Чтобы подкова принесла тебе удачу, прибей ее к своей ноге и паши, как конь, от восхода до заката.
Я отошла от письменного стола, приблизилась к окну и прижалась лбом к холодному стеклу. На дворе конец декабря, солнце садится очень рано, все лошади уже уютно устроились в своих конюшнях, поели и мирно спят, а я… обернувшись и горестно вдохнув, устремила печальный взор на столешницу, где немым укором мне, автору, лежала неоконченная рукопись. Хотя слово «неоконченная» в данном случае неуместно, потому что новая книга, если уж быть откровенной, совсем не написана. То есть вообще никак не написана, даже практически не начата. Я нацарапала на первом листе три слова: «Таня Злотникова была…» – и все. Кто такая эта Таня? Кем она станет в моем новом детективе? Нужна ли госпожа Злотникова в сюжете? И вообще, какой сюжет будет у еще не рожденного детективного романа? Ох, зачем Костик уехал и оставил меня одну накануне Нового года?
Последний вопрос, впрочем, никак не относится к творческой деятельности, и на него есть четкий ответ: мой любовник Костя – почтительный и заботливый сын. Дело в том, что его мама, Аллочка, адептка здорового образа жизни, поэтому каждый год в двадцатых числах декабря Костик везет ее в крохотную швейцарскую деревушку, где купил небольшой дом, и они проводят почти месяц на лоне природы. Алла уверяет, что каникулы в Альпах заряжают ее здоровьем на следующие двенадцать месяцев, но только если она едет туда вместе с сынулей. А если Костя по какой-нибудь причине не сможет составить ей компанию, она непременно заболеет и скончается в муках. Традиция посещать Швейцарию и справлять там сначала католическое Рождество, потом Новый год, затем вновь появление на свет младенца Иисуса, но уже по версии Русской православной церкви, и в конце концов завершать затянувшиеся праздники песенкой «Дед Мороз к нам идет, всем подарки он несет» в ночь с двенадцатого на тринадцатое января, зародилась в семье Фокиных давно, когда Костик обо мне даже не слышал. Ясное дело, никто не собирается ради меня ломать устоявшиеся привычки.
Только не подумайте, что Аллочка принадлежит к биологическому виду «свекровь простая, злобная» и регулярно повторяет своему сыночку: «Жены приходят и уходят, а мать одна на всю жизнь. Я совершила подвиг – родила тебя. А что сделала чужая баба?»
Нет, Алла вполне милый, даже деликатный человек, а я не являюсь законной супругой Кости, в загс он меня не водил. Поэтому он совсем не обязан думать о моем психологическом комфорте и задаваться вопросом, где и с кем писательнице Арине Виоловой предстоит пить шампанское тридцать первого декабря.
Почему Костя не пригласил меня на берег Женевского озера? Вы разве не поняли? Они с мамой всегда летают в деревеньку Буа исключительно вдвоем, не берут с собой даже брата-близнеца Кости. Хотя, если уж совсем честно, Аллочка обожает исключительно старшенького мальчика. Впрочем, тому, кто издал свой первый крик через десять минут после него, тоже достает внимания и заботы, но вот любит она лишь Константина.
Я потрясла головой и приказала себе: Вилка, очнись, хватит думать о чужих семейных привычках и проблемах. Если что-то невозможно изменить, надо воспринимать это что-то как само собой разумеющееся. Главное – ни в коем случае не расстраиваться. На твоем пути неожиданно возникла бездонная пропасть и хочется зарыдать от отчаяния? Но ведь от слез мост не построится! Лучше попытаться соорудить его или искать обходной путь, а поревешь потом, когда благополучно преодолеешь преграду. Проблемы надо решать, а не топить их в собственных слезах.
