Джина Шэй
Девушка с пробегом
5. Упс…
– Ты где мой адрес взял? – и все-таки я не совсем безнадежна. Недотрах недотрахом, а постоянную бдительность еще никто не отменял.
– Зачем мне сдавать свои источники? – сие бесстыжее создание еще и пытается делать загадочный вид.
– Затем, что у меня есть сковородка, утюг и много других пыточных инструментов, а ты на моей территории, да еще и дверь захлопнул, быстро не убежишь.
Не судите строго. Этот вопрос реально актуален, потому что, может, мне надо Огудаловой стукануть, что в её галерее слили мои личные данные. За такое ведь можно и места лишиться, и карму работнику испортить.
Мальчик смотрит на меня укоряюще, мол, никакого пространства для личных тайн не оставляешь. Но я не оставляю, да. Смотрю на него, задрав бровку и скрестив руки на груди. И не сменю гнев на милость, пока он не сдаст свои “источники”.
– Взял у твоего натурщика, – сдается нахал и то, явно не из-за того, что я его напугала, а потому что разговор явно забрел в тупик. – А у какого не скажу, не выпытаешь.
Мужская солидарность, чтоб её. И да, это проблема, на выставке у меня не один мужчина был на картинах. И не одна женщина – но тут же сказали “натурщик”. Значит – найду, загоню в угол и вырву чистосердечное признание.
Ну ладно, хоть не к Огудаловой вопросы.
Хотя все равно как-то это не очень волшебно, что кто попало может получить мои данные. Болтливого наглеца найти и оторвать язык. Слишком длинный.
– Значит, кофе хочешь? – уточняю я у этого дивного видения, разглядывая его растрепанные волнистые волосы. Эй, ущипните меня кто-нибудь, чтобы точно проснулась – можно за попу. Хотя нет, уберите руки, пусть все будет так, как есть. Я хочу утопиться в его глазах. Ну, или хотя бы нырнуть в него с головой. Хоть один разик.
– Вообще-то, – ослепительно улыбается мне этот наглый стервец, тем временем расстегивая пальто, – сначала я хочу тебя. А потом можно и кофе.
Такой дивный мальчик и с недотрахом? Ох, нет, разве так бывает вообще? Хотя, что случилось такое дивное чудо, и я свела его с ума одним лишь взмахом ресниц в его сторону, я верю еще меньше. Кажется, мы просто не понимаем слова “нет”. Надо будет надиктовать ему значение в словарик.
– Какой ты непонятливый, мой сладкий. Я же тебе вчера все сказала, – а голос-то томный, а пальцы сами прочесывают волосы, которые чуть пушатся после фена. Ох уж эти, блин, инстинктивные реакции. И вроде выставить бы его нафиг, а я стою и думаю: “А зачем это делать прямо сейчас, и что же он, зря явился, а?”
– Со школы никогда с первого раза не усваивал, – с трагичным видом разводит ладошками наглый стервец, вешает пальто на вешалку и шагает вперед, сгребая меня в охапку.
– Ну что, богиня моя, – шепчет мой юный бог вкрадчиво, – повторим вчерашний урок?
Повторим, мой мальчик. А что еще с тобой делать?
– Ну, раз ты сам приехал… – я встряхиваю волосами и подставляю губы для его поцелуев.
Не спрашивайте с меня строго, я еще не отошла от сна, и я все еще эстетически влюблена в этого сногсшибательного поганца. У меня все равно от него уже в голове шумит, как от двух бокалов вина натощак.
Боже, как же он целуется. Мое солнечное затмение и парад планет одновременно. Не-ет, не просто вино, это мой глинтвейн, горячий, кипучий – и острый из-за его бесстыжих ладоней.
Нет, все-таки это не сон. И его божественные ладони, сдирающие с меня майку, – это не сон, это обалденная жаркая явь. Кто заказывал лето в начале весны? Мне вот подвезли неожиданной июльской жары.
