Дженни Т. Колган
Шоколадная лавка в Париже
– В чем дело? – тут же поинтересовался молодой человек, игриво поведя бровями. – Дайте угадаю: вы никак не ожидали, что в эту дверь войдет такой потрясающе красивый мужчина, и теперь не верите своим глазам.
Клэр невольно улыбнулась.
Густая шапка темных кудрей, озорно искрившиеся карие глаза, крепкая фигура… Молодой человек был, безусловно, привлекателен, но красавцем его не назовешь. Особенно в традиционном французском смысле этого слова. Французы аккуратные, ухоженные, изящные и утонченные. А в только что вошедшем молодом человеке ничего утонченного нет: он напоминает случайно забредшего на светское мероприятие медведя.
– Смеетесь? Вас забавляет, что я некрасив? Молчите? По-вашему, это повод для смеха?
Молодой человек изобразил глубокую обиду.
Клэр уже почти час скромно просидела возле изысканного дверного косяка, дожидаясь, когда наконец мадам Лагард захочет уйти. Мамина подруга и ее муж оказались очень вежливыми людьми, а не домашними тиранами, как опасалась Клэр и как надеялся ее отец. Но Лагарды считали, что позволить Клэр участвовать в их светской жизни – большая привилегия.
Клэр же робела среди утонченных интеллектуалов и понятия не имела, о чем с ними говорить. Молодые люди в беретах яростно спорили о коммунизме, а умопомрачительно стройные женщины курили, время от времени игриво поглядывали на мужчин или рассказывали, как невыносимо скучна оказалась та или иная выставка. Клэр не любила многолюдные сборища, даже когда знала всех присутствовавших. Поразительная красота Парижа, которую Клэр видела каждый день, и без того действовала на нее подавляюще, ну а французов она попросту боялась.
Клэр попробовала воспринимать эти сборища как дополнение к языковым курсам и старалась внимательно слушать, но для нее все присутствующие, без сомнения, были взрослыми и зрелыми людьми. Ей до них было как до луны. В свои семнадцать Клэр толком не знала, кто она такая и где ее место, но на этих блистательных раутах чувствовала себя темной деревенщиной – чем дальше, тем больше. За речью большинства собравшихся уследить было трудно – так быстро они говорили. Клэр поражала красота женских нарядов: куда там маме с ее простыми скромными платьями! Вдобавок все рассказывали о выставках, которые посетили, и писателях, с которыми были лично знакомы, и без остановки говорили о еде. У Клэр от всего этого голова шла кругом.
Гостившая у Лагардов англичанка вызывала у собравшихся интерес: да и почему бы нет? Все-таки Клэр девушка хорошенькая и приятная. Но при малейшей попытке завязать с ней разговор Клэр пряталась в свою раковину, будто устрица. Ухоженную красавицу мадам Лагард подобная манера раздражала, но после Кидинсборо и домика приходского священника Париж кого хочешь заставит оробеть.
Но этот молодой человек совсем не похож на других. Как бы он ни старался казаться серьезным, в глазах так и пляшут задорные искорки.
– Я не поэтому улыбнулась, – возразила Клэр, прикрывая рот рукой.
– О-о! Англичанка! – воскликнул молодой человек и отступил на шаг, будто хотел рассмотреть такое чудо поближе. – Еnchanté[8], мадмуазель! Очень любезно с вашей стороны, что соблаговолили посетить наш захолустный городишко.
– А теперь вы надо мной смеетесь, – постаралась Клэр ответить ему в тон.
– Абсолютно исключено, мадемуазель! Я француз, а у нас, как известно, чувство юмора отсутствует.
– Что это у вас на усах? – спросила Клэр.
Молодой человек состроил смешную гримасу, пытаясь поглядеть на собственные усы:
– Понятия не имею. Может, чувство юмора застряло?
– Ну, если оно у вас коричневое…
– Тогда понятно. Издержки профессии.
