Диана Блэр
Лунная скиталица
Глава четвертая. Пума вышла на охоту
Все взгляды тескер, которые сегодня играли роль жадных до зрелищ обывателей, были обращены на Биату.
Она прекрасно слышала их перешептывания, эти самозабвенные, полные самодовольства шепотки. Для того кошачий слух и предназначен. Биата чуяла яд в их голосах. Танцующей походкой она прошествовала к центру арены. На поляне, огороженной невысокой круговой оградой, уже замерла Харди – ее противница, молоденькая высокомерная львица. Губы презрительно кривятся, хвост нетерпеливо бьет по длинным стройным лапам.
Биата приняла боевую стойку. Шерсть встала дыбом от витающего в воздухе напряжения, походящего на невидимые молниевые нити. Тескеры за ареной по-прежнему не сводили с нее глаз. Каждый ее жест должен быть выверен, каждый выпад хорошо продуман. Зверолюди, чье внимание сейчас приковано к Биате, вскоре могут стать ее зверолюдьми.
Ее кланом.
Они, может, и простят ей поражение. Она себе не простит.
– Глядите-ка, наша пума вышла на охоту! – насмешливо воскликнула Харди. – Не старовата ли ты для этого?
В ответ ожидаемо раздались угодливые смешки верной свиты, но Биата пропустила подколки львицы мимо ушей. Харди была почти на десять лет моложе и не в меру нахальнее. Она из тех тескер, что привыкли открывать двери с задней лапы, отвергая этикет и дипломатию. Преисполненная уверенности в своих силах, Харди ждала, что весь мир падет к ее лапам.
Однако Биата не напрасно слыла бесстрашной, порой даже безрассудной воительницей, не знающей ни страха, ни поражений. Она шкурой чувствовала, что впереди у нее еще несколько жизней, а потому без малейших сомнений бросалась в бой. И что бы ни говорила Харди, Биата была в отличной форме для той, кто прожил тридцать весен. Самое время это продемонстрировать.
Самое время сбить спесь с молодой львицы, которая вместе с ней претендовала на титул Великой Охотницы – главы клана Фес.
Оставив подруг восхищаться собой издали, Харди лениво прошествовала в центр арены. Ее медлительность была обманчивой – в бою львица была быстра как ветер и стремительна как стрела. Бедра Харди прикрывала кожаная таньега – традиционный боевой наряд. Два лоскута кожи расходились сзади, освобождая пространство для хвоста и всех связанных с ним маневров. Биата знала парочку тескер, для которых хвост в бою был едва ли не важней когтей. Им можно ударить по морде противника или обвить его шею и лишить воздуха. Или, ухватив за скакательный сустав и резко потянув на себя, выбить землю из-под лап.
Харди, конечно, не удержалась от того, чтобы не приумножить свою красоту, которую она так холила – края ее боевой таньеги украшали тонкие золотые ремешки. В наряде Биаты был лишь один элемент – кожа.
Пума выпустила когти, мысленно настраиваясь на бой.
«Темнота, позволь мне сохранить эту жизнь. Или подари мне другую, если эту я потеряю», – едва слышно прошептала она, зная, что соперница сейчас молчаливо просит о том же самом.
Харди неторопливо сняла лук из налучья – она всегда предпочитала дальний бой. Биата отточенным навыком стрельбы похвастаться не могла. Она привыкла к столкновению мордой к морде, когтями к когтям.
Две тескеры замерли напротив, взглядами буравя друг друга. Но уже в следующее мгновение пума бросилась вперед. Стремительно натянув тетиву, Харди послала в полет первую стрелу. Биата легко отпрыгнула в сторону и продолжила бежать. Когти босых лап – обувь тескеры не признавали – звонко цокали по каменному полу арены. Глаза львицы полыхнули недобрым огнем. Она принялась осыпать Биату градом стрел, но ни одна из них так и не достигла цели.
