Аманда Морган проснулась незадолго до рассвета в передней крошечной квартиры, которую нанимало семейство, рискнувшее предоставить ей убежище. Пространство на полу с ней делила юная девушка, но та все еще спала глубоким сном – как и остальные.
Аманда спала в бесформенном коричневом балахоне, которые едва ли не заставили носить жителей этой и другой экзотской планеты Мары оккупационные войска, ныне правившие ими обеими. Она не стала надевать свои невысокие сапожки и, присев на корточки рядом с одолженной ей подстилкой для сна, скатала ее.
Положив подстилку в угол и прихватив с собой сапожки, Аманда потихоньку вышла из квартиры, прошла в общую ванную, находившуюся в конце лестничной площадки; затем спустилась по узкой деревянной лестнице к выходу из дома.
Сапожки она надела лишь у самой двери и натянула на голову капюшон, чтобы скрыть лицо. Бесшумно открыв дверной замок, выскользнула на освещенные слабым, туманным светом пустые улицы Порфира – маленького городка на субтропическом нагорье Гисперии, северо-восточного континента Культиса, планеты экзотов.
Аманда быстро шла мимо некрашеных сероватых фасадов деревянных жилых домов. Большинство здешних жителей оккупанты переселили сюда из их сельских домов и заставили выстроить для себя подобные жилища; а то, что планировка и используемые материалы в случае пожара превращали дома в настоящую западню, объяснялось не только недосмотром архитекторов. Скрытая цель оккупантов состояла в том, чтобы экзоты Мары и Культиса вымерли, и по возможности без стороннего вмешательства.
Она подумала о тех, кто спал за этими стенами и ощутила на сердце тревогу – как мать, вынужденная оставить своих детей в руках жестоких и враждебных опекунов. Но послание, полученное ею, отвергало какой-либо выбор.
Несколько раз свернув, Аманда проскользнула между двумя зданиями и оказалась во дворе. Прямо перед нею возвышался шестиметровый деревянный забор, ныне окружавший город; жителям было приказано соорудить его.
Подойдя к самому забору, девушка сунула руку в прорезь в одежде и что-то нащупала. Затем резко качнула телом, и на землю упала свернутая в моток веревка. Аманда шагнула из ее кольца и нагнулась, чтобы подобрать.
Затем, взяв веревку в правую руку приблизительно в расстоянии метра от уже завязанной скользящей петли на конце, она продела эту петлю сквозь бухту.
Она взглянула на ограду; с внутренней ее стороны шел узенький помост для патрульной стражи.
Выбрав одно из бревен, она пару раз раскачала петлю в руке и швырнула ее вверх. Аманда родилась на планете, одной из немногих Молодых Миров, где была распространена вариформа лошадей, и поэтому девушка умела обращаться с лассо.
Она затянула петлю и налегла своим весом на веревку. Затем с ее помощью по внутренней стороне ограды забралась на помост. Ослабив петлю, Аманда сняла ее с бревна и повесила через плечо. Намотав поверх еще несколько колец веревки, она забросила другой ее конец за внешнюю сторону ограды, перебралась через нее и спустилась вниз, пользуясь петлей на манер скалолазов. Очутившись на земле, она стянула остальную часть веревки вниз и уже на ходу снова намотала ее вокруг талии поверх одежды. Аманда направлялась к лесу, находившемуся поблизости.
И исчезла – лес скрыл ее.
Однако ее уход не остался незамеченным. Один рано проснувшийся обитатель дома, в одной из квартир которого она ночевала, выглянув из окна, заметил мелькнувшую на улице фигуру, притом что комендантский час все еще действовал. К несчастью, он принадлежал к тем немногим из местных жителей, что пытались выслужиться перед оккупантами, – не теряя времени, он оделся и поспешил в штаб оккупационных войск.