Последнюю фразу Клэр не поняла, но тут хозяин вечера обернулся и заметил стоявшего в дверях вновь прибывшего. Сразу оживился, подошел и увлек его за собой, с энтузиазмом представляя гостям. Те, похоже, обрадовались молодому человеку гораздо больше, чем новой няне Лагардов.
– Кто это? – шепотом уточнила Клэр у мадам Лагард.
– Тьерри Жирар, конечно! Недавно приехал. О нем сейчас весь город говорит, – ответила мадам Лагард, глядя на молодого человека почти с нежностью. – У него репутация самого талантливого шоколатье со времен Персиона.
Клэр удивилась, что шоколадных дел мастер пользуется такой популярностью и уважением. Зато стало понятно, что именно застряло у него в усах.
– Значит, здесь его ждет успех? – спросила Клэр для поддержания разговора.
Мадам Лагард наблюдала, как Тьерри Жирар беседовал с ведущим ресторанным критиком. Шоколатье легко и непринужденно очаровал собеседника с первых минут, заявив, что просто обязан поделиться с ним своим новым рецептом.
– Полагаю, что да, – заметила мадам Лагард. – Он учился в Швейцарии и Брюгге. Настоящий мастер своего дела.
Клэр обошла комнату, взяла второй бокал очень вкусного шампанского и снова занялась наблюдениями за гостями. Тьерри невозможно было не заметить: он находился в центре внимания и развлекал от души смеявшихся гостей. Люди так и стекались к нему. У Клэр, привыкшей, что ее редко замечают – увы, таков удел тихони, – подобный талант вызывал восхищение.
В заросшем лице нет ничего красивого – ни дать ни взять медведь. Но оно светится таким веселым, живым обаянием, что смотреть на него приятно. Невольно хочется, чтобы он согрел и тебя теплыми лучами своего внимания.
Несколько красавиц, до появления Тьерри мрачных и высокомерных, вдруг принялись со смехом крутиться вокруг него. Клэр нервно закусила губу. Она бы с удовольствием выпила еще один бокал восхитительного холодного шампанского. Раньше Клэр этого напитка не пробовала. Но она не без оснований подозревала, что мадам Лагард будет недовольна. И вообще, похоже, что супруги собираются уходить. Клэр оглянулась в поисках пальто, но тут вспомнила, что его унесла горничная, встречавшая гостей у двери.
– Не может быть! – прозвучал низкий рокочущий голос. – Уже уходите?
Клэр обернулась, и сердце ухнуло в пятки. Перед ней стоял Тьерри, и его лицо выражало глубокое уныние.
– Куда же вы торопитесь?
– Мне завтра работать, – заикаясь, пробормотала Клэр. – Домой меня повезет мадам Лагард. Я должна уйти вместе с ней.
– Ах, мадемуазель! – Тьерри выгнул бровь. – Не думал, что вы еще ребенок.
– Я не ребенок, – упрямо возразила Клэр, что прозвучало совсем по-детски.
– Alors[9], до дома вас подвезу я.
– Нет, не подвезете, – вмешалась будто выросшая из-под земли мадам Лагард и устремила на Тьерри такой холодный взгляд, будто хотела превратить его в глыбу льда.
– Еnchanté, – приветствовал мадам Лагард нисколько не смутившийся Тьерри. Наклонился и поцеловал ей руку. – Ваша сестра?
Мадам Лагард выразительно закатила глаза.
– Это моя няня, и, пока она в Париже, я за нее отвечаю, – сухо ответила мадам Лагард. – Клэр, пора уходить.
– Клэр…
Тьерри произнес ее имя так, будто перекатывал его по нёбу и пробовал на вкус.
– Вы, конечно же, посетите мой новый магазин?
Клэр сразу поняла, что мадам очутилась в затруднительном положении. Разумеется, посетить новый магазин захочет весь Париж. Иначе как признаться на следующем суаре, что ни разу там не бывали? Мадам Лагард искоса взглянула на Клэр. Похоже, думает, как бы оградить свою подопечную от этого потрясающе обаятельного молодого человека. По крайней мере, такое впечатление возникло у Клэр. Как же она ошибалась!