Ругнувшись сквозь сцепленные зубы, Харди бросила лук на землю и картинным жестом обнажила когти, вскидывая лапу, будто знатная хэсска – перьевой веер. Встала в стойку, чуть пригнувшись, готовая отразить любой удар. И он не замедлил себя ждать. Когда до львицы оставался шаг, Биата, пружиня на лапах, оттолкнулась от земли. Харди царапнула лапой воздух, пытаясь достать ее в воздухе. Биата уклонилась, развернув корпус, и приземлилась на расстоянии ладони от львицы. Успела увидеть мимолетный испуг в глазах, прежде чем все пять ее когтей вонзились в мягкий бок с песочной шерстью.
Харди захрипела. Морду исказила злобная гримаса. Львица раскинула лапы в стороны, когти ее засияли, вбирая в себя лунный свет. Биата дала ей время, пускай это и не входило в обязательные правила боев. Она имела полное право воспользоваться слабостью Харди, напасть на нее и добиться прекращения боя, но делать этого не стала. Пума хотела показать наглой львице, возомнившей себя достойной титула Бесстрашной Охотницы, что может победить ее, даже дав ей фору.
Что сражаться для Биаты так же легко, как дышать.
Харди полоснула сверкающими серебристой лазурью когтями по воздуху, создавая Разрыв. Через образовавшуюся щель в реальности скользнула в Темноту.
Биата замерла посреди арены, дожидаясь, пока Харди излечится. В реальности прошли мгновения, в Темноте растянувшиеся до минут.
Как только львица появилась в схлопнувшемся за ее спиной чернильном облаке, Биата без промедления пошла в атаку. На этот раз львица была настороже, ловя каждое движение пумы. Однако неизбежно наступил момент, когда Харди начала выдыхаться. Ее вымотали беспрестанные прыжки и махания лапами с выпущенными когтями, еще не потерявшими лунного сияния. Финальным аккордом стал простой обманный трюк в исполнении Биаты. Пока все внимание Харди было сосредоточено на занесенной над ее головой лапой с пятью острыми миниатюрными клинками, другой лапой пума нанесла противнице удар в живот.
Львица закричала. Острой иглой кольнула жалость – Биата не любила причинять боль. Однако Харди знала, на что шла, когда объявляла клану, что будет претендовать на титул Бесстрашной Охотницы. Знала, насколько ожесточенной будет каждая битва. До решающего боя оставалось меньше месяца, и Биата просто не могла позволить себе такую роскошь, как сострадание к сопернице.
– Прекращаем бой? – жестко спросила она, не отрывая глаз от Харди.
Хвост львицы бился по задним лапам, выплескивая ее злость и негодование. Какое-то мгновение она колебалась. И все же упрямо тряхнула головой.
– Нет.
Харди снова исчезла в чернильном облаке. Появившись, отняла лапу от живота. Края раны стянулись под натиском магии Темноты, что текла в венах каждой тескеры. Она уже не должна была чувствовать боль. А вот ярость…
Львица бросилась вперед, перехватывая инициативу. Биата предугадала это, а потому легко увернулась от удара лап, нацеленных ей в грудь когтями.
– От отчаяния идешь на запрещенные приемы? – с усмешкой поддела она.
Харди прекрасно знала, что раны, которые могут оказаться смертельными, наносить нельзя. Львица оскалилась, демонстрируя ряд острых, белоснежных клыков.
– Хочешь кому-нибудь пожаловаться?
– Ну что ты. – Биата легко уклонилась от очередной не слишком неумелой, поспешной атаки. – Лишь хочу тебя проучить.
Она схватила занесенную для удара лапу Харди и с силой вывернула в обратную сторону. Львица жалобно взвыла. Уверенность и превосходство исчезли из ее глаз, утекли в Темноту. Биата развернула Харди спиной к себе, еще больше заломив ей лапу, и швырнула на песок. Перевернувшись, львица хотела было вскочить, но была остановлена когтем, что находился на волосок от ее глаза.
– Заканчиваем бой? – невинно поинтересовалась Биата.
Харди нехотя процедила: «Да».
Выпрямившись, Биата подала ей лапу. Харди со вспыхнувшей ненавистью в глазах ее оттолкнула. Пуме ничего не оставалось делать, как пожать плечами и покинуть арену под прицелом неприязненных взглядов приспешниц львицы.
