Дин Власов
Кривые зеркала
Трудно сказать, сколько я так просидел, прижавшись спиной к глухой, обитой листом жести двери, стучась в неё затылком, и фантазируя о том, как она вдруг откроется с той стороны. Хотя более реалистичной выглядела фантазия о сказочном Аладдине, который прилетит сюда на своём ковре-самолёте… Может проще спрыгнуть вниз и не мучиться? Я с тоской смотрел в разверзшуюся за ровным краем пропасть и не мог заставить себя даже пошевелиться. Уже облазив и изучив каждый сантиметр этой огороженной площадки, я убедился, что в сложившейся ситуации у меня есть только два выхода – либо оставаться здесь, либо шагать через узкий мост на крышу соседнего небоскрёба. Третий вариант – лететь навстречу серой брусчатке, видневшейся далеко внизу тонкой ленты улицы, как-то не очень вдохновлял.
Вспомнились слова мэра о том, чтобы выбрать место по вкусу и там остаться. Получается, если я останусь здесь, то стану частью этой крыши? Стану частью этого овладевшего мною страха, пока окончательно не растворюсь в нём? Так себе перспектива… Холод тонкими иглами вонзился в ладонь. Посмотрев на неё, я с удивлением обнаружил, что вцепился в ребристый край моста. Но ведь я не могу через него перейти! Или могу? Оглянувшись на глухой, тускло поблескивавший на серой стене постройки металлический прямоугольник, я перевёл взгляд на черневший впереди проём без двери. Не узнаешь, пока не попробуешь. Главное не смотреть вниз, так говорят. Что-то звякнуло. Я удивлённо уставился на зажатую в руке дверную ручку долго пытаясь понять? что это и как у меня оказалось. Отбросив этот бесполезный кусок металла в сторону, я едва удержался, чтобы не проследить за его полётом и скорее вцепился в другой край моста освободившейся рукой…
Если бы на моём месте была гусеница, она проделала бы этот путь намного быстрее, возможно даже в несколько раз быстрее. Я полз на четвереньках со скоростью несколько миллиметров в час, часто просто застывая на месте. Взгляд привязался к чёрному прямоугольнику впереди и больше ничего не видел. Всё остальное плавало в кружащихся серых волнах, от которых так сдавливало внутренности, что они подкатывались к горлу, норовя выплеснуться наружу. Приходилось прикладывать неимоверные усилия, чтобы проглатывать их обратно. Я вспоминал Лику, Дружка, слепых велосипедистов… Что-то рычал, иногда даже с кем-то разговаривал, ругался. Иногда словно отключался на какое-то время, вновь и вновь обнаруживая себя лежащим ничком на холодной стреле моста, с вцепившимися в него посиневшими пальцами. Я совершенно потерял счёт времени, даже перестал смотреть вперёд, уткнувшись взглядом в синеватую поверхность, по которой пытался двигаться. Этот мост казался бесконечным. Разум безнадёжно тонул в трясине беспросветного кошмара, который всё глубже вонзал в меня свои когти, оплетая липкой паутиной безумия. Бесконечные рельсы пути. Бесконечный мрак Лабиринта. Бесконечные игры в желания. Бесконечная пропасть внизу. А ещё это бесконечное упорство, из-за которого я никак не мог успокоиться. Когда всё внутри вопило о том, что хватит уже, лучше сдаться, остановиться, не думать, я как заведённый робот механически двигал непослушные конечности вперёд. Снова и снова. Уже даже не помня себя, не понимая, зачем я вообще всё это делаю. Просто так надо, и точка. И неважно, кому и зачем…
Когда холодный металл под пальцами сменился чем-то липким и тёплым, я неожиданно перевалился через край головой вперёд. Всё-таки сорвался. Ну и ладно. Мне было уже всё равно, и я лишь ждал, когда же оборвётся этот мой последний полёт. Интересно, я успею что-нибудь почувствовать? Ожидание приземления начало порядком утомлять, когда до моего сознания стало доходить, что я никуда не лечу. Я просто лежу на спине с закрытыми глазами. А потом я бесконечно долго пытался заново научиться дышать. Подо мною снова был треклятый рубероид, тёплый и липкий. Мне стало казаться, что я что-то напутал и в какой-то момент повернул не туда, вернувшись на ту же крышу, с которой и полез непонятно куда и зачем. Как вообще можно было куда-то повернуть на такой узкой площадке? Это оказался всего лишь замкнутый круг страха, как та яма в школьном классе, из которой невозможно выбраться, если ты в неё попал. Просто ловушка. Последняя. А постоянно стоявшая перед глазами в виде чёрного прямоугольника цель – на самом деле иллюзия, которая уже давно рассеялась. Хотя нет, она никуда не делась. Она там же, где и была. Стоит открыть глаза, и она всё так же будет манить недостижимой мечтой на другом конце непреодолимого, бесконечного моста над бездной. Так зачем открывать глаза? Лучше так и лежать в блаженном неведении. Можно даже представить себя где-нибудь… Не здесь.