Мари-Ноэль Лагард была женщиной с богатым жизненным опытом и полагала: дома Клэр слишком опекают и кутают в вату. Как бы бедняжка не задохнулась в тесном мирке английского среднего класса! Надо срочно открыть ей глаза на другую жизнь, иначе Клэр похоронит себя заживо в убогом провинциальном городишке и так и не узнает, что такое жить в удовольствие, – совсем как ее матушка.
Но Мари-Ноэль рассчитывала, что под свое крыло Клэр возьмет один из хорошо воспитанных и блестяще образованных сыновей ее подруг. Научит девочку наслаждаться жизнью, и домой Клэр вернется с чудесными воспоминаниями о Париже и значительно расширившимися горизонтами, не ограниченными клубом садоводов при церкви. Мари-Ноэль чувствовала: в этой девочке таится большой потенциал, и мадам Лагард, как многоопытная женщина, должна помочь ему раскрыться. И ради самой Клэр, и ради ее матери, поистине замечательной женщины, способной на большие свершения, которая вышла замуж за обаятельного молодого священника – и неоднократно об этом пожалела. Но Клэр нужно свести с кем-нибудь подходящим, и главное, чтобы этот кто-то был осторожен. Хороша будет Мари-Ноэль, если отправит девочку в Кидинсборо беременной от толстяка-повара!
– Bien sur. Конечно, – отрывисто бросила она, одновременно давая знак горничной, чтобы поскорее несла пальто.
Наконец они вышли на улицу. Несмотря на поздний час, воздух был по-летнему теплым. Когда сели в такси, Клэр обернулась и посмотрела на стеклянные раздвижные двери, через которые они только что вышли. Оттуда неслась музыка и оживленные голоса. Дым от сигар поднимался к темному небу.
Глава 4
В последний раз папа заходил ко мне в комнату, когда мне было лет двенадцать, не больше. Здесь мое убежище, и представителям мужского пола в него хода нет. К тому же мой папа не из тех, которые заводят долгие беседы по душам. Мой папа из тех, кто развлекает твоих друзей шутками, от которых сквозь землю провалиться хочется, никогда не забывает смазать маслом цепь твоего велосипеда, в Рождество ходит чуть раскрасневшийся и целый день не снимает праздничный колпак. Скорее всего, он никому и никогда не говорил «я люблю тебя» – даже маме. Но это и ни к чему – я ведь чувствую, что папа ее любит. Мальчишек папа иначе как балбесами не называет, но я знаю: когда меня повысили на фабрике «Брэйдерс», он мной гордился.
Мама только и знает, что нервно тараторить: как я буду дальше жить, что смогу делать, а чего не смогу, какое будущее меня ждет… Как же я устала от этих речей! Я не парализована, не в инвалидном кресле. Всего лишь потеряла два пальца на ноге. Папе даже не полагается синий парковочный значок. Мама, когда узнала, расстроилась. Серьезно. Потом прочла статью в одном из своих журнальчиков, пришла к выводу, что у меня депрессия, и стала что-то бубнить про психолога. Это меня тоже взбесило. Депрессия – тяжелая болезнь, а я просто немного грущу. По моему мнению, когда теряешь часть тела, это совершенно нормальная реакция, и обсуждать тут нечего. Но отрицать не могу, – кажется, будто из себя прежней я превратилась в кого-то другого. Настигало вас когда-нибудь адское двухдневное похмелье? Чувствую себя, как на второй день вот такого похмелья. Не хватает сил, чтобы сделать миллион и одну вещь, взяться за которые просто необходимо. Но их так много…
Папа тихонько постучал в дверь. Я даже удивилась. Мама никогда не стучится, а мальчишки ко мне не поднимаются: просто орут с первого этажа.
– Здравствуй, деточка, – произнес он и протянул мне чашку чая.
Не сказала бы, что мы глубоко патриархальная семья, но раньше папа ни разу не заваривал чай.
– Сам заварил? – уточнила я, подозрительно поглядывая на чашку.
