Джина Шэй
Ни за что!
Аннотация
Александр Козырь из тех кто привык к высшему классу во всем. Если тачка – то последняя модель мерседеса, если любовница – то с третьим размером груди как минимум, если покорная – то такая, что без лишних вопросов сразу встает на колени.
Светланой Клингер можно только восхищаться, но совершенно невозможно её любить. Слишком невыносима, слишком непредсказуема и просто она – слишком. Во всем!
Что между этими двоими может быть? Ничего! Никогда! Ни за что!
Так они думают.
А купидоны, кажется, на них поспорили!
Глава 1. Дерзкая
– Мужчина, честно признайтесь, вы долбанутый.
Она сидит напротив, болезненно морщится, по всей видимости – анестезия еще не подействовала и закатанная в гипс рука все равно причиняет ряд острых ощущений.
– Готова поспорить, вы этим развлекаетесь, – продолжает язвить девица, ехидно кривя свои яркие губы, – сбиваете женщин, ломаете им кости, ездите с ними по больницам и упиваетесь их болью. Угадала?
Он смотрит на неё пристально. Он не привык реагировать на всю эту чушь, с помощью которой бабы обычно любят привлекать к себе внимание.
Впрочем, обычно и бабы все-таки не настолько хотели его внимания, чтобы броситься под машину. Или это они просто еще не додумались?
Ладно, объективно – сам виноват. Не во все стороны глянул при парковке, задел эту мелкую выскочку по своей вине. Не она привлечь его внимание хотела. Впрочем, с задачей избежать его внимания она тоже справилась так себе.
Такой громоздкой матерной конструкцией его обложила, что даже если и не хотел бы как-то сделать вид, что не заметил, как его машина поцеловала в бедро худую как жердь девицу, то передумал бы. Хотя бы ради того, чтобы убедиться, что эта фурия с грязным языком – существует в реальной жизни.
– Слушайте, ну для разнообразия поднимите глаза, пожалуйста, – ядовито комментирует собеседница, – ну хоть на тридцать сантиметров, что ли. А то я уже начинаю думать, что во мне интересны только мои щиколотки.
Он встречает её взгляд, улыбается с ленцой.
– Хочешь быть мне интересна?
Она выдерживает взгляд блестяще, усмехается, перекладывает ногу на ногу, ехидно фыркает тому, как цепко он отслеживает и расставание её коленей и их воссоединение.
– Не хочу. Я с такими как вы даже не разговариваю обычно. Разве что по работе.
– По работе? – он повторяет это цепко, а потом стреляет глазами в сторону брошенного на стул у двери предмета. – По этой работе?
Когда из сумки у неё выпала эта выпендрежная белая плеть, он, мягко говоря, охренел. Нет, знал, конечно, что в БДСМ-клуб едет, но чтобы вот эта соплюха и в роли Госпожи? Складывалось, конечно. Но картинка смотрелась неправильно. Будто кто-то её наизнанку вывернул.
– По этой, – девица самодовольно улыбается, – так что если вы не хотите взять эту штучку в зубы, чтобы принести её мне – сразу заткните свои хотелки за пояс. Вам не светит.
Потрясающе. Просто потрясающе. Честно скажем, он уже и не помнил, когда женщина на полном серьезе озвучивала ему эти слова. Вот так вот искренне, без желания набить себе цену. И дело было даже не в том, что Александру Козырю в Москве никто не отказывает. Обычно даже представляться не надо было. Хватало общего лоска и дорогих запонок на рукавах рубашки. Но сейчас… Их, кажется, не хватило. И это забавляло бесконечно. С другой стороны, оставлять последнее слово за тощей девицей, которой, кажется, только позавчера восемнадцать стукнуло, не хотелось. У неё и без того без меры завышенное самомнение.
– Расслабься, девочка, – произносит он бесстрастно, отворачиваясь к двери, – ты не в моем вкусе.
Ведь на самом деле не соврал. Никогда не велся на таких как эта фифа. Не на что тут было вестись. Волосы? Ну, волосы. Темные, блестящие, ухоженные. Губы? Пожалуй. Хотя все-таки тонковаты. Глаза… Ну, да, выразительные, яркие, в них прекрасно видны эмоции их обладательницы. Но это тоже скорее недостаток, чем достоинство. Собственно на этом список достоинств заканчивался, начинались недостатки.
