Дарья Донцова
Ночной кошмар Железного Любовника
Глава 7
Несколько минут я бегала по узеньким проулочкам, вдоль которых стояли однотипные лавчонки, набитые дешевыми шмотками, потом догадалась обратиться к вьетнамке в стеганом пальто.
– На площадь хочешь? – прочирикала та с сильным акцентом. – Ходи лево, лево, прямо вперед.
Я пошла в указанном направлении, снова непонятно как очутилась у того же секонд-хенда, развернулась, поспешила направо и поняла: без сопровождающего мне отсюда не выбраться. Стою в узком, как нора, проходе, с одной стороны маячит нечто вроде сарая, с другой тянется ряд мусорных бачков.
– Не нервничай, милый, – раздался вдруг женский голос, – непременно придут хорошие времена. Твой талант оценят.
– Утешаешь меня, как маленького, – ответил приятный баритон, – устал я.
– Держись, мой дорогой. Помни, удача приходит к терпеливым. И она к нам непременно придет! – пообещала собеседница.
Я сообразила, что звуки идут из дощатого сарайчика, подошла к нему и заглянула в щель между досками. Сразу стало ясно, хлипкое сооружение на самом деле склад, заваленный тюками, а на небольшом свободном пространстве стоит дряхлый диван, на котором, обнявшись и прижавшись друг к другу, сидит влюбленная парочка. Я сначала не узнала их, потому что оба опустили головы и сгорбились. Но потом они выпрямились, и я вздрогнула. Агата! А ее приятель оказался Азаматом, живописцем из сувенирной лавки.
– Пора на работу, иначе меня Маша сожрет, – мрачно сказал он.
– Ты ел? – озабоченно спросила Агата.
– Да, – кивнул молодой человек.
– Не ври! – погрозила ему пальцем Агата. – На вот, возьми, купи у Али шаурму.
– Сам заработаю, – оттолкнул ее руку Азамат, – я мужчина.
Агата нежно погладила его по голове и поцеловала в щеку.
– Конечно. Но сейчас прими мою помощь. Тебе нельзя голодать, на улице зима, ты заболеешь!
Художник ничего не сказал, а Агата продолжала:
– Тебе мама сказки про богатыря Даута рассказывала…
– И чего? – вскинулся Азамат. – Он тут к чему?
– Помнишь, что умная старуха сказала Дауту? – терпеливо спросила Агата. – Хочешь победить врага – стань сильнее и лучше него. Не отдавай свой плов жене и детям. Сейчас ты их накормишь, сам ослабеешь, и когда недруг придет, не сможешь с ним сразиться. Лучше сам съешь рис с мясом, вот тогда храбро защитишь свою семью.
Азамат криво усмехнулся.
– Пока не очень-то я на Даута смахиваю.
Агата снова поцеловала художника в щеку.
– Ничего, все у нас еще будет.
– Хоть бы он умер, – перебил Азамат. – Все живет и живет…
– Не впадай в депрессию! – воскликнула Агата. – Скоро у нас начнется счастливая жизнь, думай лучше об этом. Я тебя люблю, милый.
– И я тебя, – пробормотал Азамат. – Но сил почти уже нет. Я устал. Прости, больше не могу. Надоело скрываться, встречаться с тобой тайком, урывками. Хочу жить вместе, в большом доме с садом и…
Агата схватила парня за руку.
– Ладно, слушай. Уже все! Понимаешь? Все закончено! У нас теперь есть деньги! Мы победили! Получим все! Ждать осталось совсем недолго, до начала лета, и тогда исполнятся наши желания. Все, о чем мы мечтали вдвоем! Слушай, это случилось только что. Мне позвонили минуту назад и сообщили…
Азамат было открыл рот, а Агата быстро принялась нашептывать ему что-то на ухо. По мере того как она говорила, глаза Азамата все больше сужались.
– Неужели? – ахнул парень. – Он умер? Это правда?
– Да, – кивнула Агата, – сейчас черти в аду радуются, заполучив его черную душу. Но нам надо соблюдать осторожность, его смерть не должны связать с нашими именами. Будем ждать шесть месяцев. И тогда…
У Агаты запищал телефон, она глянула на экран.
