Delhy
Whisper Of A Name
Глава 2
Вы знаете, что такое стыд?
Ссылаясь к разным источникам, стыд можно охарактеризовать, как чувство неловкости, а так же ощущение крайнего морального дискомфорта, возникающего внутри. Тебе попросту становится не по себе от совершенных действий или произнесенных слов.
Ощущал ли я его в то мгновение, в тот час, когда вытряхивал сумочку своей подружки в засранном мотеле, пока она приходила в себя после быстрого и крайне агрессивного секса за тонкой стенкой, разделяющей крошечный туалет и спальню?
Конечно. Конечно, нет.
И где этот блядский ксанакс?!
Прошло четыре дня.
Четыре дерьмовых дня без сна после родео, которое мне и моим мозгам устроил этот сукин сын. И как буйствующие от гормонов мамочки после рождения малыша, я тоже в скором времени куплю долбанный тортик в кондитерской "Мадам Сиси", чтоб задуть свечку за первый месяц моей бессонницы.
Я был уставшим.
Взвинченным.
И чертовски злым.
Сумочка выскользнула из моих дрожащих рук, дешевая цепочка звякнула, бесчисленные побрякушки вывалились наружу, и я выругался вслух, проклиная Гарольда, бездонные кармашки псевдо-кожаного изделия и весь этот чертов мир.
Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу!
– У тебя там все в порядке? Я услышала какой-то шум, – из-за двери донесся сладкий голос Нереи. Когда-то она жила через два дома, и наши матери часто зависали в гостях друг друга, прихватывая своих детей с собой из вопроса больше безопасности имущества, чем нас самих. Она казалась мне милой куколкой в то время, пока не выросла в заядлую оторву. И как уже можно было догадаться, – алкоголь и колеса приходились ей верными друзьями, любимыми аксессуарами в сумочке чуть больше моей ладони, которую я бросился собирать, падая на колени.
– Все отлично, детка, – крикнул я, – Как там Рейчел?
– Ты же ее знаешь – стремится доказать себе, что еще не сошла с дорожки и задает жару отцу.
– Бедняжка Роб.
– И правда.
Да где же он?
Я вытрусил содержимое на пол, и матрас белых столбиков в два миллиграмма каждый глядели на меня в ответ.
Бинго.
Господь, храни зависимость этой девчонки во веки веков.
Аминь.
Короткие щелчки от вскрываемой упаковки наполнили узкое помещение. Я отставил таблетки на край треснувшей раковины как раз в тот момент, когда кулачок Нереа несколько раз постучал в дверь. Я схватил ее вещи, наспех засовывая обратно.
– Луис? Ты торчишь там уже пятнадцать минут, – ее голос отражал беспокойство. Готов представить, как она будет истерить, когда увидит чем я тут занимаюсь, – Я могу войти?
– Секунду!
Я щёлкнул замком на сумочке Нереа, закидывая его на небольшую тумбочку, где лежали полотенца и резко развернулся к раковине, дергая за ручку смесителя как раз в тот момент, когда она открыла дверь. Натянув свое самое бесстрастное выражение лица, я медленно повернулся к ней лицом, делая вид, что все еще мою руки.
– Тебе нужно воспользоваться уборной? Я уже закончил, – сорвав с крючка полотенце для рук, сказал я. Она удивленно уставилась на меня своими большими голубыми глазами, будто видела в первый раз. Наспех смахнув влагу, я бросил полотенце в раковину, и дребезжащий звук привлек внимание обоих.
Ком, подобно рыбьей кости, встал поперек горла.
Пожалуйста, только не это!
– Что это было? – тут же спросила Нереа. Я вскинул бровь, борясь с желанием броситься назад и засунуть руку по локоть в слив, но было поздно – два булькнувших отголоска дали мне понять, чтоб я катился к черту.
– Не знаю, здесь все, как на соплях, – правдоподобно пожал плечами я.
Мои ноги отказывались покидать эту комнату. Мой разум орал, чтоб я оттолкнул ее ( или вырубил) и сбежал восвояси со своим новым предметом гардероба в лице сумочки Нереа.
– Луис? Ты не мог бы…, – замявшись, она отвела глаза, и смущение прилило к ее щекам.