Фигуры нет почти никакой. Худоба – почти болезненная. Такие модельки хороши на подиуме, на них гламурные тряпки лучше висят. А в постели с ней что делать?
Лицо – узкое, черты лица – неправильные. Рот – чересчур широковат, а жена его так и вовсе заявила бы, что с таким носом на люди выходить стыдно. И подарила бы девице визитку своего любимого пластического хирурга. Ну, конечно, если бы эта девушка умудрилась Кристине понравиться. Что вряд ли.
Нет у неё ни грамма невинного очарования, которым обычно обладают многие её сверстницы. Видно по глазам – она говорит, что думает. Это обычно никто не любит.
И все-таки…
Он ощущает затылком, ну или слышит до предела напряженным существом, как нахалка встает с того скрипучего стула, на котором сидит. Подходит к двери.
Одной рукой берет черный плащ, пытается набросить его себе на плечи. Ну, да, замерзла. В одном тонком топе и короткой кожаной юбчонке прохладно. Топят в травмпункте паршиво. Надо было в коммерческую клинику её везти, но обычный бесплатный травмпункт был ближе.
Он находит себя за спиной девчонки. Прихватившим ее плащ и помогающим ей добраться наконец до рукава.
А пахнет от неё неплохо. Недорогой парфюм, бюджетный. Необычно горьковатый и сладкий одновременно.
Она разворачивается к нему, смотрит наглыми своими глазищами на него снизу вверх.
– Поздно вы спохватились, – шепчет она, высокомерно задирая нос, – рука уже в гипсе. Не удастся пощупать. Да и я не даю смотреть на себя, когда мне больно. Мужчинам – не даю.
– О чем ты, девочка? – ровно спрашивает он, но где-то внутри что-то опасно шипит и встает дыбом. Ей неоткуда это знать. В тот клуб, в который они приезжали оба – приходит тот, кто хочет. А сегодня он не практиковал. Первый раз приехал. Присмотреть себе новую девочку хотел.
– Ну не врите, – так едко улыбается, будто только что он её жутко разочаровал, как она и ожидала, – вы – садист. Дом и садист. У вас это на лице написано.
– Да ну? – он снисходительно улыбается. – А что еще там написано? Скажешь, сколько у меня детей?
– Один ребенок. Такие эгоисты как вы больше одного не заводят. Жена-красавица. Ноги длинные, попа бразильская, губы уточкой. Правда у вас на неё уже лет пять не стоит, ну тут уж ничего не поделаешь. Рецепт на виагру у доктора берете или по своим каналам достаете?
И сам не понимает, когда успевает прихватить наглую стервь за горло и сжимает на нем пальцы. Несильно сжимает, только чтобы заткнулась. Она смотрит на него так дерзко, что справиться с приступом гнева удается плохо. Но все-таки он справляется. Отпускает её.
– Ты слишком много о себе воображаешь, девочка, – произносит раздраженно. Давно такого не было, что он выходил из себя так просто.
Давно такого не было, чтобы сопливая сикулетка сходу набрасывала краткий контур его жизни. И ведь дай ей волю – и подробности расскажет. Её кто-то подослал? С каждой минутой ему казалось, что это – самая большая вероятность. Ну если так, могли выбрать и посимпатичнее.
Что самое бесящее – ведь стоит и ржет. Даже когда за горло её держал – не дернулась. Не испугалась.
А ему бы хотелось…
– Светлана, держите, ваш отказ от госпитализации.
Медсестра появляется в палате как гром среди ясного неба. Протягивает девушке бумаги для подписи. Та берет ручку в левую руку, прокручивает её в пальцах, разминая их. Амбидекстр. Видно, что левой рукой она владеет не хуже, чем правой.
– Света, значит, – повторяет он, прокатывая её имя по языку. Неплохо.
До этого им было не до знакомства, она сначала материла его на чем свет стоит, лежа на заднем сиденье его тачки. Потом он просто ждал в коридоре, пока ей закончат накладывать шину. Когда разрешили войти – так и не дошло до этого примитивного вопроса об имени.