Так, дорогая, иди, завари себе кофе, чай, какао, не знаю, что еще, умойся и начинай писать книгу. К тому же встреча Нового года в одиночестве совсем недурная вещь. Если подумаешь – увидишь одни плюсы: не надо тратить деньги на укладку и макияж, на новое платье, туфли и подарки для тех, с кем сядешь за праздничный стол; не придется резать салат, слушать длинные глупые тосты, пялиться в телевизор, где по всем каналам будут мелькать одни и те же давным-давно надоевшие лица. Нет, на сей раз я лягу на диван в уютном халатике, включу себе романтическую комедию, возьму с собой миндальное печенье и угощусь черносмородиновым ликером. Зато никто не закричит над ухом: «Вилка! Как ты можешь пить эту липкую дрянь? На-ка вот, глотни шампусика! Ну же, давай, до дна, на счастье!»
Я терпеть не могу шампанское. Любое – дорогое, дешевое, российское, импортное, брют или сладкое. У меня от него изжога и икота потом до утра.
Короче, Новый год в одиночестве – прекрасная вещь! Мне будет лучше всех! Всегда мечтала провести ночь на первое января в уединении!
Я быстро схватила пульт и включила телевизор. Что бы сейчас ни показывал ящик, буду смотреть в него с большим интересом. Главное, не думать о всякой ерунде.
Экран стал нежно-зеленым, появилась очаровательная блондинка и со счастливой улыбкой на устах, накрашенных розово-перламутровой помадой, заголосила:
– Программа «Тайны и скандалы недели», с вами Котя Любопытная…
Мне тут же расхотелось рыдать. Ну надо же, как удачно я нажала на кнопку! Котя Любопытная в данный момент самый нужный человек в моей жизни! Никогда ранее я не смотрела передачу, посвященную сплетням, но, полагаю, она намного лучше новостей, от которых мороз пробирает по коже. Вот скажите, почему готовящие их бригады не замечают в стране ничего хорошего? Отчего телевизионщики постоянно делают репортажи только о стихийных бедствиях, катастрофах, преступлениях и пугают наивных зрителей пророчествами о неминуемой смерти всех россиян от голода, холода и экономических кризисов?
Я села в кресло и приготовилась услышать о том, как некая певица отбила мужа у своей подруги. Хотя, вполне возможно, сейчас сообщат о драке между журналистом и представителем шоу-бизнеса. Я не поклонница желтой прессы, но сегодня мне просто необходима порция глупостей, и чем невероятнее они будут, тем лучше.
Из динамиков зазвучал марш Мендельсона. Я пришла в восторг. Свадьба! Прекрасно, полюбуюсь на красивые платья, многоярусный торт и улыбки счастливых людей.
– Вчера в небольшом французском городке Экс-ан-Прованс в обстановке секретности отмечалась свадьба бизнесмена Константина Фокина и Влады Карелиной, дочери владельца издательского холдинга «Май», – затараторила ведущая.
Я чуть не выпала из кресла, услышав имя жениха, но потом перевела дух. Мой Константин сейчас находится в Швейцарии вместе с мамой. Просто у него обнаружился полный тезка.
– Константин Фокин удачно совмещает бизнес и творчество, – с усердием вещала Котя Любопытная, – под псевдонимом «К. Франклин» он выступает как фотохудожник.
Я вцепилась в подлокотники и замерла с открытым ртом.
– Невеста – начинающая киноактриса, – журчало с экрана, – сейчас она снимается в фильме, который спонсирует ее отец-миллиардер. Брак Фокина и Карелиной, келейно заключенный перед самым отлетом пары во Францию, оказался полнейшей неожиданностью для светской Москвы, которая сразу заговорила о слиянии капиталов. Почему Константин и Влада не захотели устроить пышный праздник? Ну, уж не из-за отсутствия средств на веселую пирушку, ха-ха… Только наша программа «Тайны и скандалы недели» покажет вам репортаж из загса. Просим извинения за качество съемки, она велась при помощи айпада.
