bannerbannerbanner
Солнечные дни

Денис Александрович Игумнов
Солнечные дни

Полная версия

– Бедная девочка. – Я осторожно взял её ладонь в свою руку. – Теперь я понимаю, какой ужас тебе пришлось пережить.

– Мы должны избавиться от него.

– От кого? – Я по-прежнему не понимал.

– От дома.

– Хорошо, как скажешь, я и сам об этом думал.

Глава 4

Покупатель на дом всё никак не хотел находиться. Уже пришлось два раза снижать цену и всё равно: люди звонили, интересовались, но дальше наши дела не продвигались. Наконец, 31 июля мне на сотовый поступил звонок.

– Добрый день. Вас беспокоят по поводу покупки дома, – очень вежливый, интеллигентный, вкрадчивый голос.

– Да-да, я вас слушаю.

– Меня зовут Владимир.

– Модест.

– Ок. Дом кирпичный, все коммуникации подведены?

– Да, полный комплект.

– Хорошо. Я правильно понимаю – вы в нём не живёте?

– Угу. Да.

– Надо посмотреть. Когда сможете показать?

– В эту субботу вам будет удобно?

– Да, Модест, вполне. После обеда, часов в семь.

На том и порешили. В субботу я и Настя выехали в деревню Ножницы. Ехали по Щелковскому шоссе: утренние пробки дачников к шести вечера рассосались, и мы спокойно проехали до моста через МКАД, там нам пришлось совсем чуть-чуть поскучать, и дальше путь был открыт. На радостях я нажал на педаль газа и расплата за моё "лихачество" не заставила себя долго ждать. За поворотом на Балашиху нас остановили. Я совсем забыл про этот стационарный пост ДПС и слишком поздно снизил скорость. Затормозил я немного дальше поста. К нам неспешно, походкой повелителя мира, подошёл полицейский. Молодой, холёный, но уже успевший набрать с десяток лишних килограммов. Пока он к нам шёл, у меня с Настей произошёл следующий разговор:

– Модя, мы можем опоздать на встречу, – с упрёком заявила мне жена.

Блин, ну я в чём виноват? Я не нарочно, наоборот, хотел успеть на встречу. Это же она сама долго копалась, красилась, собиралась и мне поэтому пришлось ехать быстрее.

– Милая, что я могу поделать? Штраф – не тюрьма.

– Да, но мы теряем время.

Сдалось ей это время. Покупатель, если что, сможет и подождать. На дороге всякое бывает, должен понять. Я хотел ей ответить, выразить раздражение по этому поводу, но рот мне заткнул стук жезла в окно. Я нажал на кнопку, стекло опустилось вниз. Настя меня завела, остыть я не успел и вместо заготовленной сначала улыбки, я довольно неприязненно взглянул на постового. Он это заметил. Чёрт, не совсем хорошее начало.

– Добрый день. Сержант Востриков, – он отдал честь. – Вы превысили скорость. Предъявите документы, пожалуйста, – я передал ему бумаги. – И страховку.

– Там есть. В кармашке, после ПТС.

– Я вижу, – полицейский хмурился, внимательно рассматривал документы, тянул время.

– Сержант, извините, я спешу, нельзя ли побыстрее, – не сдержался я. Зачем?

– Поспешай медленно. Слышали такую поговорку. Вам придётся со мной пройти на пост.

Этого ещё не хватало. Начнётся сейчас нудота на полчаса.

– Слушайте, может, решим на месте. Мы с женой действительно очень спешим.

Сержант похлопал книжками документов по внешней части ладони левой руки и заявил:

– Там разберёмся.

Вынеся вердикт, он повернулся и собрался уходить, не желая дальше слушать мои жалкие доводы. В этот самый момент в разговор встряла жена. Она открыла дверь, вылезла из автомобиля и окликнула полицейского.

– Эй! Послушайте, господин полицейский.

