Денис Александрович Игумнов
Делирий
В девятом классе ты встретишь девушку, её будут звать Катя Викторова, на год младше тебя, она будет учиться в ПТУ. Твои гормоны заставят тебя страдать, став твоей первой женщиной Катя тебя вскоре бросит: ничего кроме депрессии и унижений эта связь тебе не принесёт. Из-за неё ты можешь бросить школу. Три ночи с ней этого не стоят. Не стоят. Не гуляй с ней, не спи с ней, даже если она первая захочет этого. Будь груб, отшей её. Через год у тебя будет из кого выбрать. И ты выберешь. Не спеши, тебе понравится.
На своём выпускном вечере не езди вместе со всеми на речном трамвае. Произойдёт авария и несколько человек погибнет. Отговори своих друзей. Не дружи с Мишей Гаврилиным и Сашей Захаровым: они придадут тебя и подставят, из-за них у тебя возникнут проблемы с милицией. Не доверяй своим одноклассникам, ничего им не рассказывай, иначе за тобой закрепиться похабное прозвище. На своих одноклассниц внимания не обращай: здесь ничего не светит, только опозоришься. Никогда не пей алкоголь, тогда твои кости останутся целы: избежишь восьми переломов и пяти избиений. На новый год 2003 года не ешь консервированные мидии, иначе отравишься и месяц проваляешься дома. Не давай взаймы Владимирову Вове: денег не вернёт. Восстанови связь с Сашей Шабановым: он может стать твоим самым верным другом.
В шестнадцать лет устройся на работу. Сначала курьером, потом продавцом, мерчандайзером. Заведи себе трудовую книжку. На собеседовании говори, что ты не учишься, а хочешь зарабатывать. Все свои деньги переводи в доллары. Скупай золото. В 97 году грянет кризис, рубль рухнет. До этого времени тебе надо приобрести в собственность комнату, а лучше квартиру. Валюта и дальше станет дорожать. В конце девяностых начни вкладывать свои сбережения в акции Газпрома и государственных нефтяных компаний, норильского никеля. До 2008 года покупай акции МТС и компании Билайн. Покупай акции. Я дам тебе список компаний, в которые стоит вложить деньги, когда их стоит вложить и когда их надо оттуда забрать. Береги его, храни его, – с последними словами я даю себе список компаний в виде таблицы, закатанный в пластик.
Сбережения храни в сбербанке и в банках, указанных на обороте списка компаний. Когда тебе поступит предложение занять руководящую должность в 2000 году, сразу соглашайся. Никогда не спорь со своим начальством. Не спорь. Отстаивай свою точку зрения, рекомендуй, советуй, а не спорь.
В 2001 году вложи восемьдесят процентов своих сбережений в фирму по продаже телефонов "Оникс", стань партнёром Кудинова Филиппа. Этот успешный бизнес станет началом твоего процветания. Не женись на Марии Ковалёвой, иначе окажешься в бытовом аду. Женись на дочке маминой подруги тёти Вали Свете, когда ей исполниться восемнадцать лет. Не опоздай. Бери её в жёны. Она будет тебе хорошей, верной и покладистой женой. Сейчас ей восемь лет, общайся с ней, не теряй контакт, даже если её родители будут против. Она уже сейчас испытывает к тебе симпатию, преврати её в любовь.
Отдыхай только в Европе. Ешь только варёную еду. Не беспокойся ни о чём у тебя всё получится. Не нервничай, ты можешь всё контролировать. Ты будешь всегда умнее всех своих начальников и партнёров. Твой бизнес всегда будет успешен…
Я говорил ещё часа полтора, вкладывая в голову разные нюансы, стили поведения с людьми, тайны будущих событий, имена нужных людей, кто мог бы помочь мне подняться и продвинуться. Советовал – какие и когда можно было сделать ставки на спортивном тотализаторе. Какие товары станут вскоре дефицитом и как на них можно неплохо заработать в условиях развала Советского Союза. И много ещё чего интересного я внушал себе маленькому. Программировал его, на клеточном уровне менял начальные установки. За те два часа, что я провёл с мальчиком, он повзрослел года на два и поумнел. Теперь он никогда не будет больше таким доверчивым романтиком, каким был до сегодняшней встречи со мной, то есть с собой. Прощай детство, здравствуй взрослый успех и достаток. Всему чему его учили родители, в течение ближайших нескольких лет девальвируется, полностью потеряет свою цену. Чтобы стать большим, надо быть быстрым и злым. Делать деньги, забыть слюни рефлексий, стать предпринимателем, хозяином своей судьбы.