Сон, не сон, какая разница, мальчик приехал потрахаться? Ладно, трахнем мальчика, почему бы и нет. Как я уже говорила, в жизни разведенки секс иногда происходит реже, чем современной зимой заморозки. Когда еще мне предложат два раза подряд за два дня? И когда еще дома никого не будет так кстати? И нет, этот мальчик совсем не из тех, кому стоит говорить “нет”.
У мистера Грея было пятьдесят оттенков, и он был слабак.
У моего загадочного Аполлона пятьдесят вкусовых оттенков только на кончике языка. Пятьдесят жарких и сладких оттенков наглости. Пробовала бы и пробовала, не отрываясь.
Шмотки летят во все стороны. Я с удовольствием сдираю с моего дивного мальчика и его пижонский пиджачок, и рубашку. Я хочу видеть его глазами, а не как вчера – только кончиками пальцев.
Бо-о-оже. Какой он офигенный без рубашки… Золотистая, полированная солнцем кожа, темная поросль на мускулистой груди… Съем. Всего. И можно добавки заранее?
– Пойдем, – я прихватываю мой сексуальный завтрак за галстучек, оставшийся на голой груди, и разворачиваюсь было к нему спиной, чтобы отвести его в мою спальню-мастерскую.
– Ну, раз ты приглашаешь, – он смеется и подхватывает меня на руки. В серо-зеленых дивных омутах его глаз черти танцуют джигу.
Мальчик хочет по своим правилам? А-а-а, да, пожалуйста, малыш, делай что хочешь. Если ты думал, что я буду брыкаться – ой, как ты облажался. Неси меня куда хошь. Можешь – на край света, но лучше на кровать неси. Только делай это сейчас, пока я не передумала.
Говорят, нельзя начинать отношения с секса. И не надо, мол, с ним торопиться. Это, мол, не уважительно к самой себе. Но знаете, по практике отношений, я не могу сказать, что пресловутый “первый секс только после свадьбы” как-то помогает добиться уважения. И “после трех свиданий” – тоже. Если мужик изначально не хочет тебя уважать – его ничем не убедишь. Тот, кто прилепит к тебе ярлык “давалка” после секса на втором свидании – не стоит твоего внимания, потому что имеет склонность лепить эти самые ярлыки.
Ну а сейчас… Сейчас вообще иной случай. Ни о каких отношениях даже речи нет. Даже с ним, этим невыносимо потрясающим юношей. Тем более что он – реально красивый. Да еще и друзья у него натурщики, которые альфонсы через одного. И как бы мой Аполлон не был из той же поры. Ну а что, они и на менее твердо стоящих на ногах женщин охотятся. А тут художница, богема, деньги есть, ну и шут с ней, что пару раз в год живет в режиме “как бы дотянуть до сдачи картины”.
Вот только он просчитался, если ждет от меня отношений. Я прекрасно существую с самой собой, мамой, Алиской и Зевсом в одной экосистеме. Я не умираю без мужика. Нет, было бы круто, конечно, если бы вдруг нашелся мой идеальный, но откуда же взяться несуществующему идеальному мужику.
А потом… А потом я знаю, как объяснить ему, что я – не вариант для молодого и красивого бога.
Итак, есть одна женщина, и один мужчина, и десять шагов до кровати.
Вопрос: как быстро с мужика слетят его джинсы?
Ответ: не так уж и быстро. Мои домашние штаны сдирают с меня быстрее, вместе с трусами, и вот оно – я голышом валяюсь на своей незаправленной кровати, а мой юный бог прижимает меня к смятой простыне.
– Боги-и-иня, – тянет мой Аполлон и зарывается лицом в мои груди. Слово “сиськи” не приемлю, уж простите.
Ну, богиня, не богиня, но третий размер. И даже сохранила форму, хоть это и было непросто.
Все как во сне, и даже лучше. И я ему ни капли не польстила, фантазируя, он действительно прекрасен – мое кудрявое совершенство. Прекрасен и ненасытен.
Первый раз – он как будто само собой разумеется, первый раз – это когда пяти его поцелуев мне хватает, чтобы сойти с ума.
