– Ну, так и нарубите себе лесин! – гремел Валиар Маркус. – Легион клятых любителей уже поставил две трети частокола, а ваши дурни все скулят по оставленным в Кании бревнам? – Он, постукивая себя жезлом по нагруднику, а изредка и по головам лодырей, прошелся вдоль ряда занятых работой легионеров. За время долгого безделья на судах дисциплина прискорбно ослабла, люди отвыкли от тяжести доспехов. – Помоги вам, поганцам, Великие фурии, если Свободный алеранский раньше нас поспеет с ограждением, я вам такое устрою, что к ворду за защитой побежите.
Не переставая возмущаться, Маркус обошел прибрежный лагерь Первого алеранского легиона. Алеранцы заняли две соседствующие вершины холмов, старые скалистые пики, поросшие колючками и кустарником. Широкая долина между ними досталась канимам, ретиво обустраивавшим свой лагерь. Инструмента у этих здоровенных псин хватало, а отсутствие алеранских фурий они возмещали грубой силой – и численностью.
Маркус задержался, оглядывая долину под собой. Клятые во́роны, сколько же там канимов! И каждый из них – боец. Варг не решился высаживать мирных жителей, пока для них не построили укрепления. Маркус его не винил. Он и сам, случись ему высаживаться в Кании с последними остатками алеранцев, не спешил бы вывести их в незащищенную местность в каких-то пяти милях от самого воинственного города на материке.
С этого пригорка Маркусу видна была Антилла на севере: круг тяжелого сероватого камня, нагроможденного поверх костей древних гор. В ярком дневном свете камни отливали голубизной, отражая небо и холодное море. Антиллус Раукус, выбирая, кому доверить защиту родного города, выбрал, конечно, кого-то из самых верных и упрямых старых дружков, и тот теперь из кожи вон лез, лишь бы оправдать доверие.
Маркус потратил еще минуту, обдумывая расположение канимского лагеря. Любому вышедшему из города отряду, чтобы добраться до воинов-волков, пришлось бы миновать один из алеранских лагерей. Более того, укрытый лощиной лагерь не виден был с городской стены. Разумеется, крыло рыцарей Воздуха добралось бы сюда в считаные минуты, но, если антилланский наместник не совсем забыл об осторожности, он сейчас притихнет и не станет пугать горожан, пока сам не разберется в происходящем.
И еще – если только его дурни как следует укрепят свои холмики – два алеранских легиона лучше канимов будут владеть местностью. Атака на алеранский легион на укрепленной позиции – рискованная игра, и за выигрыш приходится платить большой кровью. Впрочем, численное превосходство канимов делало такой же безумной ставкой попытку атаковать их лагерь. А разместившиеся южнее города сводные силы алеранцев и канимов стояли между Антиллой и наступающим вордом. Антилланский командующий, как бы туп он ни был, не мог этого не оценить.
Многое и многое могло пойти наперекосяк, но время высадки и расположение войск так удачно сложилось, словно им всем улыбалась удача.
Конечно, удача тут ни при чем. Все обдуманно, и обдуманно с умом. Да Маркус и не ждал иного от этого командира. Вот чего не было дано его деду. Секстус был великим мастером политических интриг, а возглавить легион в поле не умел, ни разу не встал рядом с воинами, не сражался вместе с ними, не завоевал себе места в глазах легионеров. Секстус добился от подданных верности и даже почтения. Но командиром они его не считали.
Октавиан – другое дело. Первый алеранский легион умрет за него до последнего человека.
Маркус закончил обход лагеря, обрушивая на каждый недочет громы и молнии, а безупречную работу вознаграждая непроницаемым молчанием. От него того и ждали. Слухи о положении Алеры уже разлетелись по войскам, и людям было не по себе. Брань и рычание твердолобого Первого копья и других центурионов доказывали, что легион жив – стоит ли он на месте или рубится с врагом. Никакие заверения, никакие ободряющие слова так не успокаивают солдат.
Однако и толковые закаленные центурионы задумчиво поглядывали на Маркуса, словно искали у него ответов на свои сомнения. Маркус отвечал на их взгляды молчаливым воинским приветствием, показывая, что Первое копье как ни в чем не бывало занят своим делом.
