Тогда же:
Лиза
Когда появляюсь в холле с чемоданом, Влад уже ждет меня в нетерпении.
Сестры выходят меня проводить, обнимают на прощание, мама Марисоль просит позвонить, когда доедем, я киваю… и тут Влад выступает вперед:
– Лиза, дай свой телефон!
Послушно протягиваю аппарат, и Великан демонстративно кладет его на стойку ресепшен.
– Лиза вам не позвонит! Я запрещаю ей любые контакты с вашей долбанутой семейкой, всем ясно?! Я куплю ей новый телефон, и номер вы никогда не узнаете!
Он берет мой чемодан, свободной рукой захватывает в тиски мое запястье и тянет меня к выходу. Еле за ним поспеваю, а едва оказываемся у его джипа, нарываюсь на очередную гневную тираду:
– Слушай внимательно, повторять два раза не буду! Теперь ты моя и будешь жить по моим правилам! Это значит следующее – будешь делать что велю, когда велю и сколько раз я тебе это велю, ясно? – он дожидается моего нервного кивка и рявкает еще громче: – А теперь в машину!
Быстро юркаю на заднее сидение, жду, пока он положит мои вещи в багажник. Когда Влад забирается в салон, вся сжимаюсь в комочек. Вздрагиваю при звуке запирающихся замков, забиваюсь в самый угол, стремясь стать как можно более незаметной, а еще лучше – вообще исчезнуть.
– Сядь посередине, чтобы я тебя видел! – требует он, заводя мотор.
«Э-э-э… Он думает, я сбегу, пока он будет ехать?»
– Оглохла?!
Я тут же перемещаюсь, куда попросил, и, кажется, начинаю нервно икать.
«Мамочки, когда же можно будет прекратить бояться?»
Через два дня:
Среда, 9 января 2019 года
19:00
Влад
– М-да…
Гляжу на свое отражение, и оно меня совсем не радует. Больше того, мое лицо в зеркале родной квартиры выглядит даже хуже, чем сегодня утром в отеле. Хотя дело тут скорее не в ухудшении самочувствия, а в том факте, что у меня в ванной вкручена более яркая лампа.
– Словно катком переехали…
Хорошо хоть сошел отек, но левая сторона лица равномерного фиолетового оттенка, глаз до сих пор красный, ребра противно ноют, а челюсть при шевелении побаливает. И это после двух дней усиленного ухода самой нежной в мире медсестры, это я уже про Лизу.
Девчонка оказалась на редкость полезной, тут ничего не скажешь. Как только приехали в другой отель, сразу развила бурную деятельность. Попросила меня лечь в кровать, обложила лицо холодными компрессами, сбегала в аптеку, намешала какую-то мазь. Я сначала попытался сопротивляться, но Кареглазка объяснила, что заканчивала курсы медсестер и знает, что надо делать. Меня это очень удивило, спросил, закончила ли она еще какие-то курсы, а она как начала перечислять… Массаж, визаж, кулинария, домашний декор, типа у них так всех девчонок обучают, прежде чем выдать замуж, чтобы были максимально полезны. Прям любопытно стало, врет или нет. Потом попрошу ее что-нибудь мне помассировать, когда прекращу так сильно злиться.
В общем, она крутилась вокруг меня весь остаток дня, но наутро я всё равно был не в состоянии куда-то ехать, расстояние-то не шуточное – до Ростова-на-Дону больше четырехсот километров. Остался в этом жутком селе еще на сутки, а сегодня уже стартовал домой.
Родная холостяцкая квартирка встретила пыльными объятиями. Жаль, придется скоро ее покинуть и предстать пред ясны очи главы семейства Чаадаевых, то бишь моего бати.
Он мне за эти два дня позвонил всего-то раз сто с грозными требованиями немедленно ехать домой, но объяснять ему по телефону, что же со мной приключилось, мне не хотелось. Поэтому в конце концов просто отключил мобилу. Однако молчание в радиоэфире не может длиться вечно.
Поджимаю губы, отворачиваюсь от зеркала и иду в зал. Лизки нигде не видно.
«Послушная девка…»
Сказал не высовываться из гостевой, она и не высовывается. Вот сразу бы со мной такой покорной была, я бы, может, на нее сейчас меньше злился.
Кое-как нахожу телефон, ставлю на подзарядку, параллельно включая. И обалдеваю от количества сообщений. Уже через минуту звонок от бати:
– Живой, падла?!