Первый раз, когда я захлебываюсь его поцелуями и с удовольствием бы оставила его рот себе на память, потому что он восхитителен. Во всем, что бы он ни делал, к чему ни прикоснулся своим волшебным языком – к губам ли, к соскам ли, даже если просто шептал мне, что я красивая – от всего душа обливалась имбирным сиропом. Сладким, но остреньким.
Первый раз – с искусанными, зацелованными сосками, когда между ног у меня безнадежно сыро уже через пару минут того, как мы оказываемся в постели и мой Аполлон смеется, и не балует меня своим языком. Впрочем, ладно, я обхожусь, мне сейчас не хватает члена. Его крепкого, раскаленного члена. Такого, что достает до дна, задевая абсолютно все чувствительные точки, что у меня есть. И от первого его толчка в мое тело я уже готова умереть и захлебнуться от удовольствия.
Первый раз – происходит почти без слов, мой Аполлон торопливый, голодный, будто все, о чем он думал этой ночью – была я, и именно меня он трахал, именно я извивалась под ним и обхватывала его талию ногами. И он снова рычит, вколачиваясь в меня, и меня немыслимо прет от этих раскатистых звуков. Хочешь меня, малыш? Хочешь?
И нет для меня сейчас другого бога, только он, вот этот вот горячий, ненасытный, страстный бог, не понимающий слова “нет”.
И все, на что я способна сейчас, это: “Боже, еще, еще!”
Первый оргазм – быстрый, яркий, неожиданный. Уж не знаю, что за член боги выдали этому мальчику, но он явно не из обычных запасников, из обычных запасников органы меня так быстро до оргазма не доводят. А тут я лежу и ужасно хочу воды, много воды – а лучше мой личный ледник. Но нет милосердия у этого парня, он стягивает презерватив, и падает со мной рядом.
Но нет, не для того, чтобы просто поваляться, для того, чтобы отдать звонок ко второму акту.
Обожаю его. С этими его мягкими губами, которыми он выжигает мою шею, спускаясь к груди. С этими его пальцами, порхающими по моему телу будто по невидимым клавишам. С этим его языком, которым он нашептывает мне всякие непотребства.
Ох, уж этот эротический композитор. Хотя надо признать, мелодия моего удовольствия у него получается волшебная, я сама себе напоминаю сейчас мягкий зефир, до того много в моей крови сейчас кипит сладости. И ничего не надо изображать – все стоны сейчас – самые живые, самые честные. А этот паразит не торопится с началом второго раза, даже не взирая на то, что и сам он уже готов – я уже проверила, ага.
Я подаюсь вперед, заваливаю своего Аполлона на спину, теперь моя очередь быть сверху.
– Не возражаешь, малыш?
– Еще раз назовешь меня малышом – и я тебе язык откушу, моя богиня, – нахально откликается мой юный бог, а сам опускает ладони мне на талию, подталкивая меня к собственному члену. А мне оттянуть не дает, ни стыда, ни совести у мальчика.
Впрочем ладно, я все-таки не хочу тянуть. Хочу начать еще раз.
И я начинаю. Насаживаюсь, жмурюсь от удовольствия, чуть подаю бедрами вперед. Боже, как классно-то, а…
Раз – и расцветает разноцветный фейерверк на темном небе.
Два – и сладость разливается по языку.
Три – и… хлопает входная дверь.
И я, и мой Аполлон замираем, глядя друг на дружку, будто нас обоих застали на месте совместного преступления. И так и есть, на самом деле.
– Надя, у нас гости? – раздается из прихожей голос мамы. И перед моими глазами живо рисуется тот уровень бардака, что мы с моим Аполлоном оставили, пока распаковывали друг дружку из “обертки”. Более того, я прекрасно представляю там и свою майку, и его рубашку, слившимися на полу в акте той же страсти, что и их хозяева.
Упс…
6. Второй шанс
Самое смешное, что именно в этой ситуации мой Аполлон лишь крепче сжал меня за бока, натягивая на свой член. Черт, как же хорошо…
Зараза, черт возьми. Будто нарочно заставляет сделать что-то, лишь бы не пришлось прерываться. Хотя нет, не будто. Судя по бесстыже смеющимся глазам – он действительно проворачивает это нарочно.
