Джеффри Миллер
Соблазняющий разум. Как выбор сексуального партнера повлиял на эволюцию человеческой природы
Убегание порождает большие межполовые различия
Есть у теории убегающего мозга и другая проблема: убегание по любому признаку, на который действует половой отбор, должно порождать ярко выраженные межполовые различия. Хвосты павлинов гораздо пышнее, чем хвосты пав. Если человеческий мозг утроился в размерах в ходе убегающего полового отбора, это должно было коснуться только мужчин. Масса мужского мозга достигла бы 1400 г, а женщинам приходилось бы довольствоваться 500 г – как человекообразным обезьянам. Но ведь это не так. Средняя масса мужского мозга – 1440 г, а женского – 1250 г. Если оценивать размер мозга относительно размеров тела, разница между мужчинами и женщинами сократится до 100 г. Разница в 8 % – это больше, чем предсказывают теории, вообще не учитывающие межполовые отношения, – например, уилсоновская теория петли положительной обратной связи между мозгом и культурой или теория макиавеллиевского интеллекта. Но эта разница гораздо меньше, чем предсказывает теория убегающего мозга.
То же и с творческим интеллектом: если он появился в результате убегающего полового отбора, IQ у мужчин должен быть намного выше, чем у женщин. Кое-какие различия по некоторым когнитивным способностям между мужчинами и женщинами действительно наблюдают, но они очень небольшие, и некоторые из них – в пользу мужчин, а некоторые – в пользу женщин. Но нет никаких межполовых различий по общему интеллекту (в оценочных методиках фигурирует как “фактор общего интеллекта”, g), под измерение которого заточены IQ-тесты. Наиболее полный и качественный анализ этой темы можно найти в книге Артура Дженсена “Фактор g” (The G Factor), которая вышла в 1998 году. Дженсен приходит к такому заключению: “Разница между полами по психометрическому показателю g либо вообще не выявляется, либо не имеет выраженного направления, либо она несущественна”. Мужчины и женщины в среднем одинаково успешно справляются с самыми надежными из IQ-тестов, разработанными специально для оценки g-фактора: к ним относятся, например, стандартные прогрессивные матрицы Рейвена – тест на абстрактное символическое мышление. У мужчин регистрируется чуть большее разнообразие по IQ: среди них больше как гениев, так и идиотов. Однако эта вариабельность в тестовых баллах, судя по всему, не свидетельствует о реальных различиях по g-фактору. Отсутствие межполовых различий по общему интеллекту противоречит теории убегающего мозга, согласно которой человеческий разум развился в результате полового отбора, действующего на самцов.
Тем не менее межполовые различия могут проявляться на разных уровнях. Можно предположить, что убегающий половой отбор не напрямую способствовал увеличению мозга или развитию интеллекта, а поддерживал элементы поведения, демонстрирующие высокоразвитый творческий интеллект. Тогда на убегание можно было бы возложить хотя бы часть ответственности за повышенную склонность мужчин рекламировать свой творческий интеллект созданием картин, музыки и литературных произведений, накоплением состояний и занятием высоких политических постов. Если развить эту идею до крайности, то мужское засилье в человеческой культуре можно объяснить тем, что культура – это по большей части ухаживания, а самцы всех млекопитающих вкладывают в ухаживания больше энергии, чем самки. Мужчины рисуют больше картин, записывают больше джазовых альбомов, пишут больше книг, чаще становятся убийцами и совершают больше странных вещей, чтобы попасть в Книгу рекордов Гиннесса.
Демографические данные указывают не только на то, что мужчины больше женщин склонны к демонстративному поведению, но и на то, что пик этой активности приходится на период между 20 и 30 годами – возраст, когда конкуренция с другими мужчинами и стремление ухаживать за женщинами выражены сильнее всего. Это можно наблюдать на каждом углу в любом городе мира: если мимо проезжает машина, оглушая вас музыкой, за рулем наверняка окажется молодой самец, демонстрирующий таким образом свою сексуальную мощь.