Когда наступил вечер, он остановился на самой южной точке обороны и уставился в сгущавшуюся тьму. Главные силы ворда, по словам Октавиана, медленно продвигались к Антилле и находились еще на расстоянии сорока миль. За многие годы войн Маркус усвоил, что точное местонахождение врага узнаешь, только когда до него можно дотянуться клинком.
Ему вдруг пришло в голову, что именно поэтому жизнь Валиара Маркуса ему больше по душе, чем жизнь, которую он вел, будучи курсором.
Случается, солдат не знает, где его враг, но кто его враг, знает почти всегда.
– Задумался о чем-то глубоком? – тихо прозвучало у него за спиной.
Первое копье обернулся – мастер Магнус стоял на один большой шаг позади. Совершенно бесшумно он приблизился на расстояние смертельного удара. И при желании мог его нанести – гладием или спрятанным под одеждой ножом. Поскольку Маркус в броне, бил бы в шею сзади: воткнуть, провернуть под нужным углом, пересечь позвоночник или один из крупных сосудов, в то же время пережав дыхательное горло. При правильном исполнении это позволяет тихо и наверняка прикончить даже тяжело вооруженного противника.
Маркус помнил, как снова и снова отрабатывал этот прием в Академии, пока движение не впечаталось в каждый мускул рук, плеч и спины. Всех курсоров обучали этой технике.
Магнус на нем просто упражнялся.
У студентов такие игры были в обычае, хотя сам Маркус никогда в них не участвовал: способ показать другому курсору, что ты мог бы его убить, если бы захотел. Магнус, на сторонний взгляд, показался бы расслабленным и беззаботным, на деле же был сосредоточен и готов к действию – во всей его осанке чувствовался скрытый вызов.
Так-так. Старый курсор забросил удочку.
Первое копье хмыкнул, будто ничего и не случилось. До ближайших работающих легионеров было не меньше двадцати шагов. Голос можно не понижать.
– Гадаю, скоро ли доберется сюда ворд.
Магнус целую минуту молча смотрел на него, после чего вышел из боевой стойки и встал рядом с Первым копьем.
Маркус заметил его слегка оттопырившийся рукав – под ним старый курсор скрывал нож. Может, песок из него и сыплется и в поединки он много лет как не ввязывался, но вздумай старик взяться за дело – окажется по-прежнему смертоносным. Опасней всего не сила врага, не оружие, не его фурии. Самое страшное оружие – ум, а ум Магнуса все еще острее бритвы.
– Надо думать, еще не сейчас, – ответил Магнус. – Антилланцы ждут первого штурма недели через две, не раньше.
Маркус кивнул:
– Стало быть, согласились с нами разговаривать?
Старый курсор скривил уголок рта:
– Тут либо говорить, либо драться. В драку, пока можно обойтись, они не рвутся. – Он тоже стал смотреть на юг, хотя его слезящиеся глаза, как хорошо знал Маркус, были подслеповаты. – С тобой хотел поговорить Октавиан.
Маркус кивнул и, взглянув на старика, заметил:
– Ты так странно на меня смотришь, Магнус… Что за дела? Я что, спер у тебя любимые сапоги?
Магнус передернул плечами:
– Ты ушел из Антилланского легиона, ты поступил в Первый Алеранский, а где был в промежутке, никому не известно.
Первое копье ощутил жжение в желудке. Едкая желчь подступила к горлу. Чтобы скрыть отрыжку, он невежливо фыркнул:
– Вот отчего тебя корежит? Старый вояка решил вернуться в домен. Надо ли удивляться, что он не кричит о себе, Магнус?
– Вполне резонно, – признал Магнус. – Только не каждый старый вояка числится в Доме доблестных. Таких – до нашего отплытия – было пятеро на всю Алеру. И все они теперь граждане. Трое доминусов, один граф. Ни один не остался среди простолюдинов.
– А я остался, – просто сказал Первое копье. – Это было нетрудно.
– В Первом алеранском собралось много ветеранов, – так же спокойно продолжил курсор. – И многие из них служили в Антилланском. И все помнят тебя – хотя бы по слухам. Зато никто не слышал, куда ты подевался после отставки. – Он пожал плечами. – Такое нечасто бывает.