– Для маньяков-извращенцев – просто Сапфира, – девушка колко улыбается, – но раз уж мы знакомимся, на чье имя мне писать заявление о нанесении вреда здоровью?
– Козырь. Александр Эдуардович, – кратко откликается он, даже не думая отговаривать её от этой затеи. Правда лучше все-таки обойтись без ментов. Если в газеты пройдет инфа, что владелец и основатель крупнейшего фарм-концерна страны покалечил юную студенточку – акции могут надолго и накрепко просесть в цене.
– Александр Эдуардович, – Света произносит его имя с таким сарказмом, будто оно является психиатрическим диагнозом и полномасштабным преступлением одновременно, – что ж, я запомню.
– Ты уверена, что не хочешь лечь в больницу? – спрашивает он, шагая за своей случайной жертвой по коридору. Она оборачивается, глядя на него удивленно. Будто спрашивая, что он еще тут делает.
Хороший вопрос. На лучшие вопросы ответы лучше не давать. Особенно честные.
– Я могу оплатить тебе любое лечение. Просто скажи.
Смотрит на него так ехидно, что слышно это её невербальное: “А больше ничего ты предложить не можешь?”
– Перебьюсь, – кривятся ярко-малиновые губы.
– Гордая? – спрашивает он у её спины.
– Нет, – девица издает неожиданный смешок, – я бы с удовольствием вас поимела на деньги. Но если брать на лечение – на него и тратиться. А мне сейчас не до этого. У меня диплом. Кто его будет писать, если я буду загорать в санаториях?
– Знаю пару толковых людей. Хотя все зависит от твоего профиля.
– Нет, спасибо, – девица высокомерно задирает нос, – интересную работу я предпочитаю выполнять сама.
– Порка тоже относится к интересной работе?
– Ну, конечно, – улыбка собеседницы становится выдержанной, как глоток сорокалетнего вина из дубовой бочки, – что может быть интереснее, чем мужчина под моим каблуком? Готовый на все, лишь бы я его до кровавых соплёй отодрала.
Дело происходит уже за забором травмпункта. Посреди слякотной лужи, которая прикидывается больничной парковкой.
Козырь делает широкий шаг к девчонке, ловит её за здоровый локоть, разворачивает к себе.
– Хочешь, расскажу тебе, кто будет для тебя интереснее? – спрашивает, настолько близко склонившись к её лицу, что его губы почти касаются её рта. – Мужчина, который тебя на колени швырнет.
Он чует её отдачу. Ответную реакцию, которая бывает у всякой сабы, очень давно желающей, чтоб её скрутили в бараний рог. Лишили всякого выбора. Раздавили сопротивление без жалости. Так чтоб мякоть во все стороны разлетелась.
Терпкий её вздох, как сигнал – податься вперед и притянуть её к себе. Но прежде чем он это делает – она делает шаг от него. Проводит линию.
– Да, такой бы мне понравился, – Сапфира покачивает головой, – да вот только у меня на таких жесткий кастинг. И вы его не проходите.
Он вообще-то терпеть этого не может. Когда уже втянул в нос запах жертвы, только-только примерился, чтобы глотнуть её еще больше – а баба включает недотрогу и начинает выеживаться. Лишняя трата бесценного времени. А тут…
– Почему же не прохожу? – произносит, шагая к своей машине и открывая дверцу. Сапфира придирчиво смотрит на него, щурится как кошка, а потом ныряет в машину. Устраивается на задних сиденьях, как дома на диване. Даже ноги вытягивает вдоль кресел.
– Ну, а как вы живете? – спрашивает она и тут же отвечает. – С женой на виагре, с нижними – по таймеру. Каждому человеку, с которым вы говорите, выдан временной лимит. Я его нарушила. Вы меня повезли в больницу, и у вас за эти два часа куча встреч оказалась сорвана. Вам такие как я – только напряжение сбросить и удалить номер. А я не люблю, когда меня удаляют. Это я удаляю всех, кто меня не устраивает.
– Куда тебя везти? – произносит он отрывисто, буквально запрещая себе коситься назад. Туда, где были видны худые острые коленки, затянутые в мелкую сетку колготок.
Не сейчас. Не сегодня. Нужно лучше продумать план.