Привычным движением отвожу от уха трубку. В минуты гнева батю слушать просто невозможно.
– Я же сказал, я в порядке! – стараюсь его усмирить.
Но куда там… Видимо, в моей голове не водится таких слов, которые хоть когда-то могли бы его успокоить. Он тут же снова начинает орать:
– Тогда какого хрена ты еще не у меня?! Прыгай в тачку и лети мухой! Иначе подвешу за большие пальцы и выбью дурь монтировкой!
Да, он умеет ярко высказаться…
Через час:
Влад
Добираюсь до загородного особняка родителей в рекордно-короткие сроки, но кого это волнует.
– Полз, как черепаха! – первое, что бурчит отец, когда захожу в дом.
Потом он присматривается ко мне, явно обалдевает, но и слова про синяки не говорит, тычет пальцем в сторону коридора:
– Марш в кабинет!
И вот там-то, за плотно закрытой дверью, в комнате, где строгость и серость обстановки дополнительно давят на мозг, он начинает свой допрос:
– Почему так долго добирался?
– Пробки… – пожимаю плечами.
– Не ёрничай! Я не про вечернюю дорогу… Два дня пробки, едрить твою тить?!
Никогда не понимал этого отцовского выражения. При чем тут титьки, у меня их нет, я ж не баба в конце-то концов, а он кидает в меня эти слова при каждом споре.
– Я не мог приехать раньше, хреново себя чувствовал…
– Вижу, что не на курорте отдыхал… – и на этой славной ноте батя замолкает.
Садится в кресло за письменный стол, складывает руки на груди и впивается в меня таким взглядом, словно одной силой мысли собирается выкачать из меня душу.
Ну что, дамы и господа, игру в молчанку можно объявлять открытой! Тут уж кто первый сломается – я или батя. Кто первый заговорит, тот, считай, и продул, а значит, в итоге окажется крайним. Я эту игру знаю и поддаваться сегодня не намерен, тем более что я уже и так крайний по самые помидоры, и отцу это прекрасно известно.
Молча сажусь напротив, тоже складываю руки на груди. Так и сидим.
– Чего молчишь? Нечего сказать? – Он не выдерживает. Весь подбирается, упирается локтями в стол, нависает вперед.
Мы с ним похожи. Как двое из ларца. Одинаковые фигуры, рост, даже черты лица, только колером я в мать, она у меня кареглазая брюнетка, а отец голубоглазый, рыжий, наверное, оттого такой вспыльчивый. Все рыжие, говорят, обладают крутым нравом.
– Я тебе по телефону постарался всё объяснить… – начинаю тихим голосом.
– Хреново объяснял! Начинай сначала!
– Бать, мы можем хоть раз в жизни поговорить спокойно? – развожу руками.
– А я что, по-твоему, сейчас делаю? – тут же взрывается он, но, надо отдать должное, всё же берет себя в руки и сильно не орет: – Моего сына избили, мне пришлось отдать за него кучу денег, а этот балбес еще и информации никакой не выдает! Вот ты бы что на моем месте сделал?
Я хмурю брови, отвечаю как на духу:
– Постарался бы понять и простить…
Отец громко хмыкает.
– Вот заимей своего сына и прощай его сколько душе угодно! А мне, будь добр, объясни популярно, куда ты вляпался и что натворил!
– Бать, ну я же просил, можно в этот раз без подробностей?
– В этот раз?! – он поднимается, упирается руками в стол, нависает вперед и шипит: – То есть будут еще и другие разы?
– Не будут! Я тебе обещаю… Но ты можешь, пожалуйста, больше не задавать никаких вопросов? Поверь, по-другому было нельзя…
– Двенадцать миллионов рублей! – он стучит кулаком по столу и чуть не задыхается. – Я перевел двенадцать миллионов рублей какому-то неизвестному мне хрену, не зная зачем и почему! И ты еще смеешь просить меня не соваться в это дело?!
Эх, не зря мне не хотелось сюда ехать. Понятно было, что отец взбесится. Он у меня и без того человек не слишком сдержанный, а сейчас еще и повод поорать на редкость весомый.