– И последнее: ты запомнишь этот день и этот разговор в мельчайших подробностях, они станут для тебя путеводной звездой, ведущей тебя через смутные времена безвременья, и ты и на миллиметр не отклонишься от намеченного пути. Забудешь мои слова ты через двадцать пять лет – 6 июня 2010 года.
С этой минуты ты становишься другим человеком, не мальчиком, а мужем! Можешь встать, иди, теперь ты стал больше, чем я. В тебе, как в колыбели, спит младенец будущих успехов. Будешь расти ты и твой успех будет расти вместе с тобой, будут множиться твои победы и успехи. Иди Серёжа и не оглядывайся. Помни меня, люби себя, учись у умных, уважай сильных. Иди!!!
И я с силой нажал на его тонкую почти прозрачную шею, толкнув его не только в направлении дома, но и дав ему начальный импульс на дороге по изменению моего будущего мира.
После ухода мальчика я ещё немного подышал воздухом напоённым ароматом жжёного кофе и направился в сторону летнего кинотеатра. Он находился на территории стадиона, и работать начинал только с мая, а заканчивал демонстрировать фильмы в августе. Сейчас шёл октябрь и, значит, внутри огороженной площадки кинотеатра, с его лавками для зрителей, будками киномехаников, подсобными помещениями, был пуст.
Я перелез через ограду забора кинотеатра и, выбив дверь в одной из будок, проник внутрь. Меня встретила затхлая темнота, отдающая старой мочой и прелой сыростью. Идеальное место для перемещения. Закрыв за собой дверь, стоя в полный рост, я видел вертикальную полоску света, прислонившуюся к стене напротив меня. Всё своё внимание сосредоточил на полоске. Медленно досчитал до ста, стал дышать быстро и глубоко, помогая себе диафрагмой, толкая воздух, словно комок холодного студня, заставляя себя заполнить кислородом все свои капилляры, вены и артерии. Гипоксия наоборот.
Полоска света ширилась, росла, изгибалась окутывая меня, засасывая силой, пришедшей из далека, настроенной на мой биоритм, пока меня не вбросило промеж вибраций молекул окружающей действительности, переводя меня в волны, бегущие с другой амплитудой и частотой, отличной от вибрации предметов параллельной вселенной. Не материя, а состояние. Время убыстряло свой бег, открывая моему сознанию огни разграничительных полос шоссе, ведущего в никуда. Я перемещался…
Очнулся я от чувства знобливого холода. Открыв глаза, я увидел нависающий надо мной белый потолок. Хотелось встать, но сделать и небольшое движение конечностями, туловищем я не смог, как ни напрягался. Мне оставалось лишь крутить головой. Хотя бы она меня слушалась. Стены комнаты, в которой я лежал, были почему-то закрыты матрасами. Что за йухня? Где я? Может, произошёл сбой?
Подъём головы больше чем на пять сантиметров от подушки вызывал острую боль в районе лобных костей. А ещё нестерпимо болела поясница. Каждое движение глаз сопровождалось ощущением их трения по живому от насыпанного под мои веки раскалённого песка. Меня, обёрнутого в мокрые полотнища, привязали ремнями к койке!
Вскоре в палату (а я лежал в палате: ну а где же ещё как ни в ней?) зашла тётка в роговых очках с толстенными линзами, в белом коротком халате, не закрывающем её толстые ноги. Выглядела она злобно: насупленные брови, тонкие искривлённые губы, грубо намазанные помадой дикого розового цвета. Она посмотрела в мои глаза, повернулась к оставленной открытой двери и сказала:
– Переверните пациента.
