Deirdre May Moss
Параллели
ЛИЛЯ достаёт из рюкзака тетрадь, аналогичную порванной НАСТЕЙ, но целую и кладёт перед собой.
ЛИЛЯ. В школе мне, по правде говоря, было неуютно. Класс совершенно новый, ведь в этом году я, чтобы поступить на инженера, перешла в технический лицей. Новеньких, как я, больше половины, однако всё равно сложилось впечатление, что здесь все друг друга знают и нам, мягко говоря, не очень-то рады… В старой школе я была отличницей, особенно не нагружая себя учёбой, а здесь… Здесь ребята действительно сильные, и я совсем не уверена, что смогу хотя бы оказаться с ними на одном уровне – не то, что составить конкуренцию. На геометрии меня в первый же день вызвали к доске решать задачки, и я даже все решила! Но… чутьё подсказывает, что в глубине души одноклассники смеялись надо мной и думали, что с подобной ерундой справится любая первоклашка.
Пауза. На лице ЛИЛИ – раздумья.
ЛИЛЯ. А ещё там была она. Понятия не имею, что это за девочка – вроде бы, зовут Настей – но она почему-то показалась мне особенно интересной. Она как будто… чем-то выделялась среди остальных. Может быть, своей непосредственностью. В другой ситуации я бы посчитала её слишком дерзкой и держалась бы от неё подальше, однако первого сентября события пошли совсем по другому пути, по непривычному… Я точно потеряла возможность думать о ком-то ещё.
За спиной ЛИЛИ материализуется НАСТЯ. Её плечи расправлены, лицо беспристрастно и устремлено в зал. С этого момента она дублирует эмоции ЛИЛИ, но в более гротескном их варианте. При этом речь НАСТИ монотонна, все мышцы напряжены, губы поджаты.
ЛИЛЯ. Мне лестно думать о том, что это может быть чем-то большим, чем простым совпадением, но она часто в самые неожиданные моменты оказывалась возле меня, что бы я ни делала: рисовала или же разговаривала с теми, кто сидел поблизости. И как будто слушала, смотрела… Неужели такая, как я, может понравиться такой, как она? Хотя ерунда… Куда мне? У неё так много друзей – кто я такая, чтобы быть им ровней, чтобы быть равной ей? Но если хотя бы попытаться стать такой же смелой, хотя бы допустить эту маленькую вероятность, что я тоже могла бы быть ей симпатична…
НАСТЯ (монотонно). Нет, я тебя ненавижу.
ЛИЛЯ. То жизнь в новой школе уже показалась бы мне намного менее серой.
ЛИЛЯ встаёт со стула и ловит из-за сцены булочку с шоколадом. Затем возвращается на своё место и начинает есть. НАСТЯ отходит на пару шагов назад и вбок и в падении приземляется на пол, усаживаясь в неестественную позу.
ЛИЛЯ. На обеде она ушла обратно к себе за последнюю парту. И… несмотря на большое количество её друзей в классе, я поклясться готова, что выглядела она одинокой и даже… несчастной.
НАСТЯ. Это неправда. Я счастлива. И не одинока.
ЛИЛЯ. У меня даже пару раз сжалось сердце в порыве поделиться с ней булочкой, ведь она так на меня смотрела, как будто очень её хотела.
ЛИЛЯ кидает в НАСТЮ булочкой. Та не ловит её и не двигается.
ЛИЛЯ. Впрочем, вряд ли она бы приняла её от меня.
НАСТЯ. Совершенно верно. И вообще я на тебя обиделась.
ЛИЛЯ прячет тетрадь и встаёт из-за парты.
ЛИЛЯ. А сегодня был второй день учёбы. Погода стояла чудесная – не то, что вчера. Светило солнце, а по дороге в школу я даже нашла два пожелтевших листочка. Стало грустно, ведь это означает, что совсем скоро придёт настоящая осень, однако пока она не пришла и переживать незачем.
ЛИЛЯ перемещается туда-сюда от одного конца сцены к другому. НАСТЯ следует за ней, но медленнее, пока в какой-то момент они не сталкиваются.
ЛИЛЯ. Но самый занятный момент, пожалуй, произошёл на лестнице, по пути к кабинету английского. Я столкнулась с ней лицом к лицу. Наверное, она спешила в столовую, потому что до звонка оставалось меньше пяти минут. Толкнула она меня сильно, локтем – даже синяк остался. Но я не обиделась – всё же теперь мы квиты, ведь вчера я, вылезая из-за парты, нечаянно пнула её в бедро. (Слегка задевает ногой бедро НАСТИ.)