Аманда уже была близка цели, как вдруг заметила, что за ней следуют фигуры в зеленой униформе, в руках у них блестели металлические предметы – наверняка, энергетические винтовки или игольные ружья. Аманда продолжала идти, не ускоряя шаг. На таком расстоянии солдаты с легкостью застрелили бы ее – если бы им хотелось именно этого. Вероятно, они предполагали выследить еще кого-нибудь. Да и в любом случае – живая она представляла для них больший интерес: ее можно допросить, а также позабавиться перед тем, как убить. И все же если бы ей удалось выиграть хотя бы несколько минут, несколько метров…
Аманда двигалась в прежнем темпе; ее решимость крепла с каждым шагом. Даже если они попытаются схватить ее прежде, чем она достигнет своей цели, еще не все потеряно. Она родилась на Дорсае, – этой холодной, суровой, планете, чью поверхность почти полностью покрывал океан и лишь небольшие участки земли были пригодны для пахоты и выпаса скота.
Поколение за поколением дорсайцы покидали планету, чтобы как наемники участвовать в войнах на других Молодых Мирах, зарабатывая тем самым межзвездные кредиты, необходимые Дорсаю для того, чтобы выжить. Солдаты, следовавшие за Амандой, не были подлинными воинами; а кроме того, экзоты, которыми они привыкли управлять, не умели сражаться – даже с целью спасти себе жизнь. Так что ее преследователи наверняка полагали: достаточно лишь показать оружие любому невооруженному штатскому, чтобы он моментально повиновался.
Поэтому в рукопашной она справилась бы с и полудюжиной таких, как они. И, во всяком случае, завладела бы хоть чем-то из их вооружения, а потом спокойно разделалась бы хоть с целым взводом.
Цель была рядом; Аманду от солдат по-прежнему отделяло лишь несколько метров. Становилось очевидным: их не оставляла надежда, что, следуя за девушкой, они сумеют захватить и других. Аманда вот уже три года находилась здесь в качестве тайного агента Старой Земли, помогая местному населению выносить гнет своих новых властителей из Молодых Миров, а также по возможности сопротивляться ему. До солдат должны были, по крайней мере, доходить слухи о ней, и несомненно, они не могли представить себе, что она работает в одиночку. Ей явно помогает какая-то организация.
Аманда слегка улыбнулась.
В действительности, за эти три года ей несколько раз удалось освободить пленника, причем не раскрывая себя. Главным же образом, она занималась тем, что подбадривала местных культанцев – чтобы они, подобно другим народам, которых угнетали Молодые Миры, знали, что их не совсем забыли те, кто все еще держал оборону за фазовым щитом Старой Земли против объединенных сил Молодых Миров и Иных, которые управляли этими мирами.
Но теперь Аманда воспряла духом. Она наконец добралась до небольшого пригорка, поросшего кустарником и молодыми деревьями, которые она посадила здесь три года назад. Остановившись, она не спеша раскапывала полосу дерна между двумя деревьями.
Это, подумала она, должно их озадачить и тогда они не набросятся на нее сразу. Дерн поддался легко, поскольку был искусственным, а не настоящим, как остальная растительность на пригорке. Пальцы коснулись металлической поверхности и нащупали ручку люка космического корабля.
Теперь ее движения сделались быстрыми. За секунду люк был открыт, и Аманда оказалась внутри. Когда она поворачивала ручку, запирая люк, снаружи в стенку ударил бесполезный выстрел из энергетической винтовки. Аманда уселась в кресле перед пультом управления и положила руки на рычаги.
Курьерский корабль дорсайцев не нуждался в разогреве атмосферного двигателя, даже после трех лет бездействия. Почти сразу после того, как Аманда потянула на себя ручку управления, судно рванулось вверх, разбросав во все стороны землю, траву и деревья. На обычной атмосферной тяге она подняла корабль и на небольшой высоте миновала ближайшую горную гряду. Как только она удостоверилась, что исчезла из поля зрения преследователей, то за один фазовый сдвиг удалилась от планеты. Следующий сдвиг, на расстояние в два световых года от восходившего местного солнца Бета Проциона, она совершила почти сразу же.