Маркус ответил лающим смешком:
– Не перебрал ли ты левиафаньего жира? – Он перешел на серьезный тон. – У нас хватает врагов, чтобы искать новых там, где их нет.
Старый курсор обратил на Маркуса мягкий взгляд слезящихся глаз.
– Да, – вежливо согласился он. – Там, где их нет.
У Маркуса перехватило горло. Знает! Что-то он знает. Или думает, будто знает.
Что старому курсору известна истина, он не верил. Не мог тот распознать в нем бывшего курсора Фиделиаса, сообщника Аттиса и Инвидии Аквитейн, изменника Короны. И уж точно не знал, что Маркус в конце концов ополчился против госпожи Аквитейн, прикончив ее отравленным болтом из балеста – или почти прикончив. И уж совсем неоткуда ему было узнать, каким образом старый коварный убийца Фиделиас обернулся Валиаром Маркусом, Первым копьем Первого алеранского легиона.
Но в глазах Магнуса стояло знание. Может быть, он еще не связал воедино всего, что знает, но знание светилось в его повадке, поступках, словах.
Он знал достаточно.
На миг Фиделиаса охватило безумное желание испытать не раз послужившее ему средство: сказать старому курсору правду. Что бы из этого ни вышло, с сомнениями будет покончено.
Он уже открыл было рот. Наблюдая за собой как бы со стороны, Фиделиас отметил, что еще не решился заговорить, когда что-то в нем – наверное, та часть, что была Маркусом, – без спросу приступила к делу.
Он успел сказать:
– Магнус, нам надо поговорить, – а потом из сгущавшихся теней вырвался ворд.
Три его создания быстро двигались, прижимаясь к земле. Длинные шесть ног на узких гибких туловищах, тонкие хвосты хлещут по воздуху. Мелкая чешуя черного хитина блестела и лоснилась, отражая кровавый закат. Фиделиас мельком отметил их сходство с гаримами – хищными ящерами южных болот – и сорвался с места.
От гладия было бы мало проку. Поэтому он дотянулся до своей земляной фурии Ваммы, через нее черпая силу из несокрушимых костей старой горы. И подхватил тяжелый, толстый кол, приготовленный для частокола.
Развернувшись к ближайшей твари, Фиделиас по дуге сверху вниз взмахнул тяжелым колом – как топором. Дубина весила не меньше восьмидесяти фунтов, но он размахнулся легко, как ребенок тросточкой, и поразил передового ворда жестоким, сокрушительным ударом. Во все стороны брызнула серо-зеленая кровь, забрызгала и Фиделиаса, и Магнуса.
Кол разломился надвое, один конец ощетинился щепками и осколками. Развернувшись к следующему врагу, Фиделиас ткнул в него этим концом как копейным наконечником. Удар больно отдался в локте и плечах, и даже поддержка Ваммы не помогла ему устоять на ногах. Кол раскололся вдоль, а сам Фиделиас тяжело грянулся оземь. Пронзенный ворд бешено забился, умирая; несколько обломков дерева, слишком больших и убийственно острых, чтобы назвать их щепками, торчали у него из затылка.
И тут налетел третий ворд.
Он впился зубами в икру, дернул со страшной силой. Фиделиас услышал, как ломалась кость ноги, а боль потерялась за мощным рывком. Тварь хлестнула хвостом, но Фиделиас удержался и силой фурии опрокинул врага, лишив возможности действовать когтями или хвостом, да и опоры на шесть лап лишив тоже. Враг был невероятно силен. Если упрется всеми конечностями, попросту оторвет ногу по колено.
Длинный тонкий хвост внезапно обвил ему бедро, и Фиделиас на миг окаменел от ужаса при виде выдвинувшихся по всей его длине острых зубцов. Твари довольно было сдернуть обхватившее ногу кольцо, чтобы срезать мясо с кости, как нарезают окорок.
Магнус с воплем ударил своим гладием.
В его тощие старческие руки тоже влилась сила земли, и прославленный меч легионов по основание обрубил чешуйчатый хвост.