Не знаю, как поступил бы на его месте. И да, совесть мучает, но батя отдал не последнее! Он у меня кулак. Уже двадцать лет как владеет заводом керамических материалов «Керамзит-импульс», а несколько лет назад открыл производство керамической плитки. Основные потребители его продукции – крупные региональные застройщики, и прибыль от предприятия такая, что любой позавидует, уж я-то в курсе дела.
Эти двенадцать миллионов моему папаше даже по карману особо не ударили, более чем уверен. Но он придерживается принципа – знай цену рублю. Деньгами разбрасываться не любит, ой как не любит, хотя не жмот, на нас с матерью обычно средств не жалеет.
– Бать, только в этот раз давай, пожалуйста, без вопросов, ладно? – прошу его со всей искренностью, на какую сейчас способен.
– Ах тебе надо без вопросов? Ладно, можно и без вопросов… – он как-то слишком резко успокаивается. Чую подвох, и не зря: – Если не хочешь объясниться, будь готов к последствиям! Ты готов к последствиям, сын?
– Я на всё готов, лишь бы ты уже успокоился… – развожу руками.
– Отлично! – батя потирает ладони и начинает расхаживать по кабинету, периодически на меня поглядывая. – Значит так… Твоя летняя поездка в Европу отменяется – это первое…
– Батя! – фырчу сразу, но это его только раззадоривает.
– Да-да! Никакого тебе Амстердама, Парижа и прочего! Вместо этого будешь батрачить на заводе, всё равно я планировал тебя трудоустраивать осенью… А так получится летом! И не бумажки в офисе перебирать, а следить за производственным процессом, мой помощник покажет тебе всё производство с нуля…
– Ну это чистая дичь! – начинаю активно размахивать руками. – Обязательно забирать у меня последнее свободное лето? Это вообще-то ваш подарок на окончание универа…
– Считай, я твой подарок незнакомому дяде перевел, и на этом точка! Кстати, это еще не всё! – злорадно улыбается он. – Раз ты у нас такой взрослый, что можешь расшвыриваться миллионами, значит тебе не нужно, чтобы батя тебя содержал, так? Я лишаю тебя средств на два месяца…
– А как я жить буду?! – подпрыгиваю на месте, подхожу к нему. – Или мне бросать универ и сейчас на завод?
– Только посмей бросить учебу! – цедит он сквозь зубы. – За два месяца с голоду не умрешь, я проверил баланс твоей карты! У тебя там около ста тысяч, на восемь недель точно хватит, если не транжирить, всяких сучек по клубам не водить и питаться не сырокопченой колбасой в прикуску с икрой, как ты это делаешь!
Заставляю себя несколько раз глубоко вздохнуть, прежде чем ответить, но отец меня опережает:
– И еще… Евдокия к тебе эти два месяца тоже ходить не будет, понял? Раз я лишаю тебя содержания, платить домработнице за уборку твоей квартиры точно не стану! Будешь прибирать и готовить сам!
– Бать, ну ты еще возьми и веревку мне на шею закинь да подвесь на лестнице! Чего уж там… Денег нет, еды нормальной тоже… Последние каникулы проведу на производстве, нормально…
– Будешь выпендриваться, еще и машину заберу! – добивает он меня последним аргументом. – Ишь ты, на жалость решил надавить! С детства на всем готовом… Трехкомнатная квартира в центре ему родимому, машина, брендовые шмотки, содержание ежемесячное… Тебе, студенту желторотому, не жирно? Ты чем это всё заслужил? Хорошей учебой? Что-то не видно! А как кучу бабок просвистеть на новогодние праздники – это мы герои… Ну что, не передумал в партизана играть? Может, объяснишь отцу, что случилось?
– Бать…
Он хмурится, упирает руки в боки и продолжает:
– Всё вышеперечисленное вступает в силу ровно с этой минуты, понял?
– Куда уж не понять… – хмурю брови ему под стать.
– Живи экономно и учись хорошо… Чтобы диплом защитил на ура, иначе завод отдам Артёму, так и знай! Парень-то старается!
– Бать, ну опять ты… – развожу руками.
– Не опять, а снова! Твоему брату всего восемнадцать, а ума у него побольше твоего! По клубам не шастает, идет на серебряную медаль, в МГУ метит, не то что некоторые… Батя пропихнул в местный вуз на экономический, он и рад…
«Сел на любимого коня и погнал, не разбирая дороги…»
Глава семейства в своем репертуаре. Решаю хоть немного его осадить:
– Ты сам говорил, незачем мне в Москву, что и здесь образование получить можно, чтобы как ты…
– А ты меня с собой не сравнивай! – сверкает он глазами.