Разумеется, поведенческие различия между мужчинами и женщинами могут быть во многом культурно обусловленными. Но чтобы объявить причиной всех этих различий социализацию в сексистском обществе, придется отвергнуть все культурные и исторические свидетельства большей склонности мужчин к шумным, красочным и дорогостоящим демонстрациям. Теория убегающего мозга просто предполагает, что развившаяся в ходе эволюции разница в репродуктивных стратегиях и потребностях в самопрезентации могла способствовать преобладанию мужского культурного продукта. Несомненно, эволюция – не единственный фактор; в пользу этого говорит то, что за последнее столетие вклад женщин в культуру значительно возрос – наряду с экономической продуктивностью и политическим влиянием. Женщины до сих пор освобождаются от кошмара патриархата благодаря культурным изменениям, и генетическая эволюция тут ни при чем. Дарвин, вероятно, был бы поражен мастерством политического руководства Маргарет Тэтчер и музыкальным гением Тори Эймос.
Однако здесь возникают серьезные проблемы уже с научным методом. Теория убегающего мозга предсказывает, что у мужчин должна быть более высокая мотивация демонстрировать свой творческий интеллект всеми возможными способами – точно так же, как самцы птиц более мотивированы петь. Человеческая история показывает, что основной вклад в культуру многих обществ вносили мужчины репродуктивного возраста. Но долгое время культурные традиции этих обществ пронизывало угнетение женщин, и из-за этого в том числе искажались исторические записи. (Возможно, эволюционно эти традиции связаны со склонностью мужчин к жесткому контролю партнера, но эту склонность нужно отделять от склонности к творческой самопрезентации.) Честно говоря, я не знаю, насколько можно доверять культурной летописи, которая свидетельствует о гораздо большей склонности мужчин к творческим демонстрациям и тем самым вроде бы подтверждает теорию убегающего мозга. Разумеется, не надо думать, что такая летопись напрямую отражает развившиеся в ходе эволюции различия между мужчинами и женщинами. Но если мы решим совсем ее игнорировать, то это будет связано с предполагаемой научной недостоверностью источника информации или же с тем, что его содержание кажется нам неполиткорректным? Должны ли мы отказаться от теории эволюции разума, которая хорошо предсказывает наблюдаемые межполовые различия, в пользу какой-то другой, слепой по отношению к полу, теории, которая предсказывает вожделенное равенство полов по культурному вкладу, чего никогда не было ни в одном человеческом обществе?
Соловьи-самцы больше поют, а павлины демонстрируют более впечатляющие узоры, чем самки. Человеческие самцы тоже больше поют и говорят на общественных сборищах, создают больше картин и архитектурных сооружений. Возможно, нам следует считать сходство между павлинами и мужчинами чистой случайностью: павлины приобрели эти черты в результате полового отбора, а мужчины – в результате многовекового давления патриархата, эффект которого просто совпал с эффектом убегающего полового отбора. Этот вопрос настолько сложен с научной точки зрения и настолько политически деликатен, что мы едва ли сможем получить на него ответ до тех пор, пока эволюционные психологи, историки культуры и ученые-феминисты не научатся сотрудничать, соблюдая взаимное уважение, забыв о предвзятости и поставив во главу угла поиск правды. Лично я считаю, что на основе доступных к этому моменту данных можно сделать два предварительных вывода: во-первых, теория полового отбора объясняет многие различия между мужчинами и женщинами (включая разницу в склонности к публичным творческим самопрезентациям), а во-вторых, творческое самовыражение женщин последние несколько тысяч лет подавляли нездоровые традиции. Кто-то скажет, что это взаимоисключающие выводы, но я не вижу здесь никакого противоречия – ну разве что на уровне идеологической моды, подобно тому, как конфликтуют лаймовый зеленый и синий электрик.
