Дженнифер Ли Арментроут
Корона из золотых костей
Несколько дней? Завтра?
– Как долго я была без сознания?
– Два дня. Может, три.
Боги богов.
Я даже думать не хотела, как сильно меня огрели по голове, если я так долго была в отключке. Но в вольвенов попало меньше стрел, чем в Кастила. Киеран сейчас наверняка проснулся. И Джаспер. И, может, остальные…
– Знаю, о чем ты думаешь, – оборвал мужчина мои размышления. – Что вольвены почуют твой зов. Что они придут к тебе. Нет, не придут. Кости заглушают первозданный нотам. А еще они нейтрализуют все способности, возвращая тебя к тому, чем ты являешься в своей сущности. Смертной.
Так вот почему я ничего не почувствовала от этого человека? Не очень приятная новость. Паника угрожала вцепиться в меня когтями, но теневая фигура двинулась и шагнула в свет факела.
Мое тело застыло при виде человека, одетого во все черное. Моя душа восстала против того, что я увидела. Бессмыслица. Это невозможно. Но я узнала темные пушистые волосы, тяжелую челюсть и тонкие губы. Теперь я знала, почему его смех показался мне знакомым.
Капитан королевской гвардии.
Капитан Янсен.
– Вы же мертвы, – выдохнула я, уставившись на него, пока он шел между колоннами.
Темная бровь взлетела вверх.
– С чего ты так решила, Пенеллаф?
– Вознесшиеся вскоре после нашего отъезда обнаружили, что Хоук не тот, за кого себя выдавал. – Именно так сказал мне лорд Чейни в том экипаже. – Они говорили, что Последователи проникли в высшие ряды королевской гвардии.
– Это так, но меня не поймали.
Янсен приподнял уголок губ, шагая вперед и проводя пальцами по гробу.
Я смотрела на него в замешательстве.
– Я… я не понимаю. Вы Последователь? Вы поддерживаете принца?..
– Я поддерживаю Атлантию. – Он стремительно пересек оставшееся расстояние за один удар сердца и опустился на колени, так что наши глаза оказались на одном уровне. – Я не Последователь.
– Правда? – Скорость, с которой он двигался, это выдавала. – Тогда кто же вы?
Улыбка на плотно сжатых губах стала шире. Его черты обострились, сузились, и он изменился. Его новое тело было тоньше и ниже ростом, потонув в одежде Янсена. Его кожа стала более смуглой и гладкой. Волосы потемнели до черноты и отросли, а глаза посветлели и стали голубыми.
Не прошло и нескольких секунд, как передо мной на коленях стоял Беккет.
Глава 4
– Боги богов, – прохрипела я, отодвигаясь подальше от этого… существа.
– Я тебя напугал? – спросил Янсен-Беккет голосом юного вольвена.
Его лицо было абсолютно таким же, как у внучатого племянника Аластира.
– Ты… ты перевертыш.
Он кивнул.
Я не могла оторвать от него взгляда. В голове не укладывалось, что передо мной Янсен, а не Беккет.
– Я… я не знала, что перевертыши могут сделать себя такими похожими на других людей.
– Большинство оставшихся линий перевертышей могут только превращаться в животных или… владеют другими способностями, – ответил он. – Я один из очень немногих, кто может долго удерживать другой облик. Хочешь знать как?
Я, правда, хотела, но ничего не сказала.
К счастью для меня, он пребывал в болтливом настроении.
– Все, что мне нужно, – что-то принадлежащее другому. Обычно достаточно пряди волос. Превращаться в вольвена невероятно легко.
А вот для меня было непостижимо, как можно с легкостью превращаться в кого-то.
– А они… знают, что ты делаешь? Что принимаешь их облик?
По-прежнему с улыбкой на мальчишеском лице Янсен покачал головой.
– Обычно нет.
Я даже не пыталась понять, каково это – принимать чужой облик и как это можно делать без разрешения. Это казалось мне величайшим произволом, особенно если делать это, чтобы обмануть кого-то…
Я вдруг осознала что-то, и это понимание вызвало волну гнева.
– Так это был ты, – возмутилась я. – Не настоящий Беккет привел меня в храм, а ты.