Вошли два здоровенных увальня в ограничивающих их массивные тела, застиранных до депрессивной серости узких халатах. Санитары. Они подошли ко мне, отвязали ремни и, не распаковывая меня из мокрых простыней, перевернули на живот.
– Эй! Поосторожнее, я ещё живой. Что происходит? Развяжите меня. Давайте, хотя бы просто поговорим. Сестра?
Ответом мне послужило ощущение укола, произведённого прямо через ткань влажного полотна в мою ягодицу.
– Что вы мне вкололи? Скажите, пожалуйста, я прошу вас, скажите!
– Успокойся, не дёргайся, всё как всегда: неделю тебе этот препарат колем. Ты же знаешь, – сжалилась и ответила мне сестра тумба.
– Какой препарат? Что за лекарство?
– Сульфазин. Он тебе помогает. Ты уже говорить хотя бы можешь, а неделю назад только рычал.
Меня перевернули обратно на спину и привязали ремнями. Сулфазин? Где я? Неужели в психушке!? На меня накатывала ломка, температура тела, потревоженная введённым раствором серы в масле, стремительно начала расти и, казалось, успела за минуту перевалить за отметку сорок градусов. Заныли мышцы. Тошнота смешалась с головной болью и плескалась где-то в районе груди прогорклым маслом. Я не мог спокойно лежать, малейшее движения моих пальцев вызывало чувство ужасного дискомфорта. Захотелось удавиться, слизистая рта и глотки высохла, закрывать глаза стало невозможным – начиналось головокружение, открытыми держать их оказалось ненамного лучше – свет дневных ламп резал их острыми бритвами, ранил, делал дар зрения нестерпимой мукой.
Мой двойник оказался умнее, чем я предполагал. За то, что я посмел манипулировать его будущим, он подстроил мне ловушку. Осознав тот простой факт, что обмен будет не равноценен, он, действуя по моей программе, как робот, не отклоняясь от неё, а наоборот, строго следуя ей, как истинный христианин следует закону божьему, внешне оставаясь тем, кем я его хотел видеть, внутренне готовил побег. Одному сатане известно, какие меры он принял, но в результате я оказался в психушке, а он, владея приобретёнными с помощью моих установок, способностями оказался в моём мире вольным выбирать себе дороги успеха и процветания. Ему – свобода, мне – вечные муки. Всё честно, всё по-взрослому. Сука!
Я совершил сразу две ошибки. Первая недооценил самого себя. Ведь мой характер довольно ревнив ко всяким воздействиям извне, пускай, на первый взгляд, и кажущимся полезными, направленными мне на благо. Я не терплю, чтобы мне указывали, а я сам сделал так, чтобы мой двойник запомнил всё то, что случилось в тот день. И вторая моя ошибка – не смог рассчитать все последствия поступков моего обновлённого «я», обладающего новыми желаниями и стремлениями, ведущими кривой дорожкой в психиатрическую лечебницу.
В мой мозг, угнетённый примитивным пирогенным химическим дурманом, проникали, просачивались через мембраны нашего сродства, воспоминания прожитой жизни моего двойника. Она оказалась насыщена сценами домашнего насилия, драками, алчными подставами своих партнёров, осуществлённых этим мною по моей же указке. Я прямо ему ничего такого не указывал, но его поступки стали прямым следствием и логическим развитием моих установок. Распирающее чувство силы, заставляющее того меня вести себя, не считаясь с чужими интересами, обманывая людей и не соблюдая никакие правила, идти по головам, набивая свой кошелёк хрустящими купюрами всевозможных благ. Сделать материю своим богом, забыть о душе и из-за этого войти в противоречие со своей генетически определённой судьбой и забытой тем осенним днём в самом далёком уголке своей души совестью.