Когда Аманда наконец очутилась в межзвездном пространстве, ее уже не могли ни преследовать, ни обнаружить любые суда Молодых Миров. Здесь, в глубоком космосе, ее было бы так же невозможно найти, как мелкую рыбешку в огромном океане.
Разумеется, ее корабль едва ли подходил для формального визита на Старую Землю, не говоря уже о посещении Абсолютной Энциклопедии. Но это не имело значения. Важно то, что она благополучно ушла от патрульных кораблей, находившихся поблизости от Беты Проциона. Оставалась еще более трудная задача – достичь Старой Земли; то есть проскользнуть через мощный кордон боевых кораблей, в сравнении с которыми ее собственное маленькое судно было действительно крохотной рыбешкой.
Из окна библиотеки было видно, как косые струи холодного дождя (на средних широтах северного полушария Старой Земли начиналась зима) бьют по стволам сосен и лишенных листвы дубов, окружавших небольшое озерцо перед строением, которое – насколько он мог припомнить – стало самым первым домом в его жизни в качестве Хэла Мэйна. Небо полностью закрывал плотный серый облачный ковер, окутывая вершины окрестных гор. Из-за сумрачного дня и низких облаков окно слегка отражало свет, так что Хэл видел перед собой свое, едва различимое лицо, казавшееся лицом призрака.
Зима в Скалистых горах северо-американского континента началась необычно рано. День был «холодным и угрюмым, так что обитатели леса укрылись в своих логовах и норах. В камине пылал зажженный автоматикой дома по сигналу со спутника огонь, распространяя приятный запах березовых дров. Лампы под потолком ярко освещали корешки старинных книг, которыми были плотно уставлены полки шкафов.
Именно в этом доме сирота Хэл вырастал под неустанным наблюдением его любимых наставников, трех стариков. Их убили, когда ему было шестнадцать, одиннадцать лет тому назад. С той поры этот дом оставался пустым, но все равно именно здесь он чувствовал себя умиротворенно.
Они не мертвы, напомнил он себе. Никто, кого ты любишь, не умирает – для тебя. Они продолжают жить в твоем сердце, пока жив ты сам. Но эта мысль не помогала.
В этот холодный, мрачный день Хэл не мог избавиться от ощущения пустоты в доме. Он попытался помочь себе, вспоминая стихи. Но те единственные строки, которые приходили сейчас на ум, не несли облегчения, а были лишь отражением года, умирающего за окном. Это стихотворение, когда-то написал он сам, здесь, в точно такой же день начала зимы, когда ему только что исполнилось тринадцать.
…Послышался серебристый перезвон, и раздался женский голос. Он принадлежал Аджеле.
– Хэл, совещание через двадцать минут.
– Я приду, – ответил он и вздохнул.
– Убрать! – приказал он, обращаясь к невидимым технологическим магам. Библиотека, домик и дождь мгновенно исчезли. И вот он опять в своих комнатах в Абсолютной Энциклопедии, чья орбита проходила гораздо выше того места, где он только что пытался обрести покой.
Его окружала тишина – а также, четыре голых стены с тремя дверями. Одна из них вела наружу, в коридор; другая – в его спальню, третья – в комнатушку, где он имел обыкновение работать. Сейчас он находился в большой комнате; над мягким красным ковром парили мягкие кресла и письменный стол.
Последние три года Хэл провел в этом техническом чуде, которое представлял собой искусственный спутник Земли – Абсолютная Энциклопедия, вращавшаяся на постоянной орбите вокруг планеты Земли, которую в этом двадцать четвертом веке ее дети-эмигранты теперь иногда называли Древней Землей, чтобы отличать ее от Новой Земли, находившейся в окрестности Сириуса.
Туманно-белый фазовый шит охватывал как планету, так и Энциклопедию, защищая их. Вторжению военных кораблей десяти из тринадцати Молодых Миров также препятствовали специальные патрульные корабли, курсировавшие под щитом.