НАСТЯ. Вообще-то это я тебя пихнула. А ты извинилась, дурочка.
ЛИЛЯ за плечи поворачивает НАСТЮ лицом к залу, сама встаёт чуть позади.
ЛИЛЯ. Вообще я постоянно за ней наблюдаю, как и что она говорит, как и что она делает. Отчего-то мне интересна… её жизнь. Она. Но я боюсь к ней подойти, боюсь сказать об этом, поскольку я уверена – она меня оттолкнёт. Поэтому всё, что мне остаётся, – смотреть. Она такая… независимая, будто ей всё нипочём. Такая красивая. Такая бесстрашная… Наверное, ей неведомы столь глупые и детские переживания.
НАСТЯ. На самом деле я напугана.
ЛИЛЯ. Она – в точности как искорка. Как огонь. Оплот непосредственности и жизнелюбия.
НАСТЯ. Всякие мысли в голову приходят.
ЛИЛЯ. Она бы никогда не поняла меня… А впрочем, поняла бы. Она – точно поняла бы. Не знаю, почему я так в этом убеждена. Пару лет назад я прочитала в одной книжке, что ещё до рождения наши души разбиваются на несколько частей. И в мире существуют люди, носящие в себе осколок твоей души. Так вот… Хоть я и привыкла всё рационализировать, мне нравится думать, что она – и есть один из моих осколок. Или даже единственный. Мозгом такое не воспринять, только сердцем… Пусть мы и очень разные, есть в нас что-то, что позволяет считать нас почти близнецами.
ЛИЛЯ в нерешительности отходит от НАСТИ в дальнюю часть сцены и понуро опускает голову.
ЛИЛЯ. Да даже если и так… Каков процент, что она считает так же? Наверняка он стремится к нулю. Она же не действует. А если человек не действует – значит не так уж ты ему и нужен. И я в своих действиях поэтому не вижу никакого смысла.
Она садится за парту, снова достаёт тетрадку и начинает в ней что-то увлечённо рисовать. Вдруг – поднимает лицо на зрителей и воодушевлённо сообщает.
ЛИЛЯ. Один лишь был контраргумент, который заставил меня сомневаться в теории, что она меня ненавидит. Сегодня Вика – моя соседка по парте – простудилась и не пришла, чему я, к слову, была даже рада, поскольку люблю быть одна – никто от важных мыслей не отвлекает. И она… Она…
НАСТЯ срывается с места, стремительно подходит к парте и, почти ударяя, опирается на свою часть столешницы.
ЛИЛЯ. Она спросила, можно ли сесть со мной.
НАСТЯ. Это было невероятно трудно.
ЛИЛЯ. Я не поверила своим ушам. Но… разрешила.
ЛИЛЯ отодвигает второй стул, и НАСТЯ падает рядом.
ЛИЛЯ. Было так странно видеть и чувствовать её рядом с собой… И почему именно я? Значит, ей всё-таки было одиноко вчера на камчатке?
НАСТЯ. Не поэтому.
ЛИЛЯ. Я заметила, что её рубашка сшита из какой-то необычной, блестящей хлопковой ткани. Я бы тоже с удовольствием такие носила, вот только мне они совсем не идут, а ей – замечательно. Ещё она иногда косилась в мою тетрадь. Наверное, думала, что это безответственно – рисовать на алгебре, когда завтра контрольная.
НАСТЯ. Твои рисунки действительно красивые.
ЛИЛЯ робко, движением пальца, толкает к НАСТЕ ручку. Та не реагирует. Тогда ЛИЛЯ, набравшись смелости, снова берёт её и уже вкладывает НАСТЕ в ладонь, загибая пальцы.
ЛИЛЯ. Вот и всё на сегодня, пожалуй. Посмотрим, что как дальше будет развиваться.
ЛИЛЯ встаёт со стула и уходит. Свет гаснет.
Сцена 3
Повествование от лица НАСТИ. Локация – школа.
Зажигается свет. НАСТЯ выходит на сцену, однако походка её уже не столь тверда, с лица пропала былая маска холодности и суровости. Героиня как будто чем-то очень опечалена, и пусть она старается не выдавать себя, получается это у неё из рук вон плохо. Одета НАСТЯ в чёрную короткую юбку и красную футболку. В руках держит ручку.
НАСТЯ. Месяц прошёл… И всё – ничего.
Она неуверенно подходит к парте и устало опускается на свой стул.
НАСТЯ (обращаясь к зрителям). Ничего не понятно! Я всё так же ничего не понимаю!
