Джавид Алакбарли
Кафка
– Не устаю поражаться тому, каким же это образом Господь Бог ухитрился создать всех мужчин круглыми идиотами. Господи, ну зачем же ты так жесток!
– По отношениям к мужчинам?
– Нет, конечно. По отношению к женщинам. Ведь мы – постоянные жертвы вашего идиотизма.
Я всё пытался что-то объяснять моей маме. Говорил о том, что она не права. Но разве она меня когда-нибудь слушала? Даже в спокойной обстановке. А здесь же кипят нешуточные страсти. Причём, неясно ещё, чем же всё это кончится.
На следующий день я застал отца Кафки в компании моих родителей. Он был чрезвычайно возбуждён. Обычно он всегда немногословен. А здесь он выступал с целой речью.
– Я не влюблялся в свою жену. Она с самого детства была частью меня самого. Родители меня только родили. А воспитала она. Нам было по три года, когда я её в первый раз увидел. Тот наш общий детский сад я помню до сих пор. В деталях и мелочах. И самым ярким из этих воспоминаний является она. Её смешные бантики, её улыбка, щербинка меж зубов. А потом была школа, где мы сидели за одной партой. Это было время, когда она каждый день, неназойливо, предельно тактично, без всякого давления заставляла меня учиться. Именно благодаря ей, я почувствовал интерес к знаниям и открыл в себе таланты, о существовании которых просто не знал. Для неё я получал пятёрки, играл на гитаре, накачивал мышцы. Я ходил за ней как тень. И каждый день боялся того, что кто-то из мальчиков нашего класса может понравиться ей больше, чем я. Разделил нас только университет. Разные вузы, но общие вечера. Суббота и воскресенье, проведённые на бульваре или на пляже.
Уже на третьем курсе мы поженились. Все вокруг читали нам нотации на тему о том, что нас хватит ровно на полгода. Это в лучшем случае. Нас хватило надолго. Ради неё я готов был на всё. Работать грузчиком, сторожем, барменом, чинить кондиционеры… Я перепробовал всё. Лишь бы у моей семьи было бы всё, что ей нужно. С годами моя любовь менялась. В ней не было уже прежней страсти. Она переросла в настоящую любовь. В этой любви была та безграничная нежность, что даёт осознание того, что мне не жить на этом белом свете без этой женщины.
А потом случилась перестройка. И я почувствовал себя полным ничтожеством. Надо было что-то делать, а не смотреть на то, как голодает твоя семья. Продал квартиру, снял им жильё. Оставил им все деньги от продажи. Мне уже можно было уезжать. Что я и сделал.Где только меня не носило. Многое испытал. Повезло в одном. Встретил ребят – бакинцев, которые затевали большое дело. Я пришёлся им ко двору. Уже через год перевёз семью и нормально устроил. Успокоился. Всё убеждал себя и жену, что отныне всё будет хорошо.
И тут грянула беда. Нет, никто не умер, не пропал без вести, не заболел. Беда случилась со мной. Потом уже, сопоставляя факты, я понял, что угодил в хорошо подстроенную ловушку. В моей жизни появилась новая женщина. Вернее, очень красивая девушка. Она поломала всю мою жизнь одним щелчком своих слишком длинных пальцев. Она превратила меня в своего раба. Вернее, в раба моих желаний, моей похоти, моего сумасшедшего желания быть рядом с ней. Я же не мог приходить к детям и жене весь пропахший чужой женщиной. Я не мог даже смотреть им в глаза. Просто позвонил, что я в командировке, а им надо возвращаться в Баку. Именно тогда я и выкупил нашу бывшую квартиру, объединил её с соседней, сделал ремонт и обставил. Не сам, конечно. У меня на всё это уже имелись люди. Профессионалы своего дела. Им я и поручил.
Ровно год ушёл у меня на то, чтобы остаться без копейки денег и осознать, что всё то, что я считал любовью всей своей жизни, было всего лишь охотой за моими деньгами и бизнесом. Словом я вновь оказался в исходной точке. Без налаженного бизнеса, без денег, без понимания того, что же мне делать дальше. Спонтанно принял решение полететь в Баку. Просто попрощаться.