Хэл чуть помедлил. Он напомнил себе, что у него есть еще двадцать минут, и уселся, скрестив ноги, на ковер. Расслабившись, он погрузился в состояние своеобразной сосредоточенности.
Для этого Хэл пользовался сочетанием приемов, которым его, когда он еще был мальчиком, обучил его наставник-экзот – один из тех троих, что погибли одиннадцать лет назад, – и собственной методикой, помогавшей сочинять стихи. Он создал эту систему в юности; Уолтер тогда был еще жив. Хэл помнил, как глубоко, по-детски, огорчился, когда не смог как следует описать картину, которая возникла в его воображении – береза в сыром осеннем лесу. Стихотворение оставляло впечатление чего-то незавершенного.
Но Уолтер, обычно мягкий и уступчивый во всем, на этот раз строго сказал ему, что он должен радоваться, раз ему вообще удалось создать стихи. Способность к этому, указал Уолтер, встречается редко; и мало кому вообще удавалось так осмыслить ее.
– Большинство людей может, сосредоточившись, пробудить в сознании образ, – говорил Уолтер, – а затем зарисовать его или вылепить скульптуру. Но образ никогда не завершен полностью – это плод воображения; в нем недостает, как правило, отдельных частей, поскольку тот, кто представляет его себе, не сосредоточивается на них. А ты создаешь видение – вполне самостоятельная, цельная сама по себе вещь. Подобная разница существует между историческим эпизодом, который историк тщательно исследовал и в состоянии нести на бумагу свое впечатление о нем, и тем же эпизодом, содержащимся в памяти того, кто его пережил.
– Да-да! – нетерпеливо перебил его Хэл. – Именно так – кажется, что к березе можно притронуться или даже обойти вокруг нее! Почему бы вам не приложить усилие и увидеть ее?
– Потому что я – это не ты, – ответил Уолтер.
Теперь Хэлу представилась основная память Абсолютной Энциклопедии, точнее, тот образ, который сложился в его воображении.
Она походила на кусок очень толстого кабеля – длиной порядка трех метров, состоящего из раскаленных докрасна проволок; но кабеля, чье плетение ослабло, так что его толщина вдвое превышала исходную, составляя примерно метр.
В сплетении металлических нитей можно было различить каждую. Кроме того, если приглядеться к любой из них, становилось заметным, что она находится в постоянном движении, вытягиваясь или поворачиваясь, чтобы коснуться какой-нибудь из соседних; иногда лишь ненадолго, а иногда, похоже, едва ли не навсегда соединяясь с ней.
Вначале этот образ создали для него те же самые технологические маги Энциклопедии. С помощью телевизионного изображения он мог постоянно исследовать его. Но с течением времени Хэл настолько преуспел в этом, что мог представлять его себе, просто сосредоточившись.
Хэл начал заниматься этим после того, как увидел, в диспетчерской, Тама Олина, директора Энциклопедии, стоя в диспетчерской, изучавшего столь знакомое ему изображение.
Там Олин был директором Энциклопедии почти сотню лет. До этого он, межзвездный корреспондент, из личной мести попытался обратить ненависть всех обитаемых миров на народы Гармонии и Ассоциации, двух планет, которые были колонизированы квакерами одной из Осколочных Культур, объединяющей как истинных верующих, так и религиозных фанатиков.
Там обвинил квакеров в смерти мужа своей младшей сестры – хотя сам тоже был виноват в ней. Ему не удалось предать имена этих двух миров анафеме перед остальным человечеством; тогда он наконец понял, как далеко зашел в собственной ненависти. Там вернулся сюда, в Энциклопедию, где некогда заметили его редкие способности. Через некоторое время он занял пост директора.
Он один умел определять, какое же знание несет каждая нить, – ему было достаточно лишь пристально взглянуть на нее, а не прибегать к помощи приборов, которыми пользовались инженеры, обслуживающие зал, где размещалась основная память.