– Я всегда знал, что под вуалью прячется умная девушка, – заметил он и опять изменился, приняв собственные черты. Меня это поразило ничуть не меньше, чем в первый раз.
Осознание, что меня заманил в ловушку не юный игривый вольвен, принесло облегчение.
– Как? Как получилось, что никто не понял? Как я?..
Я замолчала. Когда прочитала его эмоции в храме, они не ощущались как эмоции Беккета.
– Как получилось, что ни ты, ни наш принц ничего не поняли? Ни даже Киеран или Джаспер? Когда перевертыши принимают чужой облик, мы перенимаем чужие особенности настолько, что обнаружить правду невероятно трудно. Порой нам самим нелегко помнить, кто мы на самом деле.
На его лице мелькнула тревога и исчезла так быстро, что я даже не была уверена, видела ли ее.
– Разумеется, наш принц знал, что я перевертыш. Как знали и многие другие. Но, очевидно, никто не ожидал такой манипуляции. Никто даже не искал перевертыша.
– С Беккетом все хорошо?
Янсен отвел взгляд.
– Должно было. Ему дали сонное зелье. Таким был план. Усыпить его на время, чтобы я успел занять его место.
Мое сердце сжалось.
– Но что-то пошло не так?
– Да. – Янсен на миг закрыл глаза. – Я неверно рассчитал количество зелья, необходимое, чтобы юный вольвен спал. Он проснулся, когда я вошел в его комнату.
Он откинулся назад и провел рукой по лицу.
– То, что произошло потом, – несчастливое стечение обстоятельств.
У меня к горлу подступила желчь.
– Ты убил его?
– Мне пришлось это сделать.
Я уставилась на перевертыша. У меня перехватило дыхание.
– Он был всего лишь ребенком!
– Знаю. – Он опустил руку. – Никому из нас это не понравилось, но это нужно было сделать.
– Этого не нужно было делать. – Мои глаза наполнились слезами. – Он был ребенком, и он был невинен.
– Невинные все время умирают. Ты всю жизнь прожила в Солисе. Ты знаешь, что это правда.
– И это дает право считать, что причинять боль другим – нормально?
– Нет. Но цель оправдывает средства, – возразил Янсен. – Народ Атлантии это поймет.
Для меня было непостижимо, как можно оправдать убийство ребенка.
– А почему тебя это вообще волнует? – спросил он. – Ты стояла и смотрела, как люди голодают, как их унижают и отдают на Ритуал. И ничего не делала.
– Я тогда не знала правды, – бросила я, смаргивая слезы.
– И это дает право считать, что это нормально?
– Нет. Не дает, – сказала я, и он слегка округлил глаза. – Но я не всегда стояла и ничего не делала. Я делала что могла.
– Этого было недостаточно.
– Я не сказала, что достаточно. – Я прерывисто вздохнула. – Зачем ты это делаешь?
– Моя обязанность – устранять любые угрозы Атлантии.
Я издала хриплый недоверчивый смешок.
– Ты меня знаешь. Знал много лет. Ты знаешь, что я не представляю угрозы. Я бы не стала ничего делать в храме, если бы мне не угрожали.
– Ты сейчас так говоришь. Однажды это изменится. Хотя удивительно, как тесен мир. Предполагалось, что моя роль заключалась в том, чтобы открыть Кастилу доступ к тебе. Я долгие годы прожил во лжи, чтобы он мог взять в плен Деву и использовать ее, чтобы освободить брата и вернуть некоторые из похищенных у нас земель. Я понятия не имел, кто ты и почему тебя сделали Девой.
– И его брак со мной показался тебе предательством? – предположила я.
– На самом деле нет, – ответил он, удивив меня. – Он все еще мог исполнить то, что от него ожидалось. Возможно, это оказалось бы даже легче, когда ты его жена, а не пленница.
– Тогда почему? Потому что я… потому что во мне есть капля крови бога?
– Капля? – рассмеялся Янсен. – Девочка, я знаю, что ты натворила в храме. Тебе нужно больше верить в себя.
Во мне вскипел гнев, и я приветствовала его, вцепившись в это чувство. Это была лучшая компания, чем горе.