Экран мигнул. Я увидела одну из машин Кости, тот самый джип, на котором не раз ездила вместе с ним. Дверцы открылись, появились Франклин и стройная девушка в нежно-розовом костюме. Они проследовали в здание, где их встретила толстая тетка с «башней» на голове. Кадры сменяли друг друга. Большой зал, письменный стол, раскрытая амбарная книга, рука Кости, расписывающаяся на странице, тоненькие пальчики с безупречным маникюром и кольцом, украшенным большим брильянтом, берут ручку…
– Прямо из загса новобрачные проследовали во Внуково, где их ждал частный самолет, – захлебывалась от восторга Котя Любопытная. – Во Францию вместе с молодоженами улетели: Алла, мать Константина, Ника, сестра Влады, а также ее родители. Как нам сообщил заслуживающий доверия источник, Фокин с супругой вернутся в Москву пятнадцатого февраля. Вот тогда я непременно задам им много вопросов.
Я медленно встала, подошла к столу и включила ноутбук. Меня никак нельзя назвать гением компьютерного мира, но найти самый крупный новостной портал я вполне способна.
Перед Новым годом, как правило, ничего особенно интересного не случается, и представители всех СМИ коршунами бросаются на любую новость, которую даже не заметили бы в ноябре. Но бракосочетание крупного бизнесмена и дочери олигарха относится к разряду ВИП-мероприятий. На главной странице открытого мной интернет-издания красовалось набранное крупным шрифтом сообщение: «Константин Фокин отвел под венец Владу Карелину».
Мда-а… Я, как тот муж из старого анекдота, узнала об измене любовника последней.
Сначала мне захотелось зарыдать во весь голос. Потом стало зябко, ступни свело судорогой. Затем невидимая рука вцепилась в горло, сжала его и резко отпустила. Я замерла на стуле, стараясь не шевелиться.
Константин оформил брак с незнакомой мне Владой? А как же я? У нас прекрасные отношения, мы ни разу не поскандалили, подходим друг другу по всем параметрам. Костя возил меня на дачу к матушке. Правда, во время моего пребывания на фазенде произошли не очень приятные события, но они только сплотили нас с Костиком[1]. Аллочка же стала моей подружкой. Перед ее отлетом в Швейцарию я приезжала к ней в гости, мы попили чайку, поболтали о пустяках. Это что же получается? В понедельник Алла мило беседовала со мной, угощала кексами, а во вторник отправилась в загс, а потом во Францию вместе с новобрачными? Мать Константина настолько двулична? Или она ничего не знала о свадьбе сына? И что мне теперь делать?
Я тупо смотрела на экран ноутбука. Постепенно обида уползла в какой-то темный угол души, ко мне вернулась способность мыслить. Злиться на Костю я не имею ни малейшего права, он мне не муж, клятв верности мы друг другу не давали. А то, что ложились в одну постель… Я постаралась не зареветь. Ну какой смысл в рыданиях? От плача опухнут глаза, я стану похожа на поросенка, больного насморком, ни красоты, ни душевного спокойствия лавина слез не принесет. Может, позвонить Константину и…
Додумать мысль до конца мне не удалось – рука сама собой схватила телефон и набрала отлично знакомый номер. Отправляясь в Швейцарию, Костя предупредил, что его мать любит спокойно проводить время, ей не по вкусу звонки, которые отвлекают сына от общения с ней. И я за два дня ни разу не сделала попытки соединиться с Франклином. Но сейчас, когда…
– Алло! – раздался в трубке мелодичный женский голос. – Слушаю.
– Наверное, не туда попала, – пробормотала я.
– Вероятно, – засмеялась незнакомка. – А кого вы ищете?
– Константина Фокина.
– Он отошел ненадолго, – прочирикало контральто. – Кто спрашивает моего мужа?
Я сделала глотательное движение.
– Простите, я не знала, что Константин женат.
– Да, женат! – с вызовом воскликнула новобрачная. – А вы кто?
– Журнал «Бизнес-ревю», – сообразила солгать я, – хотелось бы получить интервью от господина Фокина.