И тут мы оба вздрагиваем при звуке открывающейся двери. Даже не заметили, как к кабинету подошла мать.
– Владик, ты? Я голос услышала… Витя, чего не сказал, что сын приехал! – она спешит ко мне, видит мое разбитое лицо, замирает на полпути и вскрикивает: – Ой, сыночек, солнышко, что с тобой сделали…
– Мам, спокойно, всё не так плохо, как кажется, – стараюсь ее успокоить.
– Мария, выйди, мы с ним еще не договорили! – кричит на нее отец.
Да только мать его криков не слышит даже, ухом не ведет, бежит ко мне.
Отец пытается встать у нее на пути. Он в сравнении с ней – человек-гора, а моя мать – очень миниатюрная женщина. Однако остановить ее он не может, мама моментом его обходит и спешит ко мне.
– Мария, я сына воспитываю… – настаивает он.
Она лишь машет рукой, даже на него не глядя:
– Уже навоспитывался…
Когда она до меня добирается, и я, и отец понимаем – лекция закончена. Вырвать меня из лап маменьки он всё равно не сможет.
– Хороший мой, миленький! – она осторожно ощупывает мое лицо, плечи, руки и чуть ли не в уши заглядывает. – Давай вызовем врача…
– Ерунда, мам…
Выбраться из ее цепких объятий мне удается лишь через два часа. К этому времени я обмазан новыми мазями, тщательно исследован, закормлен ужином на три дня вперед, а заодно обласкан по полной программе.
Уже после того, как прощаюсь с матерью, отец вызывается проводить меня до машины. На прощание увещевает:
– Попробуешь нажаловаться матери, я придумаю тебе другое наказание!
И ведь придумает, я его знаю… С ним лучше договариваться по-хорошему, а хитрить в принципе бесполезно, раскусит на раз-два.
Тогда же:
Влад
«Вообще-то у меня на карте не сто косарей, а девяносто восемь с половиной!» – бурчу про себя, выруливая на свою улицу.
Всю дорогу крутил в голове сегодняшние события. Оно, может, и можно прожить на эти деньги, только маленькая поправочка – я теперь живу не один! Батя, правда, не в курсе дела – и слава богу, а то нарвался бы еще часа на два лекций без права покинуть помещение. Тут и мама бы не выручила, наоборот, присоединилась бы.
По пути домой некстати вспомнилась сцена того, как я положил Лизин телефон на стойку регистратуры в «Отличной» и пообещал купить ей новый. Пообещать-то пообещал, а на что теперь буду это делать – неясно.
Я за свой iPhone плюс чехол выложил больше ста косарей. А сейчас мне что делать? Не дарить Лизке обещанное? Но я же не моральный урод!
«Дурень со ступой, просто купи ей что-то попроще!»
Ну вот, приплыли, мое подсознание уже начинает обзываться, спасибо хоть дельные советы иногда подкидывает.
Паркую машину у дома, сворачиваю в супермаркет. Магазин огромный, работает до полуночи, и там можно купить практически всё, что душе угодно, включая телефоны. Захожу в соответствующий отдел, долго разглядываю витрины и понимаю, что всё более-менее приемлемое начинается от полтинника и выше. Но если сейчас потрачу полтинник, на еду останется с гулькин нос рублей.
«Куплю ей нормальный телефон как-нибудь потом».
Иду к стенду с дешевыми мобильниками и тут же представляю, как отдаю Лизе коробку с паршивым телефоном. Кем она меня будет после этого считать? Последним чмом – вот кем! Собственно, именно так сейчас себя и чувствую. Тут же представляю эти глаза олененка Бэмби, в которых сверкают разочарованием три коротких слова: «Влад, ты чмо!»
Те, кто доказывает, что девкам не важна цена подарков, просто плохо знают девок!
Разворачиваюсь в обратном направлении, выбираю аппарат за двадцать с лишним тысяч, он даже неплохо смотрится, что удивительно, конечно же.