Сейчас Там, вероятно, сидел один в своих комнатах, где была создана иллюзия лесной поляны с протекающим по ней ручейком – вплоть до имитации восходов и закатов солнца.
Там остался в одиночестве, потому что Аджела, его заместитель, покинула его, чтобы провести совещание. В одиночестве и ожидании смерти – как человек, которого утомил слишком долгий день, желал бы наступления сна. В ожидании – однако не подпуская смерть к себе, потому что он все еще надеялся получить известие от Хэла. Известие об успехе, но Хэл не мог ему об этом поведать.
Тремя годами раньше у Хэла не было ни малейшего сомнения: рано или поздно он добьется успеха. Теперь же следовало признать, что этого никогда не произойдет. Ему придется объявить о своих бесплодных попытках на совещании; о котором напомнила ему Аджела. Он не мог опоздать – после своего неожиданного согласия прийти на это совещание, притом что он долго избегал присутствовать на подобных административных дискуссиях между Аджелой и Рух Тамани, хранительницей веры, старавшейся пробудить Старую Землю.
Хэл снова попытался сосредоточиться на своем видении хранилища знаний. В истолковании этого зрелища он оставил Тама далеко позади. Как и Там, Хэл мог сказать по виду участка пылающей нити, какие именно знания в нем содержатся. Но он в гораздо большей степени, чем Там, мог прикоснуться к этому знанию; хотя и потерпел неудачу при попытке более подробно ознакомиться с ним.
Итак, Созидательная Вселенная оставалась для него закрытой. И все же он знал, что она существует. Каждое произведение искусства и каждое изобретение доказывали, что эта Вселенная, где возможно все, вполне достижима и доступна. Это касалось и его самого, когда он писал стихи – неважно, хорошие или плохие, – поскольку до момента их создания они не существовали. Однако приходили они из его подсознания.
Так что дверь была. Но Хэл не мог войти в нее. А он хотел этого – как если бы дверь принадлежала физической вселенной. И ощущал горечь, осознавая, что войти в нее можно – но не представлял как. Причем в одном из своих воплощений – Донала Грима, дорсайца, он несколько раз проделывал это, однажды он таким образом вернулся в двадцать первый век. Используя для передвижения тело мертвеца и слыша, как вырезанный из камня лев ревел как живой, Хэл вернулся из этого прошлого восемьюдесятью годами позже, чем отправился туда, и превратился из взрослого мужчины в двухлетнего мальчика.
Значит, дверь, в которую он мог бы войти, несомненно существовала. Почему бы ему и снова, теперь, не поверить в это? И если он не сможет это осуществить, причем когда захочет, и зная, как это было, то все, что он совершил и испытал в трех различных обликах, пропадет впустую.
Хэл мрачно напомнил себе, что цель, которую он определил для себя сто лет назад, в ипостаси Донала Грима, могла оказаться попросту ложной. Все, чего ему удалось достичь – это подтолкнуть человечество к появлению Иных и к неизбежности того, что Старая Земля будет завоевана и разрушена.
Он мог продолжать идти той же дорогой; тем самым, возможно, лишь ухудшая положение дел. Но даже думая об этом, он сделался слабее. Теперь, хотя его ждали Аджела и Рух, он намеревался еще один, последний раз попробовать обнаружить дверь.
И…
Ничего.
Он сидел; все осталось по-прежнему, просветление не наступило. Его знания были мертвы, бесполезны – как книги, забытые сразу после прочтения.
– Хэл, – произнес голос Аджелы, – ты идешь?
– Да, – ответил он и освободился от образа хранилища знаний – вместе с надеждами всей своей жизни.
– Извините за опоздание, – сказал Хэл и уселся в оставшееся свободным плавающее кресло у большого письменного стола Аджелы, заваленного бумагами.