– Значит, ты у нас всех насквозь видишь, да, детка? – насмешливо кривит губы он, заводя двигатель. – Кто же ты такая? Ясновидящая?
– Ну нет, – кажется, в этот раз ему удается её задеть. Голос по крайней мере уязвленно звучит. – Можете меня за малолетку держать, за стервозную дуру, но не надо держать за конченую, которая верит во всю эту чушь спиритическую.
– Откуда же ты все узнаешь? Или все-таки в курсе, под чью машину бросилась?
Ему на самом деле плевать.
Если девчонку кто-то нанял – то ему придется заглотить свое поражение.
– Нет. Не в курсе, – равнодушно откликается Сапфира, – хмырь с деньгами. Какой из десяти тысяч хмырей с деньгами, обитающих в Москве – вообще плевать. Вас же как под копирку друг с дружки сводят.
– Но ты ведь как-то узнала про мои сорванные встречи.
– Телефон, – судя по тону, нахалка именно сейчас закатила глаза, – даже пока я сидела и ждала отказ, он у вас в кармане не затыкаясь вибрировал. А за все время, что вы его не берете – уже, наверное, пятый оргазм получили.
Наблюдательная, языкастая, бесячая…
Лишний повод высадить её у этой её дешевой общаги и выбросить из головы.
– Номер свой оставь, – останавливаясь на парковке произносит он, – если, конечно, хочешь получить компенсацию.
– Налом, что, дать не можете? – спрашивает с вызовом.
Смотрит на неё, не мигая, потом вынимает из бардачка бумажник и кидает ей на колени.
– Выгребай.
Чего угодно ожидал. Что действительно вытрясет из кошелька наличность, а там по её меркам наверняка было дохрена. Что швырнет кошельком ему в лицо, с воплем: “Я не такая”. А она. Повертела в руках, заглянула внутрь. Округлила глаза.
– Ой, какая щедрость.
Вынула же только фотку, парную, свадебную. Демонстративно разорвала пополам, вставила обратно половинку с Кристиной. Забрала ту, на которой был сам Александр.
– Спасибо, мне достаточно, – сказала так, будто он ей только что ключи от новенькой Мазератти в ладони кинул. И вышла из машины, неспешно направляясь к общаге.
На всякий случай даже проверил. Деньги остались на месте. Не тронула ни рубли, ни баксы. Глянул еще раз вслед этой долбанутой девице. Достал телефон, полюбовался на семьдесят шесть пропущенных. Угадала ведь, паршивка языкастая. Набрал безопасника.
– Найди, кто в Москве пользуется кличкой “Сапфира”, – приказывает отрывисто, – чтобы к вечеру у меня о ней вся информация была. Даже календарь красных дней, доставай как хочешь.
Глава 2. Летучая
– Светка-а-а…
– Изыди.
– Свет, ну, Свет!
Когда ты легла спать в четыре утра, потому что редачила фотки для долбаного блога, который походу останется сейчас единственным средством заработка, чей-то восторженный писк над самым ухом в половине девятого – это почти то же самое, что звук свежевключенной дрели.
Но Ленка так настойчиво верещит, что мне приходится соскрести себя с кровати.
Ненавижу.
Ненавижу мудаков на понтовых тачках.
Ненавижу ванильных клуш, что испытывают оргазм от блеска серебряных боков крутого мерседеса.
Ненавижу…
Да весь мир я сейчас ненавижу.
Потому что в моей крови слишком мало кофеина.
– Ну и? – кисло смотрю на парковку и отчаянно мечтаю развидеть все, что я на ней сейчас наблюдаю. Я знаю этот мерс. Со вчерашнего дня познакомились. Там, кажется, даже царапина на бампере есть после того, как я с размаху хлестнула по нему сумкой.
– Ну ты что, не видишь, какой крутой?
– Кто крутой? – мрачно спрашиваю. – Мерина вижу выпендрежного. Где крутизна? Можно подумать, ты в жизни мерседесов не видела.
– Света, ты такая… Такая…
– Крутая, что у тебя эпитеты заканчиваются?
– Невыносимая, пипец! – Ленка категорично встряхивает головой.
Смотрю на неё снисходительно. Потом решаю все-таки пожалеть бедняжку. Мягко спрашиваю.