Разобравшись с главным вопросом, сворачиваю в крыло, где продают продукты. Долго гуляю по колбасному отделу. Раньше мне не приходилось особенно заморачиваться с едой. Готовила и приносила необходимое Евдокия, а я только покупал что-то вкусное. И да, в основном это была либо колбаса, либо какие-нибудь сыры, икра, семга. Как-то не привык я на ценник смотреть. Обычно ориентировался по фирмам, не всегда даже в чек заглядывал по итогу. Сейчас же цена любимой колбасы почему-то обидно задела.
Ну нравится мне сырокопченая колбаса из оленя… Грешен, признаюсь. И стоит вроде недорого – шестьсот семьдесят пять рублей за палку, только в той палке почему-то всего сто семьдесят грамм.
«Это получается сколько за килограмм?»
Быстро прикидываю в уме, выходит около четырех тысяч. Как-то дороговато…
Выхожу из колбасного отдела, иду к полуфабрикатам. Более-менее приличные пельмени стоят около полутысячи, так к ним же еще надо масло и сметану, и это на один-два раза поесть мне одному.
Есть, конечно, продукты и попроще.
«Ну не жрать же всякую фигню!»
Тем более что после ужина у предков есть не хочется вообще. Потом в голову приходит замечательная мысль:
«Отправлю за продуктами Лизку! Она – девочка, они от природы лучше в этом разбираются…»
Замечаю краем глаза стенд с алкоголем и не раздумывая шагаю туда. Хватаю бутылку виски и с ней, одной-единственной, иду на кассу. Расплатившись, иду домой, но поднимаюсь не на свой этаж, а парой этажей выше, нажимаю на кнопку дверного звонка.
– Эм… Чувак, ты малость не вовремя! – бухтит Матвей, завидев меня на пороге. Потом приглядывается. – Ох, ё-мое! Че с лицом? Кто отоварил?
– Пусти, расскажу… – грустно ухмыляюсь. – Или ты с Машкой?
– Машка – динамо…
– Я говорил…
Матвей поджимает губы, приглашает меня войти.
– Ты много чего говоришь и далеко не всегда оказываешься прав… – замечает с кислой миной. – Я с Катькой, сейчас отправлю ее домой.
Катька – это наша скорая сексуальная помощь. Ну как наша… сначала была моя, потом стала Матвеева. Девчонка симпатичная, но глупая, как пробка от шампанского, и совершенно безотказная. Даже не обижается, когда Матвей ее выставляет.
Идем на кухню. Зотов разливает по порции виски и требует от меня содержательного рассказа. По мере того, как выдаю информацию, успеваем ополовинить бутылку.
– Двенадцать лимонов… – качает он головой. – Как тебя батя еще не прибил, непонятно…
– Сам в шоке…
– А главное, – он делает театральную паузу, – что ты теперь будешь делать с Лизой? Правда на ней женишься?
От подобного предположения у меня алкоголь в горле застревает.
– С какого перепуга я должен на ней жениться?!
– Ну, типа калым заплатил, все дела… Не отпускать же после такого на все четыре стороны?
– Я что, похож на дебила? – возмущенно дышу. – Сейчас, как же… так я ее и отпустил! Будет со мной, пока не надоест!
– А зачем она тебе? – прищуривается друг.
– Догадайся!
Зотов ухмыляется.
– Что, Нового года не хватило?
– Считай, я на Новый год только во вкус вошел…
– Опять будешь кормить ее таблетками? – морщится друг.
От такой перспективы меня передергивает.
– В жопу таблетки! И Серого в жопу! Мог бы и предупредить, сволота, что девки после этой дряни даже не помнят ни хрена! Я по-другому с ней хочу, у нас всё будет а-ля натюрель…
Уже после того, как бутылка виски пустеет, спускаюсь на свой этаж, захожу в квартиру. Где-то там, на подсознательном уровне, надеюсь, что Кареглазка встретит меня в коридоре, обнимет, даже поцелует и признается, что скучала. Хоть и понимаю – не будет этого, уж явно не после того, как я бухтел на нее двое суток подряд.
И правда не встречает. В квартире темно и будто бы пусто. В груди неприятно ухает, горло почти сразу начинают сжимать тиски беспокойства. Включаю в коридоре свет и вижу, что Лизины ботинки все еще стоят в углу прихожей, а на вешалке висит ее куртка. Как-то сразу становится легче дышать.