Итак, подведем итог. При совмещении всех имеющихся данных о межполовых различиях получается неоднозначная, запутанная картина. На уровне размеров мозга и общего интеллекта различия слишком малы, чтобы их могла объяснить теория убегающего мозга. Несмотря на то что размер мозга у обоих полов примерно на 40 % коррелирует с общим интеллектом, мозг мужчин, в среднем чуть более крупный, не дает им интеллектуального преимущества. На уровне же полового поведения и вклада в культуру разрыв между полами огромен – но, во-первых, он быстро сокращается, а во-вторых, он неразрывно связан с патриархальными культурными традициями. В целом складывающаяся картина не подтверждает теорию убегающего мозга в ее предельной форме, как и любую другую теорию, где главная движущая сила эволюции разума – конкуренция самцов за самок посредством изготовления инструментов, охоты и групповых стычек. Если половой отбор действительно играл важную роль в эволюции разума, это должен был быть не тот отбор, что порождает ярко выраженные межполовые различия по размеру мозга и общему интеллекту. И здесь может быть полезно отойти от теории убегающего мозга и рассмотреть межполовые различия в более глобальном эволюционном контексте.
Яйцеклетки и сперматозоиды
Для полового отбора необходимо половое размножение, но не разделение по полам. Если выбор партнера будут осуществлять гермафродиты, они тоже смогут обрести брачный декор, привлекательный для других особей своего вида. Гермафродиты встречаются среди животных, их много среди цветковых растений. Поскольку они тоже конкурируют за партнеров, у них тоже развиваются украшения. Половой отбор не требует для своей работы различий между полами и не всегда их производит.
Однако у большинства животных разделение по полам в эволюции все же возникло. По сути, такие животные просто специализировались на изготовлении разноразмерной упаковки для ДНК. Женский пол пошел по пути производства больших упаковок, наполненных помимо ДНК питательными веществами, которые должны давать будущему потомству толчок к развитию. Мужской пол приспособился производить самые маленькие из возможных упаковок, оставляя ДНК практически голой и не передавая потомству никаких питательных веществ. Иными словами, самки производят яйцеклетки, самцы – сперматозоиды. Фундаментальное различие между полами заключается в том, что самки вкладывают в потомство больше энергии в виде питательных веществ.
В начале 1970-х биолог Роберт Триверс пришел к выводу, что именно из разницы в “родительском вкладе” следует все остальное. Поскольку яйцеклетки обходятся женскому полу дороже, чем мужскому – сперматозоиды, самки производят меньше половых клеток, чем самцы. Но для зачатия требуются одна яйцеклетка и один сперматозоид, а значит, яйцеклетки – это ограниченный ресурс. Тогда, по мнению Триверса, вполне логично, что конкуренция среди самцов за возможность оплодотворить яйцеклетку должна быть выше, чем среди самок за порцию спермы, и что самки должны быть избирательнее самцов. Самцы соревнуются за количество самок, а самки – за качество самцов. Логика спроса и предложения, которую предложил Триверс, объяснила, почему у большинства видов самцы ухаживают, а самки выбирают.
Особенно велик вклад в потомство у самок млекопитающих: длительное вынашивание плода и выработка молока очень затратны. Это многократно усиливает контраст между мужской конкуренцией и женской разборчивостью. Например, минимальный вклад в потомство у наших далеких праматерей заключался в том, что они девять месяцев вынашивали плод и еще по меньшей мере пару лет кормили грудью. Минимальный вклад со стороны наших праотцов заключался в совокуплении продолжительностью несколько минут и чайной ложке спермы. (Для большинства самцов приматов это даже не минимальный, а стандартный вклад.) Самки могли рожать детеныша каждые три года или около того. Самцы имели возможность зачинать очередного потомка хоть каждую ночь, если удавалось найти самку, которая была не против. Это теоретическое различие имеет много подтверждений на практике. В обществах охотников-собирателей почти нет женщин, у которых больше восьми детей, тогда как самые привлекательные мужчины зачастую имеют более двух дюжин детей от разных женщин.
