Тогда же:
Юрий Ливанов
– Что?! – смотрю в ее покрасневшее лицо.
Не могу понять, шутит или серьезно.
– Не девственница! – снова сообщает она.
– Ты зачем врешь? Значит, как подарки мои брать, так нормально? А как в койку со мой лечь, так никак?! Ты, милая, забыла, что принадлежишь мне с потрохами?
Девица сутулится, склоняет голову и тихо шепчет:
– Мне не нужны ваши подарки…
– Что?!
Она молча снимает цепочку, кольцо с пальца, потом приходит очередь сережек.
Я бы, может, и повелся на эту провокацию, но… Знаю я этот цирк, уже не раз жизнью ученый. Пьеса под названием: «Хочу то, не знаю что. Подари мне это, которое с перламутровыми пуговицами». Был же с ней щедр! Чего не хватило?!
– Картой пользоваться тоже не понравилось? Или это так, даже за подарок не считается? – откровенно на нее ору.
Она еще больше съеживается, будто даже становится меньше ростом, но не сдается. Тихо блеет:
– Я не трогала карту, могу ее принести. И шубу тоже не носила, заберите…
Делаю глубокий вздох, очень стараюсь успокоиться, но ничего у меня не выходит.
– Ты серьезно?
Она кивает, опускает глаза.
– Простите…
Почему-то именно это ее «простите» бесит больше всего. Подхожу, трясу за плечи.
– Быстро признавайся, зачем врешь насчет девственности?
– Я не вру…
– Перед нашей прошлой встречей тебя осматривал нанятый мной гинеколог! Ты была невинна! Неужели успела за какую-то неделю…
– Простите… – снова лепечет она.
Тут уже не сдерживаюсь. С размаху даю ей крепкую оплеуху, такую, от которой у нее еще долго будет звенеть в голове. Она падает как подкошенная. В тот же миг ужасаюсь тому, что сделал… Не учел, что мы стояли рядом с кофейным столиком. При падении Лиза цепляет край стола щекой, а потом падает на ковер уже без сознания.
– Господи, девочка…
Подлетаю, тут же проверяю, как она. К счастью, Лиза почти сразу приходит в себя, но на щеке появляется кровь – она ее раскроила!
– Стоило ли рыпаться? – рычу на нее.
Поднимаю на руки, несу в ванную, аккуратно ставлю на пол возле умывальника.
– Промывай холодной водой! – приказываю.
Она послушно включает кран, наклоняется, пытается поймать струю пострадавшей щекой. При этом ее короткое платье задирается, открывает кружево чулок. Попка четко обрисовывается под мягкой тканью.
«И чего начала чудить?! Уже были бы в спальне, лежала б подо мной… А вдруг и правда не соврала, что не девочка?»
Последняя мысль парализует мой мозг, не могу думать больше ни о чем другом, и жалость к маленькой сучке мгновенно улетучивается. Командую:
– Возьмись руками за раковину, расставь ноги и стой так, пока не разрешу двигаться!
Лиза резко выпрямляется, поворачивается ко мне, а по ее щеке снова начинает течь кровь.
– Делай, как я велел!
Но девчонка не слушает, пятится к стенке и замирает, вытаращив глаза.
– Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому!
Подхожу, а Лиза закрывается руками. Хватаю ее за запястья и задираю руки вверх. Прочно удерживаю их одной рукой, а второй лезу под платье.
– Не надо! Пожалуйста! – визжит она и начинает поскуливать.
– Терпи и стой спокойно!
До чего же упрямое создание! Даже будучи в таком положении, старательно пытается вырваться.
– Мне еще раз двинуть? – рявкаю так, что, наверное, слышно на полквартала.
Лишь после этого она прекращает уворачиваться, зато скулит пуще прежнего.
– Стой ровно, ноги раздвинь!
Не жду, пока подчинится, отодвигаю ее трусики, лезу пальцем туда, куда всего каких-то пятнадцать минут назад так мечтал попасть совершенно другой частью тела. Там сухо, как в сахаре, очень тесно, но совершенно никакой преграды.
– Ах ты сука! – ору на нее и снова бью по щеке.