Скидываю верхнюю одежду, иду прямиком в гостевую и застаю мою Кареглазку сладко посапывающей в кровати. Пару минут борюсь с желанием раздеться и лечь к ней. Очень хочу обнять ее, приласкать. Даже представляю, как это будет… Но не знаю, как она на это отреагирует. Не хочу никаких криков, истерик и прочего. К тому же я всё еще похож на кусок отбитого мяса, а она меня и в нормальном состоянии не очень-то жаловала.
«Ты чего сюда приперся? Постоять?» – стебусь сам над собой.
Аккуратно кладу коробку с телефоном на соседнюю подушку, выхожу из гостевой и прикрываю дверь.
«Завтра, я возьму Лизу завтра…»
На следующее утро:
Четверг, 10 января 2019 года
8:00
Влад
– Ядрен багет…
Выпрыгиваю из кровати, матеря себя на все лады.
Мне сейчас не под одеялом положено валяться, а уже быть в университете. Первую лекцию ведет всего-то замдекана… Старый приятель моего бати и по совместительству мой научный руководитель.
Влетаю в ванную, быстро умываю лицо, смотрю в зеркало и со вздохом облегчения замечаю, что синяки начинают бледнеть. Нет-нет, ничего никуда не пропало, но Лизкины и мамины порхания над моей физиономией определенно не прошли даром. Интересно, что за мазь использовала мама, надо купить еще.
Быстро натягиваю джинсы, влезаю в свитер, бегу на кухню. Ну не могу я без глотка кофе с утра, не могу, и всё тут. Подлетаю к кофеварке, судорожно тычу в нужные кнопки, слышу заветное шипение, жду, пока кружка заполнится бодрящим напитком, аккуратно ее вытаскиваю и чуть не роняю, услышав за спиной:
– Спасибо!
Оборачиваюсь, а возле меня стоит Лизка. Как подкралась незаметно – загадка, ведь у меня со слухом всё в порядке. Стоит по-утреннему свежая, улыбается, теребит прядь волос и заискивающе глядит мне в глаза…
– Э-э-э… Я кофе делал не тебе! – не сразу въезжаю, о чем она.
– Я не за кофе!
– Тогда за что? – хмурю лоб.
– Ну как… за телефон!
«Надо же, ей понравилось… Похоже, мне достался редкий, практически вымирающий вид – „Девушка неизбалованная“! Это не может не радовать…»
А потом случается нечто совсем уж невероятное: она подходит ближе, встает на цыпочки и вроде как тянется к моему лицу. Сам не верю своему счастью, наклоняюсь, готовлюсь почувствовать прикосновение ее мягкого ротика на своих губах. Но девчонка быстро чмокает меня в щеку, при этом не забыв плотно зажмурить глаза, как будто ей не очень-то приятно на меня смотреть. Делает дело и отбегает на пару метров, будто я болен холерой или еще чем.
Подвисаю от такой резвой «благодарности», щека тем временем горит огнем. Будто ее не девичьи губы коснулись, а раскаленное железо, вот такая странная реакция организма.
«Кто ж так за телефоны благодарит-то…»
Да, я бы предпочел другую благодарность, гораздо более смелую и откровенную. Желательно без одежды… Я бы тогда, может, даже на замдекана забил.
Тут мой взгляд падает на настенные часы. Сразу забываю и про Лизку, и про кофе, спешу в прихожую, на ходу соображая, куда дел ключи от машины. Уже на выходе вспоминаю, что дома из еды одни чипсы.
– Лизка! – кричу ей из прихожей.
Она прибегает почти сразу, до сих пор смущенная своим недопоцелуем.
– На вот! – даю ей карту. – Запоминай ПИН-код: четыре, девять, пять, два… Запомнила?
– Запомнила… – кивает она. – А зачем?
– Купи продуктов на несколько дней! Справишься с этой архисложной задачей?
Дождавшись кивка, оставляю ей запасную связку ключей и ухожу.
Примерно через час получаю СМС-оповещение о том, что с карты снято полторы тысячи.
«Так, кто-то всё же пошел за продуктами!»
Только за каким фигом ей понадобилось снимать наличку, если в любом супермаркете к оплате принимают карты? Деревня… Что с нее взять.
Кстати, а что она там купит на эти несчастные полторы тысячи? Кошачий корм?
«Приду, буду учить жизни…» – мысленно закатываю глаза.