– О боже! Хамка! – взвизгнула свежеиспеченная супруга. – У нас свадебное путешествие, не смейте больше звонить. Вот вернемся в Москву, я решу, с кем и когда встречаться котику.
Из трубки полетели короткие гудки. Мне вдруг стало жарко и смешно. Костя терпеть не может, когда кто-нибудь берет его телефон, Фокина коробит, даже если к сотовому прикасается Алла. А еще он всегда подсмеивается над мужьями, чьи жены называют их прилюдно «котиком», «зайчиком», «слоником» и так далее. В придачу он не выносит женщин-грубиянок. Один раз Фокин услышал, как я говорила с одной крайне надоедливой корреспонденткой, желавшей во что бы то ни стало получить от меня комментарий по какому-то незначительному поводу, и, когда наша беседа наконец завершилась, сказал:
– Ты молодец, ни разу не нагрубила нахалке. Женщину украшает умение держать себя в руках.
Ну и женушку нашел себе мой любимый! Я бы никогда не стала разговаривать с журналисткой в таком ключе.
Мне снова стало холодно, в носу защипало. Я сжала кулаки. Стоп, Вилка! Забудь Фокина! Он тебя бросил, начинай жить счастливо без него.
Я вновь потянулась к мобильному – сейчас напрошусь к кому-нибудь на Новый год.
Первым в телефонной книжке попался Антонов Сергей. Давным-давно, когда деревья, как говорится, были большими, а я мыла полы в модельном агентстве и даже не мечтала о карьере писательницы, у нас с Сережкой разгорелся страстный роман, который после полугода бурных любовных отношений превратился в крепкую дружбу. Сейчас я успешная литераторша, Сережа стал крупным чиновником, но мы по сию пору готовы помочь друг другу.
– Алло, – прохрипел Сергей. – Это кто?
– Вилка, – представилась я. – Слушай, мне негде справлять Новый год. Позови меня в гости, а? Эй, почему ты молчишь?
Он ничего не ответил, а я не утихала:
– Короче, я приеду к тебе тридцать первого декабря, и точка. Знаешь, никому не могу признаться, но тебе, Сереженька, скажу честно: на душе так тоскливо, что выть хочется. Не могу одна на праздник остаться. Я тебе не помешаю, посижу тихонько.
Антонов не издавал ни звука. Мне стало обидно.
– Ты не хочешь видеть лучшую приятельницу?
Сергей замычал нечленораздельно:
– Э… э… э…
И тут я догадалась:
– У тебя намечена романтическая вечеринка с новой любовью?
О том, с какой скоростью мой друг юности меняет женщин, ходят легенды, но последний год он жил с милой Танечкой, и все решили, что он утихомирился. И вот вам, пожалуйста!
– А как же Танюша? – спросила я. – Ты ее бросил, да? Ладно, извини за навязчивость, но мне правда очень плохо сейчас.
– Нет! – неожиданно заорал приятель. – С какой стати я должен утешать тебя? Что за дурь пришла тебе в голову? Ик, ик, ик… Отвали навсегда! Ннавссегда! Ик!
На секунду мне показалось, что я ослышалась. Но потом пришло понимание:
– Ой, да ты пьян! А я, Серега, прекрасно знаю, на что ты способен под воздействием алкоголя. Напомнить тебе одну историю? Хотя нет, лучше сообщу о том, что произошло во время нашей зимней прогулки, всем, кого встречу. Прощай, дорогой, счастливого тебе Нового года!
Мой голос сорвался на визг, я отшвырнула трубку и разозлилась еще больше. Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. С Сергеем мы знакомы много лет, и мне всегда казалось, что нас связывает крепкая дружба. Сколько раз я помогала Антонову, утешала, советовала, как разобраться в запутанных отношениях с его бабами. Кто сидел около него в больнице, после того как любовницы Антонова подрались и ему в голову угодила табуретка, кинутая одной из ополоумевших баб? Сереже нравятся красавицы со съехавшей крышей, истерички, совершенно не пригодные для нормальной совместной жизни, поэтому, впав в депрессию, он всегда вызывал меня, и я работала психотерапевтом, зализывая душевные раны ловеласа. Напивался Сергей редко, зато, что называется, метко. Может, и правда выполнить свое данное в злую минуту, обещание и разболтать нашу общую тайну, поведать приятелям занимательную историю?