А ещё наркотики, много наркотиков, буйство, как следствие – душевная болезнь или её отличная имитация, подготовленная под моё появление здесь. О-о, он мой двойник имел время всё рассчитать точно, всё понять, настроиться на мои колебания и совершить подмену наоборот. Подозреваю, не последнюю роль в этой афере играли галлюциногены, случайно послужившие ключом тонкой настройки его сознания. Он, моё изменённое «я», совершил прорыв открытия и, заняв моё место, воспользовался всей мощью энергии переноса, направляемой на меня, а доставшейся ему. Он убежал из одной вселенной в другую. Мою вселенную!
Как последние слова послесловия на посмертном монументе мой затуманенный термическим бредом мозг пронзила игла испуга: а что, если всё это лишь мой шизофренический криз? И я отсюда никуда вообще не выходил, а проклятые врачи навели на мой разум чёрные картины бреда. От этой мысли мне стало так плохо, что и агония плоти отошла на второй план. Мой разум опять понесло как на санках. Как на санках! Кричать не было сил, поэтому я вопил в себя, заключённый в своём теле как в самой прочной, неприступной темнице, из которой уже никогда никуда не сбежать…
А в это время в другой вселенной, находящейся ближе к нам, чем любой предмет в нашей комнате, но фатально недостижимой, живущей рядом, но на ином уровне колебаний, в городской трёхкомнатной квартире веселился беззаботный человек, двойник угрюмого сумасшедшего, терзаемого сомнениями и упущенными возможностями, клон, с удовольствием и облегчением сбросивший оковы пилотной программы. Ранее бездушный автомат накопления благ и возможностей дальнейшего обогащения, сейчас же свободный человек. Вокруг него прыгали пьяненькие пышногрудые девицы, орала весёлая музыка и самые близкие друзья поднимали в чаде угара до краёв наполненные рюмки, стаканы, бокалы. А из кухни, по-прежнему, по-старому, даря необременённое алчными заботами счастье перманентного неочевидного выбора, тянуло вольным запахом жженого кофе.
Делирий
Мне всегда интересовало проверять себя на прочность, как старую золотую монету, пробовать реальность на зуб. Но осознал я Роман Дударев эту не дающую мне покоя потребность в полной мере довольно поздно. Отучившись в московском ВУЗЕ, я вытащил "счастливый" лотерейный билет ограниченного призыва в армию. В нашем институте функционировала военная кафедра, поэтому в войска я пошёл в погонах младшего лейтенанта сухопутных войск, призыва 1993 года.
В возрасте двадцать один год я был вполне сформировавшейся независимой самостоятельной личностью, чему в немалой степени способствовали мои занятия спортивными единоборствами. Спортом я начал заниматься с раннего детства, уже тогда ещё неосознанно подводя себя к краю своих возможностей. Сначала я увлёкся классической борьбой, затем боксом и, наконец, штангой. Но прозрение пришло позднее, тогда, когда я попал на настоящую войну.
В 93-м страна разваливалась на куски, и её духовно кастрированное правительство, судорожно цепляясь за власть, пыталось остановить агонию государствообразующего ядра бывшей империи. Началась первая чеченская кампания. В конце 94 года мою часть перебросили под Грозный. Злонамеренно случился неподготовленный безумный новогодний штурм мятежного города. Постоянно испытываемый страх близкой смерти, реки крови, изуродованные до неузнаваемости труппы наших солдат, грязными руками насилия содрали с меня шкуру гуманистических принципов сосуществования мирного времени. У меня открылся третий глаз. Я осознал себя исследователем, великим экспериментатором. Моя миссия заключалась в изучении вселенной мозга, как отражения изнанки бесконечного космоса.
Уже после третьего боя, окончившегося скоротечной рукопашной схваткой, я совсем по-другому стал воспринимать события. Мне понравилась война, я искренне полюбил это дело. Убийства, охота на людей, парой очень опасных людей, можно сказать: бешенных, лепили меня заново на свой чудный манер. Мой вечный страх никуда не пропал, но теперь я его воспринимал как дар сумасшедших богов. Чувства обострились до предела, никогда ещё раньше я не испытывал такой крайней степени удовлетворения, и чем реальнее оказывалась опасность, тем более живым я себя чувствовал. Парадокс: когда другие зеленели от испуга и плотнее вжимались в землю, я поднимал матерной руганью, пинками своих солдат и шёл в атаку.