Сержант застыл, не успев сделать и шага, развернулся и посмотрел на Настю. Но слушать оказалось нечего. Она ему так ничего не сказала. А сержант Востриков постоял секунду другую и вернувшись к моей дверце отдал права, приложил ладонь к фуражке, пожелал доброго пути:

– Всё в порядке. Можете ехать. Внимательнее на дороге.

При передаче мне им документов, я хорошенько смог рассмотреть его глаза – пустые, выкаченные, как у пластмассовой куклы. Ясное дело, он находился под гипнозом и действовал на автомате.

Я завёл машину и, ни слова не ответив на пожелания сержанта, тронулся с места. С женой я обсуждать случившееся тоже не стал. О чём говорить? И так всё понятно.

Вышло так, что спешили мы напрасно. Покупатель так и не явился. Его телефон не отвечал, хотя звонок проходил – гудки я слышал. Прождав его до девяти, мы решили отправиться в обратный путь. Сели в салон автомобиля, я повернул ключ зажигания. Раздался тревожный звук – "Трух тух тух тух тух". – Мотор кашлял, перхал, но заводиться не желал. Я предпринял ещё одну попытку.

– Что за хрень!

– Попробуй ещё раз, – спокойно посоветовала Настя.

Я попробовал раз и другой, и третий, и двадцать седьмой. Машина заупрямилась и отказывалась уезжать. Я пошел, открыл капот. Вроде всё нормально. Вернулся в салон, проверил приборы и нашёл причину – аккумулятор сел… Он не мог сесть. Мы проехали от нашего дома до дома деда порядка ста километров и он, по идее, всё это время подзаряжался. Но как говорится: факты упрямая вещь.

– В багажнике есть зарядка, – обратился я к Насте. – Часа четыре нужно, чтобы он восстановил заряд.

– Я не хочу здесь находиться.

– Знаю. К сожалению, других вариантов нет. Переночуем, а завтра утром уедем.

– Давай, такси вызовем.

– Да ты что? Как я машину-то брошу? И вообще не уверен, что сюда кто-нибудь в такое время поедет. Одиннадцатый час. – И предвидя её следующее предложение, сказал: – В деревню тоже идти не вариант. Там одни конченные живут. Нас не поймут.

К этому времени на дворе совсем стемнело. Мы сидели в тёмном салоне автомобиля и пререкались. В конце концов здравый смысл победил, и мы переместились из машины под крышу дома. Внутри жилища колдуна сохранялась своя особая атмосфера. Само собой затхлый воздух (уезжая, мы плотно запечатали все окна и двери), жара (дом хорошенько нагрелся за жаркий летний день), но и особая тишина, тьма, расползшаяся по углам, из которых её и свет электрических ламп не мог полностью изгнать и, конечно же, едва заметный запах библиотечного тлена.

– Спать будем здесь, – безапелляционно заявила Настя. – На второй этаж подниматься не будем.

Я согласился. Не будем, так не будем. Чего я там не видел? Участвовать в экскурсии по местам смерти, особенно по ночам, не моё хобби. К таким вещам я на удивление не любопытен. И здесь на первом этаже знаков, говорящих о относительно недавнем пребывании покойника в доме, хватало. Все зеркала, а их в доме было не мало, оставались завешаны тряпками. И мне почему-то не хотелось их снимать. Возможность прикоснуться к ним и то пугала. Поэтому я тем вечером чистил зубы, не наблюдая в отражении свою поднадоевшую мне за двадцать восемь лет жизни физиономию. Вот и ещё один, второй повод завтра не бриться. Первый это отсутствие у деда в запасниках безопасных бритв, как оказалось (я все шкафчики в ванной перерыл), он предпочитал соскабливать лишнюю щетину бритвой опасной. Бриться ей после того, как он (мертвец) прикасался к ней, казалось мне нечистоплотным кощунством. И хотя я привык быть гладко выбрит каждый день, один раз придётся изменить хорошей нужной привычке. Ничего, потерплю. Один раз не пидо*аз.