– Да, – быстро ответил папа. – С двумя кусочками сахара, правильно?
Должно быть, у мамы спросил.
– Можно войти?
– Ты же у себя дома, – удивилась я.
Папа явно нервничал. И что еще хуже, когда сел, осторожно достал из кармана два шоколадных печенья в упаковке.
– Что случилось? – Я пристально взглянула на него.
– Ничего.
– Если требуется шоколадное печенье, значит случилось. Не томи, выкладывай.
– Просто угостить тебя хочу. – Папа покачал головой.
Я продолжала молча смотреть на него. Так я и поверила!
– Мне тут звонила твоя учительница… – наконец начал папа.
– Говоришь так, будто я школьница, – проворчала я.
– А по-моему, эта женщина и сейчас многому тебя научила, – заметил папа и сел за мой белый туалетный столик.
Что и говорить, вид непривычный. В зеркале отражался папин затылок. До чего же он облысел!
– Надо же было как-то скоротать время, – пожала плечами я.
Папа поглядел на мою кровать. Там лежали несколько французских книг – Клэр одолжила.
Я с трудом продираюсь сквозь текст при помощи толстенного словаря. Получается медленно и нудно, но все же смысл постепенно вырисовывается.
– Так вот, твоя учительница говорит, что нашла тебе работу.
– Нет, не нашла. – Я покачала головой. – Просто она знает одного человека… вернее, знала. Они много лет не виделись. Ему на лето нужны дополнительные рабочие руки.
– Она говорит, это как раз твоя сфера.
– Да уж. В чужой стране. Скорее всего, я там полы мести буду.
– Разве плохо поработать за границей? – Папа пожал плечами.
– Что, надоела я тебе? Отделаться от меня хочешь?
– Нет, – деликатно заметил папа. – Просто тебе всего тридцать, тебя ничто здесь не держит… Разве ты не хочешь попутешествовать? Посмотреть мир?
Теперь плечами пожала я. С этой стороны я вопрос не рассматривала. И вообще в последнее время думала только об одном: как же мне, бедняжке, не повезло и как все должны меня жалеть. А про дальнейшие планы ни одной мысли в голову не приходило. Я утратила частичку себя – даже две частички. Хватит потрясений на один год.
Но папа на секунду заставил меня взглянуть на предложение Клэр с новой стороны. Приятно будет отправиться туда, где люди понятия не имеют, что со мной стряслось. Никаких сочувственных взглядов и нездорового любопытства. Стоит пройти мимо соседских детей, и те сразу принимаются меня обсуждать. Всего один раз выбралась в клуб с Кейт, и вот что из этого вышло: в час ночи ко мне привязался пьяный Марк Фармер с просьбами показать ступню. После этого эпизода в клуб не тянет. Кто я им: звезда шоу уродов? В Кидинсборо память у людей долгая. Как-то раз в начальных классах Сэнди Верден навалила кучу в штаны. Так вот, об этом до сих пор вспоминают.
– Сама знаешь, деточка, – папа ласково смотрел на меня, – не люблю раздавать советы.
– Знаю, – подтвердила я. – Очень ценю это твое качество. А то мама насоветует за двоих.
– Честное слово, – папа грустно улыбнулся, – будь я моложе и предложи мне кто-нибудь пожить на новом месте, побывать там, где ни разу не был, пусть даже совсем недолго, согласился бы не раздумывая. Как можно упускать такой шанс?
В первый раз вижу, чтобы папа о чем-то рассуждал с таким пылом. Даже когда в 1994 году наша городская футбольная команда «Кидинсборо Вондерерз» заняла первое место в лиге и месяца полтора в городе ни о чем другом не говорили. Правда, в следующем сезоне их обыграли, так что радость оказалась недолгой.
– Пожалуйста, не отказывайся, – попросил папа и со вздохом прибавил: – Мальчишки – бездельники, по полгода баклуши бьют. В прежние времена вкалывали бы в шахте или еще чем полезным занимались, а теперь работы никакой. Только и делают, что дожидаются, когда поблизости новая стройка начнется. Безобразие, да и только! Но ты…
Папа посмотрел на меня. Его усталое лицо выражало такую доброту, что я невольно отвела взгляд.