Раньше такого не было. Теперь же, когда Там стал почти беспомощным – не потому что лишился сил или перенес какое-то увечье, а потому, что в нем угасала воля к жизни, – Аджела старалась не оставлять его ни на минуту.
– У тебя не возникло соблазна передумать и не приходить сюда? – спросила Аджела, внимательно глядя на него своими синими глазами.
– Нет, – ответил Хэл.
Как обычно, система управления Абсолютной Энциклопедии разместила комнаты Хэла неподалеку от директорского кабинета, которым Аджела пользовалась с тех пор, как два года назад Там навсегда покинул его и назначил Хэла своим преемником. Хэлу, чтобы оказаться здесь, надо было пройти лишь несколько метров.
– Я не буду оправдываться. Для задержки не было никаких причин. Я просто забыл о времени.
Он заметил, что Рух Тамани также пристально смотрит на него. Когда он вошел, женщины разговаривали – насколько Хэл понял, о Земле. Аджела без особого желания стала ее фактическим верховным правителем. Хэл просто сдал ей все дела, чтобы самому заняться поисками пути в Созидательную Вселенную, и Аджеле пришлось руководить Абсолютной Энциклопедией. И, что еще более важно, следить за выполнением контракта между Энциклопедией и дорсайцами.
Дорсайцы, зная историю и обитателей тех миров, которые нанимали их, заключили контракт с Энциклопедией, проигнорировав довольно часто ссорящиеся между собой отдельные правительства самой Земли. Это подразумевало, что приказы защитникам Земли будут исходить из этого кабинета – по крайней мере теоретически.
Данный контракт предполагал вознаграждение двум миллионам профессионалов и компенсацию за военные корабли и оборудование. Оплатить такую, полностью подготовленную космическую армию могла себе позволить только такая богатая планета, как Земля; да и то не сразу, а постепенно. Но получат дорсайцы когда-либо окончательный расчет или нет, большого значения не имело. Они знали, что если не произойдет чуда, то лишь немногие доживут до этого момента.
Пока решающий прорыв Хэлу не удавался, и трое, собравшиеся в этой комнате, понимали, что Иные рано или поздно победят. Повинуясь блестящему интеллекту, а также разрушительным устремлениям их лидера, Блейза Аренса, их флот, сейчас находящийся за границей фазового щита Земли, увеличивается день ото дня и скоро проникнет внутрь.
Разве смогут ему противостоять три тысячи сто шестьдесят два военных судна дорсайцев?
Тот факт, что храбрые наемники погибнут прежде, чем армия Иных завладеет небесами над беспомощной Землей, вряд ли утешит ее обитателей, когда это произойдет.
– Мне надо ввести тебя в курс того, о чем я только что говорила с Рух, – сказала Хэлу Аджела, – получены самые свежие статистические данные. Мы не ожидали столь хороших новостей, – фраза «хорошие новости» несколько покоробила Хэла, в связи с тем, о чем он знал и о чем пришел сообщить им. Но к своему удивлению, он заметил, что Рух явно согласна с оценкой Аджелы. Обе женщины смотрели на него с воодушевлением – особенно Рух. Последнее время ей приходилось нелегко: помимо своих многочисленных публичных выступлений на Земле, она взяла на себя значительную часть работы Аджелы, чтобы та как можно больше времени проводила с Тамом, доживавшим последние дни.
По крайней мере, подумал Хэл, надо сначала выслушать то, о чем они собирались ему сообщить, а уже потом объявить о своем решении.