– У тебя маркер есть?
– Тебе нафига?
– Не мне. Тебе, – сую ей под нос свой гипс, – вот тебе книга жалоб и предложений. Оставляй тут свое бесценное мнение, которое, конечно, для меня очень важно.
– Врешь ты все, – пасмурно роняет Ленка, но от идеи испоганить чистый гипс своим бесценным мнением не отказывается – отходит от окна искать маркер, – ты ведь это чтобы поржать мутишь.
– Как ты можешь меня в этом подозревать? Разумеется это только для моего роста над собой как личности, – Говорю, а сама смотрю вниз, на парковку, не отрывая взгляд. Там именно в эту секунду открылась дверца “мерина” и из него на свет божий вылез его хозяин.
– Ну и чего тебе надо, дядя? – спрашиваю беззвучно у оконного стекла.
Ладно, вчера отвез, понятно, совесть мучила. А сегодня чего надо?
Всерьез, что ли, меня воспринял, когда про ментов прикалывалась. Ну… Может, конечно.
А “дядя” тем временем вынимает из машины подставку с двумя картонными стаканами, огибает мерина своего, встает аккурат напротив моего окна и голову задирает.
Между нами четыре этажа, а меня все равно его взгляд насквозь простреливает.
Он поднимает стаканы повыше и салютует ими мне.
Привет, привет, а мы тебя не ждали. И не собирались вроде никуда.
С другой стороны, он пришел вместе с кофе. А кофе я всегда рада, он всегда прекрасен. Оставить оба стакана на расправу сбившему меня мудаку? Нет уж, обойдется!
– Поможешь мне одеться? – спрашиваю у Ленки, отворачиваясь от окна.
Самое главное, не спалиться, что это ко мне приехали.
– Давно не виделись, – приветствую я своего сегодняшнего кофейного дилера, – когда вы там в общагу меня привезли, Александр Эдуардович? В половине первого? И вот восьми часов не прошло, вы снова тут. Поставщик виагры прокатил сегодня? Ваша супруга вынуждена рыдать в подушку без вашего внимания?
Смотрит на меня так, что у меня внутри начинают радостно прыгать бесы. Они очень рады, что первосортный сарказм не пропал впустую. Этот тип снова хочет меня придушить. А в этом, между прочим, смысл моего существования. Всяких властных мудаков доводить до ручки.
– Будешь пить, – хрипло спрашивает он, покачивая в ладони картонный стакан, – или языком чесать?
– И то, и другое буду, – улыбаюсь, отжимая кофе, – впрочем, за второй стакан могу выписать вам помилование и помолчу минуты три. Пока пью.
Думала – согласится вот так вот “заткнуть мне рот”. Почему нет, если я так его бешу, что вчера он даже хватал меня за шею. Я ведь вижу, что садиста своего внутреннего он на крепкой цепи держит. Срываться себе не позволяет. Но у меня ведь талант, я уже говорила. Недаром Ленка с истинным удовольствием начертала на бинтах моего гипса “fucking bitch”. Разве может этот Александр Эдуардович упустить свою выгоду и отказаться от предложенной мною сделки?
– Обойдешься, – он произносит это сухо, мрачно и поднимает повыше стакан, чтобы я к нему даже не тянулась, – треплись сколько влезет. У тебя ведь в защечных железах явно переизбыток яда. Вот и спускай его. А то не дай бог голова взорвется.
Я смотрю на него и щурюсь. В ушах будто звенит удар в невидимый гонг. Кажется, этот тип поинтереснее, чем на первый взгляд показался.
– Так чего вы приперлись? – улыбаюсь, делая первый глоток.
Нет, определенно, у этого типа просто супер-разведка. Утренний кофе с таким количеством сиропа, что от него скулы сводит и запросто слипнется все, что только возможно. Можно было просто угадать, что я пью кофе по утрам, но вот это… Кто-то явно нашел мою любимую барристу в кофейне за три квартала отсюда. Единственная причина, почему я пользуюсь не ближайшей станцией метро, а каждое утро крюк закладываю. И нашел, и допросил. Это ж насколько он боится неприятностей?