– Анна, у тебя же светлая голова. Когда ты заявила, что уходишь из школы, мы с мамой ушам не поверили. Нам даже миссис Шоукорт звонила.
Да, было дело. Клэр сказала родителям, что я обязательно должна продолжить учебу и поступить в колледж, но я в этом смысла не видела. Уже решила, что буду работать в продовольственной сфере, к тому же хотела поскорее начать зарабатывать деньги. Как-то не подумала о том, что в колледже могла бы получить специальность и за пару лет научиться чему-нибудь полезному, а не нахвататься знаний по верхам на фабрике. Ну а после окончания школы гордость не позволила мне пойти на попятный. Папа твердил, что еще не поздно передумать, но к тому времени я успела привыкнуть к зарплате, к тому же не хотелось снова усаживаться за парту. И вообще, все студенты – прыщавые неудачники. По крайней мере, так говорили у нас на фабрике. А мне казалось, что студентам живется весело.
Рядом с фабрикой стоит большой сельскохозяйственный колледж. Бывало, смеющиеся студенты с беззаботным видом шли мимо с папками и ноутбуками, а мы с утра пораньше тащились на работу. Но я сейчас не об этом.
Миссис Шоукорт объявила родителям, что у меня способности к языкам. Я должна продолжить учебу и сдать экзамены. Я только фыркала. Это еще зачем? Учить подростков бесполезно – не в коня корм. Вернее, таких подростков, как я.
А папа продолжал говорить.
– Знаешь, у тебя бы получилось, – мягко произнес он. – Честное слово.
– В детстве ты мне говорил, что я вырасту и стану Человеком-пауком, – криво улыбнулась я.
– А почему бы и нет?
С этими словами папа встал – медленнее, чем раньше, я заметила (теперь я всегда обращаю внимание на то, как люди двигаются) – и нежно поцеловал меня в затылок.
Глава 5
Два месяца спустя
Если еще хоть один человек скажет, как мне повезло, взвою. Совсем не чувствую себя счастливицей. На огромном многолюдном вокзале в Париже все пассажиры, стоило им высадиться из поезда «Евростар», моментально разбежались в разные стороны. Можно подумать, они участвовали в конкурсе «Посмотрите на меня, я знаю Париж лучше всех!». А я осталась в растерянности стоять на одном месте, чувствуя себя беззащитной и уязвимой. Тут мне пришло в голову, что выгляжу я тоже беззащитной и уязвимой. Ничего не скажешь, идеальная жертва для карманников. Теперь понятно, почему мама с папой каждый год отдыхают в Скарборо. По крайней мере, там точно знаешь, на какую часть набережной лучше не заглядывать, и сразу понятно, настоящая форма на полицейском или маскарадный костюм. А здесь я даже таблички прочесть не могу. В такси садиться страшно. Когда ковыляла вниз по эскалатору, таща за собой чемодан на колесиках, вспоминала всех, кто ахал от восторга и твердил, как мне повезло. Ведь я еду в Париж! Это просто потрясающий город! Про себя думала: да уж, конечно! Скорее всего, ближайшие полтора месяца я просижу одна в комнате, а жизнь вокруг будет бить ключом без меня. Так ничего потрясающего и не увижу. Очень даже вероятный сценарий. И еда мне, скорее всего, не понравится.
Я уставилась на схему метро, но с таким же успехом могла бы разглядывать египетские иероглифы. Так и стояла перед ней, крепко сжимая кошелек и загранпаспорт. Остается надеяться, что схему повесили не вверх ногами. Названий у линий нет, только номера. Но на указателях на вокзале везде написаны названия. Наконец я догадалась: должно быть, это конечные остановки.