Мне, до поры до времени, везло. Первое моё убийство человека мне запомнилось навсегда. Ночью подобравшись к зданию занятому боевиками, забросали его окна гранатами и, стреляя длинными очередями, не щадя патронов, ворвались внутрь. Основные силы дудаевцев на эту ночь покинули свои позиции, оставив всего несколько бойцов для прикрытия. Упорного сопротивления дозорные нам не оказали. Внутри дома нас встретили три разорванных взрывами гранат трупа и оглушённый, весь посечённый осколками, матёрый бородатый боевик. Он лежал в сером сумраке около окна, истекая кровью. Помещение освещалось далёкими зарницами взрывов, окрашивающими непрекращающимися вспышками в багровый цвет серое покрывало низко плывущих над городом облаков. Обе ноги боевика оказались раздроблены, левая кисть держалась на нитках сухожилий и обрывках кожи, но правая его рука продолжала тянуться к автомату. Прямо сцена из фильма ужасов. Ожившая мертвечина.
Мои молоденькие солдатики заворожённо наблюдали за ним, словно загипнотизированные. Закончиться всё для них могло более чем хреново. Я сделал два шага вперёд, вскинул автомат и нажал на курок. Грохот выстрелов, слава богу, вывел солдат из ступора. Пули, втыкаясь в человека, подбрасывали его вверх, рвали грудь. Две или три пули попали ему в лицо, оно сразу перестало скалиться, превратившись в деформированную маску бывшей жизни.
Говорят, что после первого убитого человека болеешь душевной чумой, маешься. Он, первый твой покойник, неотступно преследует тебя, выматывает колючей проволокой воспалённые чужой кровью нервы. У меня всё было наоборот. Я почувствовал облегчение, необычайный прилив энергии с одновременным неудержимым желанием повторить это ещё раз. Надо отметить, что и раньше в боях я стрелял в людей, видел, как они падали, но со мной рядом в передвигающиеся на поле боя фигурки палили и остальные. Я не чувствовал своего личного участия и ответственности в их смертях. Теперь всё было по-другому, можно сказать, встало на свои места. Да, ту атаку замутил лично я, без приказа высшего начальства. А своим подчинённым наврал о задаче, поставленной перед нами штабом полка. Такие операции проводили обычно спецподразделения, а не обычная пехота. Мое преступное своеволие объяснялось просто: моему эгоистичному «я» требовались всё новые дозы экстремальных ощущений. Ставя эксперименты над собой, я перестал считаться с чужими жизнями. К тому же победителей не судят, и за свою вопиющую недисциплинированность я получил в награду медаль. Ха ха, хе хе!
Дальше больше: только второе по счёту ранение смогло меня остановить. После первого ранения в ляжку я довольно быстро вернулся в строй, второе же насильно выпихнуло в мирную жизнь. Мы атаковали позиции боевиков под Бамутом, прямо в лоб шли на их никак не замолкающие, захлебывающиеся свирепым лаем пулемёты. Первая пуля обожгла плечо, вторая пробила лёгкое, и последняя, просверлив каску наждачным арматурным прутом, вскользь ковырнула череп, лишив меня сознания.
Очнулся в госпитале. Восстановился я, на удивление врачей, быстро: всего за месяц. Раны затянулись и в дальнейшем не доставляли мне хоть сколько-нибудь значимых неудобств. По ночам шрамы не ныли и при смене погоды не болели. Тем не менее, они послужили основанием комиссовать меня и по излечении я отправился домой. Провоевал я ровно тринадцать месяцев. Счастливое моё число.