Неожиданно обида на Антонова испарилась. Да, было у нас одно приключение, о котором он предпочитает умалчивать. Более того, он чуть ли не на коленях умолял меня никогда, никому, ни при каких обстоятельствах о нем не рассказывать. Ситуация была не очень приличная, и, думаю, Серега единственный мужчина на Земле, с которым случился такой анекдотический конфуз.
Дело было давно, я и Томочка еще жили вдвоем в крохотной квартирке[2]. Стоял, как и сейчас, морозный декабрь. Мы с Сергеем возвращались после дня рождения Игоря Новикова – Антонов в ту пору снимал однушку в доме напротив нашего. Вечеринка удалась, выпивки Игоряша выставил немерено, а вот с закуской немного промахнулся, поэтому тарелки быстро опустели, зато алкоголь лился рекой.
Я-то не любительница спиртных напитков, а вот мой приятель не раз опрокидывал рюмку, поэтому собрался домой, будучи уже сильно навеселе. Помню, я даже испугалась, что нас не впустят в метро. Но ничего, обошлось. К тому моменту, когда мы выбрались из подземки, Сергей немного протрезвел и довольно бойко шагал по улице. Но вдруг – до дома было уже рукой подать – он заявил:
– Отлить надо!
И, не обращая на меня внимания, начал расстегивать брюки. Я попыталась остановить его:
– Потерпи, до квартиры идти две минуты. На улице холодно, еще отморозишь свое главное сокровище.
Но, к сожалению, большинство мужчин и на трезвую голову упрямы, чего же ждать от того, кто загрузился спиртным под завязку?
– Отстань, – буркнул Сергей и сделал шаг в сторону газона.
Вернее, он подошел к тому месту, где летом зеленеет трава и растут цветы, а тогда, в декабре, вместо клумбы возвышались сугробы. От тротуара их отгораживала железная труба на столбиках, на высоте чуть ниже пояса человека среднего роста – была в те годы в Москве мода таким образом отделять пешеходную часть от ландшафтной, некий прообраз сегодняшних заборчиков.
Я поняла, что Сергей все равно поступит, как ему заблагорассудится, и деликатно отвернулась, тихо радуясь, что в поздний час на улицах столицы не сыскать милиции. Бравые стражи порядка не очень-то рвутся патрулировать город после полуночи, и я их прекрасно понимаю – правда, вдруг бандит встретится?
Спустя минуту Антонов взмолился:
– Вилка, помоги мне.
– С ума сошел? – возмутилась я. – Надо же такое придумать… Ты у нас маленький? Не способен сам штанишки застегнуть?
– Мне плохо! – захныкал Сергей.
Я повернулась, увидела, что он по-прежнему стоит около железной трубы, и разозлилась.
– Ну, хватит! Я окоченела, ухожу домой. А ты можешь тут ночевать. Считаю до трех и убегаю. Раз…
– Вилка, – простонал Антонов, – скорей, сюда!
В голосе его прозвучали нотки, заставившие меня приблизиться к нему и спросить:
– В чем дело?
– Да вот петрушка какая, не могу отойти, – пробормотал Сергей. – Глянь на трубу.
Я посмотрела на покрытую инеем железяку и постаралась не расхохотаться во весь голос.
У мужчин есть орган, который они считают главным. На мой взгляд, хвастаться и гордиться надо умом, талантом, а не… ну, сами понимаете, чем, но сильная половина человечества полагает иначе. Так вот, этой сакральной штукой Сергунчик прилип к трубе. Кто-нибудь из вас в детстве пробовал лизнуть накладной замок ворот гаража, покрытый пушистым инеем? У меня в биографии был такой случай, очень неприятно потом целую неделю есть и разговаривать.