Смело я зашагала вперед и купила билет у мужчины за стойкой. Спросила его на моем лучшем французском, как пройти на платформу. Тот ответил длиннющим монологом, состоявшим из крайне запутанных инструкций. Ничего не поняла, но вежливо поблагодарила и побрела куда глаза глядят. Мужчина меня громко окликнул. Я испуганно обернулась. Судя по его жестам, я с самого начала повернула не в ту сторону. Опять сказала «спасибо». От стыда слезы на глаза наворачивались.
Платформа забита пассажирами всех существующих типов и категорий. Большинство тараторят на французском со скоростью миллион слов в минуту. Будто нарочно выпендриваются! Но у некоторых туристов вид безнадежно потерянный. Вот они, собратья по несчастью. Но мы избегаем друг друга, будто боимся заразиться. Не хочется демонстрировать собственные уязвимость и невежество. Сейчас я с удовольствием развернулась бы и села обратно в милый уютный «Евростар».
Глянула на часы. В Париже четыре, значит, в Кидинсборо три. Перерыв на чай. Работай я до сих пор на фабрике, сидела бы с чашечкой и пакетом чипсов с солью и уксусом. Раньше ненавидела, презирала и всячески поливала грязью «Брэйдерс», а теперь при одной мысли об этой несчастной фабрике меня захлестнула тоска по дому. Да и в больнице примерно в это же время разносят заварные пирожные.
Я нервно глядела в грязные, изрисованные граффити окна грохочущего серебристого поезда. Мимо мелькала одна станция за другой. Наверняка свою я уже пропустила. Еще через несколько минут мы оказались среди полей. Я толком не представляла, куда мне нужно, но точно не сюда. С бешено бьющимся сердцем я выскочила на ближайшей остановке. Несколько пассажиров в вагоне поглядывали на меня с насмешкой. Стыд мешался с раздражением и тревогой. Я села на первый же поезд, шедший в противоположном направлении. Этот, слава богу, ехал медленнее и на остановках стоял подолгу. Я устроилась на узком оранжевом пластиковом сиденье у двери и пристально вглядывалась в таблички, пытаясь остановить поезд силой мысли.
Когда наконец я добралась до станции «Шатле – Ле-аль», чемодан застрял в турникете. Вытащил его очень хорошо одетый мужчина, спешивший мимо. Хотела поблагодарить доброго самаритянина, но тот пронзил меня строгим взглядом. Будто выговор объявил за то, что путаюсь под его обутыми в дорогие ботинки ногами. На поверхность я поднялась помятой, вспотевшей и доведенной до белого каления. Попробовала ориентироваться по карманной карте.
Дурацкий Париж! Дурацкий лабиринт, который здесь называют метро! Пассажиры неприветливые, сотрудники орут, но больше всех бесят хорошо одетые мужчины. Я едва не разрыдалась. Да еще и нога болит.
Рядом со станцией метро было маленькое кафе. Столики и стулья здесь умудрились впихнуть на узкий тротуар. Мимо несутся машины, воняет выхлопными газами. Под стульями и над ними – товары соседнего цветочного магазина. В тысячный раз за день я проверила, на месте ли кошелек, и рухнула на стул как подкошенная. Маленький человечек в брюках и белой рубашке с важным видом поспешил ко мне.
– Мадам! – сразу засуетился официант.
Понятия не имею, чего хочу. Скорее всего, просто присесть. А при удручающем состоянии моих финансов заказать следовало бы простой стакан воды. Но по глазам официанта вижу: нет, так просто от него не отделаешься.
Глянула на соседний столик. Пожилой мужчина с такой же пожилой собакой, дремавшей под стулом, посмотрел на меня в ответ. Перед ним стоял высокий стакан, до краев наполненный ледяным светлым пивом. Официант проследил за моим взглядом.
– Сomme ça? – рявкнул он.
«Вот такой?» С благодарностью кивнула. Хорошо, пусть будет пиво. Конечно, в четыре часа дня рановато заказывать алкоголь, но я на ногах с пяти утра, страдаю от жары, усталости и злости. Приятно хоть на две секунды перестать дергаться из-за того, что еще нужно сделать. Не бояться, что потеряю билет на поезд, или уроню загранпаспорт, или оставлю чемодан без присмотра и служба безопасности его взорвет.