Она мысленно набросила на шкуру непроницаемый плащ, сотканный из Темноты и лунного света. Чем ближе финальный бой, тем больше будет подобных взглядов, тем настойчивее они будут. А значит, Биате понадобится все ее хладнокровие, чтобы не дрогнуть в решающий момент.
И она не дрогнет.
Глава пятая. Капля волшебства
Зал молодой Луны по-прежнему был закрыт, а нетерпение Эсме достигло предела. Она не могла так легко смириться с мыслью, что с истинным чудом Луны ее разделяла одна лишь стена. А еще ей нужно было хоть немного отвлечься от тех странностей, что происходили с ней последнее время. Взглянуть бы на флиарен хотя бы одним глазком!
Эсме ничего не оставалось делать, как пойти на крайние меры. Правда, для этого пришлось дожидаться подходящего момента, которым стал праздник Новолуния. Луна скрывалась в небе, обращаясь к людям своей темной стороной… однако не было ночи светлее. Люди и зверолюди по всему Подлунью призывали сверкающих лунных мотыльков, зажигали магические призмы и создавали из воздуха светящиеся сферы, циркачи жонглировали сгустками лунного света, факиры глотали лунный огонь или выдували его, словно драконы из детских сказок.
Люди показывали миру, что сила затаившейся среди облаков Луны все еще с ними. Что свет богини течет в их крови. После полуночи все источники света гасли, и жители Подлунья до самого утра гадали по звездам, которые в эту ночь были особенно видны.
Полночь давно уже наступила. В глубине Лунных Садов послушницы и жрицы сбивались в стайки и образовывали кружки. До Эсме доносилось приглушенное девичье хихиканье – послушницы гадали на суженых. Жриц же интересовали куда более серьезные вопросы: семья, здоровье близких или их собственная судьба.
Трудно придумать более подходящего момента, нежели сейчас, когда все взгляды обитателей Лунных Садов обращены к звездам.
– Прикроешь меня? – шепнула Эсме Таисии.
– Опять?!
– Это важно.
– Это всегда важно.
– Да, но сейчас… особенно, – смутившись, закончила Эсме. – Я быстро.
Вслед ей донесся возмущенный шепот подруги.
Вскоре Эсме уже замерла перед дверью, что вела в Зал молодой Луны.
У каждого народа Подлунья был свой уникальный способ призывать магию. Самый необычный из них, по мнению большинства, принадлежал шанари. Они заплетали косы. Их чудные для многих волосы, отражающие силу Луны и ее фазу, были своеобразными проводниками или даже… магнитами. Когда Эсме требовалась лунная сила, она плела косы, и магия, привлеченная ее движениями, текла по пальцам, будто сок из надкушенного персика. Именно это она сейчас и сделала.
Чары откровения, давным-давно добытые ею из одной магической книги и старательно выученные как раз для подобных случаев, проявили лунное плетение на двери. Затаив дыхание, Эсме протянула руку и осторожно коснулась лунной нити. Расплетать чары – все равно что пытаться разматывать по ниточкам паутину. Кропотливая, тонкая работа. Однако то, что можно сплести… можно и расплести. А кто справится с этой задачей лучше луноплетов-шанари?
Вскоре Эсме отворила дверь, впуская внутрь приглушенный свет ламп из коридора.
Флиарен обнаружился в самом центре комнаты. Накрытый полупрозрачным куполом, сотканным из чар, он лежал в чаше на специальном постаменте – нечто средним между трибуной и алтарем. Эсме удивленно моргнула. И из-за этого камешка столько шума? Из-за этой вот крохи? После разговора с Кассианом она представляла волшебный камень несколько более… волшебным. И впечатляющим. Но стоило только приглядеться…
Оболочка камня, покоящегося в чаше, словно в колыбели, напоминала стекло, внутри которого сияло серебристо-голубое пламя. Из-за прозрачности оболочки флиарен приобрел цвет огня в его центре и казался вырезанным из серебристо-голубого хрусталя.
Стоило приблизиться к куполу, как ушей достиг исходящий от флиарена шепот… Знакомый многоголосый шепот. Выходит там, на рынке, у кого-то тоже оказалась лунная капля? Однако Эсме впервые слышала, чтобы волшебные камни шептали. А ведь у Мириам был пояс с лунными самоцветами.