В те дни я много думал о самоубийстве. Да, о чём я только не думал. Только не о том, чтобы жить и бороться. У меня на это не было сил. Я был сломлен, уничтожен, превратился в ничтожество. Главным же моим желанием было то, чтобы встать на колени и умолять жену простить меня. Приехал. Моей жены тогда уже, практически, не было в живых. Да, была какая-то женщина, отдалённо на неё похожая. Женщина, которая иногда приходила в сознание, стонала от боли и вновь уходила в свою страну страданий. Это было так жестоко. Да, я был эгоистом, подонком, мразью. Но даже им дают шанс. Если не на спасение, то хотя бы на отпущение грехов. Мне этот шанс судьба не предоставила.
Весь этот страшный год, когда я лишь раз в неделю выслушивал заверения детей, что у них всё хорошо, именно семья Минаи была рядом с ними. Её мать лечила мою жену, а её отец пытался воспитывать моих оболтусов. А наутро того дня, что я прилетел, моей жены не стало. Моей жизни пришёл конец. Без неё уже ничто и никогда не могло быть так, как было когда-то.
Вечером мы с отцом Минаи долго разговаривали. О том, как прошли похороны, о людях, что пришли на поминки, о наших детях. Потом он вдруг сказал:
– Рассказывай. Только без соплей. Самую суть. Не лги и ничего не утаивай. Я всё пойму.
Я говорил долго. Помню, что Миная пять или шесть раз приносила нам крепкий чай. Когда я закончил, он сказал:
– Ну, я и подозревал что-то похожее. Сиди здесь. Мне надо кое с кем переговорить.
И он ушёл. Вернулся через час. Какой то успокоенный. Даже улыбался
– Есть ночной рейс. Улетай сейчас же. Времени просто в обрез. Тебя встретят. Надеюсь, что всё образуется.
Я был слишком раздавлен, чтобы что-то спрашивать. Улетел. Уже утром сидел в офисе какого-то солидного дядечки. Опять всё рассказывал. Но уже с подробностями. Он всего лишь усмехнулся.
– И это всё? Вот уж не думал, что старик станет меня беспокоить из-за такой мелочёвки.
Только потом я осознал, что для человека такого масштаба, весь мой бизнес был всего навсего мышиной вознёй. Я не только вернул всё то, что потерял, но и смог подняться на такую высоту, о которой даже не мечтал. Закрутился, завертелся. В тот вечер в Баку попал совершенно случайно. Приехал на самолёте своего компаньона, чтобы кое с кем встретиться, а утром улететь в Стамбул.
Когда увидел Минаю, обрадовался, что всё у неё хорошо. Ведь я не видел её с похорон её отца. А потом, когда она вылила на меня всю эту информацию, я уже кипел от негодования. Сделал, что смог. Но чтобы я не сделал, я остаюсь в вечном долгу перед её отцом. Он вытащил меня с самого дна, спас от самого страшного греха – желания наложить руки на себя, подарил надежду и указал путь к спасению.
Конечно же, не стоит об этом говорить, но я все эти годы поддерживал их семью. Решал какие-то проблемы. Постоянно опекал. Но это была всего лишь материальная сторона дела. Я абсолютно упустил из виду то, что эта беспомощная девочка постоянно нуждалась в тепле и ласке. Обманувший её негодяй, понимал это лучше всех. А я, друг её отца, в погоне за деньгами, совсем забыл о ней. Чтобы я ни сделал для Минаи – всё будет мало. Вы же не дети, не так наивны как Миная и понимаете, что не ценой юридических рычагов, удалось вернуть ей всё то, что она потеряла.
И тут в палату вошли Мышка и Кафка. Мне стало смешно: мышка и ворона держались за руки. И вид у них был очень смущённый. Они присели. Кафка с очень серьёзным выражением лица обратился к отцу.
– Я так понимаю, что ты теперь опекун и покровитель Минаи. Значит именно у тебя мне и надо просить её руки. Но ты, к тому же, и мой отец. Ты благословляешь нас?
То, что потом случилось в этой палате, я бессилен описать. Дядя Мамед задал один единственный вопрос:
– Свадьбу будем делать в Баку или в Стамбуле?
Единственное, что я помню из всего этого бедлама, так это то, что всё-таки я успел задать своей матери на ухо один единственный, тревожащий меня вопрос:
– Это твоих рук дело?
– Конечно. Только такой слепой дурачок как ты, не смог разглядеть, как Кафка ревнует её к своему отцу.