– Расскажите мне о них, – попросил он. Аджела взяла бумагу со стоявшего перед ней стола:
– Это данные, собранные со всей планеты, – и начала читать: «…производство продовольствия возросло в целом на восемь процентов (несмотря на все отчаянные жалобы, что из-за фазового щита сельскохозяйственные регионы не получают необходимое количество солнечного света), „производство металлов выросло на одиннадцать процентов. А металлов, непосредственно требующихся для сооружения космических кораблей, – на восемнадцать процентов. Один военный корабль – полностью оборудованный, оснащенный вооружением, – готов в среднем за три с половиной дня, включая летные испытания и набор в тренировочные лагеря для подготовки космических экипажей, – послушай, Хэл, – возрос на шестьдесят три процента! Выпуск полностью обученных, но еще не имеющих опыта экипажей – на одиннадцать процентов…“
Она продолжала читать. Хэл заметил, что Рух не спускает с нее глаз, он сидел, слушая Аджелу и рассматривая обеих женщин. Темно-оливковое лицо Рух под шапкой аккуратно уложенных коротких черных волос, словно сияло каким-то внутренним светом.
Этот свет Хэл видел на ее лице всегда – с тех пор как он впервые встретил Рух на Гармонии в партизанском отряде, который она возглавляла. Но теперь этот свет, казалось, стал ярче, потому что она все еще не окрепла после долгих пыток, побывав в руках Эмита Барбеджа. Тогда он был офицером милиции на Гармонии, теперь же – ирония судьбы – самый верный ученик и защитник.
Широкое алое одеяние с длинными рукавами и глубоким вырезом не скрывало ее худобы. Рух шевельнулась, и на ее тонкой шее сверкнул медальон – диск из серого гармонийского гранита с вырезанным на нем крестом – пожалуй, единственное украшение, которое Хэл когда-либо на ней видел. Его блеск напоминал блеск темных глаз Рух.
Под этими глазами не было кругов, и лицо не выглядело изможденным.
Что касается Аджелы то ее высокий пост, а также постепенное и неотвратимое приближение смерти старика, которого она любила больше, чем кого бы то ни было, уже начинали сказываться на ней.
Почему-то она изменила своему стилю. Хотя Аджела принадлежала к экзотам, последние несколько месяцев она одевалась ярко и даже кокетливо. Вот и сейчас на ней был коричневый парчовый жакет, шелковые золотистого цвета блуза и брюки. Ожерелье она не носила, но в ушах отливали мягким блеском янтарные серьги, а на среднем пальце правой руки сияло кольцо с большим, не правильной формы янтарем. Мысли Хэла блуждали. Он попробовал снова прислушаться к тому, что говорила Аджела, но безуспешно… определенно, никто, кроме Аджелы не мог по одежде настолько отличаться от Рух, – за исключением Аманды. Хэл поспешно прогнал от себя мысль об Аманде.
Аджела все еще выглядела молодо. Такой она была и одиннадцать лет назад, когда он впервые встретил ее здесь, в Энциклопедии.
Но Хэл заметил в ее взгляде напряженность, которой не было в глазах у Рух. Он знал ее очень хорошо и понял, как трудно ей скрыть отчаяние, причиной которого было неотвратимое приближение смерти Тама.
До появления в Энциклопедии Аджела жила на Маре, одном из двух экзотских миров, и, разумеется, ей было известно одно из утверждений философии экзотов: смерть с развитием человечества сделается предметом свободного выбора. Размышляя об экзотах, он снова вспомнил Аманду… и почти что с яростью прогнал мысль о ней из своего сознания.
С двенадцати лет, по воле ее родителей, Аджела находилась здесь, ее восхищала сама идея Энциклопедии, строительство которой в значительной степени финансировали экзоты. Со временем она заняла пост заместителя директора при Таме Олине; и влюбилась в него, хотя он уже был настолько стар, что мог бы быть ее прадедом.
Вдруг Хэл осознал, что Аджела умолкла и они с Рух пристально смотрят на него. Очевидно, его о чем-то спросили.
– Извини, – сказал он; и его голос из-за внимательных, ждущих взглядов женщин прозвучал более резко, чем он того хотел, – я не расслышал вопрос.
Аджела, казалось, чуть-чуть нахмурилась – или взгляд ее карих глаз стал слегка озадаченным.
– Хэл, – скажи мне, с тобой все в порядке?
Озабоченность отразилась и на лице Рух.