Она чувствовала исходящую от флиарена силу. Но что же делало его столь особенным? Душа неутомимого исследователя, втиснутая в хрупкую девичью фигурку, заставила ее шагнуть вперед и почти упереться носом в хрустальный купол. Ей лишь хотелось расслышать, что говорит ей камень. Залюбовавшись игрой света на поверхности камня, Эсме коснулась купола рукой. Ахнула от удивления, когда призрачная серебристо-голубая дымка – словно в лазуревую росу бросили серебряные искры – потянулась от центра лунной капли… к ее рту.
Перед глазами, словно стайка разноцветных бабочек, замельтешили образы. Безмолвные, словно цветные картинки, по которым учили говорить маленьких детей. Плоские оборванные фрагменты, карусель незнакомых пейзажей и лиц.
Одного этого мгновения, которое обернулось вечностью, хватило, чтобы увидеть… все. Целый мир, пусть и раздробленный на сотни осколков.
Мать, что баюкает в руках малыша и поет ему песенку о луноликой Алнаин.
Путница с покрытой тонким шарфом головой, что бредет по безжалостным, жарким пескам пустыни.
Мужчина, что вонзает клинок в грудь врага – на войне, о которой она не знала.
Старик, что держит в дрожащих руках портрет молодой возлюбленной – давным-давно ее забрали к себе звезды.
Мир разбился и погас, сорвав с губ Эсме изумленный вскрик.
То, что происходило с ней, казалось… неправильным. Странным. Понятным было лишь одно: мелькающие в сознании фрагменты видений рождал флиарен. От этой мысли похолодели кончики пальцев, и Эсме наконец нашла в себе силы отступить на шаг. Призрачная дымка исчезла. Вместе с ней исчезли и напугавшие ее таинственные образы.
Эсме стрелой вылетела из Зала молодой Луны и с облегчением закрыла за собой дверь. Отыскав в круге послушниц Таисию, схватила ее за локоть и почти поволокла в другой конец Лунных Садов. И только там, надежно скрытая кустами и статуей Зверя-без-имени, все ей рассказала.
– Видение, говоришь? – недоверчиво переспросила Таисия. – Не обижайся, но… может, тебе почудилось?
– Пойдем со мной, – решительно сказала Эсме. – И все увидишь сама. Вместе мы поймем, что происходит.
– Не впутывай меня в свои приключения! – замахала руками подруга.
– Но как я смогу понять, показалось мне или нет, если поблизости никого не будет? Кассиан сказал, что флиарен отдает свою силу, только если сжимаешь его в руках. Но я-то к нему не прикасалась, а дымку отчетливо видела!
– Ага, и с тобой картинками говорил камень, – фыркнула Таисия, тут же заслужив укоризненный взгляд. – Прости.
– Прощу, если пойдешь со мной.
Эсме вскинула голову и скрестила руки на груди. Так делали старшие, чтобы выглядеть непоколебимыми и уверенными в своей правоте. Таисия издала жалобный стон, сдаваясь под напором подруги. А может, любопытство в конце концов одержало вверх над страхом наказания.
– Мы ненадолго, правда, – заверила подругу Эсме. – Я просто хочу, чтобы ты попробовала коснуться купола, который его защищает. Посмотрим, что произойдет. Вдруг просто сам флиарен… не знаю… неправильный.
– Сама ты неправильная! – хихикнула Таисия. – Ладно, идем. Но ненадолго.
Эсме торжественно прижала руку к груди, будто давая клятву. Она уже готовилась переступить порог храма вслед за подругой, как на периферии зрения мелькнуло размытое черное пятно. Эсме резко, до хруста в шее, повернула голову.
Тень. Она вырастала прямо из земли, не отбрасываемая ни фасадом, ни скамейками внутреннего дворика, ни статуей луноликой. Она просто существовала сама по себе, дымчатая, оторванная от реального, цветного мира.
Странная тень словно почувствовала чужой взгляд и растворилась, поселив в душе смутную тревогу. Впрочем, Эсме и сама уже не была уверена в том, что увидела. Может, это чары послушниц, вздумавших напугать жриц? Может, кто-то, решивший подшутить над ней, балуется иллюзорными чарами? Что и говорить, и сама Эсме нередко устраивала для пугливой Райи всяческие каверзы. И все же странная тень почему-то не желала покидать ее мысли.
