Денис Александрович Игумнов
Подушка из лезвий
Дельфинчики в моей голове
В начале июня в Москве, почти каждый год, бывает даже очень хорошо. Ещё не так жарко, но ночи уже тёплые. 22 градуса тепла это самое то – для такого большого мегаполиса. Комфортная погода для работы и для любви.
Женя Горохова сегодня в выходной, по случаю дня России, понедельник ехала на троллейбусе в Ашан за покупками. Ну, как за покупками – так хотела себе на лето новых купальников там, платьев, босоножек прикупить. Она не спешила, наслаждалась погодой и даже не побежала к отходящему от остановки нужному ей номеру. Спешить ей сегодня не хотелось. Их с мужем старенький Шевроле Круз, как назло, два дня назад сломался и теперь стоял в автосервисе, откуда они могли его забрать, по случаю праздников, в лучшем случае во вторник или среду. Олег – муж Жени, – на отрез с ней отказался ехать. Благородно плюхнувшись на диван, заявил – "Знаю я тебя, поедешь и на весь день в торговом центре зависнешь. Меня твоим часочком не проведешь. Завтра в институт, а я за три дня ни одного часа дома не был. То одно, то другое. Никаких особо тяжёлых предметов тебе тащить не придётся, так что езжай сама". – Ну, не наглость? Из-за этого она с мужем немного поскандалила, так для порядка, хотя ей и самой, в этот раз, хотелось поехать одной. Вот только троллейбус… Фи, общественный транспорт.
Жене было 22 года, и она в следующем году должна была сдавать ГОССЫ и писать диплом. То есть сначала писать, а потом сдавать. Училась она на биофаке МГУ, там же, где и её муж, только он уже являлся заслуженным аспирантом, любимчиком преподавателей и его научных руководителей. В общем, они были типичной парой молодожёнов. Оба москвичи из интеллигентных семей. Все вокруг их считали идеальной парой. Действительно, они друг друга любили и переживали тот счастливый период, когда молодость, не растраченная в постельных баталиях сексуальность, давали знать о себе каждую ночь и не один раз. Для половины женщин занятия любовью не были чем-то приоритетным, но не для Жени: она регулярно испытывала честные оргазмы и совсем не понимала, как вообще в сексе можно обходиться без них. Конечно, до модельных эталонов молодожёнам было далеко, и всё же Женя и Олег были симпатичной парой. Особенно Женя – небольшого роста, с прекрасным телом, гладкой кожей, сильными ногами, грудью четвёртого размера, плюс – плоский живот, широкие бёдра и попа, не то, чтобы большая, но очень по-плотски соблазнительная.
Женя от природы блондинка, едва уходящая в рыжину, но почему-то всегда красилась только в рыжий цвет. Она считала, что так она выгодно подчёркивает этим свои большие зелёные глаза. Круглое лицо её типично русское, скуластое, со щёчками и ямочками на них, так и хотелось расцеловать, настолько милым и непосредственным оно казалось. А ещё у Жени была замечательная анатомическая особенность, ну очень нравящаяся Олегу. Это были её ступни – маленькие, изящные, но не узкие, а такие широковатые с розовой плотной пяточек и маленькими аккуратными прямыми пальчиками, выстроившимися за большим пальцем чётко по росту. Олег их обожал и часто ласкал их разнообразными, но не пошлыми способами.
Сам же глава молодой семьи – Горохов, выглядел менее ярко, чем его жена, но отличался умом и, что немало важно, его остротой и высокой производительностью. За словом в карман не лез и мог выиграть любой спор. Внешне он походил на актера Евгения Миронова в молодости, с таким же неуловимо удивлённым выражением лица, круглыми наивными глазами, широким лбом, по-детски мягким ртом. Но он был отнюдь не хлюпик и мог постоять за себя не только словесно. Характер имел упрямый и всегда добивался своего, чем, собственно, и понравился своей будущей жене. А потом выяснилось, добавилось этаким приятным сюрпризом к интеллектуальным способностям Олега, что он ещё ненасытен и умел в постели.