Из-под парты НАСТЯ достаёт четыре свечи и спички, ставит свечи перед собой полукругом и зажигает одну за другой. Напряжённо смотрит на них в попытках отогнать дурные мысли и хоть немного расслабиться.
НАСТЯ. За этот сентябрь… я поняла только одну важную истину. Которую я безбожно отталкивала от себя лет шесть – не меньше. (Она поднимает глаза, в которых отражаются пляшущие язычки пламени.) Я умею чувствовать. Не эмоционировать – чувствовать. Скажешь, что это одно и то же – и я отвечу тебе «Ха-ха, а, знаешь, ты чертовски неправ». Эмоция – лишь налёт, глазурь, а если всколупнуть её, а внутри – пустота, то какой в этой глазури вообще смысл? Прикрыть пустоту? Создать красивую обёртку? (Вымученно смеётся.)
НАСТЯ делает паузу, в течение которой нервно крутит ручку между пальцев и кусает её за кончик.
НАСТЯ. Принятие способности чувствовать далось мне очень нелегко. Даже, я бы выразилась, через кровь и слёзы. Однако я иначе не могу. Позиционируя себя в обществе вечным огнём, пламенем горячего сердца, которое очень много в моральном плане берёт от других, я заметила вот что: когда я не отдаю ничего в ответ, исключительно поглощая, я просто… перегораю. И постепенно гасну. (Она задувает одну из свечей.) Прийти к подобным мыслям я бы вряд ли смогла, если бы не она… Лиля. Девочка из школы. Обычная девочка из моей школы, из-за которой мне сейчас совершенно необычно грустно. Я и сама удивлена, насколько.
Пауза. НАСТЯ вновь опускает взгляд на свечи и удручённо следит за подрагивающими огоньками.
НАСТЯ. В начале месяца я бы ещё могла поставить хоть сколько-нибудь воображаемых денег на то, что Лиля всё-таки не подумала обо мне ничего плохого, несмотря на моё ужасное поведение. Что она не ненавидит меня… Я ведь тоже на самом деле её не ненавижу – скорее, напротив, но она-то, разумеется, никогда этого не услышит и не прочитает. Я ведь самой себе врала… Мне так проще было.
Пауза.
НАСТЯ. Ну так вот… о чём я? Лиля… В начале месяца во мне ещё горел огонёк надежды, что события могут резко повернуться на 180 градусов, если я столь же резко поменяю своё к ней отношение. Так, чтобы ещё и она это увидела. И что в итоге? Да что – я чётко осознала: сделанного не воротишь.
На середине сцены появляется ЛИЛЯ. Она стоит, ссутулив плечи и опустив лицо вниз, голова её отвёрнута от НАСТИ. В руках героиня держит томик стихов Ахматовой.
НАСТЯ. Я почти уверена, что она окончательно отвернулась от меня.
ЛИЛЯ. Ты снова врёшь.
НАСТЯ. Сегодня, например, она не подошла ко мне в коридоре, хотя я специально встала рядом в надежде, что она со мной заговорит. (ЛИЛЯ отходит к противоположному краю сцены и встаёт лицом к стене. НАСТЯ задувает вторую свечку.) Недели две назад, когда мы за партой перекинулись парой слов о поэзии Серебряного века, я вскользь упомянула, что было бы неплохо погулять вместе у пруда и обсудить Ахматову, если, конечно, Лиля не против. Она кивнула, но до сих пор так никуда меня и не позвала. (ЛИЛЯ поворачивается к залу и прячет лицо за книгой. Гаснет третья свеча.) Я бы и сама позвала её – когда меня вообще подобное утруждало? – если бы хоть немножко верила в то, что мне не откажут… Ну а позавчера вернулась… (с отвращением) Ви-ка. Виктория Зубкова. А если совсем откровенно – то самый противный мне человек в нашем классе. Не имею ни малейшего понятия, откуда она знакома с Лилей, однако она постоянно к ней липнет. И всё с какими-то дурацкими разговорами ни о чём: то про собачек бездомных, то про то, что к ней вчера в гости подружка приезжала и они обои вместе клеили… Куда уж там Ахматовой и Блоку! А самое обидное, что Лиля этот весь поток пустого сознания слушает, пусть и не отвечает. Даже когда Ви-ка подошла ко мне, чтобы заявить, что я занимаю её законное место – кто бы ещё интересовался её мнением, правда? – ни слова не сказала. Промолчала. Иначе говоря, согласилась. (НАСТЯ почти плевком гасит последнюю свечку. ЛИЛЯ грубым движением отбрасывает книгу в сторону и зажимает руками рот после своей реплики.)