– Я много лет не была просто девочкой, так что не называй меня так.
– Мои извинения. – Он склонил голову. – Готов биться об заклад, что в тебе гораздо больше, чем капля. Твоя кровная линия должна была оставаться очень чистой, раз ты проявляешь такие способности.
Он вдруг подался вперед и схватил меня за подбородок. Я попыталась вырваться, но он удержал меня. Его темные глаза осмотрели мое лицо, словно он что-то искал.
– Странно, что я никогда прежде этого не видел. А должен бы.
Я схватила его за предплечье. Кандалы на запястье предупреждающе сжались.
– Убери от меня руки.
– Или что, Дева? – Его улыбка стала чуть шире, а мой гнев разгорелся еще жарче. – Ты не можешь сделать со мной ничего, что не причинит вред тебе самой. Я только что назвал тебя умной. Не выставляй меня лжецом.
Мой бессильный гнев коренился в отчаянии оттого, что я не могу защитить себя.
– Отпусти меня!
Янсен убрал руку. Вдруг встал и посмотрел на кучу костей рядом со мной. Я тяжело дышала, а сердце бешено билось.
– Я знал, что задерживаться в Масадонии неразумно, – сказал он. – Поэтому я уехал вскоре после вас. Я встретился с Аластиром по пути в Предел Спессы. Вот тогда я и узнал, кто ты.
Я впилась ногтями в ладони.
– Значит, Аластир знал, кто я?
– Когда он впервые увидел тебя – нет.
Он пнул что-то носком сапога, и предмет пролетел по пыльному полу. Это оказалась отсеченная кисть руки. Мне стало дурно.
– Я оставался в тени, пока не пришло время, и тогда принял облик Беккета.
– Ты стоял и смотрел, когда нас едва не одолело войско Вознесшихся. Люди умирали, а ты ничего не делал?
Мой голос сочился презрением.
Он бросил на меня взгляд.
– Я не трус.
– Ты сам это сказал, – одними губами улыбнулась я. – Не я.
Он долго не шевелился.
– Было нелегко прятаться и смотреть, как войско надвигается на Предел Спессы. Мне никогда в жизни не было так тяжело. Но, в отличие от тех фальшивых Хранительниц, я – Защитник Атлантии, истинный Хранитель царства. Я знал, что моя миссия гораздо важнее, чем возможное падение Предела Спессы и даже гибель нашего принца.
– Истинный Хранитель?
Я подумала о женщинах, которые принадлежат длинной традиции воинов – женщинах, которые с мечами наперевес спрыгнули с Вала, окружающего Предел Спессы, и сражались гораздо бесстрашнее, чем, как я видела, сражается капитан. Я хрипло рассмеялась.
– Ты бледная жалкая тень в сравнении с Хранительницами.
Моя щека взорвалась болью, и это стало единственным свидетельством того, что он пошевелился и бросился ко мне. Во рту появился металлический вкус.
– Я понимаю, что ты сбита с толку и подавлена, – сказал он с притворным сочувствием, поднимаясь и делая шаг назад. – Но если ты оскорбишь меня еще раз, я за себя не отвечаю.
Меня опалил обжигающий жар. Щека болела, но я повернула к нему голову и встретилась взглядом.
– Ты умрешь, – пообещала я, улыбаясь, а его щеки побагровели от гнева. – Я убью тебя сама, и это будет смерть, заслуженная таким трусом, как ты.
Он ринулся ко мне. На этот раз вместе с острой болью пришла тьма, от которой я не смогла сбежать, как ни старалась.
* * *
Я стиснула зубы, когда давление пут на запястье усилилось, и слегка повернула голову, уставившись на копье в груди скелета. На камень закапала свежая кровь, и я прекратила тянуть, тяжело дыша.
Я ждала, уже зная, что с каждым завоеванным дюймом путы чуть-чуть ослабляются. Получение этого знания оказалось мучительно медленным процессом.
Сосредоточившись на дыхании, я прислонилась виском к стене. Вся рука болела. Понятия не имела, сколько прошло времени с тех пор, как потеряла сознание. Должно быть, несколько часов. Может, больше, потому что голодные спазмы в животе сменились постоянной ноющей болью. И я замерзла – тело окоченело от холода.