С деньгами, правда, было не очень, но родственники помогали. Потом перспективы были туманны. Женя, правда, ни на секунду не сомневалась, что Олег, при его способностях, быстро найдёт себе хорошую работу, а о собственных заработках она и не думала. Семью должен обеспечивать муж, так ей всегда мама говорила. Пока беззаботное существование мотыльков молодожёнов вполне устраивало. Жили они отдельно от своих родителей, на квартире, доставшейся по наследству от любви не чаявшей в Олеге бездетной сестры его бабки. А что им ещё было нужно? Немного денег, получаемых от подработок Олегом, вполне хватало им на еду и одежду, а уж телесных радостей у них было вдоволь.
Женя сидела в передней части салона. Думала о чём-то своём и совершенно не следила за происходящим на улице. А троллейбус остановился на перекрёстке, дождался зелёного сигнала светофора и, тронувшись с места, начал пересекать одну из самых широких магистралей города. С противоположной стороны ему навстречу двигался бензовоз. Ехал он как-то нервно, вихляя из стороны в сторону, но главное – это скорость, которую он успел набрать к середине перекрёстка, она была для тяжелогружённой машины просто фантастической. На улице во всю загудели клаксоны. Кто-то закричал. А бензовоз на скорости, прямо в лоб, протаранил троллейбус: кабину водителя он смял сразу, подскочил и забуксовал колесами в его салоне. Цистерну развернуло, и она боком ударилась о борт покорёженного троллейбуса. Через секунду под днищем бензовоза что-то чиркнуло, пробежала искра и цистерна с бензином взорвалась. Море огня поднялось вверх, заклубилось чёрным дымом и почти сразу пало вниз, накрыв собой троллейбус и ещё захватив изрядное количество свободного пространства вокруг. Жар был такой, что у ближайших, затормозившись за несколько метров от огненного озера, автомобилей оплавились все пластиковые части – бамперы, держатели боковых стёкол, резинки дворников. Шансов выжить у Жени не было и в гроб с места происшествия отгрузили одни угли…
"Дрянь, какая же всё это дрянь. Похмелье, длящееся шестой месяц. Женя умерла и мне оказалось не зачем жить. Почему я с ней не поехал? Тупой ленивый идиот. Если бы мы поехали вместе, то наверняка сели бы на другой троллейбус и сейчас бы он была жива. У-у, суууука. Как же мне плохо… Ничего не помогает. Врач психотерапевт мне обещал, со временем будет лучше. С каким временем? Мне что полегчает лет через двадцать? Хотя бы выписанные им таблетки помогали, так ведь нет эффекта, ноль, лишь всё тело от них чешется. Нет, так дальше не пойдёт, надо сходить на приём, попросить чего-нибудь более сильного".
На носу был новый год, со дня аварии прошло почти шесть месяцев, а Олег страдал от глубочайшей депрессии. Он уже через месяц пошёл к врачу. Знакомые посоветовали ему хорошего знающего мужика – психотерапевта Праздникова Виктора Степановича. Но он подошёл к избавлению от безысходного чувства тоски, от потери единственного, до степени воя на луну, человека со странным безразличием. Советовал Олегу больше работать, начать регулярно заниматься спортом, искать отвлечения в новых увлечениях, стараться знакомиться с новыми людьми и в фарм поддержку выписал ему доступный всем желающим слабенький Персен. Олег этого Персена пережрал килограммы, и ничего. А по поводу новых знакомых и прочего, так Олег на одном месте и пяти минут высидеть не мог. Вот работа несколько отвлекала, но и то не всегда. К этому дураку Праздникову он ходил два-три раза в месяц, потратил на его консультации кучу денег, а этот учёный козел никак не реагировал на его жалобы, продолжая настаивать на прежних, назначенных им ещё в первое посещение методах лечения. Измученный, измотанный горем, боясь покончить жизнь самоубийством, Олег решил последний раз попытаться пойти на решительный штурм неприступной крепости жалости доктора и если ему не удастся его уговорить, то придётся искать более чутко относящегося к заболеваниям пациентов специалиста.