Спину и затылок жгло, словно по ним проводили наждачной бумагой. Оказывается, заведённая внутри пружина продолжала работать. Нижние конечности попеременно сгибались и разгибались, проталкивая присоединённый к ним мешок с костями, больше похожий на труп, куда-то вперёд. Руки, как и положено у трупа, безвольно волочились за телом, но ноги продолжали жить. Зачем? Какой в этом смысл? Вот опять колено разогнулось, толкнув тело ещё на несколько сантиметров, а голова упёрлась во что-то твёрдое. Ну конечно! Я начал этот путь у запертой двери, вот к ней же и вернулся. Логично. Но всё равно бессмысленно.
Когда, наконец, я смог разлепить глаза, то нависший надо мной огромный чёрный прямоугольник в обрамлении деревянных брусков с облезшей краской, показался гильотиной, приготовленной для моей казни. Я только никак не мог понять, зачем из неё вытащили нож и куда подевался палач? Перевернувшись на живот и заглянув через невысокий порог, я даже не удивился, обнаружив знакомые очертания. От порога вниз вела небольшая металлическая лестница, а за ней всё тот же мерцавший в глубине свет, всё та же побитая временем, разрисованная жуткими граффити плитка стен. Эта дверь вела в катакомбы. Рискуя посадить себе занозу, я прижался лбом к обшарпанному дереву порога. Всё-таки получилось. Не было ни радости, ни каких-либо других эмоций. Вообще ничего. Только холодное осознание сложившейся реальности. Если уж эти коридоры могут оканчиваться окнами домов, то почему бы им не выходить и на крышу небоскрёба? Я медленно поднялся на колени. По крайней мере, катакомбы были уже чем-то знакомым, почти родным, и не внушали такого ужаса, как разверзавшаяся под ногами бездна. В любом случае, это уже был путь, а значит, ещё есть шансы выбраться из этой заварушки.
Глава 9 В один конец
Не думаю, что Лабиринту надоело швырять меня словно мячик при любом удобном случае, но в этот раз обошлось без полётов и падений. Свет в конце тоннеля плавно спускался в этот самый тоннель по растрескавшимся бетонным ступеням с торчащей в крупных выбоинах арматурой. Лестница была похожа на ту, по которой я впервые оказался в катакомбах, только та была немного шире. Когда же это было? Неделю назад? Месяц? Может год? По ощущениям прошло всего несколько дней, хотя с тем же успехом могло пройти и несколько лет. Не уверен, что в этом мире время имеет какое-то значение. Если здесь вообще существует понятие времени.
В этот раз меня ждали. Они сидели на верхней ступеньке по разные стороны лестницы. Слева Лика, снова одетая, как при нашей первой встрече, в чёрную косуху и джинсы. А справа… Оставшиеся ступени я просто перескочил одним прыжком и подхватил на руки зашедшегося радостным лаем Дружка. Глотая подступившие к горлу слёзы, я крутился на месте, прижимая щенка к себе, а он вылизывал моё счастливое лицо.