– Ма-а-ам, – издаю я измученный стон запрокидывая голову, – а ты можешь сходить за хлебом?
И пусть хлеб у нас есть, я сделаю гренки, важен не батон, который мама купит, важно, что магазин от нас в десяти минутах ходу и туда-обратно и в магазине – это полчаса. Спасительные полчаса для моего недотраха.
– Могу, – с достоинством отвечает мама из прихожей. – Но будь любезна, не выгоняй мужчину, лишь бы мне не показывать. Кто-то должен съесть торт, который я возьму к чаю.
Входная дверь снова хлопает.
Боже, как я люблю свою маму…
– Какая ты умница, – одобрительно смеется мой Аполлон.
Ну, а что я могла сделать? Слезть с него, чтобы после следующего эротического сна умереть от огорчения?
– Ты поболтать пришел или все-таки будешь зарабатывать свой кофе? – нахально откликаюсь я.
На самом деле зря это делаю. Мой сладкий мальчик чуть подает бедрами вверх, толкаясь в меня сильнее. Боже, какой же кайф…
И мне радостно снова слышать его голос. Мне радостно видеть, как уже мое наваждение захлебывается воздухом от всякого движения моих бедер. Я бы затрахала этого дивного мальчика до инфаркта, если бы не считала, что мое совершенство должно жить безумно долго.
Рычи, малыш, рычи. И пусть эхо твоего голодного рычания рассыпается в моей душе гулко и звонко, как разлетаются по полу бусины. Рычи и бери меня, раз уж пришел, потому что сейчас я хочу тебя, сейчас я без тебя не могу, и даже не уверена, что в ближайшую пару месяцев смогу посмотреть хоть на кого-нибудь еще как сексуальный объект. Уж больно ты хорош, мой дикий Аполлон.
В моих венах струится имбирный сироп, не иначе. Течет и кипит, заполняя мой мир сладким горячим туманом.
Кто сейчас кого берет, кто сейчас кого дерет?
Каждая фрикция – мое затмение. Кажется, мой мальчик уже достал до моего дна, а я ненасытно пытаюсь взять с него еще больше.
Еще, еще, еще!
И так – до самого конца, пока не кончается воздух в моих легких, пока я сама не падаю на грудь моего юного страстного божества, истерзанная и восторженная.
Он хорош. Он ужасно хорош, настолько, что я кажусь себе хорошо прожаренной отбивной. Может, это просто недотрах так сказывается? Просто, давненько я такого состояния не припомню. Лет этак с двадцати пяти, когда только-только начинала понимать, что такое хороший секс.
Голова, раскаленная, тяжелая, будто наполнена углями. Сейчас – медленно остывающими. До этого – пылающими и обжигающими каждую мою мысль. И шевелиться неожиданно не хочется.
Сколь много бы я отдала, чтобы вот это вот все имело продолжение и дальше? Кажется, что много. На деле – ровным счетом ничего. Я в том возрасте, когда уже задалбываешься подгонять себя под какие-то требования другого человека. Вот она я – дважды разведенная, с дочерью, живу с мамой. Принимай как есть, милый, хотя ладно, я знаю, что ты не сможешь. Никто не смог. Ну, вот нет у меня каких-то таких достоинств, которые взяли бы и позволили.
С постели я слезаю первая. Мой дивный любовник еще лежит там, пользуясь тем, что мама явно очень старательно выбирает тот торт.
– Одевайся, мой сладкий, – улыбаюсь я, поднимая с пола его джинсы и кидая их ему. – Я бы и рада, если бы ты пил мой кофе раздетым, но, боюсь, ты не хочешь в таком виде знакомиться с моей мамой.
Вот вам первая проверка на вшивость. Первый шанс сбежать от меня своими ногами, выдать сейчас: “Ой, у меня дела прям срочные”. Все же знают, что знакомство с родителями – это вроде как “серьезный шаг”. Ну, нет, на самом деле бывает по всякому, бывает вот так, как сейчас, когда ничто не предвещало, но маме все-таки интересно, кого занесло в мою постель.