– Да вы понимаете, я больше не могу. Мне повеситься хочется. Выпишете мне нормальное лекарство, а не этот примитивный Персен!
– Олег, вы понимаете, от остальных, как вы говорите, сильных лекарств и побочные явления бывают сильные и чаще, да – чаще. – Сложив руки на внушительном пузе, произнёс доктор.
Праздников, был не просто психотерапевт, а кандидат медицинских наук, и понимал многое из того, о чём приходящие к нему люди и слышать не хотели. Олег оказался именно из таких, повысив голос, он почти прокричал:
– Да какие на хрен побочки?! Я сам сплошная побочка, мне сдохнуть легче, чем с постели встать!
– Я вас отлично понимаю, Олег. Время всё лечит, вам надо начинать жить, учиться жить заново, а не впадать в фармацевтическую зависимость от таблеток.
– Мне всё равно. Выпишите мне транквилизаторы, – упрямо и угрюмо пробубнил Олег.
– Я же вам с самого начала предлагал их выписать. Вы отказались.
– Что? – ошарашено переспросил Олег.
Он отлично помнил, что никаких подобных предложений от доктора не поступало. Бесплатный цирк, да и только. Хорошо, Олег решил не нагнетать, он постарался расслабиться (получилось ни очень, но всё же) и произнёс:
– После шести месяцев кошмара, я наконец решился. Вы были правы – мне нужны транквилизаторы.
– Хорошо, но после не приходите ко мне и не жалуйтесь, что что-то там пошло не так, – совсем не как профессиональный доктор, а как обиженный мальчик сказал Праздников и раздражённо поправил очки.
Доктор, конечно, не совсем это имел в виду, но Олег последовал его совету и больше к нему не пришёл. Да и потом ему понадобился совершенно другой доктор.
Транквилизатор назывался Метагексанол. Новинка на рынке. Он за две недели сотворил настоящее чудо. Олег успокоился: тревога ушла на второй план, тоска осталась, но стала не такой депрессивно всеобъемлющей, раздражающе тягучей, накрывающей психику чёрной грозовой тучей каждое утро. Просто Олегу было жаль и главное – он начал жить. Жить порой пробуксовывая, словно медленно ползущий по грязи вездеход, но целеустремлённо вытаскивал себя на сухую проезжую часть жизни. Топливом для его двигателя стал чудо транквилизатор. Он научился плакать и этот такой естественный акт человеческой натуры приносил ему облегчение. Два месяца было всё замечательно, пока одним мартовским утром Олег заметил в себе некие изменения, которые его взволновали по-настоящему.
"Что-то не так. Мне не хватает чего-то простого и такого привычного утром… на что я раньше и внимания не обращал. Блин. Что же это может быть?".
Олег недавно встал, поправил трусы, которые постоянно врезались в яйца, пошёл на кухню, взял кувшин и пока пил холодную приятную кипячённую, казавшуюся почти сладкой воду, наслаждаясь её вкусом через край, его осенило. Вот чёрт! Вода, сразу потеряв всю свою привлекательность утренней прохлады и свойства антифриза для желудка, перестала его интересовать. Он ещё с секунду постоял с поднятым к губам кувшином, позволяя воде литься ему на грудь, потом поставил его на стол и схватился за свой конец. У него уже третий день подряд отсутствовала традиционная утренняя эрекция. Такого он не помнил с тех времён, когда он ещё голожопым бегал от мамы по двору деревенского дома бабушки. Олег гордился своим мужским началом гораздо сильнее, чем это могло показаться его знакомым или его девушка. Ходоком он не был, но и прыщавым задротом – тоже. До того, как он без памяти влюбился в Женю, у него в постели побывало с десяток тёлочек. С момента смерти жены он постился, о сексе и не помышлял, регулярно снимая накопившееся напряжение онанизмом. И никогда с эрекцией у него вопросов не возникало. Можно даже было сказать, что ручное расслабление, особенно в первые самые тяжелые шесть месяцев, помогало ему забыться лучше всяких лекарств. Звучало грубо и совсем не романтично, но может именно ежедневная мастурбация не дала ему окончательно свихнуться от горя. Что поделать, такова реальная жизнь. От таких фактов никуда не денешься. И не надо врать самому себе. Любовь любовью, а физиологические потребности ещё никто не отменял… И вдруг на тебе.