Девчонка визжит, будто раненая свинья, а на моей руке остается кровавый след.
– Пошли! – хватаю Лизу за локоть и тащу вон из номера. – Где твои родители?
Она не может и слова сказать, только рыдает навзрыд. А мне не жалко, нисколько не жалко… Насмотрелся я в своей жизни на женские слезы. Мне их любые истерики – что слону дробина.
– Я спросил, где твои родители? – чеканю каждое слово, с силой ее встряхиваю.
Видимо, сучка понимает, что не пощажу. Указывает в сторону лестницы.
– Внизу…
Тащу туда, а потом она указывает на крыло для персонала.
Через минуту оказываюсь у двери в апартаменты Габарашвили. Открываю не стучась и застаю премилую картину: два осетина вместе с приемной матерью моей теперь уже бывшей невесты спокойно сидят за столом и пьют чай.
– Мама! – кричит Лиза и падает на колени, размазывая по щекам кровь и слезы.
И тут раздается такой оглушительный визг, что у меня закладывает уши. Кричит уже не Лиза… Это сучка-жена Габарашвили видит приемную дочь и орет так, что и мертвые в могилах слышат, а потом бросается к ней…
Через пятнадцать минут:
Юрий Ливанов
– Я хочу свои деньги обратно! – стучу кулаком по столу и откидываюсь на спинку стула.
– Стоп! С чего это вдруг? – Авзураг мерит меня грозным взглядом.
Только что мне его взгляд? Я не одна из его дочерей, чтобы перед ним трястись. Расселся в своей гостиной эдакий пуп земли и смеет на меня так смотреть?! Ну, я тебе сейчас поясню что к чему, сморчок ты паршивый!
– Мне была обещана послушная, невинная девушка! А она уже с кем-то за эту неделю покувыркалась!
Брат Авзурага, кажется, его зовут Улдан, дерзко усмехается и переходит на «ты»:
– Помял девку, а потом предъявляешь претензии?
– Ты вроде полицейский, так?
Тот кивает, и тогда я продолжаю:
– Ну, тогда ты в курсе, что можно провести экспертизу и узнать, был у нее сейчас половой акт или нет! А его не было, если, конечно, до меня с кем-нибудь сегодня не кувыркалась…
– Этого быть не может… – разводит руками Авзураг. – Просто не может быть!
– Я тоже так подумал, с виду ведь тихая девочка. Поэтому проверил пальцем – плевы нет!
Оба осетина сверлят меня глазами и не сговариваясь тянутся к телефонам.
– Я позвоню! – бросает родственнику Авзураг. Набирает номер и шипит в трубку: – Тащи ее сюда!
Через время на пороге гостиной появляется его жена с Лизой под руку.
У той от слез припух нос и покраснело лицо, а на правой щеке теперь красуется огромный, криво налепленный пластырь. Она всё в том же красном платье, но привлекательности в ней осталось мало.
Представляю ее стонущей под каким-то мужиком, и аж дрожь по всему телу пробегает. Придушил бы суку… Но всё же, к моему удивлению, к злости примешивается толика жалости – крепко ей от меня сегодня досталось.
– Лиза, Юрий Игнатович утверждает, что у тебя до него уже был половой партнер, так ли это?
Она вздрагивает от вопроса. Замирает на месте и выкатывает свои карие глазищи.
«Как корова перед убоем, ей богу…»
– Это правда… – шепчет она наконец.
– Что? – Марисоль несколько раз хлопает ресницами, выпускает руку приемной дочери. – Ты сейчас шутишь, да?
– Нет, не шучу… – отвечает Лиза чуть громче и начинает свою историю.
Признается, как попробовала шампанское, как проснулась наутро с больной головой и дырой в памяти.
Не верю! Ни единому слову не верю!
В конце она еще смеет каяться:
– Я не знаю, как это вышло… В памяти совершенный провал, помню только урывками… Я не хотела! Правда!
– Ну да, выпила глоток шампанского и отшибло память? Как удобно! – презрительно отвечаю.
Она морщится от моих слов, снова лепечет:
– Я не хотела! Пожалуйста, поверьте мне!