Еды у нас с собой не было. Кто знал, что так всё сложится? (Кстати, меня удивило, почему жена ничего не почувствовала, ей я ничего не сказал и всё же. Или она не могла. Может быть, в этом случае, её таланты что-то блокировало?). Поэтому спать мы легли голодные. Разложив диван и расстелив бельё (Настя сходила куда-то в район кухни и вернулась со стопкой одеял, чистых простыней и пододеяльников), мы легли.

– Свет не выключай, – попросила она меня.

– Настюш, я так не засну. Давай я выключу верхний, а ночник оставлю.

После некоторых колебаний она согласилась. Она вела себя так, будто действительно верила в не умершего, затаившегося где-то поблизости деда Игната. Мне такие сантименты были чужды, но недооценивать силу фантазии женщины, обладающей паранормальными талантами ведуньи, я не собирался. Ясно, что для неё ночевать в доме, где её на фоне нервного истощения посещали галлюцинации, было тяжело, страшно. Понимая это, я попытался её обнять и прижать к себе. Настя мягко, но настойчиво отстранилась, отказалась от моих охранных услуг. Её кожа показалась мне ледяной. Никогда раньше от неё не исходил такой холод. Лёжа на спине, уставившись в потолок, она замерла в ожидании. Мне же очень хотелось спать и это желание с каждой следующей секундой наливалось свинцом, туманя разум и спихивая его в пропасть сновидений. Так я и заснул. Последнее что я видел в реальности, была моя жена, неподвижно, словно мёртвая, лежащая рядом со мной.

Не знаю сколько я спал: по-моему, не больше двух часов. Разбудило меня чувство нарастающего беспокойства, распространяющегося ордой кусачих муравьёв от копчика, далее по спине, накидывающее петлю на сердце и наконец незваной трясучкой проникающее мне в мозг. Накал лампы в ночнике достиг критического уровня – спираль еле тела. Самая большая, главная комната первого этажа будто скукоживалась в размерах, сжималась. Вещи, лежащие, стоящие у стен (стулья, столик, наша одежда на них), и сами стены растворялись в накатывающем мраке. Лампа ночника неожиданно подмигнула. Настя уже не лежала, вытянувшись на спине, она за эти два часа моего сна успела повернуться на бок и теперь я мог лицезреть лишь её спину. Бархатистая кожа, – белые лямки бюстгальтера врезались в неё беспощадными лентами, сжимая в бездушных объятиях мою родненькую, – волосы сбились на сторону, открыв изгиб шеи с трогательным невесомым пухом на ней и неловко выпирающий в мою сторону локоток. Прилив нежности захлестнул меня, на мгновение изгнав из сердца тревогу. Но сейчас же я испугался сильнее прежнего. Мне показалось (да что там, я был совершенно уверен) – моя Настя не дышит. Ага, неужели она… Боясь, дрожа, я, всё же пересилив себя, вцепился в её плечо. Трясти я жену не стал, мне было этого мало, хотелось выяснить всё быстрее, и поэтому повернул её рывком к себе. Сморщенное в печёное яблоко лицо, ввалившиеся, словно сдувшиеся, глаза прикрыты коричневыми веками и борода. Борода с жёлтыми клочками венчала эту невозможную конструкцию сатанинского коллажа. Я смотрел в лицо умершего почти год назад деда Игната.

 

– АаАА! – не сумел себя сдержать я.

Я отпихнулся от страшной несуразности трупа и упал с дивана…

Удар об пол меня разбудил. Открыв глаза, я с облегчением понял, что мне привиделся очередной кошмар. Во сне, борясь со своими призрачными страхами, я скинул сам себя с кровати и вдобавок утащил с собой одеяло. Ночник освещал комнату с прежней яркостью. А как же иначе? Всё оставалось на своих местах. Я встал. Настя лежала, свернувшись калачиком, подтянув к животу ноги. Она дышала. Всё было в норме. Мне её стало жалко. Я лишил её одеяла и ей должно было быть сейчас очень холодно. Мне доставило удовольствие укрыть её. Я обошёл диван и присел рядом. Чтобы убедиться окончательно, что всё в порядке, я осторожно взял её за руку. Кожа оставалась по-прежнему холодной, но сквозь неё виднелись трепетавшие в ритме пульса живые голубые жилки. Потянув её руку на себя, сжал её и позвал:

– Настюша-а, – погладил её по щеке. – Настюша, открой глазки, посмотри на меня.