Оказавшись на воле мой организм требовал продолжения банкета экстремальных открытий и оргий. Так я погрузился в чудесный для меня мир экспериментов над самим собой: теперь всё свободное время посвящал изучению пределов прочности тела и духа. В моей жизни появились препараты. Зная, насколько они могут оказаться опасными, и вовсе не желая к тридцати годам превратиться в слабоумную, на сто процентов от них зависящую развалину, строго придерживался выдуманных, мной же самим, правил их употребления. Самое главное правило гласило: насколько бы тебе не было хорошо, нельзя употреблять одно и тоже вещество больше пяти раз подряд. Второе правило заключалось в соблюдении перерывов между сеансами медикаментозной терапии. Промежуток должен был составлять не меньше двух месяцев.
Я всегда помнил, что меня, в первую очередь, интересовал не кайф, а познание сути вселенной, игра на её струнах и открытие новых миров, спрятанных в глубине моей души. И для того, чтобы проникнуть вглубь, как и написано в одной умной книге – библии, мне требовалось совершить акт коитуса с окружающим пространством и временем. Проще говоря, трахнуть мироздание по полной, причём, желательно в извращённой форме.
Надо сказать, что я свёл знакомство с несколькими врачами, – в основном женского пола, – но среди них, прекрасных роз, затесался и один навоз – мужчина хирург, редкий весельчак и затейник в своём роде, о нём более подробно расскажу дальше. Врачихи, надо сказать, моя слабость. В военном госпитале за месяц я прожил несколько жизней чудесных эротических романов. Белые короткие халатики, запах свежести и винилинового бальзама страшно меня возбуждали. Женщины медики прекрасно чувствовали к ним моё внимание и с охотой шли на встречу моим желаниям. Проблем познакомиться с работницами больниц у меня не возникало.
Медикаменты из волшебной аптечки продажного доктора были первыми моими химическими любовницами.
И всё-таки, нравились они мне постольку-поскольку, особой любви к ним я не испытывал. Изучив их эффекты в достаточной мере, я продолжил дальше свои изыскательные эксперименты. Потом я пробовал успокоительные – они меня откровенно разочаровали, уж лучше обычная водка. Кустарно изготовленный заменитель алкоголя тоже не впечатлил, алкоголь меня вставлял надёжнее и главное сильнее, и сакральные истины сияли под его воздействием намного ярче. Заменитель повышал настроение настолько, что потом было стыдно за свои дурацкие выходки.
От аптеки я переключился на нелегальщину. Отдельным списком шли преобразователи реальности. Они открывали двери, которые оставались распахнутыми и после окончания их действия. Для некоторых злоупотребляющих типов эти двери могли впустить, захлопнуться за ним, и обратно не выпустить. Прямая дорога в дурку. Риск, но я люблю риск.
Я пробовал все уровни воздействия на свой многострадальный организм, искал откровений и находил.
Являясь законченным фанатом физической силы, постоянно совершенствовал и её. Мой вес при росте метр девяносто приближался к ста десяти килограммам хорошо натренированного прокаченного агрессивного филе. Мои кулаки требовали непрерывных действий. Постоянным местом моих вылазок в мир современных гладиаторов стал бойцовский клуб, организующий каждую неделю подпольные бои без правил. Участвуя в схватках, для меня главной целью были даже не победы, от которых я, естественно, испытывал сильные ощущения подъёма и величия, в большей мере меня интересовал сам процесс и, если я видел, что победить мне сегодня не суждено, вёл бой так, чтобы нанести моему противнику как можно больше болезненных повреждений. За это меня в клубе не любили и боялись.
Последний свой бой я проиграл, о чём ни капли не сожалею. Против меня вышел настоящий монстр. Бои проходили всегда в разных местах – в глухих закоулках парков, в недостроенных домах или на заброшенных стройках. В этот раз таким местом оказался подвал. Плохо освещённое помещение без окон, душное и пыльное. Члены клуба образовали живое ограждение, рассредоточившись в цепочку линий по стенам подвала.
