Джек Лондон
Мудрость снежной тропы
– Несколько слов, товарищи, прежде чем мы ляжем спать, – сказал Ситка Чарли, после того как они проглотили свои скудные порции пресного хлеба. Он говорил с индейцами на их языке, предварительно сообщив белым суть своей речи. – Несколько слов, товарищи, для вашего же блага, чтобы вы могли остаться в живых. Я дам вам закон. Каждый, кто его нарушит, – умрет. Повинен в этом будет только он один. Мы миновали холмы Молчания и сейчас идем по верховьям Стюарта. Быть может, через одну, а не то – через несколько ночевок, во всяком случае в свое время, мы доберемся до Юкона, где у людей есть много пищи. Поэтому будем лучше соблюдать закон. Сегодня Ка-Чукти и Гоухи, которым я приказал прокладывать след, позабыли, что они мужчины, и убежали, как трусливые дети. Правда, они забыли – забудем и мы. Но впредь пусть помнят! А если случится, что они опять забудут, то…
Он небрежным, но угрожающим жестом схватился за ружье.
– Завтра они будут нести муку и следить за тем, чтобы белый человек Джо не оставался лежать на дороге. Чашки муки сосчитаны. Если к вечеру окажется недохватка хотя бы в одну унцию… Поняли? Были сегодня и другие забывчивые. Оленья Голова и Тройной Лосось бросили белого человека Джо в снегу. Пусть больше не забывают. С рассветом они пойдут вперед и будут прокладывать след. Итак, вы знаете закон… Смотрите же в оба, чтобы его не нарушить!
Ситка Чарли был не в силах сохранить сомкнутую линию. От Оленьей Головы и Тройного Лосося, пролагавших след впереди, до Ка-Чукти, Гоухи и Джо линия растянулась на милю с лишним. Все они спотыкались, падали и отдыхали как угодно. Все они напрягали последние остатки сил, влачились вперед, пока силы не истощались. Каждый раз, как человек падал, он был твердо убежден, что больше не встанет. И все же он подымался снова и снова. Воля побеждала, и тело подчинялось ей, но каждая победа превращалась в трагедию. Индеец с отмороженной ногой уже полз вперед на коленях. Он редко отдыхал, так как знал, какой штраф взыскивает мороз. Даже губы мистрис Эпингуэлл под конец застыли в каменной улыбке, и глаза ее глядели, ничего не видя. Часто она останавливалась, прикладывая к сердцу руку в перчатке; голова ее кружилась, и она тяжело дышала.
Белый человек Джо перешагнул предел страданий. Он больше не просил, чтобы его оставили в покое, не молил о смерти. Он был спокоен и доволен в своем безболезненном и бредовом состоянии. Ка-Чукти и Гоухи грубо тащили его вперед, причем на долю его выпадало немало свирепых взглядов и пинков. Им это казалось венцом справедливости. Сердца их были горьки от ненависти, тяжелы от страха. Почему они должны отягощать свою силу его слабостью? Ведь это была смерть. А если нет… они помнили о законе Ситки Чарли и о ружье. По мере того как день угасал, Джо стал все чаще падать; и так трудно становилось его поднимать, что они все больше и больше отставали. Порой они все трое валились в снег – так утомлены были индейцы. А между тем на спинах их была и жизнь, и сила, и тепло. Мешки с мукой заключали в себе всю их жизненную потенцию. Они не могли не думать об этом, и в том, что произошло, не было ничего удивительного.