Отворачиваюсь от нее и снова требую вернуть мои деньги. А у ее отца с дядей лица похоронные и взгляды потухшие.
– Уведи ее! – командует своей жене Авзураг.
Та кивает, хватает Лизу за локоть, и они исчезают за дверью.
Осетин медленно качает головой, поворачивается ко мне:
– Это недосмотр, наша оплошность, не приемлемо… Не уберегли… Но я клянусь вам, что с остальными дочерями подобной ошибки не допущу. Вы можете выбрать любую другую…
– Нет уж, спасибо! Завтра утром мой секретарь пришлет вам реквизиты, и вы перечислите мне всю сумму обратно! Чтоб до рубля… Иначе я устрою вам столько проблем, что жизнь без гроша в кармане покажется раем!
Стучу по столу кулаком и поднимаюсь так резко, что чуть не опрокидываю стул. Разворачиваюсь и быстрым шагом ухожу к себе.
Оказавшись в своем номере, иду в ванную. Хочу умыть лицо, наклоняюсь над раковиной и вижу следы крови.
Все-таки не надо было ее так сильно…
«Заслужила!» – тут же оправдываюсь.
Но даже несмотря на то, что оплеухи были вполне щадящим наказанием за такой проступок, мне всё равно становится ее немного жаль. Душу это чувство в зародыше, возвращаюсь в комнату, достаю чемодан и начинаю собирать вещи. Ноги моей больше в этом борделе не будет.
Когда уже почти всё складываю, дверь вдруг открывается.
У меня внутри всё опаляет огнем. На секунду кажется, что это Лиза. Пришла с очередными извинениями, будет проситься со мной в Москву…
Ловлю себя на глупой мысли, что, может, даже и послушал бы ее извинения, если всё же сказала бы правду – ведь ее история так же далека от реальности, как Марс от Солнца. Но нет, это не она. Это ее приемная мать.
– Как вы могли так просто от нее отказаться?! – возмущается она с порога и без приглашения проходит в комнату.
– Вы в своем уме? Вы там тоже были! Причина у меня имеется…
– Чтобы потерять девственность, достаточно одной глупой ночи, а Лиза могла бы быть с вами всю жизнь! Да, она совершила оплошность, но, думается мне, не по своей воле… Неужели так важно быть первым? Она хорошая, милая, добрая девочка…
– Я не верю, что она ничего не соображала после бокала шампанского! Даже при ее маленьком росте и весе это слишком малая доза спиртного для такой реакции организма!
– А я верю! Она честная! Я знаю, о чем говорю…
– Тогда почему она не рассказала вам сразу?
– Мы были в отъезде… А потом, думаю, просто побоялась… Вы сделали большую ошибку, Юрий Игнатович! Такую, как Лиза, вы больше не найдете!
Она фырчит, бросает на меня полный гнева взгляд и идет к двери. Уже на выходе выставляет вперед руку с растопыренными пальцами, начинает ими шевелить и говорит:
– Вы свое счастье как песок сквозь пальцы пропустили!
Тем же вечером:
Лиза
Сижу в спальне приемных родителей, причем не где-нибудь, а прямо на полу у двери. Если зайдут, обязательно меня увидят и отругают за то, что подслушиваю, но просто не могу заставить себя убрать ухо от замочной скважины.
Как ножом режет брошенная в лицо гневная фраза мамы Марисоль:
«Что ты наделала? Ты себя погубила! Теперь непонятно, что будет…»
Да, всё так и есть. Я совершила непростительную вещь… И меня уже судят – как раз по ту сторону двери.
– Прибить сучку! – чеканит дядя Улдан. – В назидание!
– Как следует выпороть, чтобы живого места не осталось! – орет приемный отец.
– Избиение – не ответ на все вопросы! – заступается приемная мать.
Но ее голос слишком слаб, мужские голоса громче, сильнее.
– Выпороть так, чтоб на спине ни клочка кожи вообще не осталось… – входит в раж дядя.
– А что ты потом с ней будешь делать? В таком виде она никому не будет нужна… – замечает Авзураг.