– Я же говорила, что он вернётся, никуда не денется. – На её шее ещё синели неровные полосы, но выглядела она совершенно невозмутимо, впрочем, как и всегда. Ответить мне было нечего, да и не хотелось, поэтому я просто проигнорировал её. Крепко прижимая к груди бело-рыжий комочек чистого счастья, я оглядывал пустынный перекрёсток, на котором оказался, решая, в какую сторону двигаться теперь.
– Котик, ты же на меня не дуешься? Я ведь всего лишь делала то, что ты просил. – В её голосе проскользнули извиняющиеся нотки? Такое разве возможно? Показалось, наверное. – Ты говорил, что хочешь узнать себя, быть собой, вот я и направила тебя к Страху. Ведь узнать себя можно либо через познание своих желаний, либо через свой страх, это же очевидно. – Я вышел на перекрёсток, задумчиво вглядываясь в одну из сходившихся здесь дорог, как мне казалось, ведущей к той остановке, с которой и началось это затянувшееся блуждание по городу. – Я ни на мгновение не сомневалась, что ты сможешь оттуда выбраться. Эй! – Она махала руками, пытаясь привлечь к себе внимание. – И куда ты теперь собрался? – Это уже прозвучало мне в спину.
– Туда. – Не глядя на неё, я кивнул в сторону дороги.
– Туда это куда? Куда глаза глядят?
– Туда это обратно. К остановке. – Я погладил Дружка за рыжим ухом.
– Круто! Ну, попробуй. – Неужели я так похож на клоуна? С чего она опять развеселилась? – Будет интересно на это посмотреть.
– Вообще-то тебя никто не приглашает.
– Вообще-то остановка в другую сторону, если тебе интересно. – Я присел на корточки, поставив щенка на землю.
– Ну что, Дружок, вернёмся к началу? Покажешь мне обратную дорогу? – Собаки же лучше ориентируются в пространстве. По крайней мере, раньше я так думал. Но, видимо, не в случае с Лабиринтом, потому что щенок только тихонько заскулил с виноватым видом, положив лопоухую головку мне на колено. Его печальные глазки смотрели на меня, словно извиняясь.
– Даже твоя тупая псина знает, что в Лабиринте нет обратной дороги. Никто здесь не может вернуться туда, где уже был. Это закон.
– Не знал, что в Лабиринте есть законы. – Я всё-таки одарил её уничтожающим взглядом через плечо снизу вверх. Прикидывая, чем бы в неё кинуть.
– Их не очень много, но они есть. – Она пожала плечами. – Конечно, ты можешь попытаться, и при определённом везении даже, наверное, сможешь выйти к остановке, вот только это будет уже совсем другая остановка. В этом мире одностороннее движение. – Поглаживая гладкую шёрстку Дружка, я пытался придумать, что нам теперь делать. Верить её словам не хотелось, но внутреннее чутьё и грустная мордашка Дружка подсказывали, что о намерении вернуться к началу можно забыть. А значит, нужен новый план. Надо же куда-то идти. Вот только куда? – Вообще я всего лишь хотела выполнить своё обещание. – Как же я от неё устал. – Я как-то обещала отвести тебя в депо, если тебе это всё ещё интересно. – Об этом я как-то успел позабыть.
– Что скажешь? – Я смотрел в умные карие глазки, сомневаясь, стоит ли мне вновь довериться этой гадине после всего? Щенок звонко тявкнул, выжидательно сев на задние лапы, даже показалось, что он слегка пожал плечами. Я погладил его по голове. Вот уж кто никогда не указывал мне, что делать. Он, наверное, единственный, кто всегда предоставлял мне самому решать куда идти, а сам просто шёл следом. – Понятно. Только давай теперь всегда держаться вместе, ты не против? – В ответ он снова тявкнул и, виляя хвостиком, потёрся о моё колено. – Ну, пошли. – Я одарил её равнодушным взглядом. – Посмотрим на твоё депо.
– Мир? – Она протянула мне узкую ладошку, которую я проигнорировал, демонстративно отвернувшись в сторону.