Я откинулась на спинку стула и подставила лицо солнцу. Когда я выезжала из Англии, моросило. Не ожидала, что в Париже окажется солнечно. Щурясь, попыталась вспомнить, куда запихнула темные очки. Глубоко вздохнула. Мой заказ подали со скоростью звука. Отпила глоточек. Пиво холодное, вкус просто изумительный. Огляделась по сторонам и невольно улыбнулась.
Да, это вам не грязное метро с непроходимыми турникетами! Вот я сижу на перекрестке мощеных улочек. Та, что справа, ведет к широкому горбатому мосту через Сену. На другом берегу огромный собор. Да это же Нотр-Дам! От волнения сердце замерло. Слева длинный ряд массивных белых зданий семи-восьми этажей в высоту. За ними виднеется набережная реки. С другой стороны – магазины, магазины, магазины. Улица шириной в несколько полос. Насколько видит глаз, над тротуарами красуются полосатые маркизы.
Несмотря на усталость и нервы, плечи мои постепенно расслабились, на душе посветлело. Я отпила еще глоток пива. Знаю, что существуют люди, для которых путешествие – не стресс. Просто запрыгивают в поезд или самолет, получают удовольствие от всего происходящего и как ни в чем не бывало просыпаются в новом городе. Так вот, я не из этой породы. В дороге я комок нервов.
Из цветочного магазина вышел симпатичный молодой человек с зализанными волосами. В руках огромный букет белых лилий. Вид у покупателя такой, будто боится быть застигнутым на месте преступления. Интересно, кому цветы? Не успела об этом подумать, как молодой человек встретился со мной взглядом и подмигнул. Надо же! Я улыбнулась в ответ.
Мимо потянулась вереница сотрудников, покидавших офисы. По нашим стандартам рановато для часа пик, и все же народ расходится по домам. Женщины будто только что из парикмахерской. Макияж сдержанный, волосы темные, блестящие и даже не похоже чтобы крашеные. Печально я подумала о мелировании от Кейт. Каждые полтора месяца выкладываю за него целое состояние, даже учитывая «дружескую» скидку. Одеты француженки просто. В основном все в черном, синем или сером. Обратила внимание, что женщин в брюках не много. Сотрудницы высшего и среднего звена в «Брэйдерс» почти все носят брючные костюмы. Брюки слишком плотно обтягивают объемистые задницы, а сверху – куцый жакетик. В общем, стиль, оставляющий желать лучшего. А у тех парижанок, которые все-таки облачились в брюки, ягодиц почти не видно. Крой летящий. Выглядит и элегантно, и задорно. Ну конечно, подумала я. Точно так же одевается миссис Шоукорт – то есть Клэр. Так вот где она училась. Интересно, сложно освоить это искусство?
Тут пожилой мужчина за соседним столиком наклонился ко мне:
– Anglaise?
Ну да, я англичанка. Неужели это до такой степени бросается в глаза? Я кивнула с вежливой улыбкой.
– В первый раз в Париже?
Опять кивнула.
Пожилой человек улыбнулся. Все лицо сразу избороздили многочисленные морщинки.
– Вам понравится. В ваши-то годы, в первый раз в Париже… Завидую, мадемуазель!
Я попыталась улыбнуться в ответ. На самом деле больше всего на свете я мечтала о горячей ванне. А на фоне пробегавших мимо юных французских красавиц чувствовала себя глубокой старухой. На секунду я позволила себе поверить, что этот старичок прав. В Париже меня, Анну Трент из Кидинсборо, ждут невероятные приключения и бурление страстей. Но даже сама мысль кажется нелепой и смехотворной. Самое большое мое приключение – однажды я отыскала идеальные сапоги с семидесятипроцентной скидкой на распродаже в «Дебенхемс». Однако, допивая золотистое пиво и окидывая взглядом озаренные предзакатным светом улицы, невольно подумала: а вдруг здесь меня и впрямь ждет что-то необыкновенное?