Тряхнув головой, Эсме перешагнула порог и усерднее, чем обычно, закрыла за собой дверь. Поспешила в Зал молодой Луны, пытаясь избавиться от навязчивого ощущения, что даже в ярко освещенном пространстве храма слишком самостоятельная, лишенная хозяина тень следует за ней по пятам.
Таисию новыми странностями пугать она не хотела.
Эсме первой вошла в Зал молодой Луны. Жестом подозвала нерешительно замершую у порога подругу. Та приблизилась, бросая осторожные взгляды на флиарен.
– Давай, дотронься, – подбодрила ее Эсме.
Таисия коснулась рукой хрустального купола с той самой «неправильной» лунной каплей. Подождала, затем покачала головой. Ощущая непривычную для себя робость, Эсме подошла ближе и сама. Шепот, льющийся в уши, усилился, магическая энергия тонким серебристым ручейком потекла от флиарена к ней.
– Видишь? – прошептала она.
Потрясенная, Таисия лишь кивнула.
Вдыхая призрачный дымок, Эсме ждала появления образов, и не ошиблась. Они по-прежнему оставались для нее лишь горстью осколков из цветного стекла в калейдоскопе. Часть фрагментов словно унесло течением – быстрым, стремительным. Не ухватить их, ускользающих, и в памяти не удержать. Но, как и в прошлый раз, что-то просеялось через сито, а что-то осталось. Эсме не выбирала, какой из осколков взять в ладони. Они сами яркой вспышкой прорезали ее разум.
Девушка, что со слезами на глазах сжимала обручальный браслет.
Молодая женщина, качающая на руках ребенка.
Старуха, которая оставила окутанное тело мужа на солнце, чтобы совершить заупокойный ритуал.
Это все один человек в разные годы своей жизни? Разные? Не разобрать.
Эсме часто заморгала, хватая ртом ставший вдруг горячим и спертым воздух. Однако ей не дали прийти в себя – за дверью раздался голос… Каталины. Негромкий, он заставил ее пружинкой подскочить на месте. Эсме схватила Таисию за рукав и вместе с ней побежала ко второму – запертому – выходу. Провела рукой по расплетающейся косе, чтобы собрать осевшую на ней дождевыми каплями лунную росу и на бегу сплести чары.
«Только бы успеть, только бы успеть!»
Страшно даже представить, какое наказание ждет обеих, если Каталина застанет их на месте преступления. Да еще и рядом с реликвией, перед которой она так благоговела! Подбежав к двери, Эсме толкнула ее обеими руками, будто физическая сила могла бы исправить неудачные чары.
Дверь легко отворилась. Подруги едва ли не кубарем вывались из зала, словно два туго набитых мешка из переполненной кладовой, и захлопнули за собой дверь. Получилось не так тихо, как хотелось бы. Оставалось надеяться, что шум заглушат неизменно тяжелые шаги Каталины.
– А теперь бежим, – громким шепотом сказала Эсме.
– А до этого мы что делали?
– Тс-с-с!
И снова бег, на этот раз с препятствиями в виде лестницы на первый этаж. Только выбравшись из Храма Луны и оказавшись в безопасности в тени кустов Лунного Сада, они остановились. А еще пару мгновений спустя с облегчением расхохотались.
– Давно я так не бегала, – призналась Таисия. Улыбка тут же сошла с ее лица. – Но что это было?
После ее вопроса и у Эсме пропало желание смеяться.
– Не знаю, – призналась она. – Я снова видела что-то странное. Думаешь, со мной что-то не так?
– Но я же видела эту дымку, – резонно заметила подруга. – И она будто сама тянулась к тебе. Это ведь лунная роса, да?
– Похоже на то, – устало ответила Эсме. Улыбнулась через силу. – Будем радоваться тому, что нас не заметила Каталина. Иначе нам грозили бы по-настоящему крупные неприятности.
– В которые, прошу заметить, нас втянула именно ты.