"Может, я ошибся и со мной всё в порядке? Может, это я себя просто так завожу? Мне перестало сильных впечатлений хватать? Ладно, сейчас проверим".
Олег сел в кресло, закрыл глаза и сосредоточился. Бывало, ему лишь стоило представить голую девушку – любую девушку, у которой есть грудь, ну и ноги, и руки, конечно, и у него сразу начинал опухать стручок. А сейчас ничего – полный, мать его, штиль. В каких он позах и кого он только себе не представлял и девочек из молодежных групп и мировых кинозвёзд и офигенную соседку с нижнего этажа, всё без толку. Он уже и поглаживать его начал, чего прежде никогда не делал: эффект тот же. Ноль. Полный. Тогда Олег Горохов бросил фантазировать и кинулся к своему ноутбуку. Он очень спешил. Включил. Зашёл в поисковик. Набрал запрос – русское порно и нажал на первый вывалившейся сайт с бесплатной порнушкой.
"Ну-ка, давай. Ну же… ну… О вот этот ролик подойдёт и телочки вроде ничего. Так".
Из динамиков полились стоны и неприличные крики. На экране замельтешили соблазнительные обнажённые тела.
"И, и, и… Не стоит – вялый, как хобот у дохлого слона. Гадство, если я и дальше буду так наяривать, то могу и головку, к хренам, оторвать. За что мне всё это? Почему я?".
После ещё нескольких последовательных неудачных попыток, Олег отправился в институт. А после работы на кафедре побежал в платную поликлинику к врачу сексопатологу. Прежде всего он прекратил приём метагексанола. Началось долгое лечение: что Олег только за следующие полгода не перепробовал: это и трибестан, сеалекс, золотой корень; и йохимбин, ловерон, виагра. Плюс диета – орехи, мёд, моллюски. И что же бы вы думали, как эрекции не было, так и нет. Олег перечитал гору учебной литературы по поводу мужского здоровья, стал специалистом-любителем в этом вопросе и всё это ему не помогало. Надо отметить, что при всём при том, если верить анализам: уровень тестостерона в крови у него оставался на прежнем, совершенно нормальном уровне. Врачи эту загадку объясняли просто психологической травмой и чрезмерно усердным лечением её транквилизаторами. Иными словами, в голове Олега что-то там сдвинулось и процессы в дуге нужных желёз как-то (как точно никто не знал) были нарушены. Он этим туманным объяснениям не верил. Травма была, да, конечно, но в то же время единственным светлым моментом во всей этой суете оставалось то, что он не так много теперь думал о погибшей Жене. Не сходилось что-то в теории медиков, не сходилось. Олег превратился в злого озабоченного сексом импотента и этот момент его напрягал больше, чем потеря способности заниматься любовью.
Наступил август. Горохов собирался в экспедицию вместе с группой учёных из Владивостокского института исследований моря. Целью научного похода являлось изучение поведения диких дельфинов и их взаимодействия между собой, как их отдельных групп, так и определение закономерностей иерархической структуры внутри этих сообществ (конечно, если такие закономерности вообще существовали).
Раньше приборы измерения уровня энтузиазма в организме Олега просто бы зашкаливали, а сейчас вся подготовительная суета экспедиции его страшно раздражала. Ехать он никуда не хотел, хотя он мог бы получить бесценный опыт и набрать достаточно интересного материала для будущей кандидатской. И всё же – делать было нечего, он поехал.