Выпустив Фиделиаса, ворд с пугающей точностью и проворством развернулся к Магнусу, всей тушей навалившись на старого курсора.
Столкнув с себя грузного врага, Фиделиас увидел, что Магнус обеими руками отводит пасть ворда от лица. В магии земли старик уступал Фиделиасу. Ему не хватало сил сбросить ящера, и тварь уже рвала его тело, продвигая чудовищную пасть к лицу.
На миг они с Магнусом встретились глазами.
В сознании Фиделиаса шел спокойный и ясный логический расчет – словно он решал учебную задачу.
Самый подходящий случай. Ворд основательно порублен. Ближайшие легионеры уже похватали оружие и мчатся сюда, но спасти Магнуса им никак не успеть. Сам Фиделиас тяжело ранен. Боль пока не дошла до сознания, но он и так знал, что даже помощь легионерского целителя не поставит его на ноги в ближайшие дни.
Никто не укорит его за то, что он убил всего двух из трех чудовищ. Фиделиас останется тайной. Валиар Маркус сможет жить спокойно. И всего этого можно достичь… простым бездействием.
Всего лишь ничего не делать, позволив ворду, врагу всего живого на Карне, растерзать доверенного и верного законному Первому консулу человека.
Его вдруг захлестнула ярость. Ярость на всю ложь, на все коварное честолюбие, что отравляло сердце Алеры после смерти Гая Септимуса. Ярость на упрямую гордыню Секстуса, заставившую его превратить государство в отравленный котел измен и интриг. Ярость на все, что ему приходилось исполнять во имя присяги, а потом – якобы ради блага всей Алеры, когда он решил, что тот, кому он присягал, не исполняет своего долга перед государством. Ярость на все дела, которые ужаснули бы мальчишку-студента, если бы тот увидел их в своем будущем.
С этим надо кончать.
Здесь, перед лицом величайшей на его памяти угрозы, надо кончать.
Валиар Маркус яростно взревел и всем телом обрушился на спину ворда. Он вбил наруч доспехов в пасть врага и ощутил страшное давление сомкнувшихся челюстей. Не обращая внимания, он рванул от плеча, выворачивая голову твари, как выворачивают из земли пень.
Ворд свирепо зашипел. Гибкая тонкая шея отказывалась ломаться. Но Валиар Маркус, налегая и дергая, увидел, как встопорщились покрывавшие шею чешуи, обнажив беззащитную плоть для нанесенного под точным углом удара.
Увидел это и мастер Магнус.
Неуловимым движением фокусника выхватив из рукава нож – маленькое, блестящее и смертоносно заточенное лезвие, – курсор по рукоять воткнул его в шею ворда. И, резко провернув, вскрыл твари горло.
Ворд вздыбился, напрягся в агонии, но челюсти его уже утратили силу.
Тут подоспели двое легионеров, порубали его мечами, и все кончилось.
Маркус откинулся на спину. Один из легионеров уже метнулся за целителем и поднял тревогу. Другие построились, бронированными телами загородив двух раненых стариков от подступающей темноты.
Маркус полежал, отдуваясь, и повернул голову к Магнусу.
Старый курсор уставил на него ошарашенный взгляд. Лицо и седая борода его были в пятнах зеленоватой крови. Всмотревшись в лицо Маркуса, он издал несколько невразумительных звуков.
– Нам надо поговорить, – проворчал Маркус. Ему самому голос показался хриплым и тонким. – Уж очень ты стал недоверчив, старина. Бросаешься на каждую тень. Пора бы тебе расслабиться.
Магнус смотрел на него. Потом отвернулся, обвел глазами разбросанные трупы ворда. Один еще дергался, и за секунду до смерти ломая хвостом низкий кустарник.
Магнус сипло хихикнул.
И Маркус тоже.
Подоспевший целитель с помощниками решили, что два раненых старца лишились рассудка. А те только пуще хохотали и не могли остановиться.
У штабной палатки загрохотали беговые сапоги, Антиллар Максимус выкрикнул пароль так, словно решил одной силой звука снести стоявшего рядом часового. Тави тут же оторвался от доклада, поднял руку, и мастер Магнус умолк. Старый курсор собрал со стола рассыпавшиеся страницы, одной рукой придержав недочитанные. Еще мгновение, и отброшенный рукой Максимуса полог впустил внутрь порыв ветра и запах весеннего дождя.