Мой взгляд скользнул по каменным гробам. Почему им оказали честь, похоронив подобающим образом, тогда как остальных просто усадили вдоль стен? Это был лишь один из множества мучивших меня вопросов. Далеко не самый важный, но я предпочитала думать об этом, чем о том, почему до сих пор жива.
Янсен утверждал, что я представляю угрозу. И, может, пробудившееся во мне в храме и правда представляет. Возможно, я угроза. Но зачем оставлять меня в живых? Или именно это они и планировали? Посадить меня в склеп и оставить здесь, пока я не умру от голода и не превращусь в еще одну пыльную кучку костей у стены.
Горло тисками сдавила паника, затрудняя дыхание. Но я прогнала ее. Не могла позволить себе сдаться страху, который назойливой тенью маячил в глубине сознания. Я выберусь отсюда – либо сама, либо меня найдет Кастил.
Знаю, он будет меня искать. Скорее всего начнет, как только проснется. И он разрушит все королевство, если понадобится. Он меня найдет.
Я выберусь отсюда.
Но для начала мне требовалось оружие.
Приготовившись к боли, я медленно вытянула руку. Пальцы коснулись пыльного древка копья. Меня охватило возбуждение, хотя путы туже сомкнулись на запястье, впиваясь в плоть. Вспыхнула боль…
Где-то в мраке склепа камень скользнул по камню, и я прекратила свои попытки. Игнорируя сильную боль, опустила руку на колени, где собралась свежая кровь, пропитав рубашку. Я уставилась в темноту, напрягая зрение и стараясь рассмотреть, кто пришел.
– Вижу, ты наконец проснулась.
Услышав голос Аластира, я сжала руки в кулаки.
Через мгновение он вышел на освещенное факелом место. Он выглядел так же, как и в храме, разве что теперь его черная туника с золотой нитью была без рукавов.
– Я уже приходил, но ты спала.
– Предатель, сукин сын! – сплюнула я.
Аластир остановился между двумя каменными гробницами.
– Вижу, ты злишься. Имеешь на это полное право. Янсен признался, что вышел из себя и ударил тебя. Я прошу за это прощения. Бить того, кто не может защититься, не входит в наши клятвы.
– Меня не волнует, что он меня ударил, – прошипела я, сердито уставившись на Аластира. – Меня волнует, что вы предали Кастила. Что вы приложили руку к смерти собственного внучатого племянника.
Он склонил набок голову, и пересекающий его лоб неровный шрам скрыла тень.
– Ты смотришь на это как на предательство. Я же вижу в этом необходимость обеспечить безопасность Атлантии.
В моей груди загорелась ярость.
– Как я сказала Янсену, я всего лишь защищалась. Защищала Кастила и Киерана, и Джаспера. Я бы…
– Ты бы никогда такого не сделала, если бы не считала, что такая реакция оправданна? – перебил он. – Тебя вынудили применить силу твоей крови против других?
Моя грудь тяжело поднялась и опустилась.
– Да.
– Давным-давно, когда боги, чьи имена давно позабыты, пробудились и стали сосуществовать со смертными, смертные подчинялись правилам. Боги действовали как их защитники, направляли их в трудные времена и даже даровали милости самым преданным.
– Меня не интересовал бы этот урок истории, даже если бы от него зависела моя жизнь, – вспылила я.
– Но, кроме того, они выступали перед смертными как судьи, присяжные и палачи, если деяния смертных признавались оскорбительными или недозволенными, – продолжал Аластир, словно я ничего не говорила. – Проблема состояла в том, что только боги определяли, что является, а что не является наказуемым. Множество смертных умерли от рук богов за ничтожные оскорбления. В конце концов против этих богов восстали их младшие собратья. Но склонность действовать необдуманно, часто в порыве страсти или других непредсказуе- мых эмоций, или отвечать насилием – черта, которой подвержены даже боги, особенно старшие из них. Вот почему они уснули.
– Спасибо за сведения, – огрызнулась я. – Но вы все еще не объяснили, почему предали принца. И почему использовали для этого Беккета.