– Отвезу тебя на учебу, – мой противник невозмутимо снимает крышку со стакана и хлебает кофе большими глотками, – можешь считать это ролевой игрой. Я – твой водитель. Куда едем, хозяйка?
За "хозяйку" – два с минусом. Совершенно не тем тоном это слово сказал. Мимо кассы. Но я вполне могу показать ему, как это делается.
– Никуда мы с вами не идем, – смягчая голос отзываюсь я, – мне сегодня на пары не надо. Так что вы свободны, господин водитель.
Я специально выделяю слово “господин” тоном, чтобы у этого типа внутри туго натянулась болевая нить. Я умею заставлять этих озабоченных подчинением чертей ощущать прилив голода.
И в его лице я тоже сейчас это вижу. Он бы хотел, чтобы я говорила это всерьез. И я бы могла. Но не буду. Мне просто нравится махать перед носом быка красной тряпкой.
Его тьма поднимается со дна. Я успеваю увидеть в глазах её неслышное колыханье. Будто старый волк заинтересованно приподнимает голову. Поднимает, нюхает воздух, прикидывает, какова же я на вкус.
И снова опускает голову на лапы. Он сыт.
– Не ври, что пар нет. Знаю, что есть.
– Что, расписание тоже разнюхали? Как инфу про кофе?– я беззаботно паркую пятую точку на капот его блестящей тачки. Зря, что ли, она такая чистая, что глядя в неё накраситься можно.
Он не отвечает, просто снисходительно дергает уголком рта. Разнюхал. Да что за хрен-то такой? С какой горы спустился? Мне было неинтересно вообще-то, но сейчас…
Если такие связи, что за ночь может узнать столько – по идее не должен бояться какого-то заявления. Или все-таки…
– Ты все еще здесь? – его бровь сдвигается на миллиметр, но это уже выглядит как офигеть какое изумление. – Должна ведь пулей нестись за вещами. Тетрадки там, помаду в универ захватить надо тебе?
– Я не поеду в универ, – качаю головой, а потом зачем-то опускаюсь до объяснений, – сегодня не еду. У меня официальная причина прогулять сегодня.
– Какая?
Пришла моя очередь самодовольно молчать и красноречиво покачивать загипсованной рукой.
В конце концов, пять лет без единого прогула. Стыд и позор быть такой ответственной.
– Ну и что? – он задумчиво вытягивает из кармана пачку сигарет, крутит её в пальцах. – Чем ты займешься, беспутная? Будешь сидеть на окне и плевать в прохожих ядом?
– Хороший вариант, – киваю я, – жаль только, что ужасно не креативный. В современном мире индивидуальные порции яда рассылаются в социальных сеточках. Пара грамотных комментариев в инсте – и бывшая фэшн-блогерша идет работать уборщицей, потому что ей не насыпали ни вкуса, ни фигуры.
– А тебе что из этого насыпали? Вкус? – он окидывает меня настолько насмешливым взглядом, что у меня инстинктивно нос задирается к небесам.
– Мне насыпали и то, и другое, и с чувством юмора не поскупились. Дядя, ты бы к окулисту сходил. С глазами у тебя беда.
– Схожу, – ухмыляется криво, склоняя голову набок, – и что? Это твои планы? Сидеть в инстаграме и уничтожать конкуренток?
О, как. То есть он уже и про бложик в инсте в курсе? Нет, хорошая у него все-таки разведка. Мне б такую – ух, я бы развернулась.
– Что, есть предложения получше? – склоняю голову набок. Интересно. Он ведь зачем-то стоит, треплется тут со мной. Мог бы уже ехать. Десятый миллион зарабатывать.
– Кто знает, – он затягивается так глубоко, что половина его сигареты мгновенно истлевает, – так, банальщина. Экскурсия по московским мостам на мерсе с открытым верхом…
Смотрю на него, смотрю, смотрю…
– Я не в твоем вкусе, – напоминаю его же слова. Как-то сами по себе изо рта вылетают.
– Ну почему же? – фыркает он. – Когда молчишь, ты вполне ничего.
– Это где ж ты меня такую видел? Во сне? – я почти в голос ржу. А он глядит на меня не мигая, таким осязаемым взглядом, что я почти ощущаю его прикосновение к своему лицу. Да боже мой! Неужели про сон это я угадала? Ничего себе. Таким вот быкам сны вообще сниться не должны. Они для этого слишком серьезны.