Мой Аполлончик встает с кровати, надевает джинсы, а потом подходит ко мне, остановившейся у мольберта с портретом Огудаловой. Зависла, размышляя над продолжением работы, даже пуговки на платье не застегнула до конца – остановилась на третьей пуговке от горла.
– Не доделано? – спрашивает, опуская мне на плечо подбородок.
– Знаешь Огудалову? – вопрос на самом деле рассеянный, я не особенно заморачиваюсь на этот счет. Если водится с натурщиками – значит, в принципе должен был слышать.
– Ну, так… слегка, – мой горячий мальчик фыркает мне в плечо. Пальцы забираются под расстегнутое платье, начинают рисовать на моем животе завитушки, и вслед за пальцами разбегаются по моей коже горячие мурашки. Эх, а ведь я бы продолжила, если бы мама не должна была прийти с минуты на минуту. Эй, вызовите кто-нибудь сюда санитара с галоперидолом. Мне очень нужно. Успокоюсь я уже наконец или нет?
Чтобы отвлечься, иду в прихожую, собираю там разбросанные шмотки, возвращаюсь к моему незванному, но такому замечательному гостю, отдаю ему остатки его вещей. Застаю его у стола с моим угольным наброском, мальчик смотрит на самого себя весьма придирчиво, поэтому я не удерживаюсь, кусаю своего Аполлона в его такое дивное голое плечо.
– У кого тут длинный нос?
– Только нос? – Засранец оборачивается ко мне, забирая свою дивную бровку повыше. – А я-то льстил себе, что у меня везде все нормально с размерами.
– Ну ладно, не так уж и льстил, – милосердно улыбаюсь я и отправляюсь на кухню, ставить чайник.
– Предлагаешь мне верить тебе? – с рубашкой в руках мой Аполлон идет за мной следом. – Ты же сама мне ужасно льстишь, это я по одному только наброску вижу.
– Я художник, я так вижу, знаешь такую поговорку?
– Ага, знаю. – Я и не знала, что улыбка может быть настолько бесстыжей. – Так всегда говорят художницы, которые жутко льстят своим натурщикам и не желают в этом признаваться.
– У тебя было так много художниц? – вкрадчиво спрашиваю я.
– Ты единственная моя художница. – Мой мальчик спешно спохватывается, что сболтнул слишком много. Правильно. Не знаю, как все остальные, но я жутко ревнива, особенно в пределах моей кухни. Даже с учетом того, что планов на этого мальчика у меня нет. Трахалась-то с ним сейчас я. Чего это он про каких-то других художниц речь ведет?
– Тогда откуда знаешь?
– Говорю же, друг работает натурщиком, – выкручивается мой Аполлон виртуозно.
– Друг? – уняться мне довольно сложно. – Сам ты им как будто не работаешь?
Мой мальчик смотрит на меня с интересом, и я смутно начинаю подозревать, что все-таки ошибаюсь в том, кем его представляю. Впрочем, он сам виноват, со своими друзьями-натурщиками.
– Могу поработать натурщиком для тебя, – широко улыбается мне мой Аполлон. – Только платить ты мне будешь уже своей натурой. Договорились?
Все, не могу – смеюсь. И все-таки после хорошего секса и настроение хорошее. Даже не хочется выгонять этого дивного юношу. Хочется мурлыкать, обниматься с ним и, может быть, даже накормить его омлетом.
– Ты голодный? – я касаюсь одной из пуговиц его рубашки. – Будешь омлет?
– Из твоих рук хоть стрихнин.
Ой, ты ж, прелесть какая. Черт, и почему я не императрица и не могу себе позволить содержать фаворита, а? Дивный мальчик. Ей богу.
Мама, видимо, решила не просто сходить в магазин, но и сделать лишний кружок по кварталу. Потому что до её возвращения я успеваю не только омлет приготовить, но и его съесть. Ну, маму иногда беспокоит, что я столько лет обхожусь без мужика. Ну, а что поделать, если реальность замужества сильно отличается от того, что рисуется в мечтах.