Тави улыбнулся предусмотрительности Магнуса. Страницы не разлетелись. Старый трибун позавчера получил ранение, но всего одну ночь пользовался предоставленным трибуном Фоссом отпуском, уже наутро явившись в штаб.
– Тави, – пропыхтел Макс, – ты должен это видеть. Я привел тебе коня.
Тави, услышав обращение по имени, вздернул бровь и встал.
– Что стряслось?
– Сам увидишь, – сказал Макс.
Тави проверил, хорошо ли прилегают доспехи, набросил перевязь гладия и вместе с Максом вышел к лошадям. Взметнувшись в седло, он подождал, пока Макс с двумя легионерами, которые в данный момент несли караульную службу, тоже сядут на коней, и жестом предложил Антиллусу показывать дорогу.
За прошедшие после высадки дни канимы и алеранцы установили порядок в своих лагерях. Ненадежной представлялась лишь одна точка – место, где в долину между алеранскими лагерями впадал ручей, прорезавший такое глубокое русло, что отвести его в тот или другой лагерь не удалось. Поэтому воинам трех лагерей пришлось пользоваться колодцами, пробитыми техниками Тави в каменистой земле долины, и мелкими прудиками примерно посредине канимского лагеря.
Пока что водой делились без серьезных недоразумений – то есть никого еще не убили, хотя один каним и двое алеранцев были ранены.
Тави вслед за Максимусом проехал к южным воротам канимского расположения. Там стояли двое из воинской касты – один в нарашской стальной броне – черно-багровой, другой – в полуночно-синей шуаранской. Нарашанец, приветственно вскинув руку-лапу, выкрикнул:
– Открыть ворота перед гарадой Учителя войны!
Сделанные из натянутой на костяную раму левиафаньей шкуры ворота широко распахнулись, и они вступили за канимские укрепления.
– Десять минут как началось, – рассказывал Макс. – Я велел легионеру остаться там и записывать все, что услышит.
Тави хмуро смотрел перед собой, чтобы лошадь не оступилась и не взбесилась от бившего в ноздри звериного духа. Впереди собралась толпа, и к ней спешили всё новые канимы. Тави даже с высокой конской спины ничего не видел за головами – почти все канимы были ростом не меньше восьми футов.
Затертые в давке, Тави со спутниками остановились. Вокруг слышалась рыкающая и ворчащая канимская речь. Макс сделал еще одну попытку пробиться сквозь толпу, но в этом яростном гомоне затерялся даже его легионерский рык.
Низко взревел медный канимский рог, и малая фаланга воинов в красной броне решительно разрезала толпу – так преодолевают течение быстрого потока. Тави узнал воина с серебристой шерстью – это был Градаш, начальник Охотников – воинское звание, примерно равное званию центуриона. Тот направил своих в обход алеранцев и уважительно склонил голову набок. Тави ответил тем же.
– Тавар, – окликнул Градаш. – С твоего согласия я проведу тебя дальше.
– Благодарю, Учитель охоты, – отозвался Тави.
Градаш снова показал горло и выкрикнул новые приказы. Зевак мигом растолкали, позволив алеранским коням двинуться вперед.
Очень скоро они оказались у главного водопойного пруда, окруженного канимами и замешавшимися между ними алеранцами. Увидев, в чем дело, Тави сквозь зубы втянул воздух.
Неудивительно, что все собрались поглазеть.
Над водной гладью стояла закутанная в плащ фигура. Капюшон скрывал ее лицо целиком, кроме темных губ и бледного тонкого подбородка. И все равно у Тави захолонуло сердце.
Царица ворда!
Канимские солдаты провели Тави со спутниками к дальней стороне пруда, где уже стояли Варг с Насаугом и третьим – седым старым канимом в доспехах из кусков хитина. Поверх доспехов на нем была красная мантия с капюшоном, и в ее прорезях виднелась одежда канимского ритуалиста – только Тави впервые видел, чтобы это одеяние изготовили не из светлой и мягкой человеческой кожи.