Последние слова подруги (справедливости ради, произнесенные совершенно беззлобно), Эсме предпочла не услышать. И все же она чувствовала, как в груди что-то свербит. То ей мерещатся тени, то посещают странные видения… Однако нужно признать – жизнь многих великих волшебников и состояла из странностей.
А значит, и ее, будущую лунную скиталицу Эсмеральду, они не должны пугать.
Глава шестая. Отмеченный Зверем
Кассиан придирчиво рассматривал выложенные на бархатную подложку самоцветы. Прежний хозяин лавки никогда не предлагал ему фальшивый или некачественный товар – своеобразная благодарность постоянному клиенту. Однако теперь за прилавком стоял другой хэсс – более молодой и, как показалось Кассиану, более наглый. Хотя бы потому, что просил за тускловатый аметист двадцать монет.
– О, глядите-ка, наша дама хочет сплести себе бусики, – съехидничал кто-то за спиной.
Кассиан подавил вздох. Обернувшись, встретился взглядом с Эриком. Отмеченный Зверем стоял, засунув руки в карманы модных брюк, и насмешливо смотрел на Кассиана. Оба хэссы, они, тем не менее, были не похожи внешне. Светловолосый, щуплый Эрик казался младше своих семнадцати лет. Макушкой он доставал Кассиану до плеча, хотя тот сам не мог похвастаться долговязостью. Однако было и то, что их роднило.
В прошлом – дружба, в настоящем – серебрящийся на щеке шрам.
– Ты настолько загадочная в наших кругах личность, что иногда я сомневаюсь в твоем существовании. А тут смотрю – стоишь, камушки себе выбираешь. Могу я поинтересоваться, на кой ляд они тебе сдались?
– Тебе не понять.
– Ну конечно. Куда мне до тебя, величайшего из гениев. Ты настолько крут, что тебе даже наставник не нужен.
Что это в его голосе? Издевка или плохо скрытая зависть?
Кассиан терпеливо вздохнул.
– У меня естьнаставники. Ты прекрасно знаешь, что я обучаюсь на дому.
Он предпочел бы и вовсе ничего не объяснять, потому что чувствовал себя так, будто оправдывался. И потому что объяснять свои действия несколько лет подряд ему попросту надоело. Но, выражаясь словами матери, такова их стратегия. Таковы правила, которые ему приходилось соблюдать.
– О, все это знают. Шепчутся, что твоя сила настолько велика, что ты не можешь держать ее под контролем. Это правда?
– Да.
Кассиан отвел взгляд. Получилось само собой, но к месту. Для Эрика его опущенные глаза – признак стыда, нежелания признаваться в собственной ущербности, уязвимости. Кассиан и впрямь стыдился – лжи, брошенной в глаза того, кого он когда-то называл другом.
Ему было опасно с кем-то дружить. Кроме, пожалуй, Эсме, которую родители хоть как-то принимали. Она не была хэсской, не входила в круг общения Отмеченных Зверем и в своих Лунных Садах была по большей части изолирована от всего остального Фаграса. И то, говорить правду Эсме родители запретили. Во всем огромном городе она осталась последним его другом. От всех остальных Кассиана заставили отдалиться.
Давным-давно над их семьей нависла угроза разоблачения. Родители решили: чем меньше людей знает правду, тем лучше. Вот так и вышло, что знали только они и Раегел.
– Со мной работают лучшие учителя Акфарона. Они учат меня держать под контролем силу Зверя-без-имени. Просто во время этих уроков мне опасно находиться среди других людей.
Ложь легко сорвалась с губ – потому, что была отработана годами. Но из глаз Эрика не уходило подозрение. Неудивительно. До того, как Кассиан начал держать дистанцию со всеми бывшими приятелями и, главное, с Отмеченными Зверем, с которыми они регулярно встречались на тренировочных площадках Паттары, он не проявлял никаких выдающихся способностей. А тут в нем вдруг откуда-то взялась дикая, норовистая сила, которую сложно удержать в узде.
«Надо уходить».
Рука Кассиана скользнула в карман брюк, будто подражая позе бывшего друга.
– Странный из тебя Отмеченный, приятель, – зло хмыкнул Эрик. – Почему мы должны лебезить перед Паттарой, как дрессированные зверьки показывать, на что способны, пока ты сидишь в своей башне, как какая-то принцесска?