Я остался по ту сторону, слыша журчание, и короткие постриженные ногти впились в кожу, оставляя полумесяцы на внутренней стороне ладоней. Ухмыляющееся лицо моего экс-психиатра встало перед глазами. Оно явилось мне и в первый день после случившегося, когда я мялся в какой-то аптеке, где можно было без рецепта достать ксанакс. Среди небольшой толпы торчков, придурков, пронятых дрожью от зависимости к медикаментам, я стоял, притопывая ногой. За стеклянной перегородкой на меня то и дело взирал фармацевт, и я увидел в его лице тень Гарольда, с издевкой поглядывающего в ответ.
Я так и слышал в своей голове: "Вы так никчемны, Луис".
Ксанакс закончился. А я выходил из себя, шаг за шагом подталкивая к нервному срыву. Диего, мой друг, приторговывавший травкой и кое-какими колесами на досуге, так же не отвечал. Второй повод для Гарольда поржать над моим провалом в квесте о погоне за сновидениями. Тогда-то до меня и снизошла Нереа, вернувшаяся в родительский дом на иукэнд, и я подумал, что все же небо ко мне благосклонно.
А что мы имеем на практике?
Я еще на шаг дальше от заветной подушки с одеялом.
Проекция Гарольда потирала ладошки в предвкушении.
Черта с два, док. Жрите дерьмо.
Быстро собравшись, я хлопнул дверью, дав понять девушке, что наша маленькая встреча окончена. Она точно наберет меня, заметив пропажу, и обложит матом, порвав последние отношения, которые были между нами. Да и плевать.
Если мне суждено впасть в кому от переутомления, свалиться в середине дня со своего рабочего места и пускать слюни – пусть так. Я уже на что угодно согласен, лишь бы не пересекать кабинет чудо-специалиста, о котором мне так профессионально ссали в уши.
***
– Купер, рядом! – я дернул за поводок, привлекая внимание пса.
Он радостно залаял, активно махая хвостом, и рванул вперед, игнорируя приказ. Поводок выскользнул из моей руки, дав волю животному, и пес умчался вперед, скрываясь за какими-то кустами.
Феерично, Луис. Просто бес- мать его-подобно.
– Купер, ко мне!
Где-то вдалеке его лай отозвался в ответ. Я вздохнул, устало провел рукой по лицу, отказываясь верить в то, что со мной происходило. Электронные часы показывали заполночь. Через шесть часов я должен был подняться на пробежку, привести себя в порядок и отправиться на работу, но сил хватало разве что на то, чтоб засунуть щетку в свой рот.
Я не могу искать еще и его на протяжении всей этой ночи.
– Давай, мальчик, ко мне!
Я огляделся по сторонам, но редкие фонари не показывали всей площади раскинувшегося парка, и я щурил глаза, пытаясь отследить в темноте хоть какое-то движение. Вокруг воцарилась одна лишь тишина.
– Ты нарываешься на кастрацию, старина! И в этот раз без шуток!
Ага, как же, так он и рванул обратно. Супер.
Я нехотя поплелся в том направлении, куда ускакал пес, выбираясь на велосипедную дорожку. Луна поднялась достаточно высоко, облака порой застилали ее, и мне приходилось двигаться на ощупь. Я попытался включить фонарик на своем телефоне, но мигающая полоска заряда оповестила меня о том, что батареи хватит на щедрые минуты две-три. В лучшем случае.
– Купер!
Может, это злой рок?
Может, испытывал судьбу слишком долго, жил припеваючи, а она решила напомнить мне, что все в жизни не должно доставаться даром?
Долгое время я не знал забот, купаясь в родительской любви Кристи и Боба: ходил в хорошую школу, получил прекрасные рекомендации для поступления в престижный универ, заработал красный диплом и устроился на высокооплачиваемую работу. У всего же есть конец? Может, мой решил подобраться ко мне подобным образом и показать, что я недостаточно ценил то, что имел?
Пес не выдавал своего местонахождения, что наталкивало меня на мысль о том, что что-то могло с ним произойти. За выходом из парка его могли поджидать машины, проносящиеся мимо, придурки-подростки, – да что угодно! Сомнение подкрадывалось незаметно. Треск веток позади меня заставил тут же обернуться.
– Старина?…
Рядом никого не было. Я просеменил еще несколько метров вперед, оглядываясь по сторонам, и чей-то шаг вновь отозвался хрустом сухих ветвей.
Это моя паранойя.
Здесь никого нет.