Больше мы не разговаривали. Лика шла впереди, а Дружок семенил рядом со мной. Глядя на плавно покачивающиеся из стороны в сторону бёдра, туго обтянутые джинсами, я поймал себя на том, что не испытываю абсолютно ничего. Не только никакого желания, но даже интереса. Отвернувшись, я стал смотреть по сторонам.
Наверх смотреть не хотелось. Я уже столько раз бросал туда косые взгляды в надежде, что хоть на мгновение мелькнёт какая-нибудь звёздочка или что-нибудь похожее на маленькую тучку. Но непроницаемая чёрная пустота в том месте, где должно было находиться небо, была неизменной. Она словно низкий глухой потолок давила на голову, вызывая желание втянуть её в плечи. Серые стены пустующих зданий с чёрными провалами вместо окон медленно проплывали мимо нас. Иногда нам попадались всё те же зацикленные в своих коротких эпизодах зомбяки. Смотреть на эти «островки жизни» не хотелось даже больше, чем наверх, и я спешил скорее отвернуться, предпочитая упереть взгляд в ложащийся под ноги булыжник или в противоположную стену, внимательно изучая изгибы змеившихся по ней трещин или пробивавшиеся в щелях и стыках серо-зелёные полоски мха. Было не совсем понятно – эти трещины, этот мох, они всегда тут были такими или появились со временем? Время… Может ли вообще пространство существовать без времени? А время без пространства? Какое-то понятие времени здесь всё-таки присутствует. Но оно сугубо индивидуально. Прошлого здесь в принципе нет ни у кого, оно существует только в качестве размытых, а то и вовсе забытых воспоминаний. Может потому и невозможно вернуться обратно. Просто ничего из того, что ты помнишь, уже нет. Но пока ты движешься, у тебя ещё остаётся какое-то подобие будущего, есть что-то впереди. А вот если остановиться, тогда и будущее для тебя перестанет существовать, время замкнётся в настоящем, а сам станешь таким вот зомбяком, бесконечно запертым в каком-то одном моменте. Снова и снова проживающим этакий день сурка. Хотя, точнее сказать, час сурка, или даже пятиминутка сурка. Продолжительность этого лупа вероятно тоже сугубо индивидуальна. А поскольку такая перспектива меня пока нисколько не прельщает, то главное сейчас не останавливаться. Меня передёрнуло от неожиданных воспоминаний о доме мэра, точнее о его странных обитателях, поселившихся под столом. Было странно, что я не испытываю голода, учитывая, что кроме взятой у трамвайщика вонючей воды я за всё время в Лабиринте ничего не ел. Но мне это почему-то не казалось странным, напротив, воспринималось как само собой разумеющееся. Возможно, эта ситуация со временем как-то влияет и на весь организм. Я не чувствовал никакой потребности в еде или во сне. Сколько я уже не спал? Можно ли считать сном ту недолгую отключку после побега через катакомбы? Я даже физической усталости не чувствовал, несмотря на то, что пройденное расстояние впору было измерять километрами, а то и десятками километров.