До появления контрацепции репродуктивный успех мужчины рос по мере увеличения числа его половых партнеров и ничем не ограничивался. Каждая способная к деторождению женщина, которую мужчине удавалось соблазнить, означала еще одного потенциального ребенка, несущего его гены. Репродуктивный же успех женщины достигал своего предела гораздо быстрее. Зачатия от одного партнера было достаточно, чтобы обеспечить женщине репродуктивную “занятость” на ближайшие три года. Кто-то скажет, что двух детей одному мужчине вполне достаточно – так численность популяции можно поддерживать на постоянном уровне. Но эта идея подразумевает, что эволюция действует на благо видов, а это не так. При таком раскладе гены сексуально амбициозных мужчин быстро вытеснят гены тех мужчин, которым хватает одного полового партнера и двух детей.
Для эволюции межполовые различия в репродуктивном потенциале имеют значение потому, что они переходят в межполовые различия в репродуктивном разнообразии. Среди самцов разнообразие по количеству потомков очень велико, и поэтому для самцов половое размножение – это рискованная игра с очень высокими ставками. У самок различия по количеству детей не столь значительны, поэтому они больше заботятся об их качестве. Как же распоряжаются самцы тем избытком энергии, который самки вкладывают в выращивание яйцеклеток, беременность и производство молока? Они тратят ее на соревнования с другими самцами и обольщение самок. Существует фундаментальный компромисс между усилиями, затрачиваемыми на ухаживания, и родительскими усилиями. Чем больше времени и энергии вы потратили на выращивание и воспитание детей, тем меньше времени и энергии вы сможете уделить соблазнению партнеров и устранению конкурентов.
Бегущие с корабля
С точки зрения генов любого организма мужского пола тело – это корабль-тюрьма, идущий ко дну. Рано или поздно все тела умирают. Даже если самец направит на выживание всю свою энергию, обзаведется большими запасами жира и будет прятаться в бронированном подземном бункере, статистика гарантирует, что однажды какой-нибудь несчастный случай его таки убьет. Параноидальная стратегия выживальщика никак не поможет распространить свои гены по популяции. Единственное спасение для генов самца – переправиться в защитной капсуле в женское тело, хранящее фертильную яйцеклетку. Гены могут жить долго, только “сбегая с корабля” – переходя в потомство. Для видов, размножающихся половым путем, единственный способ произвести потомство – объединить свои гены с генами другой особи. И для этого самцам необходимо привлечь самок своего вида с помощью ухаживаний. Поэтому самцы большинства видов животных ведут себя так, будто совокупление – это их главная цель в жизни. И действительно, для мужских генов совокупление – это врата в бессмертие. Поэтому самцы рискуют своей жизнью ради возможности совокупиться, а богомол продолжает спариваться даже после того, как самка съест его голову.
Для генов самки ее тело – тоже тонущий корабль, но зато в нем есть все необходимое для построения других тел: яйцеклетки, матка, молоко. Не хватает только упаковки ДНК от самца. Но вокруг полно желающих поделиться своими генами, и найти партнера обычно не составляет труда. Желающих бывает настолько много, что самка может себе позволить быть разборчивой. На первый план выходит качество партнера. Любой детеныш самки наследует половину генов от выбранного ею партнера. Если она выбирает самца качеством выше среднего, ее потомство получает качественные гены, а потому с большей вероятностью выживает и размножается. В этом и заключается эволюционный смысл выбора партнера самками.