– Я поступил так, как было нужно, потому что жестокость богов часто переходит к их детям, – заявил он. – Мысли и поведение божеств были еще более непредсказуемы, чем у их предшественников. Некоторые считали, что виной тому влияние смертных, поскольку прежде боги сосуществовали со смертными, но не жили среди них. Они оставались в Илизиуме, тогда как их дети жили в царстве смертных.
Илизиум? Страна теней? Все это звучало как бред, а мое терпение уже подходило к концу. Я была близка к тому, чтобы, рискуя потерять руку, попытаться схватить копье и швырнуть в этого мерзавца.
– Не знаю, из-за влияния смертных или нет, но после того, как боги уснули, божества стали…
– Слишком могущественными и слишком опасными, – перебила я. – Знаю. Я это уже слышала.
– Но рассказал ли тебе Янсен, что они натворили, чтобы заслужить такую участь? Уверен, ты уже поняла, что все замурованные здесь были божествами. – Он поднял руку, показывая на саркофаги и трупы. – Рассказал ли он тебе, почему первичные атлантианцы восстали против них подобно тому, как их праотцы восстали против изначальных богов? Рассказал ли он, какими монстрами они стали?
– Он был слишком занят, пока бил меня, и не добрался до этого места, – презрительно ответила я. – Так что – нет.
– Кажется, я должен еще раз извиниться.
– Да пошел ты, – выдавила я.
Ненавижу его извинения. Похоже, его слова прозвучали искренне. И он произнес их с полной обоснованностью. Мне не нужно было применять свои способности, чтобы это понять.
Он поднял брови, и выражение его лица смягчилось.
– Божества выстроили Атлантию, но они же едва не разрушили ее своей алчностью и жаждой жизни, своим неутолимым желанием большего. Они всегда хотели больше. Они не знали ограничений. Если они чего-то хотели, то брали это или создавали. Иногда во благо королевству. Большая часть внутренних помещений, которые ты видишь, существует благодаря им. Но чаще они действовали только в собственных интересах.
Это ужасно напоминало Вознесшихся. Они тоже правили, ставя на первое место свои желания.
Я посмотрела на Аластира.
– Итак, я угроза, с которой нужно разобраться, потому что я происхожу от божества, у которого то ли были, то ли нет проблемы с самообладанием? – С моих губ сорвался смешок. – Как будто у меня нет собственной воли и я всего лишь побочный продукт того, что содержится в моей крови?
– Пенеллаф, возможно, для тебя это прозвучит невероятно, но ты только что вступила в Отбор. Рано или поздно ты начнешь испытывать те же беспорядочные и жестокие импульсы, что и они. Ты сейчас опасна, но в конце концов станешь чем-то совершенно иным.
Передо мной вспыхнул образ женщины с волосами как лунный свет.
– Что еще хуже, в самой своей сути ты смертная и гораздо больше подвержена влиянию, чем атлантианцы или вольвены. И из-за смертности ты будешь еще сильнее подвержена импульсивным решениям.
Женщина исчезла из моего внутреннего взора, и я посмотрела на него.
– Вы ошибаетесь. Смертные гораздо осмотрительнее и более склонны оберегать жизнь.
Он выгнул бровь.
– Даже если и так, ты происходишь от тех, что рождены от плоти и огня самых могущественных богов. Твои способности поразительно напоминают способности тех, кто, если их разозлить, могли быстро стать разрушителями, испепеляющими все в своем гневе. Целые семьи были истреблены из-за того, что кто-то посмел оскорбить кого-то из божеств. Целые города разрушали до основания, если один человек совершал преступление против них. Но платили все – мужчины, женщины и дети.
Во мне возникло беспокойство.
– Потом они начали выступать друг против друга и уничтожать в борьбе за власть над Атлантией. В это время были истреблены целые кровные линии. Когда погибли потомки Сэйона, против божеств восстали серены. Они умерли не потому что впали в депрессию и не потому что их линия растворилась и они в конце концов исчезли. Их убило другое божество. Многие кровные линии погибли от руки этого божества – божества, которое многие считали не таким, как другие.
От гнева морщины вокруг его рта стали глубже.