Всего от его института в экспедиции присутствовало трое – он, его научный руководитель – профессор Кадышев Степан Николаевич и младший научный сотрудник – преподаватель зоологии Семёнова Надежда. Надежда на редкость не симпатичная женщина – 35 лет, не замужем, бездетная. Вся какая-то растрёпанная, серая, сухая словно вобла, костлявая, плоская доска с длинным носом, муравьиными глазками и ко всем своим прелестям с непреходящим, казавшимся Горохову вечным, прыщом под носом. И вот эта супергоргулья заигрывала с ним и тогда, когда он был женат, и после смерти Жени продолжала донимать.
Профессор Кадышев человек заслуженный, придирчивый к мелочам, но справедливый, относился к Олегу довольно сносно. Гнобил студентов-аспирантов в меру и старался передать им свои знания как можно в более понятной, и что немаловажно, полной форме. Кадышев достиг шестидесятилетнего рубежа в прошлом году, удерживая физическую форму сорокалетнего и оставаясь подтянутым импозантным мужчиной. Лицо чистое почти без морщин, аскетичное, скуластое, глаза ввинчены глубоко под надбровные дуги и стреляли оттуда хитрым ироничным прищуром. В одежде он предпочитал вещи эстетской направленности, в частности: он обожал бархатные пиджаки разных расцветок. В его гардеробе их насчитывалось не меньше дюжины.
Остальные десять человек исследователей представляли, собственно, само океанографическое общество. С ними Олег был почти не знаком, видел некоторых из них на научных конференциях, да и только. В основном все не старше сорока, молодые специалисты мужчины. Женщины среди них отсутствовали. Не то чтобы их не было совсем, но по стечению обстоятельств те четыре представительницы слабого пола, которые должны были поехать, по разным причинам отказались от экспедиции. У одной заболел ребёнок, другой надо срочно было оформлять наследство и так далее и тому подобное. Может это и к лучшему: как в шутку, говорят старые моряки – «Женщина на судне к беде». И вот так вышло, что на всем судне из женщин осталась одна женщина – королева красоты Семёнова.
Научный сейнер "Павлов" отплывал из порта Феодосии. Добирался до приморского города Олег вместе со своими коллегами на поезде Москва-Феодосия. До порта доехали на такси. Погода радовала бархатным теплом, чистым небом и солнцем. У причала их ждал выкрашенный в белый цвет сейнер. Большой корабль. Раньше он ловил рыбу, а лет пять назад его отдали под научные нужды. Всё лучше, чем сплавить в металлолом. Получив соответствующее его научному предназначению оборудование, он превратился в исследовательскую лабораторию и после того, как Крым вновь стал российским, сменил место дислокации с Туапсе на Феодосию.
Море спокойно сверкало, мерно покачивая сейнер. Ветра и волн почти не было. Казалось, под этим высоким, выцветшим до скудно голубого цвета куполом неба можно наслаждаться жизнью и ни о чём не думать. Но всё это великолепие действовало на Олега угнетающе. За всю дорогу от Москвы он и парой слов не перекинулся со своими спутниками, а теперь вот это. Он чувствовал себя лишним, никому не нужным. Уродом. От всех этих мыслей его настроение только ухудшилось.
Загрузились на корабль. Ему досталась одна каюта на двоих с профессором. Удобства минимальные. Гальюн, общий для всего экипажа, в конце коридора. В каюте две койки, одна над другой, умывальник, раскладывающийся столик, прикреплённый к стене, шкафчик для личных вещей, два стула и всё. Да, суровые ребята эти рыбаки, ничего не скажешь. Всё им ни почём. Правда, комфорт не интересовал Олега. Ну то есть вообще. Он ещё в поезде, когда просматривал статьи в интернете на тему, которая теперь его интересовала 24 часа в сутки, натолкнулся на интересный метод повышения общей работоспособности всего организма, положительно влияющий и на половую функцию. Способ был прост до безобразия. Стоило всего лишь в течение месяца пить кровь марала – северного оленя, и порядок. Но где же эту самую маралью кровь в Крыму найдёшь, да ещё в открытом море? Дилемма. Вопрос на все времена. Олег до такой степени зажегся новой идеей, что всерьёз рассматривал возможность всё бросить и лететь в край полярной ночи и северных оленей, к чукчам. Удержало его от этого не обдуманного поступка только понимание того, что его начальник – Степан Николаевич, никогда бы не понял такой самозваной экстравагантной подставы и на дальнейшей карьере биолога и кандидатской работе можно было поставить жирный крест. Кадышев таких шуток не понимал. Личные вопросы это одно, а научная работа, исследования, совершенно другое. И накладываться одно на другое не может по определению.