В закутке перед основным залом я переоделся в свою любимую спортивную форму – обычные тренировочные штаны, кроссовки марки "Пума" и чёрную футболку с аппликацией в виде красного черепа с перекрещенными костями и кривой надписью снизу – "Палачи". Выйдя из серой темноты в казавшийся заполненным туманной дымкой мерзкого жёлтого оттенка зал, сразу увидел своего противника. Он меня уже какое-то время ждал и, судя по его раскрасневшейся физиономии, ожидание у него вызывало отнюдь не радужные чувства. Даже меня, привыкшего к разнообразным, как психическим, так физическим отклонениям, его вид впечатлял: огромный мужичина на десять сантиметров выше меня. Не то чтобы жирный, хотя его живот торчал из-под майки алкоголички белым ноздреватым шаром и складок лишнего жира хватало и на ляжках, и на плечах, а по-настоящему здоровый кабан. Широкие плечи, длинные мосластые руки с надутыми чёрной кровью кулаками размером с пол моей головы. Ноги словно столетние дубы выпирали мясом, создавая впечатление несокрушимой неподвижности. Морда этого новичка, а он точно был новичок, раньше я его в клубе не видел, заслуживает отдельного описания. Совсем не обрюзгшая, как обычно бывает у толстяков, а вся из себя широкая, скуластая, нос прямой, очень короткий словно обрубленный, глаза опутаны сеткой кровеносных сосудов, навыкате, того и гляди выпрыгнут из своих гнёзд и напитанные тестостероновой яростью полетят тяжёлыми мушкетными пулями во врага, то есть в меня. Кожа на щеках по виду дублённая, облитая румянцем лихорадки. Губы изящные, словно женские, только крупнее, синевато лиловые, искривлённые гневом, открывающие белые хищные зубы акулы. Вес мужика точно зашкаливал за сто пятьдесят килограммов, а скорее всего, приближался ко всем двумстам. И вся эта махина мяса после отмашки начала схватки дёрнулась на меня.
С той впечатляющей скоростью, с какой мой противник нёс своё тело, мне стало ясно: он находится не иначе как под стимуляторами. Ко всем вышеперечисленным прелестям добавлялся чудесный фактор фармакологической поддержки. Супер! Меня возбуждал тот факт, что соперник, бывший чуть ли не в два раза больше меня, изначально получает ощутимое преимущество.
Подлетев ко мне, свинозавр поступил умно: не стал лезть в ближний бой, а принялся расстреливать меня ударами рук с расстояния. Я уклонялся, как мог, ставил блоки, но удары его кулаков, задевающие меня пока вскользь, ощущались мной словно столкновениями головы с боевым молотом. Пару раз я попытался его достать: мои руки пролетали в нескольких сантиметрах от его широкого лица, коротковаты они оказались для такого фактурного, высокого противника.
Свинозавр оттеснил меня в угол, количество наносимых им ударов выросло раза в два. Долго мне так не продержаться. Я решил пойти на хитрость. Обозначил две боковые закладушки, одна из которых попала в цель, и попытался пройти ему в ноги. Когда я ударился в его гранитные колени, понял, что и напрягшись изо всех сил не смогу завалить эту тушу. Всё на что меня хватило, это отодвинуть кабана от себя и, освободившись, выйти из угла. Он мгновенно развернулся за мной, а я на автомате отвесил ему лоу-кик. Смачный хлопок и место соприкосновения моей голени с его ляжкой густо покраснело. Ага! Вот то необходимое мне оружие в битве с этим монстром. Как только он подходил ко мне на достаточно близкое расстояние, я проводил обманную комбинацию, ставил блок, и бах! – бил лоу в колено или бедро, благо защищаться от них пузан не умел вообще.
Постепенно мощная левая нижняя конечность гиганта стала отсыхать, отказывать, он её слегка приволакивал и не успевал за моими передвижениями. Мне по-прежнему доставалось: каждый его удар потрясал меня до печёнок, кости гудели, как трубы отопления, но у меня появился шанс, а ради такой победы можно и потерпеть. Гигант злился и, оказывается, тоже искал выход.