– Даже я одно время так считал. Да и как я мог не верить, что он не такой? Он же как-никак происходил от короля богов. Он не мог быть таким, как другие.
– Малек? – предположила я.
Аластир кивнул.
– Но многие ошибались. Я ошибался. Он был худшим из них всех.
Я напряженно наблюдала, как он подходит и опускается на каменный пол передо мной. Он сел с тяжелым вздохом и, положив руку на колено, принялся изучать меня.
– Мало кто знал, на что был способен Малек. Какова была его божественная сила. Когда он пускал ее в ход, оставалось очень мало живых свидетелей. Но я знал, что он может сделать. Королева Элоана знала. Король Валин знал. – Его холодные голубые глаза встретились с моими. – Его способности сильно напоминали твои.
Я резко вдохнула.
– Нет.
– Он мог чувствовать эмоции, как эмпаты. Считается, что их линия, смешавшись с линией перевертышей, ответвилась от той же, из которой произошел Малек. Некоторые полагают, что именно поэтому боги благоволили эмпатам. Что у них было больше итера, чем у большинства других. – Малек мог исцелять раны прикосновением, но редко так делал, потому что происходил не только от бога жизни, но и от бога смерти. Никтоса. Король богов был и тем, и другим. И способности Малека имели темную сторону. Как и эмпаты, он мог брать эмоции и отправлять их обратно. Но он был способен на гораздо большее.
Не может быть.
– Он мог насылать на других свою волю, ломать и сокрушать тела, даже не прикасаясь. Он мог становиться смертью. – Аластир удерживал мой взгляд, а я покачала головой. – Ты мне нравишься. Знаю, ты, наверное, этому не веришь, и если так, я понимаю. Но мне жаль, потому что знаю – Кастил к тебе сильно привязан. Поначалу я не верил, но теперь знаю, что ваши отношения настоящие. Он будет страдать. Но это в твоей крови, Пенеллаф. Ты происходишь от Никтоса. В тебе течет кровь короля Малека. – Он не сводил с меня глаз. – Я принадлежу к длинной череде людей, которые поклялись защищать Атлантию и ее тайны. Вот почему решил разорвать узы с Малеком. И вот почему не могу позволить тебе сделать то, что почти удалось ему.
Мне было нелегко в полной мере принять, что во мне течет божественная кровь. Очевидно, я не могла отрицать, что не просто наполовину атлантианка и наполовину смертная. Человек смешанного происхождения не может делать то, что сделала я. На такое неспособен даже первичный атлантианец. А потомок Никтоса? Потомок короля Малека?
Божества, которое создало самую первую Вознесшуюся? Его действия привели к гибели тысяч, если не больше.
И это в моей крови?
Я не могла поверить в то, что говорил Аластир. Это звучало так же невероятно, как и то, что, по утверждению герцогини Тирман, королева Солиса приходится мне бабушкой. Невозможно. Вознесшиеся не могут иметь детей.
– Как я могу происходить от Малека? – спросила я, хотя это даже звучало невероятно.
– У Малека было много любовниц, Пенеллаф. Некоторые были смертными. Другие – нет. И некоторые родили ему детей – отпрысков, разбросанных по всему королевству и поселившихся далеко на западе отсюда. Так что в этом нет ничего невозможного. Есть много других, подобных тебе, – тех, кто так и не достиг возраста Отбора. Ты его потомок.
– Другие, кто так и не достиг…
Я осеклась, и в моем уме начала формироваться новая ужасная мысль. Боги богов, так Аластир и Янсен – и кто знает, сколько других, – много столетий были в ответе за смерти… детей?
– Но это не просто кровная линия, Пенеллаф. Мы были предупреждены о тебе давным-давно. Пророчество было написано на костях твоей тезки до того, как боги уснули.
По моей коже побежали мурашки.
– «Когда прольется кровь последнего Избранного, великий заговорщик, рожденный из плоти и огня Первозданных, пробудится как Вестник и Носитель Смерти и Разрушения в землях, дарованных богами. Берегитесь, ибо конец придет с запада, дабы разрушить восток и опустошить все земли, что лежат меж ними».
Я воззрилась на Аластира в изумленном молчании.