– Отстань, – процедил Кассиан сквозь зубы и попытался пройти мимо.
Не вышло – Эрик шустро схватил его за плечо и развернул к себе. Глаза недобро сверкнули, правый уголок рта прошила жесткая усмешка.
Началось…
– Нехорошо грубить бывшим друзьям.
– Меня просто раздражает, что ты мне не веришь! – старательно отыгрывая роль, вскрикнул Кассиан. – Почему меня не могут оставить в покое!
Он взмахнул рукой, и на мостовую на безопасном расстоянии от людей упал огненный сгусток. Ближайшие к нему лавочники и покупатели вскрикнули от неожиданности и разбежались в разные стороны. Эрик наблюдал за затухающим огнем широко раскрытыми глазами.
– Видишь, что ты натворил, – прошипел Кассиан.
Демонстративно толкнул плечом бывшего друга и ушел.
Самоцветы, которые он так придирчиво выбирал, остались лежать на бархатной подложке. Судя по взгляду оторопевшего лавочника, в следующий раз он будет куда сговорчивее.
Кассиана переполняла злость. Не на родителей, что заставляли его изображать из себя великого заклинателя. На судьбу. Почему он не мог быть нормальным Отмеченным Зверем? Тем, кто медленно, постепенно взращивает силу, а не тратит время на дешевые и опротивевшие уже фокусы? Или, в конце концов, обыкновенным хэссом? Тем, кто способен использовать пронизывающую пространство лунную росу, чтобы управлять элементами? Пусть даже не выходя за рамки несложных чар?
Стать бы ему камнеплавом и превращать горы в города с их чудесными башенками, храмами и дворцами. Или заиметь способности укротителя пламени. Несколько таких жили в подножье проснувшегося вулкана и защищали его жителей от лавы и огня. Или в роли укротителя воды и ветра вместе с капитанами и их командой бороздить моря…
Смешно и стыдно говорить его амбициозной матери такое, но, Луна – свидетель, Кассиан был даже не против участи помощника на ферме, куда подавались элементалисты с низким уровнем дара. Что ни говори, а они совершали благородное дело, освобождая работников полей от забот: пахоты, возделывания, полива. Все это делала за людей стихия под контролем элементалистов.
Он мог бы выбрать десятки путей… а вместо этого приходилось в какой уже раз прибегать к дешевому трюку. Но за представлением – их с Эриком ссорой – наблюдали люди. И, что важней, окна Храма Паттары выходили на рыночную площадь, а на его щеке серебрились три полоски от когтей Зверя-без-имени. Право обладать священным шрамом Кассиану приходилось отстаивать ночь за ночью.
Очередная стычка закончилась применением его силы. Так учил его отец: появился шанс показать свою ярость – показывай ее. Чтобы укрепить те слухи, которые распространяла их семья. Чтобы отвести от себя подозрения. Чтобы не прослыть слабаком.
Главное – вовремя бросить склянку с зельем, собственным криком заглушая звон разбитого стекла. Кажется, у него получилось. Флакон был зачарован особым образом – осколки таяли, коснувшись лунного света. Жаль, не получалось сделать так, чтобы магия выплескивалась, а пузырек оставался у Кассиана в руке. Тогда обнаружить доказательства его шарлатанства было бы и вовсе невозможно.
Но его мама вместе с другом семьи, алхимиком Раегелом, постоянно дорабатывали состав и улучшали обманку. Пламя в качестве чар они выбрали не случайно: в сознании людей оно сопряжено с бесконтрольностью, со вспышками ярости и гнева. Образ Кассиана должен отождествляться у людей с чем-то огненным, взрывоопасным. Такова была тактика Доминики. Его мать – не только уважаемый член королевского совета, которой была дорога репутация их семьи, но и умелый стратег. Все, что оставалось Кассиану – полагаться на нее и прилежно играть роль Отмеченного Зверем, который отчаянно пытается держать под контролем собственную силу.
Чтобы никто во всем Фаграсе – и особенно Паттара – не догадался, что магии Зверя-без-имени, которая должна пульсировать в его венах, в нем попросту нет.