Поскольку самки могут себе позволить разборчивость и тщательный выбор партнера им выгоден, в ходе эволюции у них обычно формируются брачные предпочтения. У самцов же, поскольку их родительский вклад невелик, нет причин отказываться от совокупления с кем попало. Поэтому мужской выбор партнера в природе встречается реже, и самцы даже тех видов, для которых он характерен, не так придирчивы, как самки. Пока самцы остаются не слишком разборчивыми, самкам не надо заботиться о брачных украшениях. Потому в результате полового отбора и развиваются те межполовые различия, которые мы наблюдаем у большинства видов животных: пылкие нарядные самцы, ухаживающие за невзрачными самками. (Иногда это неверно понимают так, будто самцы более “активны”, а самки – более “пассивны”. И Дарвин никогда не предлагал такого бессмысленно упрощенного деления на пассивных и активных, и современные биологи его тоже не принимают. В поисках подходящего партнера самки могут проявлять даже большую активность, чем самцы, а найдя его – настойчиво выпрашивать секс.)
Если человеческий мозг развивался в ходе полового отбора по его обычной схеме, у людей стоит ожидать таких же межполовых различий – не только в поведении, но и в психологии. Стандартная биологическая схема, приведенная выше, в первом приближении хорошо описывает наше половое поведение. В целом мужчины вкладывают больше времени и энергии в ухаживания и при этом больше рискуют; они меньше инвестируют в заботу о потомстве, сильнее стремятся заняться сексом в начале отношений с большим числом партнеров, при выборе которых они не так разборчивы, как женщины – по крайней мере в случае краткосрочных отношений. Женщины, как правило, меньше ресурсов тратят на ухаживания и гораздо больше вкладываются в потомство, меньше хотят секса в начале знакомства с многочисленными партнерами и более разборчивы. Дэвид Басс, Дон Саймонс, Марго Уилсон, Мартин Дэйли, Лаура Бетциг и другие эволюционные психологи собрали огромный массив данных о том, как проявляются эти межполовые различия в разных культурах, и показали, как их можно объяснить дарвиновским половым отбором. В 1990-х эти исследования широко освещались в прессе, и им удалось разрушить доверие к постулату, что человеческую сексуальность и межполовые различия формируют исключительно культура и социализация.
Однако обнаружение у людей типичных межполовых различий на самом-то деле заставляет усомниться в том, что половой отбор сильно повлиял на эволюцию человеческого разума. Дело в том, что типичная схема, где самцы ухаживают, а самки выбирают, производит намного более выраженные межполовые различия в размере мозга, интеллекте и психологии, чем мы имеем сейчас. Теперь, когда мы понимаем происхождение различий между полами, как мы сможем объяснить то, что дифференцированная по полу схема брачного поведения человека могла породить не дифференцированный по полу разум?
Я не говорю, что у меня есть простой ответ, объясняющий все различия и сходства мужчин и женщин. Я лишь предлагаю вам поразмыслить вместе со мной над некоторыми возможностями. И помните: почти каждая теория эволюции человеческого разума поднимает те же самые сложные вопросы о межполовых различиях, поскольку почти каждая теория опирается на факторы селективного давления, по-разному влияющие на самцов и самок.
Делящие общие гены
Сходство разума женщин и мужчин, несмотря на мощь полового отбора, способны поддерживать три фактора. Первый фактор – генетическая корреляция между полами. Гены у самцов и самок любого вида почти одинаковые. Это означает, что генетическая корреляция между полами высока. Например, у мужчин и женщин 22 пары хромосом общие, различаются они лишь одной из двух половых хромосом – X и Y.
Генетическая корреляция между полами препятствует появлению межполовых различий – по крайней мере в краткосрочной перспективе. Различия между полами не развиваются автоматически только потому, что работает половой отбор. Они должны развиваться постепенно, как и все остальное. Обратимся снова к примеру с убегающим половым отбором в пользу длинных птичьих хвостов. Мы предполагали, что длинные хвосты будут наследоваться только сыновьями от отцов. Спустя многие поколения, возможно, так и будет, однако вряд ли с самого начала. Намного вероятнее, что мутация, увеличивающая длину хвоста, будет передаваться всем полам. Потомство как женского, так и мужского пола будет наследовать удлиненный хвост от своих привлекательных отцов. Вначале длина хвоста будет увеличиваться у них с равной скоростью. Кроме того, и самки, и самцы будут получать в наследство от матерей предпочтение к длинным хвостам. Таким образом, длина хвоста самок будет увеличиваться вместе с длиной хвоста самцов, а у самцов будут формироваться такие же брачные предпочтения, как у самок.