Подобия жилых кварталов плавно сменились таким же подобием промышленной зоны с серыми, полуобвалившимися цехами и ангарами. Этот полуживой, похожий на забытые театральные декорации мир, изо всех сил старался быть похожим на какой-то другой, настоящий. Как отражение в черно-белом зеркале или обесцвеченная лента кинохроники с её застывшими, мёртвыми кадрами чего-то живого. Тут даже был небольшой, но довольно широкий мостик, перекинутый через неглубокий овраг пустого русла вероятной речушки. Я даже приостановился на нём, вспомнив совсем другой мост…
Я словно вновь очутился в комнате Страха. Снова передо мной поблескивала красным лаком филенчатая дверь с золотистой ручкой, ничем не отличавшаяся от других. Через узкую щёлку я видел салон замершего на таком же мосту старинного автомобиля с широкими кожаными сиденьями. Четверо ребят затащили на задний диван до смерти перепуганного крепыша в спортивной куртке. Они глумились над ним, а после, переглянувшись, стали по очереди стягивать с себя лица, словно надетые на головы маски, под которыми открывались пугающие черепа, облепленные кровавыми ошмётками обожжённой плоти. Невозможно описать тот ужас, который читался в выпученных глазах спортсмена. Он завопил, и его вопль переплёлся с их нечеловеческим, потусторонним, холодным хохотом. А потом они начали рвать его на части, выбрасывая оторванные куски плоти в открытые окна автомобиля. От этого зрелища меня обдало могильным холодом, парализовав всё тело. Только навалившись плечом, я смог закрыть эту дверь, придавив её к косяку всем своим весом. Но мой страх был вызван даже не тем, что они сделали с несчастным подростком, хотя его участь была действительно ужасной. Кровь в моих жилах застыла от того, что среди этой четвёрки я увидел себя. Не тот клыкастый образ, который тянул ко мне из зеркала свои когти во мраке катакомб, а именно самого обычного себя. Самого обычного, пока вслед за остальными не снял своё лицо, как надоевшую маску, обнажив то, что было под ней. Может быть, я на самом деле не человек, а ужасное чудовище, лишь прячущееся за человеческой личиной? Или же я попросту умер, а всё окружающее – это мой персональный ад? Хотя для персонального, пожалуй, он будет большеват. Больно ущипнув себя, я посмотрел на бегущего рядом Дружка, то и дело поднимавшего белую с рыжими пятнами мордочку, чтобы заглянуть мне в глаза. Он задорно тявкал и энергично махал хвостиком из стороны в сторону. Его присутствие внушало надежду, что я всё-таки не настолько ужасен, как может показаться. Собаки ведь чувствуют, хороший ты человек или плохой. Даже в Лабиринте. Вряд ли он пошёл бы со мной, если бы во мне не было ничего хорошего, а значит, есть ещё шансы, что я не так уж и безнадёжен. Конечно слабенькое утешение, но лучше уж такое, чем признать себя каким-то монстром, а всё это унылое безобразие – единственной возможной реальностью.
Лика периодически поглядывала через плечо, вероятно проверяя, иду ли я за ней, но почему-то больше косясь на Дружка, чем на меня. Может, ревнует? Или увидела в нем конкурента? Ведь с ним я общался с удовольствием, а её старался по возможности максимально игнорировать. Хотя если вдуматься, она всё время добивалась от меня проявления каких-то негативных качеств, провоцировала меня на злость. Возможно, ей как раз и хочется, чтобы я был злобным чудовищем, в то время как этот маленький щенок пробуждает во мне самые светлые, тёплые чувства. Тогда получается, что выбор между монстром и человеком вполне реален. И желания тут не причём. Всё дело в выборе. Ведь можно, вовсе не желая зла, причинять невыносимые мучения. А можно наоборот, всем своим существом желать кому-нибудь страдания или даже смерти, но при этом спасать их от такой участи. И кто я такой, в Лабиринте или где-либо ещё, решать только мне и никому другому.
Справа от нас потянулся высокий забор из бетонных плит, увенчанных мотками колючей проволоки. К чему бы это? Не похоже, чтобы за забором были какие-то строения. Может, так здесь обозначается граница города? А колючка натянута для тех, кто хочет залезть сюда или выбраться отсюда? Что-то мне подсказывало, что второй вариант больше похож на правду. Иногда место очередной бетонной плиты занимала железная сетка ромбиком, так же увенчанная завитками колючей проволоки. В отличие от глухих бетонных плит, за ней можно было разглядеть круто спускающуюся вниз насыпь, вдоль которой синели поблескивая две узкие полоски с частоколом шпал. Рельсы бежали параллельно нашей дороге в ту же сторону. Значит, теперь у нас по плану депо. Откровенно говоря, я уже сомневался, что это депо является именно тем, что я ищу. А зная Лику, можно с уверенностью предположить, что там вполне может ожидать какая-нибудь подстава. В любом случае, обратного билета нет, а значит – только вперёд. Я подмигнул Дружку, улыбнувшись тому, как он запрыгал вокруг меня. Что бы нас ни ожидало впереди, с такой поддержкой мне и море по колено.
Глава 10 Ваш билет?!
