Александа Брик
Три дня в Петербурге
Уже утомлённые шагали мы на станцию метро «Автово», которая, несмотря на своё нецентральное местоположение, была так же исторически прекрасна, как и все остальные. Метро в Санкт-Петербурге – отдельный вид искусства для меня. Потолки, стены, эскалаторы, металлические жетоны, синие старенькие вагоны – будто часть какого-то ритуала пути. Доехав до станции «площадь Восстания», мы перешли на другую линию, ведущую на станцию «Гостиный двор». В восьмистах метрах от выхода меня ждал чудесный завтрак в виде миндального круассана и латте в кафе, окна которого открываются прямо на здание любимого Казанского кафедрального собора. Папа же предпочёл завтракать фаст-фудом в Макдоналдсе Гостиного двора. Напрасно я быстро расправилась с завтраком и полетела к папе торопить его, до нашего сеанса в Русском музее оставалось добрых сорок минут.
Изначально я планировала купить билеты в Эрмитаж, однако их раскупили до моего просмотра в интернете, а живая очередь лишилась существования. Причиной столь быстрой скупки билетов в музей Зимнего дворца являлась третий четверг месяца. Но я не отчаялась и приобрела сеанс в Михайловский дворец Русского музея, где собраны лучшие картины русских деятелей искусства.
Медленная ходьба от Гостиного двора до музея заняла лишь 15 минут, нас не пустили раньше, ожидание длилось в саду перед входом в музей, где возвышается памятник А.С.Пушкину. Билеты не проверились турникетами, только лишь людьми. Огромные залы музея заполнили картины Перова, Дубовского, Максимова, Айвазовского, Куинджи, Сурикова, Репина, Ге и многих других русских художников. Перед некоторыми большими полотнами мы с папой сидели и разглядывали. Особой критике он подвёл произведение Ильи Репина «Бурлаки на Волге», сочтя его исторически неправдоподобным. Долго мы сидели напротив холста Сурикова «Переход Суворова через Альпы», буровя взглядом лицо полководца и солдата внизу, падающего в пропасть. Множество картин оставило след в мыслях, среди которых «Притихло» Дубовского, «Портрет Костычевой» кисти Ге, море Айвазовского, автопортрет Репина, портреты Левицкого и Боровиковского… Бросался глаз и на некоторые скульптуры, в частности Антольковского, Фальконе и Трубецкого.
Два часа спустя мозг уже не хотел впитывать информацию, да и сеанс надо было заканчивать. Вышли мы не прямиком в Михайловский сад, поэтому пришлось обходить здание. Грибоедовская набережная была традиционно заполонена ларьками с сувенирными изделиями и туристами-потребителями их. Около входа в парк играл на гитаре интересный мужчина, косящий одеждой под морячка, песню группы ДДТ «Это всё». Исполнение было и бодрящее, и грустное одновременно. Вдоль высокого забора расположились художники-шаржисты. В парке температура значительно ниже и приятнее благодаря высоким деревьям с широкими нависающими кронами. Деревья эти действительно древние, возле одного мы прочли на табличке «Дуб. 257 лет». Однако скамеек и урн не хватает, а ноги отчаянно требовали расслабления. На освободившуюся лавочку мы мчали, лишив какую-то семью места. Рядом был псевдосоветский автомат, продающий напитки в стаканчиках. Папа взял нам одну потрясающую «крем-соду» и один стаканчик обычной газированной воды. В тихом парке сидели и отдыхали около получаса, позже снова захотелось есть, мы не спеша направились к моему любимому кафе. После ужина, перейдя дорогу, мы осматривали Казанский собор, не лишив и его кадров на карте зеркалки, а также и кадра на фотоплёнке «ФЭД-5». Дальше мы традиционно шли встречать закат на Неву.
В этот день, 19.08., я рассматривала уже не только дома и детали, но и людей. Среди толп туристов и подростков, которых можно встретить в любом крупном городе России, мелькали и интересные личности. Коренные петербуржцы, в основном – люди в возрасте. Пенсионеры, одетые крайне порядочно: если мужчина – то в костюме, а женщины в элегантных юбках, платьях или брюках, зачастую в шляпах с широкими полями. Есть петербуржцы и молодые, часто похожие на тех же москвичей, стремящихся с работы и на работу, не замечающих красот за усталостью. Петербуржца можно узнать по ненаигранной и искренней вежливости, так учтиво спросила у меня время пожилая дама. Но есть и те жители города, которых мне жалко. Много бабушек, одетых в тёплые куртки в жару, стоит на улице между Гостиным двором и Казанским собором. Не могу я забыть отчаянно кинутый в толпу взгляд одной из таких в голубой куртке, она отворачивается к стене здания и, наверное, плачет. Много таких пенсионеров на всех центральных улицах города, где кипит жизнь для одних и угасает для других. И нищета присуща этому городу, даже в некоторой степени больше, чем моему.
До расхода мостов мы опять не досидели, к сожалению. В этой поездке мы уже не увидим такого зрелища. Вечер, переходящий в ночь, уже не такой тёплый, нежели вчерашний. Я достаю жёлтый свитер из рюкзака, закутываюсь, даже сквозь него проникает ветер. Но всё ещё спокойно и тихо в моей душе на Неве. Едва перебирая уставшие ноги, мы снова возвращаемся поздно домой. По пути не встретив ничего интересного, за исключением привычных уже уличных музыкантов, исполняющих рок, среди которых попалась и девушка, певшая неизвестную нам песню, но каким чудесным, пронизывающим голосом! Засыпаю я не сразу, осознавая, что завтра последний день в Петербурге. Несмотря на большое количество зрительной информации, пройденной мной в этот день, перед засыпанием возникают в сознании шедевры Русского музея.