Царица ворда не шевелилась. Пробежав глазами по линии прудов, Тави увидел над каждым такой же образ. Толпа все густела.
– Клятые во́роны, – ругнулся Макс. – Водяное послание!
У Тави заныли стиснутые зубы. Передача образов по воде считалась довольно сложным магическим искусством. А передать сразу несколько невоз… нет, как видно, возможно, но очень, очень маловероятно. Тави сомневался, что на такое был способен сам Гай Секстус.
– Она так и стоит, – хмуря брови, пробормотал Макс. – Чего она тут стоит?
– Ферус, – обратился к одному из охранников Тави, – возвращайтесь в лагерь. Скажите Крассу, чтобы поднимал всех рыцарей Воздуха – осмотреть территорию на пятнадцать миль вокруг. Рыцари Земли пусть проверят окружность на десять миль и убедятся, что нет подкопов. Их должна сопровождать конница, отрядами не менее двадцати. Вернуться до темноты.
Ферус ударил кулаком себе в грудь и развернул коня, пробиваясь к выходу из лагеря.
– Думаешь, отвлекающий маневр? – буркнул Макс.
Тави указал ему на толпу:
– Если не маневр, то, видят во́роны, отлично его заменяет. Рисковать нам незачем. Двигайся. – Он сам толкнул лошадь и подъехал к Варгу с Насаугом.
– Привет, – поздоровался Варг, не сводя глаз с водяной вестницы.
– Доброе утро, – ответил Тави.
– Я приказал самым быстроходным судам выйти в море, – сообщил Варг. – Прихватили с собой по несколько ваших колдунов – присматривать за океаном.
Заклинатели воды часто использовали свой дар, чтобы скрывать суда от левиафанов, и за последние шесть месяцев сработались с канимскими моряками. В целом канимы не склонны были восхищаться магией фурий, однако команды их судов высоко оценили искусство морских колдунов.
– Думаешь, зайдут с моря?
Варг неопределенно повел ушами – этот канимский жест более-менее заменял пожатие плечами, но больше походил на отрицание.
– Думаю, этой царице пришлось добираться сюда из Кании. Думаю, она обошлась без корабля. Они действуют везде и всюду. Незачем рисковать.
Тави кивнул:
– Я разослал разведку по земле и по воздуху.
– От тебя я иного не ожидал. – Варг показал ему зубы; иногда это равнялось алеранской одобрительной улыбке, а иногда – угрожающему оскалу канимов. Тави, зная нрав Варга, счел, что подразумевалось то и другое сразу. Варг достаточно хорошо знал Тави, чтобы предвидеть его действия, и хотел, чтобы Тави об этом знал. В союзнике такое понимание бесценно. Во враге оно пугает.
Макс, тихо фыркнув, обратился к Насаугу:
– Твои соплеменники, как никто другой, умеют разить похвалой.
– Благодарю, – серьезно ответил Насауг. – Для меня было бы честью убить такого любезного человека, как ты, трибун Антиллар.
Макс ответил утробным смешком и слегка склонил голову набок, показав Насаугу горло. Младший каним вывалил язык в канимской ухмылке.
Они молча прождали еще несколько минут. Толпа все росла.
– А, – встрепенулся Тави.
Варг покосился на него.
– Вот почему молчит царица, – пояснил Тави. – Она вызвала свои изображения и ждет, чтобы об этом узнали, чтобы собралось побольше слушателей. – Он свел брови. – Это означает…
– Означает, что ее обличья слепы, – пророкотал Варг. – Через них она ничего не видит.
Тави кивнул. Стало понятно, каким образом царица ворда размножила свои изображения. Не так сложно передать что-либо через воду, как получить отклик в свете и звуке.
– Она хочет с нами говорить, – сказал Тави. – То есть со всеми. Во́роны, она, должно быть, вызвала эти фигуры на каждой луже, где на то хватило воды. – Он покачал головой. – Жаль, что я не догадался.
Варг хмыкнул:
– Сподручно в военное время. Рассылать приказы. Изменять их согласно передвижениям врага. Не допустить, чтобы твоих мастеровых застали врасплох. Сообщать им, какую сделать работу, не теряя времени на рассылку гонцов. – Варг прищурил глаза. – Только царице ворда все это ни к чему.