– Как же ты так неаккуратно? – давясь смехом, поинтересовалась я.
– Не знаю, – зашипел Сергей. – Придумай что-нибудь…
– Просто дерни, и пошли домой, – предложила я. – У меня ноги окончательно задубели, на мне же тоненькие чулочки.
– Плевать на твои ноги! – заорал Антонов. – Кому нужны какие-то конечности, когда такая беда приключилась? Что делать?
– Стоять тут, пока не потеплеет, – хихикнула я. – Вроде обещали к середине января повышение температуры.
Приятель обозвал меня дурой, я обиделась, и мы поругались. Потом Серега стал жалобно взывать к моим лучшим чувствам. Я сбегала к себе в квартиру, притащила чайник с теплой водой и благополучно спасла своего кавалера.
На следующее утро Сергей прибежал к нам около семи утра, вызвал меня на лестницу и трагическим шепотом спросил:
– Томке разболтала про вчерашнее?
– Нет, – зевнула я. – Она уже спала, когда я пришла, и пока не проснулась. За завтраком повеселю ее.
– Поклянись, что будешь молчать, – потребовал Сергей.
Я еще немного покуражилась над ним, но потом сжалилась, пообещала никому о курьезе не рассказывать. И до сих пор честно хранила тайну.
Собственно, почему я сейчас вышла из себя? Антонов не обязан развлекать меня на Новый год, у него своя жизнь, собственные планы. Добрый друг не захотел понять, как мне одиноко? Но он же не мой психотерапевт. И очень глупо было напоминать ему про то дурацкое приключение. Нам уже давно не двадцать лет, история с железной трубой не кажется жутким позором, просто забавное происшествие. Зачем я налетела на Антонова? Ответ прост: я обижена на Костю, который бросил меня, как надоевшую игрушку. Надо перезвонить Сергею и попросить прощения. Хотя в данный момент он пьян. Не стоит беседовать с человеком, у которого мозг плавает в коньяке.
Лежащая на столе трубка вдруг ожила. Может, Сергей правильно оценил ситуацию и сам решил связаться со мной? Но из телефона раздалось бойкое стаккато Тонечки:
– Привет! Как дела?
Я сделала глубокий вдох.
– Супер. Я приняла решение разойтись с Костей.
– Почему? – удивилась Тоня.
Я быстро нашла замечательный аргумент:
– Потому. Не сошлись характерами. Он очень огорчен, сказал, что назло мне женится прямо завтра на первой попавшейся особе. Но мне совершенно все равно.
– И с кем ты собралась встречать праздник? – насторожилась Антонина.
– Давно мечтала провести тихий вечер в одиночестве, – живо ответила я. – Очень устала от общения, сколько людей кругом!
– Отлично! – заявила Тоня. – Собирайся, едем к Анатолию.
– Куда? – не поняла я.
– К деду. Объясню по дороге. Поторопись, прикачу к тебе через четверть часа. Возьми с собой ночнушку, платье для вечеринки, ну и всякие мелочи, – приказала Антонина.
Я хотела задать еще пару вопросов, но она отсоединилась.
Я уже достаточно подробно рассказывала о своем детстве и отрочестве, ей-богу, неохота повторяться[3]. Скажу лишь, что до недавнего времени искренне считала: никаких близких родственников у меня, кроме папеньки Ленинида, нет. И вдруг совершенно случайно выяснилось, что у госпожи Таракановой есть двоюродная сестра.
Мы с Антониной знакомы уже давно. Я испытывала симпатию к сотруднице архива, которым пользуются работники особого отдела под руководством полковника Олега Куприна, моего мужа, а Тоня частенько помогала мне, как писательнице, вообще-то не имевшей права совать свой любопытный нос в папки с грифом «Для служебного пользования». Нет, мы не общались домами, в гости друг к другу не ходили, но порой вместе пили кофе. После моего развода с Олегом ничего не изменилось, и стало ясно: заведующая архивом не хочет разрывать нашу дружбу, она по-прежнему прекрасно ко мне относится. А совсем недавно я узнала две новости: Антонина вышла замуж за Куприна, и она моя двоюродная сестра[4].