Её губы что-то прошептали, но она так и не проснулась. Дальнейшие, всё более настойчивые попытки её растолкать тоже ни к чему не привели. Жена спала медвежьим зимним сном. Сделав последнюю попытку добиться от Насти человеческой реакции, я убрал от неё руки. Что делать дальше, мне было непонятно. Опустив голову, я ждал сам не знаю чего. И дождался.

Дом ожил. Из коридора, ведущего в ванную, начали раздаваться подозрительные звуки. Там кто-то стоял и дышал. В дом забрался вор? Да нет, на всех окнах решётки, проникнуть внутрь, не создав значительного шума, ему бы не удалось. Надо проверить. Оставив жену в объятиях хитрого Морфея, я пошёл проверять коридор. Меня встретила влажная темнота: от ночника сюда должен попадать хотя бы отсвет, но на границе двух помещений дома свет как отрезало – отбрасывало рикошетом назад.

Справа на стене висел выключатель – я помнил, что он висел именно там. Пришлось погрузить руку по локоть в жидкую черноту коридора. Выключатель всё никак не хотел нащупываться. – "Щёлк" – лампочка дёрнула жёлтой вспышкой, осветив узкое пространство – щель коридора. Никого нет. Стены, забранные синей материей, пыльный потолок, скрывающий чёрный блеск, паркет. И здесь раз – стон. Самый настоящий протяжный стон, с высокой ноты до низкой, без перерывов, на выдохе – "Ууууууооох", – это из ванной.

Каждый следующий шаг мне давался труднее предыдущего. Хорошо, что выключатель ванной комнаты висел снаружи. Белая полоска, зажегшаяся под дверью, стала сигналом. Я вошёл. Белый кафель, чёрная затирка, занавешенное черным куском газовой тёмной ткани зеркало. Стон. Снова этот стон – " Ууууууооох". – Аж гриппозный озноб пополз по телу. Занавес заколебался, что-то из зазеркалья просилось наружу, дуло оттуда могильным сквозняком. Замерев, я уставился на зеркало. Дыхание и стон. Лишь бы занавес не упал. Шагнул назад, моя рука легла на ручку двери, и я, опершись на нее, выскочил из ванной. Дверь закрылась. Свет выключать я не стал, так спокойнее.

Вернулся в спальню к Насте. Там тоже висело зеркало, совсем маленькое, рядом с ночником. Закрывавшая его рубашка сползла, и открылся небольшой уголок зеркальной поверхности – внизу слева. Я хотел сразу пройти к Насте разбудить её во чтобы-то не стало и увезти отсюда. Аккумулятор уже должен был давно набрать нужный для поездки заряд. Меня задержало это грёбаное зеркало. Там что-то двигалось. Я, окаменев, стоял на месте, и это «что-то» никак не могло быть моим отражение. Помелькав неясным мельтешением, с другой стороны стекла к зеркалу прижался огромный зелёный глаз. Он расползся в стороны, а его зрачок заметался и… остановился на мне. Хватит. Я прыгнул к зеркалу, рубашку натянул на рамку-оправу и это исчезло. Кинулся к Насте. Затряс её, как куклу.

– Настя, вставай. – А наверху затопало. Там ходили, передвигали мебель. – Да очнись ты! Ну пожалуйста, милая, просыпайся, – Настя превратилась в коматозный овощ. Такой глубокий сон больше походил на летаргию. – Б*ять. Настя! Настяааа!