– Да, – согласился Тави, – ни к чему.
– Ворд упорядочен. Логичен. Наверняка у нее есть цель.
– Есть, – сказал Тави, чувствуя, как губы смыкаются в жесткую черту. – Это атака.
Фигура шевельнулась, и толпа разом умолкла.
Царица ворда приветственно подняла руку. Жест вышел несколько неестественным, деланым, словно она тщательно подогнала движение суставов к непривычному движению.
– Алеранцы. – Ее звучный голос разнесся на сотни ярдов во все стороны. Ближайшие к пруду канимы прижали уши и разразились дружным рычанием.
– Я – ворд. Я захватила сердце ваших земель. Я осадила ваши твердыни. Я сразила вашего Первого консула. Вы не сумеете меня уничтожить. Вы не в силах мне противостоять.
Несколько мгновений длилось молчание. Царица ждала, чтобы каждый усвоил ее слова.
– Ворд вечен. Ворд вездесущ. Он среди звезд, среди миров. Мы покоряем. Мы растем. Победа над нами невозможна. Вы можете противостоять нам некоторое время, но через десять лет, или через сто, или через тысячу мы вернемся, сильнее и мудрее, чем были. Мы непобедимы. Ваш мир обречен.
Снова тишина. Тави оглядел толпу. Все лица повернулись к образу царицы ворда.
Алеранцы – кто побледнел, кто смотрел с отвращением, кто просто слушал как завороженный. Истолковать язык тела канимов было сложнее, но и воины-волки как будто присмирели. Они смотрели в лицо существа, едва не уничтожившего весь их мир – миллионы и миллионы канимов, целые народы, из которых самый малый равнялся едва ли не половине Алеры.
Но как бы кто ни откликался на ее речь, одно было общим. Они смотрели.
Они слушали.
– Я не питаю к вам личной ненависти или вражды. Я никому в отдельности не желаю причинить боль или страдание. Я делаю то, что необходимо для защиты и преуспеяния моих детей. Этот мир – их наследие. Они его получат.
Изображение шевельнулось, обдуманным движением воздев тонкие бледные руки. Отбросив капюшон, царица открыла чуждое и прекрасное лицо молодой женщины – в сущности, очень похожее на лицо Китаи. Те же высокие скулы, те же длинные, тонкие волосы, та же резкая отчетливость черт, смягченная полными губами и широким вздернутым носом. Только глаза у Китаи были ярко-зелеными, а глаза царицы ворда завораживающе блестели нездешними цветами.
– Но я готова дать вам шанс, алеранцы. Нашим народам нет нужды воевать. Я заберу ваши города. Но тем, кому достанет мудрости склониться перед ходом истории, я отведу безопасные места, где вам позволено будет самими собой управлять, содержать семьи и прожить до естественного окончания вашей жизни в полной неприкосновенности, за одним исключением: вам не позволено будет вынашивать детей. Это в моих силах. С войной можно покончить. Покончить со сражениями. Со смертями, голодом и страданиями. Я открою долину Амарант для заселения вашим народом. Там вы будете под моей защитой. Никому извне не позволено будет причинять вам вред. Вас заслонит вся мощь ворда. В моих силах дать вам долгую жизнь, свободную от знакомых вашему роду болезней и бед.
Я молю вас быть благоразумными, алеранцы. Я дарую вам мир. Я дарую вам здоровье. Я дарую вам безопасность. Покончим с рознью. Ваши вожди вас не защитят. Ваши легионы лежат мертвыми. Бесцельно потеряны миллионы жизней. Покончим с этим.
Я делаю вам предложение. Всякий алеранец, желающий моего покровительства, должен сделать одно: прийти безоружным в любую часть мира, что подчинен нашей власти. Для моих детей это будет знак, что вы склонились перед естественным порядком вещей. Вас накормят, о вас позаботятся и доставят в безопасные, свободные, мирные места.
Ответом ей было молчание.
«Клятые во́роны, – подумал Тави, – блестяще проделано!»