– За нее такую мы всё равно уже не выручим никакого калыма! Накажем на глазах у остальных, чтобы прочувствовали, чем пахнет неповиновение, а потом… Я заберу ее себе. Будет дом прибирать, по хозяйству крутиться. Всё полезней, чем просто так коптить небо. Вместо нее возьмем новую… Убытки, конечно, но зато будет уроком всем остальным. Больше даже пикнуть не посмеют против!
– Я ее тебе не отдам! – снова встревает приемная мать. – Наказать нужно, да, но не так радикально! Незачем ее уродовать! Запрем в подвале на несколько дней, это произведет должное впечатление. Потом восстановим девственную плеву и отыщем нового жениха, всего-то!
– Марисоль, ты соображаешь, что говоришь? – не выдерживает Авзураг. – Если мы сейчас не устроим показательную порку, твои обожаемые дочери подумают, что им тоже так можно, и таких вот недовольных Юриев прибавится в разы! Одиннадцать миллионов! Ее выходка стоила нам одиннадцать миллионов, ты можешь себе это представить?!
– Если вы искалечите ее при девочках, вас только возненавидят… – возражает она мужу. – Уже ненавидят!
– Их чувства мне до одного места! Лишь бы слушались!
– А ты с ними и не водишься, это ведь я их всему учу! – выдает новый аргумент Марисоль. – Мне с ними контактировать каждый день, они перестанут меня воспринимать…
– Если хоть одна из них проявит неуважение…
– Дело не в уважении, а в контакте!
– Молчи, женщина! – орет Авзураг. – Ты уже начинаешь меня напрягать! Смеешь повышать на меня голос… тем более при брате…
И она замолкает… Совсем! От этого мне делается во сто крат страшнее. Ведь Авзураг никогда не обижает свою жену. Значит, сейчас он в страшном гневе, а мой единственный защитник повержен.
– Делаем так! – командует он. – Соберем девок в подвале, всех до единой, даже самую младшую! А эту профурсетку крепко привяжем к стулу и выпорем на их глазах! Пусть знают, что случается за такие проступки! Потом уже решим, что с ней делать…
– Это правильное решение! – Чувствую в голосе дяди столько довольства, что хочется удавиться. – Я съезжу за розгами. Есть у меня один знакомый, вымачивает их в соляном и перцовом растворе. Отличная вещь! Усиливает жжение многократно. Будет эффект как от химического ожога. Да после такого ни одна из твоих дочерей рта без твоего разрешения не откроет, даже пальцем шевельнуть будет бояться! Я знаю, о чем говорю! Сейчас позвоню водителю, вернусь через час, тогда и начнем!
Тут всё же слышу голос приемной матери. Она практически молит:
– Давай хотя бы не сегодня! Ей и так порядком досталось, психика может не выдержать, это же Лиза, она слабенькая…
– Ты со своей жалостью нас по миру пустишь! – снова орет на нее муж. – Мне сейчас отправить ее к сестрам на мягкую удобную постель? Мол, погуляла, пойди отдохни?!
– Мы запрем ее в подвале… – продолжает Марисоль. – А завтра, когда страсти немного поулягутся, уже и накажем…
Буквально кожей ощущаю недовольство дяди:
– Никакого завтра! Сегодня же! Сейчас же! Можно даже ремнем, ведь нужно по горячим следам…
– Она сделала это не сегодня, по горячим следам уже не получится! – замечает Марисоль.
– Завтра после обеда… – стучит кулаком по столу Авзураг.
На следующий день:
Понедельник, 7 января 2019 года
9:00
Улдан Габарашвили
– Пей… – предлагаю ей воду.
Мартышка сидит на ящике в самом углу подвала, укутанная не пойми откуда взявшимся пледом.
«Стопроцентно дело рук Марисоль! Мразь такая… Любит эту кретинку непонятно за что».
Решено было оставить ее здесь на ночь без еды и воды. Вижу, что даже губы успели потрескаться. Оно и не мудрено, весь запас жидкости, скорее всего, выплакала.
Ковыляю к ней на костыле, протягиваю бутылку с водой:
– Пей, Лиза!