Мне пришла мысль одеться. Оставив жену лежать на диване, натянул джинсы, надел рубашку. Я был очень возбуждён и почти перестал себя контролировать. Именно поэтому я, несмотря на сгущающуюся атмосферу ужаса, прилёг рядом с Настей. Я решил сосредоточиться, а потом забрать жену (на руках её понесу) и уйти к трассе; там поймать попутку и домой. С машиной потом решу. Мои глаза закрылись, как я думал всего на секунду, и сразу все посторонние звуки в доме стихли…

Я приподнял голову от подушки и увидел – оконные стёкла обожжены красным. Ё-моё, солнце уже взошло. Часы в мобильнике показывали четыре пятнадцать утра. Как же я так отрубился? Первое что я сделал очнувшись, посмотрел на ту половину дивана, где лежала Настя. Её не было. Где? Меня подбросила вверх тугая пружина страха за любимого человека. Оббегав дом сверху донизу, поломился на улицу. Входная дверь оказалась открытой. Выбежав наружу, я лоб в лоб столкнулся со старым знакомым. Вокруг дома шатался тот нищий с кладбища – рот, что жопа.

– Ты что здесь делаешь?

Участок был обнесён забором из рабицы, и проникнуть на него не составляло труда. В прошлом сама нехорошая слава хозяина дома охраняла его от незваных гостей. Видно, кладбищенскому бомжу закон был не писан и, как только он меня увидал, кинулся на встречу.

– Вощми, – прошамкал он, протягивая мне на открытой ладони некий предмет треугольной формы.

– Давай вали отсюда, пугало.

– Вощми и я шрашу уйду. Тебе надо, не мне.

Очень уж мне не хотелось пререкаться с этим бездомным: меня сейчас единственно интересовало, куда делась жена, но и хватать что попало из грязных рук, неизвестно чем болевшего бомжа, мне не хотелось. Я предпринял попытку обойти его, он преградил мне путь, снова настойчиво предлагая взять себе его подарочек. Некогда мне с ним было возиться. Ну не толкать же его и не бить в самом деле (фу, фу, фу, меня аж передернуло). Несло от него хуже, чем от заплесневевшего на жаре поноса тифозного больного. Пришлось искать компромисс. У меня с собой был чистый носовой платок, его-то я и достал. Используя платок, как перчатку, забрал предмет у нищего. При ближайшем рассмотрении он оказался сшитым грубыми нитками кусочком замши. Внутри у него там что-то хрустело и перекатывалось, словно крошки бисера. К одной из сторон треугольника неизвестный мастер приделал петельку и пропустил сквозь неё суровую нитку. Убожество какое-то. Пришлось, предварительно завернув в платок, засунуть его в задний карман джинсов. Нищий сразу отошёл в сторону, путь к калитке оказался свободен. Уже повернувшись к нему спиной, я услышал, как он мне посоветовал:

– Оберег лушче ношить на шее.

Ага, сейчас, разбежался. Повешу я какую-то чумную ладанку себе на шею, держи карман шире. Вот отойду подальше и выброшу.

– Чтобы к моему возращению тебя рядом с домом не было, – обернувшись к бомжу, пригрозил ему я.

– Она на клабище пошла.

– Что-что? Так ты видел мою жену?

Я сделал шаг назад.

– Её пошвали. Беги, шмотри не опошдай.

Немного поколебавшись, я всё же принял решение последовать совету нищего предсказателя и побежал.

– И лешнишу не забудь, – крикнул нищий мне вслед.

Я бежал и думал: «Какую ещё "лешнишу"? Что он хотел сказать? Бред. Может, он говорил про лестницу. Тогда зачем она мне на кладбище. Абракадабра какая-то". Более ни на что постороннее не отвлекаясь, в том числе – и на собственные мысли, я сосредоточился на беге. Моя физическая форма никак не тянула на натренированность призёра олимпийских игр (да ни на какого призёра, никаких игр она не тянула), я даже тренажёрку забросил года два назад и теперь лишний, набранный за последние годы сытой семейной жизни жир давал о себе знать. Кладбище от дома отстояло на относительно близком расстоянии – всего километра два с половиной, ну, может быть, – три. Но мне они дались, как марафонская дистанция новичку. Через двадцать минут мучений, разгорячённый до состояния раскалённого, полностью выкипевшего чайника, чувствуя привкус крови во рту, и с сердцем пытающемся выскочить через горло, я припыхтел к воротам кладбища. Найти участок, где выпирала из земли могила деда (а куда же ещё на кладбище Настюша могла ещё пойти), было не трудно. Со дня похорон прошло не так много времени, и я не успел забыть расположения участка. За несколько десятков шагов до могилы я её увидел: она, полусидя-полулежа, облокачивалась одной рукой об могильный холм, а другой опиралась о надгробье…