В конце концов, я мужчина, и вряд ли какому-то извращенцу придет в голову напасть на меня. Наверное, единственное, что могло меня как-то обнадежить – мои быстрые ноги.
Детский смех оказался первым, что пригвоздило намертво те самые ноги на место. Я сглотнул, разворачиваясь в пол-оборота.
Тихо, чувак, тихо. Уже за полночь, здесь не может бродить ребенок без присмотра родителей.
Это точно чья-то злая шутка.
– Как будто это зависит от нас…,– знакомый голос эхом раздался вдалеке. Смех сопроводил его с другой стороны. Если сердце и могло подступить к глотке – оно уже стояло там, заставляя мои глаза прослезиться от беспомощности проглотить его обратно. Позади хрустели и трескались ветви, опавшие с деревьев. И я уже не стоял, как вкопанный, мои ноги несли меня далеко вперед, дрожа от страха. Едва оступившись, я выставил руки вперед и, коснувшись асфальта ладонями, оттолкнулся, продолжая бежать, как ненормальный.
– Купер, ко мне, мальчик! Купер!
– Как будто это зависит от нас…
Детский смех за спиной сменился знакомым смехом.
Ее смехом.
Лай пса вдалеке.
Треск ветвей.
Порывы ветра.
Клокочущее сердце в глотке.
Я был на грани либо потерять сознание, либо схлопотать сердечный приступ. И второе пока лидировало.
– Мальчиш-ш-ш-шка…
Я бежал. И бежал. И бежал.
Это галлюцинации.
Выдумка моей больной головы.
В мозг не поступает необходимое количество кислорода, и он дает сбой, намекая мне на то, что сон – приоритет, но все катится в тартарары.
Купер выскочил неожиданно, набрасываясь на меня и сбивая с ног. Я упал на спину, ударяясь головой об мелкие камешки и зашипел от боли. Язык пса оставил мокрую склизкую дорожку на щеке. Я отодвинул его морду в сторону, но пес не унимался, радостно лая над ухом. Рука нашла поводок, и я вцепился мертвой хваткой, на этот раз не поддаваясь его игривому настроению.
Хриплый вздох вырвался из моего рта. Голоса исчезли так же неожиданно, как и появились, я вскочил на ноги, потрепал питомца по голове, и дернул поводок на себя.
– Пошли, приятель, думаю, с нас достаточно ночных приключений на сегодня.
Парк остался позади нас, но мое застывшее сердце, как и поток бесконечных вопросов в моей голове, остались в самом центре раскинувшейся территории.
***
Вы можете припомнить тот момент, когда я сказал, что никогда не вернусь к этому психопату? Осторожно… Не спешите. Вспоминаете? Так вот.
Забудьте его.
Призраки прошлого преследовали меня всюду.
В доме, когда я оставлял дверь в спальню открытой – кто-то шкряб ногтями по поверхности дерева, и Купер вскакивал с кровати, давая мне понять, что это не он.
В очереди за кофе кто-то шептал мое имя надломленным голосом.
Страх остаться в замкнутом пространстве овладевал мной, и я больше не мог пользоваться лифтом, предпочитая бежать вверх по лестнице. Семь этажей вверх и вниз изнуряли меня, и к концу следующей недели, мой моральный настрой вслед за физическим оказался ниже плинтуса. Я довел себя до предела, и больше не мог отрицать того, что галлюцинации стали частью моей обыденной жизни.
Рич ходил за мной по пятам, высмеивая любое действие. Он шутил, стоя за спиной моего менеджера по продажам. Тыкал в планшет, когда я ошибался с выстраиванием задач и громко смеялся, въедая свой противный смешок в подкорку моего мозга. Его призрачный след довел меня вплоть до того, что я орал на подчиненных, и те шептались за обедом о том, что их босс сходит с ума.
Так не могло больше продолжаться.
– Я слышала, как он разговаривает сам с собой, а когда постучала в его кабинет, чтоб передать бумаги из бухгалтерии,– он велел мне заткнуться, хотя я ничего не успела сказать! – восклицала Шеррил, активно жестикулируя. Я стоял за углом, прячась, как преступник и грел уши. Неподалеку от нее стоял Сойер, высокий брюнет с короткой стрижкой и серыми глазами. Он крутил в своих руках чайную ложку, коротко кивая, и ждал, пока автомат пропищит, чтоб забрать свой эспрессо.