На корабле было две лаборатории, аппаратная и кают компания. Самым большим помещением на сейнере был переоборудованный под научные нужды трюм-холодильник, где раньше хранили всю выловленную рыбу. Теперь там в центре установили бассейн со стеклянными стенками, а вокруг расположили железные столы, камеры видеонаблюдения, шкафы с различными инструментами.
Отчалив, все участники экспедиции собрались в кают-компании на совещание. Обсуждали план работ, распределяли роли. Все учёные радовались и будущей интересной работе и просто лету, морю, воздуху и только Горохов оставался мрачен. Он одним из первых вернулся в каюту. Пока остальные осматривали судно, он лежал на верхней койке и тупо смотрел в иллюминатор. Всю каюту оккупировали солнечные зайчики, весёлыми бликами, рикошетившими от воды, наполнявшие её светом и жизнью. Профессор притащил с собой портативный радиоприёмник и поставил его на общий столик. Вернувшись в каюту, Олег от нечего делать включил приёмник. По радио транслировали вполне подходящие под жаркое время года, но не под настроение Олега, песенки. Олег смотрел на море и бездумно слушал, как девичьи голоса выводили нежные, практически соловьиные рулады. Особенно ему в память врезались два простых куплета припева, которые потом ему долго слышались, донимали, когда он засыпал. Постоянно надоедливо повторялись, бежали по кругу, словно у него в мозгу заела старая пластинка.
Искрилось море золотым
Парили в небе чайки
Дельфины плавали в воде
Пугая рыбок стайки
Дельфинчики, дельфинчики
В моей голове
Они маленькие птенчики
Моя мечта тебе
Через три дня поисков они натолкнулись на стаю дельфинов. Сначала их засёк эхолот, а потом и все находящиеся на палубе смогли сами наблюдать их. Пять-шесть взрослых особей суетились вокруг одного и того же места, нарезая круги, подплывая к чему-то, скрываясь из вида на глубине и снова появляясь. Вскоре стало понятно столь странное их поведение. Дельфины пытались помочь своему раненому собрату. Они подныривали под него, выталкивали на поверхность, не давая ему утонуть. Дельфин был плох. Плавники еле шевелились, всю тело покрыто страшными рубленными ранами, из распоротого брюха торчали кишки. С вероятностью близкой к 100 % можно было утверждать, что он случайно попал под винт, скорее всего, не очень большого судна, иначе его бы просто перерубило пополам. Но и полученных увечий вполне могло хватить, чтобы дельфин отдал душу своему богу Нептуну. Если бы не люди.
Посовещавшись, учёные единогласно решили помочь дельфину. Попытаться помочь. С этой целью его прежде всего было необходимо поднять на борт. Для этой операции использовали сеть, на которой укрепили большой кусок брезента. Спустили лодку и с помощью шести матросов, отобранных капитаном сейнера, учёные окутали раненного дельфина и потащили, как на буксире, к кораблю. Те пять дельфинов, что пытались помочь своему несчастному собрату, забеспокоились, но мешать людям не стали. С помощью лебёдки дельфина подняли на корабль, а затем перенесли в трюм, туда, где стоял здоровенный бассейн-аквариум, должный послужить временным хранилищем для собранных в море различных его обитателей. Но прежде, чем поместить раненного дельфина в бассейн, врач экспедиции оказал дельфину первую посильную помощь. Продезинфицировал раны. Зашил самые большие порезы, в том числе и на брюхе, не забыв впихнуть кишки обратно, туда, где они до недавнего времени и обретались. Всё бы ничего – и учитывая невероятную живучесть дельфинов можно было надеяться на выздоровление, – если бы не одно «но». Голове дельфина тоже досталось. Винт задел череп по касательной, но этого хватило и кость треснула, и большой её осколок съехал на бок. Мозг получил удар и оставалось удивляться тому, что дельфин ещё жил.