Он делает в мою сторону неожиданное движение. Я резко вздрагиваю, инстинктивно взмахиваю рукой, ловлю… Продолговатый узкий блестящий тюбик. Моей помады? Нет. Как моя. Один в один. Только новая.
– Я уберу крышу, – куда-то в сторону глядя говорит Козырь, – хочешь со мной – крась губы.
Время болтовни вышло – он неспешно обходит свою машину, садится на место водителя. Что-то нажимает, и блестящая на солнце крыша его мерина складывается. Я смотрю не на это, смотрю в его темные глаза, не отрывающиеся от меня ни на секунду.
Улыбаюсь. Зубами снимаю с помады колпачок.
Не отказываться же от игры так быстро!
– Как можно было так прокурить тачку, что от неё даже при убранной крыше разит как от табачного завода? – озадачиваюсь первым же делом, когда приземляюсь на черные замшевые сиденья.
– Просто любимая тачка, – скупо откликается Козырь.
Его неприступное лицо будто закрыто плотной маской. Мой противник кажется скалой, об которую разбиваются мои волны.
Я вроде вижу его насквозь, но при этом не понимаю совершенно.
Думала, это разводка, насчет экскурсии по мостам. Но первой же остановкой на нашем пути становится Крымский мост.
– Господин экскурсовод, вы не справляетесь со своими обязанностями. Где рассказ про золотой болт Сталина? Я так его ждала, так ждала!
– Хочешь, остановимся? – спрашивает он невозмутимо, будто и не заметив, что я толкнула его локтем.
– Под камерами? На мосту? – поднимаю брови. – У тебя что, лишние деньги на штраф завелись? Так чего тогда ты со мной мучаешься? Отложил бы на взятку ментам – и дело с концом.
Треплюсь, но ничем не даю понять, что на самом деле – действительно хочется. На этом мосту – потрясный вид, и я его обожаю. И если он предлагает, значит, понимает это. Потому что узнать, что я люблю торчать на этом мосту, он не мог, даже у его службы разведки вряд ли есть приборчики для угадывания мыслей.
И правда понимает. И в согласии моем не нуждается. Без лишних слов он съезжает на крайнюю полосу, к самым перилам тротуара.
Ладно, это его дело, это его сейчас матом обложат!
Плоха та инстаграмщица, которая упустит возможность сделать выгодное селфи на фоне солнечного неба. Я даже дверь не открываю, так через верх и выпрыгиваю из машины. Перила с одной рукой преодолеть уже сложнее, но я справляюсь. А потом и вовсе забираюсь на перила, которые отделяют край моста от реки под ним.
Я люблю высоту. Люблю смотреть вниз и ощущать вкус разворачивающегося подо мной пространства. Подумать только, всего одно движение вперед и…
Крепкая рука обвивает мою талию прежде, чем я успеваю распробовать свое деликатесное блюдо.
Ну что за упырь, весь кайф обломал!
С другой стороны, он ведь не втаскивает меня обратно, да?
Когда я встаю пятками на самую бетонную кромку – слышу яростный вдох. Чувствую, как к удерживающей меня от падения руке прибавляется вторая. Собственно – только на них я и держусь, иначе невозможно, когда под твоими ногами всего пятнадцать сантиметров опоры. Даже стопа до конца не умещается.
И все же, если закрыть глаза… Развести в стороны руки… Тьфу-ты, руку, никак не привыкну к бездействию правой руки. Ну и ладно, одной хватит.
Чувствую, будто ветер, бьющий в лицо, рвет меня на куски. Пытается растерзать и унести к черту, и только две мужские руки этому и препятствуют.
Ничего больше нет, только я и он. Ветер в мое лицо и горячее дыхание, от которого по моей спине бегут мурашки. Кристальный миг безудержной истины.
Хотя, конечно, и его на самом деле нет. Ему просто скучно. Вот и ищет действенное лекарство от своей смертельной тоски. Я в этом плане концентрат безумия. Но и ко мне у таких как он всегда происходит привыкание. Все что и нужно – только немного подождать.