– Вчера я застал его за тем, что он бился головой об стол и повторял " исчезни-исчезни-исчезни", как умалишенный. Может, наш новый проект по реставрации и выглядит тяжким, но не уверен в том, что его поведение обусловлено именно этим.
Как бы я хотел вылететь к ним и убедить в абсурдности сказанных слов, но, к сожалению, все выглядело именно так. Они перекинулись еще парочкой фраз перед тем, как приступить к обеду, и я выскользнул, унося ноги подальше от своих ребят.
К вечеру золотистая табличка била мне в лицо инициалами " Г. Н. Перри". Эти буквы сеялись надо мной. Стыдили в том, что я с самого первого и последнего визита вел себя, как психованный ублюдок, находящийся на грани истерики. И вот сейчас я мог с уверенностью сказать, что истерика захватила меня по полной. Секретарша Гарольда Найта Перри – Клариса Хьюз прочистила горло, покашливая больше для вида, так как я преградил ей проход своим широким телом. Копна ее рыжих волос лежала собранной аккуратной косой на одном плече, карие глаза метали молнии, и она постоянно прикусывала губы в нетерпении, тут же выпрямляясь по струне от одного моего взгляда, брошенного сверху-вниз на нее.
– Мистер Болдон, Ваше время уже идет, – наверное, в раз четвертый, напомнила мне она, – Доктор Перри уточнял, не задерживаетесь ли Вы, но Вы подпираете его кабинет больше получаса, а мне необходимо отнести жасминовый чай, и я была бы очень признательна, если бы Вы вошли внутрь и не вынуждали меня врать.
Сейчас я войду, и он рассмеется мне прямо в лицо, не иначе.
– Мистер Болдон, сэр, – терпеливо повторила Клариса.
Или скажет что-то подстегивающее, окончательно взрывая ту дамбу словесного поноса, которую я сдерживал всю неделю.
Миниатюрная девушка попыталась отпихнуть меня, придерживая поднос одной рукой, и я накрыл ее ладошку, опуская ручку вниз. Ее пальцы дрогнули подо мной.
– Мне жаль, – прошептал я ей, когда дверь распахнулась, и она смогла пройти внутрь. Цоканье ее каблуков меня совершенно не беспокоило. В прошлый мой визит на ней были обычные балетки. Значило ли это, что Гарольд специально заставил надеть ее острые шпильки, чтоб проверить мою реакцию?
– Я очень рад, что Вы вновь решили обратиться ко мне, – вместо приветствия сказал он. Я аккуратно соскользнул в то же кресло, в котором сидел в прошлый раз, и Гарольд покачал головой, кивая на диван.
Я снова пришел за таблетками. А он снова хотел терроризировать мои мозги. Вымученный стон сорвался с моих губ. Клариса вышла, оставив нас один на один, и я, точно приговоренный к смертной казни, опустился на диван, неловко перебирая пальцы.
Сегодня на нем красовался классический черный пиджак, белоснежная рубашка и свободные брюки. Он расстегнул верхнюю пуговицу, вытащил тот же блокнот из ящика и проследовал к креслу, стоящему около меня.
Я ждал, когда же он начнет глумиться надо мной, припоминать выходки, выброшенные мною в прошлый раз, но ничего из этого не происходило. Он пролистал несколько исписанных страниц, пробежался быстро по последним, и взор его светлых глаз перекочевал ко мне, вызвав легкие мурашки у корней волос. Я боялся дышать.
– Значит, Вы вспомнили "Анже", – начал он, поворачивая блокнот ко мне. Ее имя было обведено в овал, подчеркнутое несколько раз. Записи на нем не обрывались, он расписал несколько вопросов более мелким подчерком.
– Верно…
– Когда я вводил Вас в состояние гипноза, изначально эмоциональный фон был вполне стабилен, Вы могли контактировать со мной и отвечать на вопросы, но, когда я спросил Вас, есть ли что-то, что причиняет Вам неудобство, Ваше поведение…
– Отвечал? – переспросил я, совершенно не помня о том, чтоб мог слышать какие-то точные формулировки или вопросы. Все, что я помнил о Гарольде – изредка звучащий голос, который звал меня по имени, но не более того.