Кто предупреждает о том, что у мужика может быть депрессия, и он может год слезать с дивана, только чтобы дойти до туалета? Кто предупреждает о настойчивом выносе мозга, даже когда муж знает, что тебе завтра нужно сдавать портрет, и ты после скандалов совершенно никакая и к работе не способна? Кто предупреждает, что обходительный вроде как мужик, может сорваться на твоей дочери, просто потому что она ему под руку подвернулась с вопросом, а у него на работе "проблемы"?
Нет, я не уверена, что этот мальчик тоже окажется слабым или психованным, я просто не хочу знать, что и у него есть изъяны. Хотелось бы запомнить его вот таким, страстным, открытым. Обнимающим меня и целующим в шею, пока я лопаткой перемешиваю омлет. Дурачащимся и пытающимся кормить меня омлетом с рук. Идеальным.
Жаль, не вышло, жаль, что он меня нашел, придется все-таки добавлять ему изъян.
– Что-то мама задерживается, – задумчиво замечаю я, наливая кофе. – Может, ты уже торопишься и тебе некогда ждать?
– Выгонять ты совершенно не умеешь, моя богиня, – ухмыляется мой Аполлон.
Во второй раз, возвращаясь, мама возится с ключами характерно долго и громко, будто давая нам время доделать все наши дела. Впрочем, я уже одета, мой Аполлон уже одет, и что самое парадоксальное – он никуда не пытается бежать. Ну блин. А я-то рассчитывала…
Мама заходит, снимает шапку с седых кудрей, смотрит на меня, уже сидящую на стуле в кухне. И на Аполлона, с чинным видом сидящего напротив меня.
– Ну, что, не выгнала? – с иронией уточняет она. – Какое счастье, а то я уже думала, на балкон мальчика выгонишь.
Выгонишь его, ага. Он же из тех, которых ты “в дверь, а они в окно”. Я вон три раза его пуганула знакомством с мамой, даже намекнула, что у него есть время убежать, а он упрямо пропускает все мимо ушей и неторопливо прихлебывает кофе.
– Ну, знакомь нас, Наденька, – проходя в кухню, мама ставит торт на стол.
И вот тут Штирлиц понял, что предусмотрел не все.
Я ведь так и не удосужилась спросить у этого дивного создания, как его зовут вообще. Так и именую его в уме Аполлоном, не желая, чтобы он мне вдруг сказал, что его зовут Вася, и мое дивное видение покроется патиной неприятной реальности.
Но не выдавать же: “Мама, это мальчик, я с ним пару раз перепихнулась, но как зовут не знаю. Можешь звать его Аполлошей, он не против”. Тем более, он наверняка будет против, нахаленок этакий.
– Это моя мама, Ольга Петровна, – выигрывая время, я начинаю с известной мне переменной в этом уравнении, – а это…
Блин, хоть бы догадался, в чем причина моих затруднений и этой неловкой паузы. Нет, я потом перед мамой объяснюсь, конечно, но именно сейчас неловкой ситуации хотелось бы избежать.
– Давид, – невозмутимо представляется мой любовник, поднимая на меня ангельские глазки. И…
И я себе чуть кончик языка не откусываю, глядя на моего Аполлона вытаращенными глазами.
– Серьезно? – вырывается у меня изо рта. И плевать, что я сейчас спалюсь перед мамой, что слышу имя своего любовника впервые.
Давид – имя, достойное этого похожего на бога мужчины.
Давид – слишком редкое имя, чтобы внезапно в одной не очень узкой тусовке их нашлось много. Это Надь много, хотя Надежда Соболевская и одна. А Давид… Давид, на секундочку, в нашей тусовке один. Огудалов. Сын Тамары Львовны.
– Более чем, – явно ужасно потешаясь, откликается этот наглец. – Паспорт показать?
Капец. Кажется, я уже дважды потрахалась с сыном своей покровительницы.
На секундочку – с женатым сыном своей покровительницы.
