.
Что там кто где говорил, какая сейчас к черту разница? В сердце стучит уже не пепел, а потенция, в голове выкипает тестостестерон, а руки – сами выворачивают руль по маршруту “Земля – Кексик” без оглядки на навигатор.
– Ладно, справимся без тебя как-нибудь, – ворчит Сенька, – но учти, на презентацию такое уже не проканает.
– Не учи батьку, Емельяныч, – я смеюсь и сбрасываю. И выворачиваю к нужному мне магазину.
Хорошо, что решил ехать без крыши сегодня, потому что коробка, которую мне подготовили, оказывается огромной. Настолько огромной, что даже в мой просторный салон джипа, в котором я даже Кексика с удобством разложу, если что, коробку мою и то пришлось бы утрамбовывать, и следовательно – помять её содержимое.
– Я надеюсь, все свежее? – деловито уточняю у недовольной и явно недоспавшей продавщицы. Она же зыркает на меня взглядом василиска (и лишается чаевых в ту же секунду).
– Все в лучшем виде.
– Смотрите у меня, – грожу мегере пальцем. До того у меня хорошее настроение, что даже желание устроить наглой продавщице разнос, как-то вянет. Да и некогда!
Я, к сожалению, не знаю, на какое время Кексик сговорилась с Тефтелей на этот его музейно-задротный поход. И куда они едут – я тоже не в курсе. Мог бы узнать, это было на самом деле просто, но… Я просто решил приехать просто до того времени, как откроется хоть какой-то государственный музей. И туда, где я их еще успею застать.
Вылезаю у подъезда, задираю голову – и зверски жалею, что нету у меня рентгеновского взгляда. Где там мой сладкий Кексик сейчас? Зубы ли чистит или колдует над завтраком? Начесывает волосы перед свиданием с Тефтелей? Ух, как хочется подняться на её этаж и капитулятивно заявить “никуда ты не пойдешь”. Но мы хитрее – мы поднимаемся на этаж ниже.
– А, это ты, рожа наркоманская, – весело приветствует меня дедок, не побоявшись дверь открыть, – чего пришел? Кота хочешь купить? Могу всех троих завернуть, пока бабка дрыхнет.
– Дедуля, давай пока без котов! – предупреждая какую-либо агрессию, я выставляю перед собой пузатую бутылку с коньяком. – Дело у меня к тебе. Важное.
Дед наводит на бутылку свой ехидный прицел.
– А ты с чавой-то решил, что я взятку твою приму? – ерепенисто начинает он.
– Ой, да ни с чего не решил. Просто балкон мне нужен над вашим двором. Не сговоримся с тобой, может, на четвертом кто коньяк в дар примет.
– А на кой тебе балкон-то? – заинтересованно зыркает дед. Судя по поблескивающим глазам, коньяк он от себя уже решил не отпускать – и правильно, такого элитного алкоголя у него и по праздникам не бывало. Но любопытство – гложет его не меньше. Что ж, это тоже наживка!
– Договоримся – увидишь, – улыбаюсь я многообещающе, – соседке сверху твоей хочу сюрприз сделать.