Мне нужно заслужить ее доверие для того, чтобы пошла со мной на контакт. Наверняка соблазнится, ведь ее давно мучает жажда. Воду не ценишь, только пока у тебя есть доступ к крану, а его-то у нее уже, почитай, полсуток и не было.
Однако мерзкая тварь лишь мотает головой, еще сильнее вжимается в угол. Не хочет у меня ничего брать.
«Дура! Тебе сейчас передо мной на коленях надо ползать! Твоя судьба в моих руках!»
После розог для нее преподнесен еще один сюрприз – кнут из сыромятной кожи! Авзураг в итоге доверил наказание мне, и я так исхлещу эту маленькую тварь, что она станет совершенно негодным товаром. В итоге братец отдаст Лизу мне – у него просто не останется поводов возражать.
Поселю ее в своем подвале на время, пока моя нога не заживет. Без света и людского общения она быстро потеряет боевой дух. Потом месяц с нее слезать не буду… Останется жить у меня, будет моей ручной мартышкой – я такую давно хотел завести.
Подхожу совсем близко, открываю бутылку с водой и протягиваю ей. Лиза не выдерживает – хватает у меня из рук воду, жадно пьет. Даю сделать несколько больших глотков и вырываю.
– Я оставлю бутылку тебе, если скажешь, с кем кувыркалась!
– Зачем вам это знать? – спрашивает она охрипшим голосом.
– Ты сказала, что не собиралась ложиться под мужика! Ты сказала, что не знаешь, как это вышло. Так?
Она кивает, и я продолжаю:
– Это возможно только в одном случае – если тебя изнасиловали! Я хочу знать, кто посмел… Поверь мне, обидевший тебя человек больше не будет топтать эту землю! Скажи имя!
– Я его не знаю… – лепечет она сдавленно.
– Ты сказала, что взяла у этого человека бокал с шампанским! Ты взяла его у незнакомца? Слишком тупо даже для тебя! Имя!
– Не знаю… – стонет она и пытается прошмыгнуть в сторону.
К счастью, успеваю схватить ее за плечо, толкаю обратно на ящик.
Как же жалко, что сейчас передвигаюсь при помощи костыля, иначе она не посмела бы даже дернуться.
– Только попробуй попытаться сбежать, я забью тебя насмерть!
Тут слышу звук открываемой двери, и мне в спину доносится крик невестки:
– Улдан, оставь ее! Я всё скажу Авзурагу!
«Ненавижу эту суку!»
Оборачиваюсь и вижу в ее руках поднос с завтраком.
– Марисоль, что ты здесь делаешь? Велено же было не кормить!
– Да я так, немного… Авзурагу не обязательно знать… – тут же начинает она лебезить. – Про то, что ты здесь был, я тоже не скажу!
– Я не дам тебе ее покормить! Выходи, Марисоль!
– Только вместе с тобой! Иначе я сразу же иду к Авзурагу!
«Наглая стерва!»
– Ладно, пошли вместе!
Мы выходим, оставляя мартышку одну. Подмечаю, что Марисоль никуда не спешит, следит за мной. Тихо рычу и ухожу прочь. Гадина всё равно больше не даст подобраться к девчонке. Как орлица защищает от меня своих дочек!
«Ладно, я не спешу, еще успею как следует ее расспросить, когда окажется у меня…»
Хочу выйти на улицу, но в холле наталкиваюсь на одного юнца. Он только вошел, видимо, даже заселиться еще не успел, ведь пост регистратуры пуст. Надо, чтобы Авзураг всыпал Рите по первое число за то, что оставила место без присмотра. Вдруг воры!
Присматриваюсь к парню и понимаю, что я его где-то видел – у меня отличная память на лица. Почти сразу вспоминаю. Именно он помогал мне, когда я сломал ногу!
Перед глазами неожиданно всплывает картина того, как Лиза вылетает из гостиницы, видит меня валяющимся на земле, спешит на помощь. И через несколько секунд из гостиницы показывается этот хлыщ, причем без куртки. Десять из десяти, что бежал за девчонкой.
– Доброе утро! – обращается он ко мне. – Я ищу одну из ваших подчиненных, Лизу! В ресторане ее нет, не подскажете, где может быть?