– Ты – Избранная, рожденная от плоти и огня богов. И ты пришла с запада в земли, дарованные богами, – сказал он. – Ты – та, о ком предупреждала твоя тезка.
– Так вы… сделали все это из-за моей кровной линии и пророчества?
Я затряслась от хриплого смеха. Бабушкины сказки о пророчествах и о конце света были в каждом поколении. Всего лишь сказки.
– Пусть ты мне не веришь, но я знал – наверное, я всегда знал.
Он нахмурился и слегка прищурился.
– Я почувствовал это, когда впервые заглянул в твои глаза. Они были старыми. Первозданными. Я увидел смерть в твоих глазах еще много лет назад.
Мое сердце замерло, а потом заколотилось.
– Что?
– Мы встречались раньше. То ли ты была тогда слишком мала, чтобы запомнить, то ли события той ночи оказались слишком травмирующими, – произнес Аластир, и я вспыхнула, а затем похолодела. – Я не понял сразу, что это ты, когда впервые увидел тебя в Новом Пристанище. Мне показалось, что я тебя уже где-то встречал, и это не давало мне покоя. Что-то в твоих глазах. Но я понял, кто ты, когда ты назвала имена своих родителей. Коралена и Леопольд. Кора и ее Лев.
Я подскочила – пол склепа уплывал подо мной. Я не могла говорить.
– Я солгал тебе, – мягко сказал он. – Когда говорил, что поспрашиваю, не знает ли кто о них и не пытался ли помочь им сбежать в Атлантию. Я не собирался никого расспрашивать. В этом не было необходимости, потому что этим человеком был я.
С бешено бьющимся сердцем я стряхнула с себя оцепенение.
– Вы были там той ночью? Той ночью, когда Жаждущие напали на постоялый двор?
Он кивнул, и факелы позади него замигали.
Передо мной возникла картина: отец, чьи черты расплываются в моей памяти, выглядывает в окно постоялого двора, ища что-то или кого-то. Позже в ту ночь он сказал кому-то, кто остался в моих воспоминаниях тенью: «Это моя дочь».
Я не могла… дышать, глядя на Аластира. Его голос. Его смех. Они всегда казались знакомыми. Я думала, что они напоминают мне Виктера. Я ошибалась.
– Я пришел встретиться с ними, чтобы помочь безопасно уехать. – В его голосе нарастала усталость.
«Она не знает», – сказал отец той тени, которую я никогда не могла разглядеть. Образы быстро вспыхивали перед моими глазами – моментальные картинки, воспоминания. Я даже не была уверена, настоящие они или обрывки кошмаров. Мой отец… его улыбка была странной, когда он оглянулся через плечо. «Ясно», – ответил тот призрачный голос. Теперь я знала, кому голос принадлежал.
– Твоим родителям следовало подумать, прежде чем делиться этим с кем бы то ни было. – Аластир опять покачал головой, на этот раз печально. – И ты была права, предполагая, что они пытались сбежать из Солиса, убраться из этого королевства как можно дальше. Они бежали. Они знали правду. Но, понимаешь, Пенеллаф, твои родители всегда знали, кто такие Вознесшиеся.
Я дернулась назад, едва ощущая боль в ногах и запястьях.
– Нет.
– Да, – настаивал он.
Но это не имело ничего общего с правдой. Мои родители были хорошими людьми. Я это помнила. Хорошие люди не стали бы стоять и смотреть, если бы знали правду о Вознесшихся. Если бы понимали, что происходит с детьми, которых отдают во время Ритуала. Хорошие люди не стали бы молчать. Они не были соучастниками.
– Твоя мать стала любимицей самозваной королевы, но она не была леди-в-ожидании, которой предназначено вознестись. Она была прислужницей королевы.
Прислужницей? Что-то в этом слове показалось мне знакомым. В царящем в голове хаосе я увидела… женщин, которые всегда находились при королеве. Женщин в черном, которые никогда не разговаривали и бродили по залам дворца, словно тени. Они… они пугали меня, когда я была ребенком. Да. Теперь вспомнила. Как я могла их забыть?
– Прислужницы – ее личная охрана. – Аластир сдвинул брови, и шрам на его лбу стал глубже. – Кастил знает, что они были особой разновидностью кошмара.