– Уступив бессмысленному желанию продолжить этот конфликт, вы не оставите мне выбора. – Рука ее поднялась, вернула на место капюшон, снова скрыв чуждую человеку красоту. Голос ее упал до тихого шепота, в котором не слышалось никаких чувств. – Я приду за вами.
Тави не позволил себе вздрогнуть, но далось ему это с трудом. Макс даже не пытался.
– Расскажите вашим ближним. Расскажите друзьям. Расскажите всем, кто не был здесь и не видел, как ворд предлагает вам мир и защиту.
Над всеми царило молчание. Никто не шевелился.
Макс чуть слышно проговорил:
– Мир и защиту. Думаешь, она это всерьез?
– Не будет детей, – прошептал в ответ Тави. – Удавка убивает медленнее, чем прямой удар, но смерть есть смерть.
– И умирающему без разницы, как уходить, – ответил Макс.
– По крайней мере, теперь я знаю почему, – сказал Тави.
– Что «почему»?
– Царица ворда держит близ столицы Алеры домен с алеранскими пленниками. Как зверей в зверинце. Поставила опыт, проверяет, сработает ли.
Макс захлопал глазами:
– Откуда ты знаешь?
– Секрет Короны.
Макс скривился:
– Если это слышит вся Алера… Тави, ты понимаешь, что найдутся люди, из страха готовые на все?
– Понимаю.
– Если мы хоть часть людей потеряем дезертирами или сдавшимися, нам конец. Мы и так на грани.
– Вот почему она это сделала. Это удар, Макс, я же сказал.
Варг с прищуром следил за их разговором, навострив уши. Каним стоял совсем рядом, ему слышны были их тихие голоса.
– Что будем делать? – вздохнул Макс. – Во́роны, ты на них посмотри!
Все – и канимы, и алеранцы – не сводили глаз с образа царицы ворда. В воздухе как дым пожара висели страх и сомнения.
– Тавар! – рыкнул вдруг Варг. – Твой шлем.
Тави взглянул на него и, стянув шлем с головы, передал каниму.
Канимский Учитель войны вскочил на невысокий валун у края пруда. Шлем он держал в руках. И шагнул на мелководье, оказавшись перед образом царицы.
А потом по низкой дуге зачерпнул шлемом вылепленную из воды голову под капюшоном, обезглавив изображение царицы. И, запрокинув голову, одним глотком осушил шлем.
Поднявшись во весь свой непомерный рост, Варг зарычал, перекрыв басовитым ревом звучный голос водного послания:
– Я ХОЧУ ЕЩЕ! – Его меч с лязгом вышел из ножен и взлетел вверх. Варг обернулся к канимским воинам. – КТО ХОЧЕТ ПИТЬ СО МНОЙ?
Тысячи глаз обратились на Учителя войны. Молчание стало хрупким как хрусталь, готовым разбиться вдребезги. Страх, ярость и отчаяние бились в воздухе, как бьются ветры в штормовом небе или течения, способные увлечь пловца в любую сторону.
Тави соскочил с коня и, шагнув вперед, встал рядом с Варгом. Его подбитые гвоздями сапоги звонко простучали по камню и расплескали воду. Он забрал у Варга свой шлем, зачерпнул им из водянистого сердца царицы и вволю напился.
Со стальным лязгом покинули ножны десять тысяч клинков. Яростный вой канимов сотряс воздух, шквалом всколыхнул воды пруда. Водяное послание, не удержавшись среди волн, утратило цельность, и фигуры рухнули, пролившись каждая в свой пруд под свирепый рев канимов и алеранцев.
Тави вместе с ними воздел голос в гневном бессловесном вопле и высоко поднял обнаженный меч.
Буря одобрения усилилась, заставив пластины лорики Тави вибрировать и дребезжать друг о друга, переходя в громоподобное скандирование:
ВАРГ! ТАВАР! ВАРГ! ТАВАР!
Тави, переглянувшись с Варгом, развернулся и пошел к своим. Сев на пляшущего от возбуждения коня, он сделал знак Максу и второму охраннику. Они поехали через канимский лагерь, и толпа, все еще выкрикивавшая его канимское имя, раздавалась перед ними, окружая их морем клинков, клыков и ярости.