Доктор сделал всё, чтобы дельфин выжил. Прооперированного дельфина с помощью специального подъёмного механизма, похожего на механическую руку, поместили в бассейн, предварительно укрепив на нём элементы нескольких спасательных жилетов. Никто из учёных – особенно доктор – после стольких предпринятых усилий не хотел, чтобы разумное морское млекопитающие утонуло. Оказавшись в бассейне, тело дельфина на три четверти опустилось под воду: на поверхности осталась лежать лишь часть головы с отверстиями, предназначенными для дыхания. Пациент находился в сознании, во всяком случае так казалось столпившемся вокруг аквариума учёным и членам команды, хотя, наверное, и не понимал, что, собственно, вокруг происходит. У него шевелился хвост и немного дёргался левый плавник. Вода медленно окрашивалась в розовый цвет. Дельфины животные, у которых почти никогда не бывает сильных кровотечений, их организм мог противостоять самому жестокому воздействию внешней среды. Но в данном случае травмы оказались слишком тяжелы. Олег смотрел на раненное животное и у него в голове, из этого розового тумана, сами собой, рождались мысли.
"Дельфины удивительные существа. Выносливые, живучие, умные. Сильные, ещё какие сильные, для них и акулы не страшны, сами могут чинить над ними суд и расправу. И очень кстати, их кровь имеет уровень гемоглобина в несколько выше, чем у человека… Наверняка её лечебные свойства ничуть не уступают маральей. А может, и превосходят её. Зачем же мне, как безумному, скакать в припрыжку на север или искать кровь у перекупщиков в Москве? Можно ведь просто воспользоваться случаем".
С этими мыслями Олег дотерпел до ночи, дождался пока все улягутся спать: как только профессор, законно для своих лет поворочавшись, захрапел, Олег спустился в трюм.
Бывший холодильник освещался скудно. Три лампы, закреплённые на бортах аквариума, создавали ему интимную подсветку, не более. Создавалось впечатление спальни с одним включенным настольным светильником. Дельфин плавал в бассейне завалившись на бок. Олег сразу понял – "рыбёшка" сдохла. Глаза его заголубели, затянувшись плёнкой потусторонней мути. Горохов обрадовался.
"Не придётся мучить несчастное животное. И мне хорошо и ему не больно".
Поискав в железных шкафах, на столах, он нашёл большой на 20 миллилитров одноразовый шприц; пододвинул к бассейну стремянку. Для такого случая он припас пустую пластиковую 1,5 литровую бутылку из-под любимой газировки Олега – Дюшес. Он не собирался заниматься вскрытием мертвого зверя, он только надеялся, чтобы длинны иглы хватило, и она достала до кровеносной системы. Олег нагнулся над бассейном, подтащил к себе труп, пристроил его поудобней, сообразно своим целям. Иглу он воткнул под плавник, потянул за поршень. Шло туго и сначала кровь не заходила в шприц, медлила, потом потекла. Дело пошло веселее. Наполнив шприц, Олег опорожнял его темное содержимое в бутылку, причём иголку, так удачно попавшую в какой-то крупный сосуд, из тела дельфина не вынимал: предусмотрительно не хотел возиться со шприцем ещё раз. Олег как можно быстрее хотел закончить и ретироваться отсюда. Кому хочется, чтобы его застали со шприцем в руке над свежим трупом?