– О, это нормально, что Вы можете не помнить об этом, – тут же объяснил мужчина, – Исходя из нашего разговора, я точно знаю, что в… Гостиной? В общем, в месте, в котором Вы изначально находились, были и другие люди. Вы перечислили имена: Рич, Шон, чуть позже назвали и третье – Анже. Вы можете объяснить, кто именно были эти люди? Встречали ли Вы кого-то в повседневной жизни, чтоб связать образы этих людей с другими?
– Нет, док, я впервые видел этих людей. Я мог бы забыть такого молчуна, как Шон, но встреться мне Рич в реальном мире, – мы бы схлестнулись до чьей-то разбитой рожи, – я напрягся, вспоминая этот нервирующий кадр.
– Так что произошло?
– Я повторяю это уже в который раз, сэр, – я зачесал волосы назад, чувствуя тревогу, возникающую каждый раз, когда я думаю о своих новых вымышленных друзьях, – Я не могу спать, с прошлой недели бессонница усугубилась. Теперь я в самом деле думаю, что схожу с ума. После того сеанса их голоса накрепко засели в моей голове. Когда я прогуливаюсь вечерами с псом, мне кажется, что меня кто-то преследует, хотя мы совершенно одни. Пожалуйста, прошу… – я взмолился, опуская свои руки вдоль тела, – Пропишите мне лекарства, я уже не отличаю вымысел от реальности. Вы же понимаете, что это ненормально.
– Давайте еще раз попытаемся вернуться в место, где Вы…
Я шумно выдохнул и поднял указательный палец, прося его помолчать:
– Я не отдаю отчета собственным действиям, док. Моя работоспособность снизилась в разы, я кричу на сотрудников, от недосыпа у меня трясутся руки, и я не могу находиться даже в чертовой душевой дольше трех минут, потому что меня постоянно преследует чувство, словно туда вот-вот ворвутся!
Гарольд кивал головой, как долбанная деревянная девчонка, танцующая хула на приборной панели моей крошки.
И я был полным придурком, наивно полагающим, что у этого человека, так часто сравниваемым с моим отцом, есть совесть.
Это произошло: я – облажался в своей наивности, он – настиг меня во второй раз, оставив обезоруженным перед чистым страхом моего прошлого.
***
Разбросанные книги. Огонь, разведенный в камине, отнюдь не согревающий даже кончиков пальцев. Ободранная софа. Пыль, грязь, холод, снегопад за забитыми окнами.
Все это мне знакомо. За неделю здесь изменилось только одно – прошлые постояльцы исчезли бесследно. Звуки, вводящие в ужас, исчезли, пропали голоса. Шон не царапал дверей, приевшийся гогот Рича больше не тревожил, а Она… Она забрала с собой этих двоих, оставив меня вынюхивать что-то новое. Голос Гарольда порой возникал извне, направляя меня по старому зданию. Я быстро пересек расстояние от комнаты, в которой находился, до второго этажа. Признаться, пару раз я все же обернулся, чтоб убедиться, заколочена ли дверь, но все оставалось на своих местах.
Неужели я все это выдумал?
Наверху, где я смог попасть лишь в одну комнату, не нашлось ничего примечательного или необычного. Старая кровать давно сгнила, и только каркас, да ржавые натянутые пружины еще более-менее держали оставшуюся конструкцию. Я присел на край, как вдруг она звякнула подо мной, и я тут же подскочил, не желая испытывать на себе удачу.
– Чего Вы хотите от меня, док? – вслух спросил его я. Он не спешил с ответом, и почему-то мне казалось, что я знал его. Гарольд точно хотел, чтоб я выполз из этой норы.
Черт, здесь так холодно, что мои яйца точно съежились, едва ли не спрятавшись где-то внутри моего тела. Я бы не удивился. Взглянув по привычке в щель меж забитых досок, я просеменил взглядом куда-то в раскинувшийся лес.
Почему этот дом стоял одиночкой в такой глуши? Если здесь кто-то и жил, то как выживал? Была ли у него связь с внешним миром? Я поежился, обнял себя за плечи и, почувствовав подступающую зевоту, раскрыл рот, глотая пригоршней подступивший кислород. Кстати…
Если состояние гипноза – это некий транс, то есть ли вероятность заснуть хотя бы здесь? Я бы отблагодарил его несколькими сотнями сверху.
Хохотнув от хода своих мыслей, я спустился вниз, сдернул старый плед, забившийся в углы софы, и укрылся с головой. Конечно, полагаться на тепло достаточно наивно, но чем черт не шутит… Сдохнуть от метели тоже так себе перспектива.