Хочу ей позвонить, но тут же понимаю, что телефон-то купил, а про сим-карту забыл. Облом, никому вы не позвоните, гражданин Чаадаев. Вроде бы сам себе злобный Буратино, а злюсь всё равно на Лизку. Точнее, это даже не злость, а банальная обида. Да, мне обидно, что не захотела целовать в губы. Задело за больное, и всё тут… Пусть стеснительная, пусть общение у нас не задалось, но нам же не по пять лет, чтобы в щечки чмокаться. Она должна понимать, что мне от нее нужно в первую очередь. Получается, ей это вообще не надо, что ли? А мне вот надо!
День в университете ползет медленней любой улитки. Целых три пары, потом консультация по диплому, добровольно-принудительная работа на кафедре – точнее перетаскивание столов.
Дома появляюсь ближе к вечеру голодный и злой. И опять меня в прихожей не встречают. Лизки нигде не видно. Зато, кажется, отец снизошел до жалости. Хотя, может, это проделки матери? Скорее всего… По всему видно – Евдокия приходила.
Квартира вылизана до блеска, Филька обкормлен по полной программе, лежит на подоконнике, даже на мое появление не реагирует, а из кухни доносятся приятные ароматы. Захожу и замечаю на столе накрытый салфеткой хлеб. Отламываю кусочек, отправляю в рот. Какой-то необычный на вкус, с орехами, что ли… Интересно, где она такой купила, надо бы взять на заметку. Оглядываю владения дальше и замечаю на столешнице возле плиты целый поднос с печеньем. Пробую – творожное, нежное, как крем, и сладкое. Открываю холодильник, а там большой контейнер с мясом по-французски, а еще суп – целая кастрюля.
Сверху на холодильнике лежит моя карта, должно быть, Лиза положила. Убираю ее в кошелек.
– Вот молодец! – хвалю домработницу, накладывая себе большущую порцию мяса с картошкой.
Съедаю в считанные минуты, закусываю это дело печеньем.
«Интересно, а Лиза хоть ела?»
Или забилась в уголок в своей комнате, пока Евдокия тут наводила марафет. Домработница давно привыкла к наличию девушек в моей квартире, но реагировала на них примерно так же, как мой кот. В тапочки им, конечно, не писала, но фырчала не хуже Фильки.
– Лиза! – зову ее довольно громко, но она не приходит.
Нахожу Кареглазку в ее спальне сидящей возле кровати прямо на ковре. А на лице такое мученическое выражение, словно в ней что-то сломалось.
У меня внутри моментально всё немеет. Подбегаю к ней, опускаюсь рядом на колени.
– Лиза! Что случилось?
– Ничего, – тихо отвечает она.
– Как ничего?
– Просто болит живот…
– Я сейчас вызову скорую!
– Не надо… – зачем-то противится она. – Обычное дело…
– Обычно люди не морщатся от боли в животе!
– У меня просто эти дни, нужно переждать…
– А-а-а! – доходит до меня наконец. – Ты выпила обезболивающее?
– У меня их нет… еще не купила… – признается она.
– Сиди тут! – командую строго.
Сам не знаю зачем, понятно, что с места не сдвинется.
Спешу в ванную, достаю с верхней полки аптечку, нахожу обезболивающие и иду обратно к Лизе.
– Вообще-то у меня есть аптечка! – сообщаю ей, выдавая лекарство. – Может, вторую таблетку для закрепления эффекта?
– Одной хватит, спасибо… Просто полежу… – она делает глоток воды и собирается переместиться на постель.
Вроде как мне пора. Помог и вали себе на все четыре стороны. Но я не хочу никуда валить, мне требуется хоть немного побыть рядом, хоть за руку ее подержать. Ну неужели мы не можем хоть чуть-чуть побыть вместе?
– Давай включу какой-нибудь фильм, отвлечешься и забудешь про боль!
Она ничего не отвечает, всё еще морщится.
Просто беру ее на руки и отношу в гостиную. Включаю первую попавшуюся комедию и устраиваюсь рядом на диване. Позже вконец наглею: крепко ее обнимаю, кладу руку на ее мягкий живот.
– Я слышал, что здорово помогает, если приложить к больному месту что-нибудь теплое… Тебе же так лучше?
Она легонько кивает, смотрит на меня своими невероятными глазищами, а у меня мурашки по коже.
«Проклятые дни…» – ругаюсь про себя, чувствуя, как мой приятель в штанах начинает увеличиваться в размерах.