Бутылка наполнялась медленно, и всё же жадность оказалась сильнее: он не остановился пока не наполнил пластиковый сосуд под самое горлышко так, что бывшая живая нефть стала выплёскиваться наружу. Закрутив крышечку на бутылке, Олег спустился со стремянки и быстрым шагом пошёл к двери. Проходя мимо последнего столика, ему в глаза сверкнула склянка мерного стакана. Олег остановился, и, как хищная птица, схватил стакан. Нетерпеливо открутил пробку и наполнил тонкостенную ёмкость до краёв. Выливаясь из бутылки, кровь гулко булькала. Наполнив целиком химический стакан, Горохов поставил бутыль с оставшейся кровью на стол и, плотоядно облизнувшись, прильнул губами к стеклянному краю. Кровь не успела остыть. Жидкость была вязкая и по вкусу напоминала густой бульон из грязи и ещё какой-то нестерпимой гадости. Олег не ожидал, что будет настолько тошнотворно. Пересилив себя, он допил эту гадость, заставив проглотить самые последние её капли. Солёный привкус он так и не ощутил, зато после последнего глотка, его рот наполнило гальваническое железное послевкусие, отдающее больницей и дешёвыми медикаментами. Его ещё раз чуть не стошнило. Олег прикрыл ладонью рот, чтобы не вылилось обратно то, что с таким трудом ему удалось добыть и затолкать в себя.
И всё-таки Олег Горохов остался доволен. Впервые за год с лишним он заснул спокойно.
Реакция наступила в восемь часов утра, ровно по прошествии часа после подъёма. Учёные занимались обычными делами – изучали состав морской воды на предмет наличия специфических микроорганизмов. Судно прибыло в район, определённый для исследований, вошло в так называемое блуждающее пятно аномально высокой температуры и с населяющими его, отличными от окружающего моря жителями, начиная от самых маленьких – бактерий, одноклеточных и прочей мелюзги и заканчивая – моллюсками, червями и рыбой. Все суетились, работали, короче – занимались делом. Олег находился в одной из лабораторий на носу корабля, когда почувствовал растягивающую мышцы паха сильную ломоту. Он опустил взгляд к обеспокоившей его части тела и, с возрастающей радостью, обнаружил свой член в крайне возбуждённом состоянии. Он затвердел до состояния жесточайшей одеревенелости. Такую выдающуюся эрекцию невозможно не заметить. И Олег, чтобы скрыть странное для окружающих состояние, и для того, чтобы элементарно освободиться впервые за полгода от скопившегося в его яичках семени, торопливо удалился в гальюн. Уединившись, он немного успокоился и занялся обыкновенным укрощением своих сексуальных выдумок, то есть – онанизмом. Вдоволь надрочившись, Олег, так и не удовлетворившись до конца, с удивлением и некоторой долей благодарности к самому себе за проявленную им прошлой ночью смекалку, обнаружил, что пенис остался в стоячем состоянии и нисколечко на потерял своей упругости.
Олег, горя обыкновенным желанием закрепить положенный эффект, из гальюна вернулся в каюту и принял ещё одну порцию чудесного эликсира. За последующие десять часов он ещё четыре раза посещал место отправления естественных потребностей человека и так же четыре раза заставлял себя употреблять внутрь кровь дельфина. К восьми часам вечера кровь закончилась – "Ну и пусть, всё равно её хранить негде, и она бы через сутки испортилась бы", – а состояние непроходящей эрекции усилилось.
Желание секса, настоящего секса, всё возрастало: в мозгу у Олега постоянно крутились кадры бесконечного порнофильма. В таком состоянии заснуть было ну просто невозможно. Олег еле дотерпел до того момента, когда Кадышев начал выводить громкие рулады носоглоткой. Натянув джинсы, он вышел в коридор и пошёл на противоположный конец корабля, где в гордом одиночестве, одна в каюте, по случаю своего женского пола обитала единственная на судне женщина – Надя наша Семёнова. Лампы горели вполнакала, создавая располагающую к романтическим свиданиям атмосферу южной ночи.