Настя вышла из дома ещё затемно. Она не хотела туда идти, но ничего не могла с собой поделать. Её тело действовало, как во сне. Разум противился и подчинялся. Весь путь она преодолела босиком, хорошо ещё успела накинуть на себя плащ, а иначе пришла бы на кладбище одетая в одно полупрозрачное бельё. Ничего себе картина: обнажённая красавица, бредущая в туманной дымке через поле, обильно засеянное крестами. Чем ближе была могила её деда, тем сильнее она зависела от идущего из неё зова. Суставы выкручивала ломка и, делая последние шаги к могиле, Настя почувствовала себя марионеткой, полностью зависящей от чужой злой воли. Та же сила, что и вызвала её, заставила опуститься на колени перед надгробьем, и сейчас же в голове зазвучал утробный голос деда: "Ниже, наклонись ниже. Не бойся, внучка, я не сделаю больно". – Настя ощутила на своём затылке холодные, скользкие ладони и они тянули её к земле. Это мерзкое ощущение немного привело её в чувство, она обрела способность к инстинктивному сопротивлению. Она противилась, ей очень не хотелось вмазаться чистым лицом в грязь могильного холмика. А руки деда всё тянули и тянули, всё давили и давили. Перед её глазами предстал лежащий в гробу покойник, его лиловые губы шептали слова богохульного заклятья. Дед Игнат, каким-то извращённым ментальным образом, хотел войти в неё, совершить некрогрех посмертного инцеста. Грязные, грязные, проклятые слова. Нет и нет, она не хочет быть с ним, не хочет быть им. Левая рука всё глубже входит в землю – уже по локоть; правой рукой она изо всех сил цепляется за гранит плиты, но силы на исходе, они оставляют её. Секунда и всё будет кончено…

– Настя! Милая моя, очнись, – я отрываю (отдираю) её от могилы, беру на руки. – Ну посмотри на меня, посмотри.

Она быстро дышит словно лесная зверушка, попавшая в капкан. Обнимает меня за шею и кладёт голову на грудь.

– Унеси меня отсюда, – просит она меня слабеющим шёпотом.

Тащу её до дома на руках. И усталость прошла и измотанность исчезла. Я так рад, что она жива и мой организм выдаёт мне бонусом дополнительные силы.

– Ничего не бойся, всё прошло. Испачкалась немножко, но это мы сейчас быстро всё смоем, – подходя к дому, в шутливом тоне обещаю ей заняться её туалетом.

Она дёргается, отстраняется и, смотря мне прямо в глаза, говорит:

– Нет. Только не здесь. Я к нему заходить не буду. Поехали скорее в Наш дом.

– Хорошо. Ты посидишь в машине, а я соберу вещи.

Я быстро собрал всё наше барахло, установил аккумулятор на место, и помог жене умыться набранной мной в доме, в полуторалитровую бутылку, воды. Когда я вернулся к машине, жены на месте не оказалось. У меня сердце провалилось в желудок, так я испугался. Меня опять затрясло. Моё предынфарктное состояние продлилось не долго, жена вышла из-за угла дома.

– Ты что там делала? – невольно и недовольно хмурясь, поинтересовался я.

– А ты сам – как думаешь?

Пришлось удовлетвориться этим её объяснением, хотя принять его до конца мне мешало вернувшееся ко мне внутреннее чувство тревоги.

Настя оделась, и мы сели в машину. В этот раз машина завелась с пол-оборота и всего через час двадцать умеренно быстрой езды мы прибыли домой.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19 
Рейтинг@Mail.ru