На натянутом над входом большом красном баннере крупными белыми буквами было выведено: «ДЕПО». Ни «трамвайное депо», ни железнодорожное, ни какое бы то ни было. Только лишь «ДЕПО». Видимо, в этом городе других вариантов попросту не существовало. Бетонный забор, вдоль которого мы шли уже довольно долгое время, вплотную примыкал к серой стене одноэтажного здания, украшенного такой многообещающей вывеской.
Внутри здание больше походило на пустующий ангар. В правой стене красовались широкие, поднятые вверх ворота, через которые внутрь заходила линия рельс, располагаясь в небольшой ложбинке и обрываясь в тупике у противоположной стены. В той же тупиковой стене белели облезавшей краской две двери, ведущие, наверное, к офисам или раздевалкам. В центре этого подобия вокзального перрона возвышалась квадратная фанерная будка со стеклянным окошком на уровне груди, в котором было прорезано полукруглое отверстие. В будке похрапывала огромная тётка. Меня искренне удивило, как она вообще смогла залезть внутрь этого ресепшена, скорее, саму будку собрали вокруг её необъятной туши. Похоже, что она занимала своим огромным, оплывающим складками телом всё доступное пространство. Такие же огромные, увенчанные сардельками пальцев руки покоились на маленькой, врезавшейся в складки груди полочке, голова же покоилась на спрятавших под собою шею нескольких подбородках, как на подушках. Лицо покрывал яркий, аляповатый макияж, а окрашенные в блонд волосы старательно завивались в торчащие во все стороны пружинки.
Когда я постучал в стекло, женщина вздрогнула, создав ощутимую волну, пробежавшую по всем её складкам, так что будка задрожала, жалобно поскрипывая. Сначала открылся один глаз, и когда стало понятно, что я никуда не исчезаю, с тяжёлым вздохом открылся и второй.
– Простите, я бы хотел…
– Билет! – Уши заложило от визгливого, отдававшего прокуренной хрипотцой голоса.
– Мы тут…
– Я сказала! – Маленькие буравчики заплывших жиром глаз пытались просверлить меня насквозь. – Предъявите свой билет!
– Какой билет? – Раз она не хочет ничего слушать, может, получится сыграть на дурачка.
– Билет на трамвай! – Стекло будки дрожало от её визгов.
– Какой трамвай? – Я почти с искренним удивлением оглядел пустые рельсы. – Здесь нет никакого трамвая.
– Не морочьте мне голову! – Её желтоватая кожа быстро окрашивалась в багровый оттенок. – Давайте сюда свой билет!
– Какой билет?
– Значит, билета нет. – Вопли неожиданно сменились злобным шипением. – За дуру меня держишь, зайчик?
– Что вы! У меня и в мы…
– Безбилетник! – Я вдруг понял, что до этого момента она вовсе не вопила, а просто громко разговаривала. Всё окружающее пространство затопило блуждающим эхом этой взорвавшейся сирены. А откуда-то из-за будки неожиданно появились двое здоровяков в тёмно-синих спецовках и оранжевых светоотражающих жилетах.
– Кто это тут за проезд платить не хочет? – Один из здоровяков пьяно растягивал слова, причмокивая при этом толстыми губами.
– Не знаю. Мы очень, очень хотим. – Я прижал ладони к груди, глядя на них самым искренним взглядом, на который был способен. – Может, вы подскажете нам, где этот самый проезд найти? Мы с огромной радостью заплатим за него.
– Раньше думать надо было. Теперь придётся штраф оплачивать. – Узкие синие губы второго расплылись в плотоядной ухмылке, только своими прищуренными, налитыми кровью глазами он смотрел почему-то не на меня, а на переминающегося внизу и сердито рычащего Дружка.
– Да мы бы рады заплатить, вот только нечем. – Я вывернул пустые карманы брюк, разведя их в стороны. – Мы тогда пойдём и поищем, чем заплатить и сразу вернёмся. Ага?
– Да ты не переживай. – Губастенький почти дружелюбно заулыбался. – Мы и так договоримся.