До сего момента у меня, как уже говорилось, из кровных родственников был лишь Ленинид, с которым произошла воистину волшебная метаморфоза. Папенька мой из бывшего уголовника, неудачливого мелкого воришки, жившего по принципу «украл, выпил – сел» (в тюрьму), превратился в звезду телеэкрана. Первую роль он получил в сериале по моим книгам, чем страшно возгордился, и теперь мне, дабы побеседовать с ним, надо прорваться сквозь кордон его пресс-секретарей и всяких прихлебателей. Сам Ленинид мне никогда не звонит – не царское это дело. Короче, прошли времена, когда отец постоянно просил у меня денег и смиренно носил одежду, которую я покупала ему на рынке. Правда, он никогда не скрывал своего уголовного прошлого и нашего родства. Более того, во всех интервью отец рассказывает, как «воспитывал дочку, ныне писательницу Арину Виолову, вкладывая в нее всю душу, передал ей собственный талант, трудолюбие и скромность». Это наглая ложь. Все мое детство, отрочество и юность Ленинид провел на зонах, меня ставила на ноги его бывшая любовница Раиса, чужая мне по крови женщина, которую я считаю родной, папуля же возник в моей жизни, когда я стала уже совсем взрослой. Но я не опровергаю его слова в прессе, не звоню папаше, чтобы выразить возмущение его враньем, а просто стараюсь общаться с ним пореже.
Как выяснилось, мать Тони, моя тетка, ничего не знала о племяннице. Узнав о нашем родстве, я забросала Тонечку вопросами о членах нашей семьи. Двоюродная сестра неохотно рассказала, что рано покинула подмосковный городок Ковалев, где прошло ее детство, и уехала покорять Москву. О своем отце Тоня ничего не сообщила, о матери сказала коротко:
– Она умерла, я воспитывалась в детдоме.
Мою мать Антонина никогда не видела, лишь слышала, что в семье была еще Светлана, но вроде дед выгнал старшую дочь из дома. Сейчас старик по-прежнему обитает в Ковалеве. Вместе с ним живут две его сестры и сын.
Выдав мне эту информацию, Тонечка замкнулась. Поняв, что ей по какой-то причине не хочется вдаваться в детали, я перестала ее расспрашивать. И вот сейчас она спонтанно приняла решение познакомить меня с нашим дедушкой, о котором я знаю лишь одно: его зовут Анатолий.
Телефон снова зазвонил.
– Выходи, – произнесла Антонина, – а то Анатоль нас за опоздание на воротах повесит. Буду у тебя во дворе через пару минут, заводи машину.
Я схватила сумку, пошвыряла в нее кое-какие вещи, помчалась к лифту и спустилась вниз. Как раз вовремя – у подъезда припарковалось такси, из него вышла Тоня.
– Садись, – велела я, открывая пассажирскую дверцу своей «букашки», – торбу кинь назад.
Антонина послушно нырнула в салон, пристегнула ремень, а я спросила:
– Куприн знает, что ты меня пригласила? Думаю, он не обрадуется, увидев бывшую женушку на новогоднем торжестве.
– Олег в командировке, – пояснила Тоня, – и я намерена после того, как он вернется, наконец-то сообщить ему правду о нашем родстве. Хватит скрывать!
– Олег занервничает, узнав, что прежняя супруга теперь его свояченица, – усмехнулась я.
– Ему придется это принять! – неожиданно сердито воскликнула Тоня. – Мы и так слишком долго молчали, не хотели его травмировать.
Я сообразила, что Тонечка, наверное, поругалась с мужем, и сменила тему:
– Расскажи, куда едем.