Дарвин в общих чертах понимал, что такое генетическая корреляция между полами – он называл это законом равного переноса. В “Происхождении человека…” он утверждал, что интеллект и воображение появились у мужчин главным образом благодаря конкуренции за женщин. А еще он писал: “В самом деле, хорошо, что закон одинаковой наследственной передачи признаков обоим полам преобладает у всех млекопитающих, – иначе мужчина, вероятно, превосходил бы женщину по умственным дарованиям настолько же, насколько павлин превосходит паву по красоте оперения”[25]. По сути, Дарвин считал, что усложнение женского мозга происходило благодаря усложнению мужского в ходе полового отбора.
Генетическую корреляцию между полами можно измерить, и часто она оказывается высокой. Так, антрополог Алан Роджерс обнаружил, что между ростом мужчин и женщин существует высокая корреляция, которую он описал в своей статье 1992 года. Высокая корреляция не означает, что у мужчин и женщин одинаковый средний рост. Нельзя ее упростить и до того, что у высоких отцов рождаются высокие дочери, а у высоких матерей – высокие сыновья. Она говорит о том, что у высокого родителя дети противоположного пола рождаются настолько же высокими по сравнению с другими особями своего пола, насколько высоки дети того же пола по сравнению с прочими представителями своего пола. Роджерс увидел в этом последствия полового отбора. Если самки отдают предпочтение самцам ростом выше среднего, под действием полового отбора самцы, разумеется, будут становиться выше. Но Роджерс рассчитал, что рост самок тоже будет увеличиваться, поскольку он генетически связан с ростом самцов. Если точнее, рост самок будет увеличиваться со скоростью, равной 98 % от скорости увеличения роста самцов. Как вы видите, действие абсолютно непохожих селективных факторов может привести к почти одинаковому результату.
Однако эти эффекты генетической корреляции временны. Самцы в итоге станут менее разборчивыми, самкам будет невыгодно обзаводиться украшениями, и это разрушит генетическую корреляцию. Вероятно, в первую очередь исчезнет избирательность самцов. Возвращаясь к примеру птиц с длинными хвостами, самец, отвергший короткохвостую самку, произведет меньше потомства, чем не особо разборчивый самец. У большинства видов действует жесткий отбор против избирательности самцов, и из-за этого межполовые различия в разборчивости развиваются довольно быстро. На приобретение различий в декоре требуется чуть больше времени. Длинные хвосты начнут причинять самкам неудобства своей затратностью, и если самцы не будут уделять их обладательницам повышенного внимания, у самок появятся механизмы, подавляющие формирование “убежавших” мужских украшений. (Как правило, это обеспечивается чувствительностью экспрессии определенных генов к половым гормонам: благодаря ей гены длиннохвостости просто не включаются в телах самок.)
Если бы генетические корреляции признаков у разных полов не были временными, мы бы никогда не наблюдали в природе радикальных межполовых различий. Хвосты у пав были бы такие же, как у павлинов. Соловьихи пели бы не хуже соловьев. Клитор был бы размером с пенис. Гипотеза Дарвина о сопряжении эволюции женского мозга с мужским могла бы быть пригодной разве что для коротких временных отрезков: различия между полами все равно когда-то разовьются, если самцы и самки получают разную выгоду от украшений и выбора партнеров. Генетическая корреляция между полами может объяснить временные всплески повышения декоративности самок и разборчивости самцов, но такие тенденции эволюционно нестабильны. К счастью, есть и второй фактор, гораздо более преуспевший в долгосрочном поддержании сходства между полами.