Ему удалось меня подловить, когда я от души заложил круговой лоу. Он вычислил момент и, не дожидаясь пока моя нога встретиться с его, сделал шаг навстречу, наклонился и своими длинными руками обхватил меня за талию. Я почувствовал себя детской игрушкой в руках злого великана: меня оторвало от пола и втемяшило макушкой в низкий бетонный потолок подвала, а затем бросило вниз. Я, выкинув в сторону руку, подстраховался, и, всё равно, сознание на секунду покинуло меня.
Очухавшись, я обнаружил, что мою грудь придавливает тяжесть бульдозера. На мне верхом сидел мой противник и наносил разнообразные удары по моей голове – разящие прямые кинжалы, размашистые боковые бомбы. Мой кровоточащий нос, и без того измучанный ударами, шибануло запахом терпкой кислятины пота. Через тонкую ткань своей футболки я своими грудными мышцами чувствовал смятые половые органы пузана. Ощущения не из приятных. Защитный блок моих предплечий не помогал, его прошивало насквозь, моё лицо превращалось в манную кашу с малиновым вареньем. Скоро манка исчезла, осталось лишь варенье. Лицо онемело, один глаз закрылся полностью, второй залило кровью. Последним, что мне удалось расслышать, стали звуки отбойного молотка – бам бам бам бам…
Пришёл в себя я окончательно, как мне сказали ребята, через десять минут. Мне помогли обмыть раны, дали снежок (такой пакет с жидкостью: при нажатии она охлаждалась, отлично заменяя лёд). Болело всё, трудно было вдыхать, смотреть, не говоря уже о том, чтобы говорить или ходить. Но ничего не попишешь, я немного отдышался в предбаннике и под звуки продолжающихся боёв в соседней комнате потопал прямо в травмпункт: досматривать мордобой сил не осталось. Там мне наложили одиннадцать швов на рану на макушке, полученную при столкновении с потолком и семь швов на рассечение правой надбровной дуги. Плюс к этому у меня диагностировали трещину в носу и сотрясение мозга. Ушибы, ссадины я в расчёт не беру.
После того боя я ещё неделю ссал кровью, хе хе. Считаю, мне повезло: окончиться всё могло намного хуже, в этом бою разница в весе и стимуляторы сыграли определяющую роль в моём поражении. Но я не жалуюсь, по большому счёту, мне на это начхать. К тому же выяснилось: я всё же хорошо потрепал моего противника и своими постоянными лоу-киками сломал ему бедренную кость левой ноги. В горячке боя, находясь под обезболивающим воздействием препаратов, он этого не почувствовал, но на следующее собрание клуба пришёл в гипсе. Я остался доволен.
Когда после боя вернулся к себе домой, позволил себе расслабиться, полакомившись запретным плодом, сделал себе укол аптечного стылого лакомства. После инъекции погрузился в наведённый медикаментом и пережитыми накануне событиями мир мрака и насилия, где действовал, как настоящий король, хозяин окружающего его бушующего ада.
Быть сильным мне, помимо тяжёлых изматывающих тренировок, помогали особые методы подготовки. Например, я увлекался запрещённым и потенциально опасным методом кровяного допинга. Недаром я был познакомился с хирургом Владимиром Слоником. Выяснив его тягу к халявному сексу, я подгонял ему знакомых, относительно юных проституток, а за это он раз в год проводил мне небольшую операцию с кровью. Из меня выкачивали триста граммов крови, консервировали её на месяц, а по его прошествии – вливали в меня обратно. Организм, потерявший столько важной для его нормального функционирования субстанции, реагировал на её потерю ускоренным воспроизводством, компенсацией, это раз. Второе, порция дополнительного количества крови, вкаченной в меня через месяц, делала меня ещё более сильным, выносливым, и делала она это намного лучше и быстрее чем все на свете анаболические стероиды. Простенько и со вкусом. В боях и уличных драках, которые я любил больше, чем первые, за полное отсутствие правил, эти лишние граммы крови изрядно помогали.