– Псину свою отдашь и можешь валить на все стороны. – Второй даже облизнулся, не отрывая глаз от щенка.
Так вот оно что. Изображая непонимание, я сделал полшага назад, чувствуя, как расслабляется моё тело, при этом внутри словно закручивалась стальная пружина.
– Ребят, вы нас только не трогайте, ладно? – Ощущение было смутно знакомое и очень приятное. Я почувствовал, что расплываюсь в улыбке, когда губастенький, вероятно неверно расценив моё отступление, шагнул вперёд, оказавшись аккурат между мной и своим коллегой, он даже слегка наклонился, протягивая свою руку к Дружку. Ну разве можно быть таким самоуверенным? Угораздило же его оказаться в такой непозволительной близости ко мне, при этом абсолютно игнорируя моё присутствие. Как неосмотрительно. Даже стало немного жаль, что, поедая глазами щенка, он не мог видеть моей очаровательной улыбки, когда его всё ещё наклоняющаяся вниз голова врезалась в основание моей ладони. Даже не ожидал, что звук будет таким громким. Пожалуй, теперь бедолаге придётся сесть на жидкую диету, потому что кушать он не сможет ещё довольно долго, по крайней мере, пока не вставит новые зубы. А ведь казался таким приятным человеком. Я даже подхватил обмякшего здоровячка, чтобы он ненароком не ушибся об бетонный пол. Когда же его напарник, наконец, подоспел к нам, то я с радостью отправил эту довольно тяжёлую тушу прямиком в его объятия. Сам тем временем шагнул вперёд и вбок, и пока красноглазый в обнимку со своим бесчувственным напарником пытался удержать равновесие, отправил и его в чудесное путешествие по миру грёз. Ну, а поскольку человек я не очень сильный и не смог бы удержать сразу двоих, то просто позволил им прилечь прямо на пол.
Оторвавшись от любования этой парочкой, я встретился взглядом с вылезшими из орбит глазами толстухи. Её широко открытый рот безуспешно пытался втянуть в себя воздух, которого ей вдруг резко стало не хватать. Я упёрся ногой в маленькую полочку, приделанную чуть ниже окошка, и хорошенько навалившись, опрокинул будку вместе с её обитательницей. Сама будка такого потрясения уже не выдержала и разошлась по углам на отдельные фанерные секции. Оказавшаяся на спине кассирша (или кто она там такая), беспомощно дёргала в воздухе руками и ногами, не в силах перевернуться.
– А-а-а! – Всё-таки ей удалось глотнуть воздуха. Теперь можно не беспокоиться, что бедняжка задохнётся. – А-а-о-а-о-о-а! – Ни одного членораздельного слова. Вот только звук вопля начал набирать такую громкость, что я невольно схватился за уши. Надо же, какой талант пропадает в таком захолустье. Такую вокалистку в какую-нибудь бы оперу, на радость меломанам в смокингах. Однако и в этом бестрамвайном депо оказались свои поклонники вопящей горы и её бессвязных завываний.