– Я чувствую себя прекрасно, – ответил он. – Просто я не слушал достаточно внимательно, вот и все. О чем ты меня только что спрашивала?
– Я говорила, – ответила Аджела, – что мы собирались обсудить это с одним из дорсайских командиров, Но раз ты появился здесь, мы решили поинтересоваться твоим мнением. Как ты только что слышал, ситуация на Земле несколько изменилась. Как ты думаешь, если все и дальше пойдет таким путем, то есть появятся новые корабли с подготовленными экипажами для них, сможем ли создать мы достаточно большой флот? И если это так, то сколько времени для этого потребуется? Сможем мы достигнуть равенства сил с Молодыми Мирами прежде, чем они попытаются прорвать щита?
– По этому поводу я могу только предполагать, – ответил он.
Аджелу, похоже, этот ответ разочаровал. Но не Рух.
– Мы думали, что… – начала Аджела, – ты ведь сказал нам, что изначально был Доналом Гримом…
– Прости, – Хэл покачал головой. – Только вы двое – и еще Аманда, знаете о том, что в прошлом столетии я был первым Доналом; а за двести лет до того – Полом Формейном. Но теперь Донал – лишь глубоко скрытая во мне часть моего прошлого. Я постарался избавиться от многих черт его личности. Но даже Донал мог бы сейчас лишь строить догадки.
– Какие, например? – поинтересовалась Рух. Ее голос почему-то прозвучал настолько неожиданно для Хэла, что он чуть не вздрогнул и поспешно взглянул на нее.
– Он предположил бы, – и это, боюсь, довольно смелое высказывание с моей стороны, – не сразу ответил он, – что все это несущественно.
Он заколебался. Было нелегко разрушать эти надежды, поскольку он пришел для того, чтобы разрушить другие.
– Продолжай, – попросила Аджела.
– Это не имело бы значения, – произнес Хэл, – потому что Блейзу Аренсу не нужна победа. Ему нужно разрушение. Он готов уничтожить Молодые Миры, также часть населения Земли, оставив лишь тех, кто пойдет за ним. А что касается непосредственно Молодых Миров, то он планирует сделать их безлюдными или же уменьшить население до горстки людей, которые, лишившись связи с другими цивилизованными мирами, одичают, а затем и вымрут. Вымрут – потому что их тогда ждет не прогресс, а регресс. А он со своей крохотной кучкой Иных сможет в это время взять Землю под свой контроль.
– Он это говорил, я знаю, – кивнула Аджела, – но он не безумец. Не может же он и в самом деле…
– Может, – ответил Хэл. – Он имеет в виду именно то, что говорит. Блейз обескровит Молодые Миры для того, чтобы завоевать Землю. Так что рано или поздно он бросит свои корабли на прорыв щита – независимо от того, какими силами вы будете располагать для обороны. Наверняка ваши дорсайцы знали это с самого начала и были к этому готовы.
– Ты речешь о том, – произнесла Рух, и обращение ее к высокопарному стилю, иногда употребляемому квакерами свидетельствовало о том, как сильно она взволнована, – что Земля не сможет победить.
Хэл глубоко вздохнул.
– Верно. Обычным путем это сделать невозможно.
– Я никогда не смогу с этим смириться, – сказала Рух, и это так было похоже на нее, прежнюю, какой встретился с ней он впервые на Гармонии. Энергетический пистолет, с которым она тогда не расставалась, казался более слабым оружием по сравнению с ее волей и энергией, которые притягивали к ней ее последователей. – Блейзу, чтобы победить, надо уничтожить Бога; а этого ни он, ни кто-либо еще никогда не сможет сделать.
– Подумай, Хэл, – воскликнула Аджела. – Население Земли по численности не уступает всем Молодым Мирам. К тому же планета все еще располагает столь же большими сырьевыми запасами. Если мы сможем сравнятся с ними по силе – или даже приблизиться к этому уровню – почему бы нам не отразить их натиск – даже если они осуществляет массированную атаку?