– Эй, не держи меня, – смеюсь, запрокидывая голову, – отпусти, и не станет в этом мире свидетеля твоего паршивого вождения.
Конечно – не отпустит. Под камерами – не отпустит.
– Ты еще не налеталась? – хрипло выдыхает он, и горячее его дыхание пробегается по моей шее.
Раздумываю минутку, снова смотрю вниз, специально, чтобы от адреналина и подвижной воды голова закружилась.
Потом цепляюсь свободной рукой за перила.
– Налеталась. Тащи меня обратно, – разрешаю я.
Уже не терпится посмотреть, насколько охреневшие у него глаза. Сомневаюсь, что хоть где-нибудь он видел такую же дурную бабу!
Удивительно, но он не бежит за каким-нибудь попом, чтобы тот немедленно изгнал из меня демонов. И в дурдом меня отвозить не спешит.
А вот катать продолжает. Будто у него цель – до пустого бака не выпускать меня из машины.
Привозит меня к общаге, когда Москву накрывает ночью. Не тьмой, естественно, Москва не умеет быть темной, лишь только ночным покрывалом туманного неба прикрывается.
Я смотрю на Козыря и перебираю в уме разноцветные шарики сегодняшних воспоминаний.
Как пили кофе на тридцати восьми мостах, смотрели друг на друга и со вкусом молчали.
Как он заставил шеф-повара супер-крутого французского ресторана готовить мне шаурму. Потому что ни на что другое я не соглашалась, конечно.
Как грел мои руки в своих ладонях, когда заметил, что я начинаю мерзнуть. А потом и вовсе вытащил из багажника своей тачки огромную кожаную куртку и набросил её на мои плечи. Если бы меня попросили как-то емко описать эту куртку, я бы сказала, что меня в неё можно целиком упаковать. Если только я свернусь клубочком.
Эта куртка все еще на моих плечах. От неё пахнет куревом и концентрированным баблом. Будто кто-то взял тысячу баксов в прозрачном пузырьке и пропитал этим эликсиром подкладку.
Нет, ну ошизеть же. Ошизеть.
Этот тип со мной весь день провел. И сейчас сидит и молча смотрит. Будто ему приказали следить за мной круглые сутки, но забыли предупредить, что наблюдение должно быть незаметным.
– Эй, – я толкаю его локтем чуть повыше плеча, – сколько денег ты из-за меня сегодня не заработал? Тыщ двести, поди?
– Не знаю, – он равнодушно пожимает плечами, – может, и больше.
– Ужас, – трагично вздыхаю и прижимаю руки к груди, – позволь принести соболезнования по поводу твоей великой утраты.
– Не позволяю, – насмешливо откликается он, разворачиваясь ко мне в полоборота. Мы стоим вдали от фонарей, и его лицо я сейчас очень неважно вижу.
– Возмутительно, – я округляю глаза, нацепляя на лицо возмущенное выражение, – почему это ты не разрешаешь мне проявлять человеческое сочувствие? Деньги безвозвратно потеряны. И я не могу их оплакать?
– Кто сказал, что потеряны они безвозвратно? – он криво ухмыляется. – Заработаю завтра. Не убегут никуда.
– Так уж не убегут?
Он не отвечает, просто уголок рта его слегка подрагивает. Он даже не сомневается.
Эх. Интересный мужик. Даже к жене отпускать жалко. Но… У меня ведь принцип – на чужих и одноразовых время не тратить. Этот – чужой.
Покатал – спасибо, конечно. Увлекательный вышел день.
Выбираюсь из машины излюбленным своим способом – через верх, не открывая двери. Расстегиваю куртку. Небрежным движением, которое я не один раз репетировала для участия в показах, сбрасываю её на автомобильную дверцу.
– Спасибо, Александр Эдуардович, – величественно киваю я, —мосты были прекрасны, да и вы периодически очень даже ничего. Время уделить внимание законной супруге. А меня ждет мой самый верный поклонник. Мой диплом.
– Завтра в половине девятого буду ждать, – коротко произносит он, и под громкий визг оказавшихся не готовых к резкому старту тормозных колодок его тачка скрывается из поля моего зрения.
Завтра? Снова приедет? Вот ведь настырный тип! Никак не понимает моих намеков.