– В сумасшедший дом, – фыркнула Антонина. – У всех людей семьи как семьи – дедушка читает газеты, бабушка вяжет, внуки в футбол играют, а у нас пирожки с пуговицами. Это выражение Офелии. Кстати, в семье принято друг друга по именам звать. Офи у нас личность одухотворенная – композитор-певица-поэт-художник в одном флаконе, но вынуждена работать директором гимназии. Ладно, попробую растолковать тебе суть, хотя уверена, что получится плохо. Слушай.
Я кивнула:
– Начинай. Мне очень интересно. Кто глава семьи?
– Дедушка Анатолий Сергеевич, – вздохнула Тоня, – он главный режиссер театра в городке…
Ковалев находится так близко от Москвы, что его можно считать спальным районом столицы, но все же остается самостоятельной административной единицей со своим мэром и администрацией. Анатолий Сергеевич там значимая фигура, он много лет руководит городским театром, который сначала был самодеятельным кружком при местном заводе, где делали ракеты. В советские годы предприятие считалось почтовым ящиком[5], поэтому великолепно снабжалось продуктами и товарами народного потребления. А вот с развлечениями в Ковалеве было плохо – чтобы попасть в кино или на спектакль, приходилось ехать в Москву, которая в те времена еще не подобралась к границам городка. Анатолий Сергеевич правильно оценил обстановку, напросился на прием к главе города и подал ему грамотно составленную заявку на открытие театра.
Через год труппа, состоящая в основном из непрофессиональных артистов, дала первый спектакль. Играли «Гамлета». Жители встретили премьеру с восторгом, но постановка, мягко говоря, не удалась.
Спустя пять лет коллектив нельзя было узнать. Анатолий Сергеевич убрал тех, с кем начинал дело, и привел на их место актеров столичных театров, талантливых профессионалов. Каким образом главному режиссеру удалось убедить их бросить Москву и перебраться в Ковалев?
Ну, во-первых, квартирный вопрос. В Подмосковье лицедеи сразу получали от администрации многокомнатные хоромы. Оклад тоже радовал. Появилась возможность часто играть, а не сидеть много лет, ожидая, пока получишь роль из трех слов. Неизбалованная ковалевская публика артистов обожала, все их проблемы решались в мгновение ока, а до Москвы из городка рукой подать. Пробок на дорогах тогда не было, на машине за полчаса долетали до Кремля. Ради материальных благ примы и премьеры терпели совсем не сахарный нрав Анатолия Сергеевича Авдеева. А главный режиссер был авторитарен, нетерпим к чужому мнению, имел любимчиков, поощрял наушничество и спал со всеми актрисами, которые казались ему привлекательными. Каждая очередная метресса получала лучшие роли и исполняла их до тех пор, пока у местного царя подмостков не появлялось новое увлечение.
Авдеев никогда не был женат, живет вместе с двумя сестрами. Офелия и Пенелопа значительно младше брата, полностью находятся под его влиянием и почитают его почти как бога. Злые языки поговаривали, что раньше у них в паспортах были обычные имена Зинаида и Раиса, но братец решил, что они никак не подходят его ближайшим родственницам, и переименовал их. Правда это или нет, никому не известно. Себя же Авдеев велит называть Анатоль. В театре все знают: хочешь взбесить шефа до крайности, обратись к нему по имени-отчеству, назови его Анатолием Сергеевичем.
Главреж злопамятен. Он никогда не орет, не топает ногами, не устраивает, как некоторые другие руководители театров, истерик. Нет, Авдеев просто внимательно смотрит на провинившегося и тихо говорит:
– Ступай, дружочек, что-то у меня голова разболелась.
Больше всего на свете артисты, гримеры, костюмеры и рабочие сцены боятся услышать эти слова. Все прекрасно знают: Анатоль ничего не забывает, и если произнес их, то буквально подписал человеку смертный приговор.
И дома Анатоль ведет себя точно так же. Сестры ходят на цыпочках, ни Пенелопа, ни Офелия не выходили замуж. Они до сих пор обслуживают брата, живут его жизнью.