Неожиданно одна из белых дверей распахнулась, и на перрон выскочили ещё трое здоровяков в спецовках и оранжевых жилетках. Вот только в отличие от первых, эти были вооружены. Теперь настала моя очередь выпячивать глаза из орбит. В руках местных тружеников оказались вовсе не биты или монтажки, и даже не разводные ключи. Они размахивали поблескивающими воронёной сталью пистолетами. Вот так поворот. Хозяевам Лабиринта таки снова удалось меня удивить. Да ещё как! Но думать, и особенно много думать в такой ситуации было очень вредно, поэтому я быстро подхватил Дружка на руки и метнулся к рельсам, нырнув, как в окоп, в ложбинку. Пули чиркали, выбивая искры по углу бетонного возвышения перрона, и взрывали фонтанчики гравия совсем рядом с нами. Некоторые со звоном сплющивались о стальные рельсы, но мы находились в относительной безопасности. Пока. Толстуха, так и барахтавшаяся на полу, похоже набрала слишком много воздуха, потому что её непрекращающийся вой почти перекрывал по громкости даже грохот выстрелов. Когда троица отстреляла свои обоймы, и быстро затопала тяжёлыми ботинками в нашу сторону, я вскочил и, перепрыгивая через шпалы, побежал к воротам. Близко знакомиться с этими представителями железнодорожного хозяйства мне совсем не хотелось. Снова раздались выстрелы, но залегать на рельсах теперь было непозволительной роскошью, потому что ворота уже начали опускаться. А здоровячки с пистолетами вовсю пыхтели, стараясь сократить дистанцию. Местная братия никак не желала с нами расставаться и собиралась отрезать нам единственный выход из своих владений. Дружок взвизгнул, едва не вывернувшись из моих рук, и тут же моё плечо обожгло огнём, но мы уже нырнули вниз, прокатываясь под опускающейся тяжелой створкой. Спина и рёбра взвыли от такого кувыркания, но больше всего досталось локтям, которые я растопырил, в надежде защитить малыша от удара. Благо, головой ни обо что не стукнулся. Створка за нами с грохотом опустилась на рельсы, с той стороны в неё несколько раз что-то со звоном врезалось, и всё затихло.
– Умеешь ты развлекаться. – Я вывернул голову и с удивлением уставился на запыхавшуюся Лику. Вот уж точно привязалась, не отвяжешься. Я о ней и думать забыл, а она сидит себе на рельсах и куртку отряхивает.
– Можешь обратно. – Я кивнул в сторону ворот. – Постучи, вдруг откроют. Уверен, они то точно будут рады твоей компании. – Дружок дрожал, поскуливая на моих руках, пуля угодила ему в заднюю лапку и похоже сильно разворотила её, возможно, даже повредила кость. Но самое паршивое то, что его рана обильно кровоточила.
– Не, было круто! На самом деле. Только теперь-то что? – Я сжал зубы, чтобы не огрызнуться в ответ. Сейчас было не время для бесполезных споров и обмена любезностями. Оторвав рукав рубашки и скрутив его жгутом, я затянул его на основании раненой лапки, чтобы остановить кровотечение. – В город теперь через забор полезем?
– Если тебе надо в город, тебя никто не держит. – Осмотрев своё плечо, я убедился, что там действительно незначительная царапина, которая даже почти не кровоточит, и бережно подняв щенка на руки, пошёл прочь от ворот. Мы снова были на рельсах, и они снова куда-то вели. Но на этот раз мы пройдём по ним, не сворачивая, куда бы они нас не привели. – А мне туда не надо.
– Да брось! Ты же не серьёзно?! – Лика была явно не в восторге, и в другой ситуации я бы наверняка порадовался такому повороту, но сейчас мне не было до неё никакого дела. Все мои мысли занимал истекающий кровью Дружок.
– Потерпи, братишка, мы что-нибудь придумаем. – Щенок доверчиво ткнулся мне в шею влажным носом, по его рыжей с белым мордочке скатилась одинокая слеза. – Прости, что я втянул тебя в такую передрягу. – Чувство вины разрывало мне сердце. Я гладил его по голове, оставляя на мягкой шёрстке бурые пятна. Его кровь была на моих руках и в прямом, и в переносном смысле. Как бы мне сейчас хотелось обвинить в произошедшем зачем-то плетущуюся за нами следом Лику, но это было бы неправильно. Даже если она и знала о том, что происходит в депо и чем это может обернуться, пойти туда было моим выбором. Я сам туда пошёл и сам потащил за собой единственного друга. Билет им, видите ли, нужен. Злость на себя тугим комком подкатила к горлу, а глаза обожгло едкой солью. Опомнившись, я подавил в себе все эмоции, которые были ничем иным, как проявлением жалости к самому себе. Такой роскоши я точно не заслуживал, тем более сейчас, когда мне во что бы то ни стало нужно помочь раненому Дружку. Но поскольку всё, что я могу – это идти вперёд и надеяться на чудо, то я буду идти. Идти, пока не найду выхода для нас с Дружком. Даже если придётся для этого перевернуть весь этот Лабиринт вверх дном.