Я подняла руку и замерла. Королева держала Кастила в плену пять десятилетий. Его пытали и использовали – как королева, так и другие. Кастила освободили еще до рождения моей матери, но его место занял его брат.
Но моя мама, моя нежная, мягкая и беззащитная мама не могла быть такой. Если бы она служила одной из телохранительниц королевы, кошмарной или нет, она была бы обучена сражаться. Она бы…
Она бы смогла защитить себя.
Я не понимала. Не знала, являлось ли правдой хоть что-то из этого. Но знала, что все же правда.
– Вы, – выдохнула я, и мое тело онемело, когда я уставилась на человека, которого считала другом. Которому доверяла. – Это были вы. Вы предали их, правда?
– Это не я убил твоего отца. Это не я предал твою мать. Но в конце концов это не имеет значения. Я бы все равно убил их. Я бы убил тебя.
Я хрипло рассмеялась. Во мне бурлили гнев и неверие.
– Если это не вы, то кто же? Жаждущие?
– Той ночью там побывали Жаждущие. Они оставили на тебе шрамы. Их привели прямо к дверям постоялого двора. – Он не моргнул. Ни разу. – Их привел туда он. Темный.
– Лжец! – крикнула я. – Кастил не имеет никакого отношения к тому, что случилось.
– Я и не сказал, что Кастил. Знаю, это был не он, хотя я не видел лица под капюшоном, когда Темный пришел к постоялому двору, – ответил Аластир. – Той ночью многое было поставлено на кон. Эта тьма находилась вне моего влияния. Я пришел, чтобы помочь твоим родителям. Именно это я тогда и сделал. Но когда они рассказали, на что ты способна, я понял – понял, от кого ты происходишь. Поэтому, когда к тем дверям подошла тьма, я позволил ей войти.
Я не знала, верю ли ему и вообще имеет ли значение, умерли мои родители от его руки или нет. Он все равно сыграл роль в смерти моих отца и матери, бросив Йена, меня и остальных на погибель. Бросив меня на растерзание Жаждущим. В ту боль. Той ночью. Которая преследовала меня всю жизнь.
Из него вырвался вздох.
– Я позволил тьме войти и ушел, полагая, что с самой грязной частью моих обязанностей покончено. Но ты выжила, и вот мы здесь.
– Да. – Слово прокатилось как рычание, что в любое другое время удивило бы меня. – Вот я здесь. И что теперь? Вы меня убьете? Или оставите здесь гнить?
– Если бы это было так просто. – Он оперся на руку. – И я никогда не оставил бы тебя здесь умирать медленной смертью. Это по-варварски.
Он вообще себя слышал?
– А держать меня в цепях из костей не варварство? Бросить мою семью и меня на погибель – не варварство?
– Это было необходимое зло, – заявил он. – Но мы не можем просто убить тебя. Может, и могли до того, как ты приехала, до того, как проявился первозданный нотам. Но не теперь. Вольвены видели тебя. Они тебя почувствовали.
Я резко перевела на него взгляд.
– А вы почему не обернулись, как остальные? Судя по тому, что говорили король с королевой, вольвены не могли контролировать свой облик. Им пришлось ответить на мой зов.
– Потому что я больше не могу обращаться в вольвена. Когда я нарушил клятву королю Малеку, я разорвал связь со своей вольвенской стороной. Поэтому я не могу чувствовать первозданный нотам.
Я была потрясена. Я этого не знала.
– А вы… вы все еще вольвен?
– У меня остались долголетие и сила вольвена, но я не могу обращаться в истинный облик. – Его глаза затуманились. – Иногда эта неспособность почувствовать, как я перевоплощаюсь, ощущается как потеря части тела. Но то, что я сделал, я сделал, в полной мере сознавая, какими будут последствия. Мало кто еще пошел бы на такое.
Боги, это должно быть невыносимо. Наверное… он чувствует себя так же, как я, когда меня заставляли носить вуаль. Отчасти меня впечатлила верность Аластира Атлантии и королеве. И это много говорило о его характере, о том, что он за человек, что за вольвен, и на что готов пойти на службе королевству.