Взгляд мой столкнулся в дверью. Я начинал верить в то, что мой разум играет со мной в какую-то странную игру. Она тоже оказалась вполне себе незапертой. Ни тебе досок, ни тебе следов от вколоченных гвоздей.
Я распахнул ее, и лицо обдало колючим холодом. На моих ногах красовались кожаные туфли, совершенно не подходящие для данной погоды. В следующий раз приеду в сраном горнолыжном костюме, и плевать, что за Моими окнами температура переваливала за тридцать с небольшим.
– Самое время подать какой-то знак! – прокричал я, надеясь, что до Перри дойдет, и он, наконец, раскроет свой рот, – Если я выйду наружу и замерзну там насмерть, – Вы станете вторым человеком, лишившимся сна до конца Ваших дней, сэр! Я не дам Вам спуску!
Прислушавшись, я ничего не уловил. Значит, либо я ему отвечаю и вновь ничего не вспомню, либо его на самом деле здесь больше нет. Я совершенно один. Снова.
Ну, хорошо. Будь что будет.
Первый шаг за порог обветшалого дома не вызвал у меня никакого волнения. Напротив – стало на удивление легко. Я продвинулся немного вперед, чувствуя в груди нарастающее тепло. Что это?
Может, все дело в доме? С первого появления в нем, мною движили страх и неприязнь, каждый закуток отдавал пресностью, негодованием и вызывал во мне отторжение. Обернувшись к нему, я разинул рот, не веря своим глазам. Какого…?! Где он?…
Чистая поляна, укрытая белоснежным покрывалом, вокруг выдвинувшийся лес и ничего, что бы намекало на то, что здесь только что стояло сооружение в два этажа.
Где он, черт побери? Он же только что здесь стоял! На этом самом месте!
– Эй, ты меня слышишь вообще? – заорал я что есть мочи, – Его нет! Дома нет! Ты слышишь меня? Я ведь и правда сейчас нахрен здесь околею! Сука, Гарольд! Вытащи меня из этого паршивого места!
Холодок пробежал по спине, я чувствовал, как немеют пальцы ног. Что за восторг!
Не иначе как очередные фокусы этого шарлатана. И зачем я приперся к нему во второй раз? Нужно было просто подождать, пока Диего достанет колеса или, на худой конец, вырвать сумочку из рук Нереи, когда она топала домой!
– П-простите, дядя…
Я мог зайти к ней в гости, не вызывая подозрений у Рейчел и Роба! Почему это не пришло мне в голову раньше?!
Блядь, сколько я здесь уже торчу? Час? Два? Сейчас вечер понедельника, к утру я должен быть на работе, а не вышкрябывать снег из туфель, очесывая округу в поисках невесть чего! Почему это не остановило меня перед тем, как отправиться к ахренительно уважаемому мистеру Перри, так вовремя подсунутому мне на тарелке с гнильем?
– Из-… И-Извините, пожалуйста…, – вновь раздался тонкий голос неподалеку. Я резко обернулся, зло плюясь слюной:
– Да чего тебе нужно, Господи Боже?!
Низкий человечек в свертке из бежевого пуховика отступил на шаг, тут же спотыкаясь об собственные ноги, и упал на спину.
Я остолбенел буквально на мгновение, не веря своим глазам, пока он не зашевелился, в испуге пячась назад. Нас разделяло несколько метров, и я спешно сокращал их, стоило ему только поднятьня на ноги, чтоб дать от меня деру.
Тысячи вопросов всплыли в моей голове, но я был готов поклясться – не поймай я его сейчас,– задавать их уже будет некому.
– Простите! П-Простите, я н-не хотел! – объяснялся он, звонко вереща. Его маленькие ножки утопали в снеге, замедляя шаг, и я протянул руку, хватаясь за капюшон. Он вскрикнул, подскальзываясь и сбивая меня с ног. Мы свалились в кучу, как кегли, и я тяжело задышал, прижимая к груди ребенка одной рукой.
Снег под ладонью острыми лезвиями лизал мне кожу. Облачка пара выскальзывали изо рта, растворяясь где-то над головой.
Он зашевелился, отрывая лицо от моей груди, и большие карамельные глаза уставились на меня в ужасе.
С него все и началось.