Тут-то у меня в голове всё окончательно встает на свои места. Конечно же, он ее оприходовал, больше некому!
– Тебе Лизу надо? – еще раз переспрашиваю.
Он кивает.
– Пойдем, она в подсобке, я провожу…
Ковыляю вместе с ним до помещения с самой надежной дверью. Жестом приглашаю:
– Иди, она там!
– Свет же не горит! – удивляется кретин, но внутрь заходит.
– Там еще одна комната!
– А-а-а, понятно.
Пока он ищет выключатель, нахожу в своей связке нужный ключ, захлопываю дверь и запираю…
Тогда же:
Влад
«Ядрен багет!..»
Встрял не по-детски. Главное – непонятно за что.
– Але, дядя! Открой дверь, а то пожалеешь! Как только выберусь, накатаю на вашу шарагу заявление в Роспотребнадзор!
Стучу кулаком в дверь, дублирую ботинком, всё зря. Никто меня не слышит и открывать не собирается. По какой причине меня тут заперли, тоже объяснить забыли. Сам хорош, за каким фигом зашел в комнату, ведь ясно и понятно, что Лизы здесь не было и быть не могло. Прохода в какую-то другую комнату тут тоже нет – пузатый козел соврал!
«Долдон в квадрате… Чего добивается?! Я ж ведь эту дверь и высадить могу! Наверное…»
Пробую плечом, на раз-два не поддается. Пихаю активнее, но толку всё равно ноль. Пробую еще раз и еще. Дверь трясется, но выдерживает натиск, а вот плечо уже изрядно болит.
– Козлина! – рычу на запершего меня здесь жиртреста, хоть и понимаю, что не стоит за дверью, прислушиваясь, иначе давно подал бы голос.
«Так, Чаадаев, включай котелок! Думай, думай!»
Можно ведь попытаться вскрыть дверь какими-то подручными средствами. Мне, правда, до сих пор не приходилось, но всё когда-нибудь бывает в первый раз.
«Эх, сейчас бы глянул на You Tube какой-нибудь видосик, и дело в шляпе…»
– Сука!
С силой стучу кулаком в дверь, в который раз себя проклиная за то, что забыл мобилу в машине. Это ж надо быть таким дятлом…
Начинаю оглядываться в поисках той самой таинственной вещи, которая может мне помочь, а в помещении только горы пластиковых ведер, швабры и какие-то тряпки. Ищу хоть что-то, и в эту самую минуту «лампочка Ильича», которая давала комнате хоть какой-то свет, решает потухнуть.
– Да бля-а-адь! Почему, когда я пытаюсь сблизиться с Кареглазкой, обязательно происходит какая-нибудь злоебическая хрень?!
На ощупь нахожу ведро, переворачиваю его, сажусь на дно в прямом и переносном смысле. Скрещиваю руки на груди, готовлюсь долго и нудно ждать.
С этой девчонкой определенно что-то не так. Она какая-то невезучая, точнее даже не так – это я рядом с ней становлюсь совершенно неуклюжим дятлом, и это еще очень мягко сказано. Да, всё так, правда как она есть. Только одна проблема – не могу перестать думать о Кареглазке.
Ведь не собирался возвращаться, хоть и уезжал с тяжелым сердцем. Лиза ясно дала понять, что я ей как десятый «ламборгини» в гараже. Красиво, в теории даже нравится, но по сути на фиг не нужно. Целых шесть дней прожил как в тумане, а потом в голову закралась мысль: может, Лиза уже пожалела, что прогнала меня? Может, уже передумала? А позвонить, допустим, не позволяет гордость. Такое ведь вполне вероятно.
Совсем паршиво стало, когда Лиза начала мне сниться. Причем не в том образе, в каком она передо мной предстала новогодней ночью. Обнаженная и прекрасная… А в воплощении кошки! Пушистой, упитанной, полосатой – почти как мой Филька, только цвет другой.
Да, да, у меня есть кот. Причем появился совершенно случайно. Я его увидел в подъезде – кот был очень голодный, а у меня в холодильнике всегда полно колбасы. Поделился с животиной… Всего раз покормил! Один, сука, раз, но после этого он бесконечно мяукал именно под моей дверью. Соседи пытались выгнать, а мне вдруг стало жалко, пустил к себе. Думал, на недельку-другую, пока не найду нового хозяина, точнее хозяйку – девушки у меня бывают часто, какая-нибудь да прониклась бы и забрала. Но незаметно сам к нему привязался. И вот кот уже пару лет как занимает вполне законное место на моем диване. Отъел ряху всем на зависть и чувствует себя отлично.
По ночам Лиза приходит именно в образе похожей кошки. Причем даже во сне я вроде как понимаю, что люди котами не бывают, и всё же знаю – она. Сон всегда один и тот же: беру на руки, глажу, а она мне мурчит что-то сладкое. Когда приснилась в первый раз, я даже начал представлять, как она поладила бы с Филькой, хотя он моих девок на дух не выносит. Ревнует, падла пушистая, всё норовит разодрать им колготки, пару раз даже в туфли гадил. Так что моя квартира для девушек – поле боя.
С Лизой у меня, получается, тоже одни сплошные военные действия, хоть и по другой причине. А я воевать не хочу! Мне, наоборот, помириться бы. Хочу, чтобы дала мне нормально, по-человечески… без таблеток… И так, чтобы наутро мне не было стыдно.
Да, мне стыдно, что дал ей ту треклятую пилюлю. Хочется как-то загладить вину, доказать ей, что нормальный, что со мной можно иметь дело. Только как это сделать – неясно.
Вчера вечером вообще случился полный абзац. Мы с Матвеем были в гостях у Машки. Оказалось, она держит кошку – просто невероятно похожую на ту, которая с завидной регулярностью изволит приходить в мои сны. Значит, беру эту живность на руки и в какой-то момент на полном серьезе пытаюсь рассмотреть в ней черты Лизы. Как-то сразу понимаю – всё, приплыл! Что называется, готовьте смирительную рубашку, крыша едет так стремительно, что остановить ее я не в силах.
Сел в тачку, поехал… сюда! Плевать, что была почти ночь. Часа в три утра меня сморило, покемарил немного на какой-то пустой стоянке, рванул дальше. И вот я здесь совершенно не солоно и даже не перчено хлебавши заперт в кладовой. Расскажу пацанам – уржутся.
Сижу на ведре с полчаса, не меньше, старательно жду чуда. И надо же, оно приходит, чудо это. Даже два! Да, да, минимум два, если судить по топоту ботинок.
Слышу в двери поворот ключа, потом в комнату врывается луч света, и сразу после этого в глаза бьет фонарь, а одно из чуд орет, наставляя на меня пистолет:
– Мордой в пол, руки за голову!
И от всей души начинает поливать меня отборным матом. Не успеваю сообразить, что происходит, а эти мудозвоны уже скрутили меня – в считанные секунды оказываюсь приплюснутым к паркету с закованными в наручники запястьями. После этого меня поднимают на ноги и пихают в сторону выхода.
– Ну что, тварина, попался? – в коридоре меня встречает жиртрест и командует этим двум: – В машину его!
– Вы психи! – ору во весь голос, да только никому до этого дела нет.
Оборачиваюсь на садистов с оружием и вдруг замечаю, что они в полицейской форме!
– Вы по какому праву меня задерживаете? – тут же начинаю выступать. – Просто так не имеете права!
– Статья 131 УК РФ! Изнасилование! – шипит мне в ухо полицейский.
В ту же секунду чувствую резкий пинок ботинка в район голени. Нога подгибается, чуть не падаю, но меня удерживают.
Пытаюсь понять смысл вышесказанного, и ничего-то у меня не получается.
«Мда… Это был явный фальстарт – думать, что всё, происходившее со мной до этого, злоебическая хрень. Вот сейчас – да! Она, родимая, – хрень чистой воды!»
Как-то сразу понимаю, какое изнасилование пытаются на меня повесить, отвечаю зычным басом:
– Я ее не насиловал! Я требую адвоката!
– Будет тебе адвокат! – ухмыляется мне в лицо жиртест.
Но что-то мне подсказывает, что под словом «адвокат» мы понимаем разные вещи…