– Мне пора бежать. А ты иди к Маше и не унывай. Скоро отпадет необходимость скрываться, открыто пойдем с тобой рука об руку по улицам. Верь мне.
– Твои слова да Аллаху в уши… – прошептал Азамат. – Я тобой горжусь и восхищаюсь!
Агата потянула юношу за руку.
– Наша любовь пробьет стены и все победит. Пошли.
Пара исчезла за тюками, я отошла от дощатой стены. У Агаты есть любовник! Секрет семейного счастья Севы прост: он изменял супруге, а та бегала налево от мужа, и все были довольны. Ну да это не мое дело. Надо думать не о чужих отношениях, а о том, как выбраться с рынка. Попробую вернуться в магазин Маши, надеюсь, сумею отыскать лавку. Судя по тому, что вокруг никого нет, я забрела не в торговую часть базара, а туда, где склады, тут мало народа. Сзади раздался скрип, я обернулась. Замотанная в многочисленные платки фигура толкала тележку, на которой громоздились темно-коричневые картонные коробки.
– Простите, как пройти к выходу? – обрадовалась я.
Из груды тряпок высунулась рука и показала на лист фанеры, прикрепленный к кирпичной стене.
– Туда, – прохрипел голос.
Я подошла к ограде, легко отодвинула деревяшку, пролезла в образовавшуюся щель и – о радость! – увидела вдалеке железные ворота…
Антонина встретила меня в прихожей. Я вдохнула резкий запах валокордина и вздрогнула:
– Анатолю плохо? Хотя это идиотский вопрос! Что случилось с Всеволодом? Он попал под машину?
Тоня молча подождала, пока я сниму сапоги, куртку, потом, приложив палец к губам, быстро провела меня по коридору в крошечную спальню, где из мебели стояли кровать, тумбочка и миниатюрный, прямо-таки кукольный стул. На постели сидел мужчина, одетый в дешевый костюм и серую водолазку.
– Знакомьтесь, – заговорила наконец Антонина. – Виола Тараканова, она…
– Под псевдонимом Арина Виолова пишет детективные романы, – перебил ее незнакомец. – Добрый день, я видел вас по телевизору. Наверное, надо сказать: «Рад личной встрече с известной писательницей», но в данной ситуации эта фраза неуместна. Я следователь Григорий Пономарев.
– А заодно мой бывший одноклассник, – добавила Тонечка. И выпалила: – Севу убили.
Я плюхнулась на кровать.
– Кто? За что?
– Отличные вопросы, – вздохнул Григорий, – но на них нет ответа. И возникла куча проблем. Анатоль меня терпеть не может. Офелия и Пенелопа побоятся рот раскрыть, потому что брат им запретит что-либо рассказывать. Иван с Лидой режиссера боготворят, из них слова о вчерашнем вечере не вытянуть. Галина с Екатериной Федоровной тоже воды в рот наберут, Петю не стоит в расчет принимать, он всегда молчит. Остаются три разумных человека: Тоня, вы и Агата. Но последняя внезапно стала вдовой и навряд ли готова к конструктивному разговору. Вы хорошо помните, когда Сева ушел из дома? Куда он направился?
– Вам надо непременно поговорить с Валентиной, – подсказала я, – это лучшая подруга жены покойного.
– Михеева, – кивнул Григорий, – она сейчас в Москве, на сессии. Звоню ей, но телефон отключен.
– У Вали украли сумку, – пояснила я. – Знаете, вышла такая странная история…
– Я уже рассказала, как Сева солгал, что пошел встречать Валю, – перебила меня Тоня.
– Глупее не придумать, – хмыкнул Пономарев. – Удивительно, что Всеволод не подумал: «Сейчас совру о просьбе Вали, а она с Агатой встретится и правда выяснится, ведь Михеева никогда мне не звонила».
– Девушка сказала, что во время сессий с Агатой вообще не общается, – вспомнила я, – владелица магазина не хочет мешать подружке зубрить билеты.
– Все равно тупой повод Сева придумал, чтобы из дома удрать, – уперся следователь.
Тонечка решила повторить придуманную вчера нами версию.
– Похоже, ему неожиданно звякнула очередная пассия, он растерялся и брякнул первое, что на ум взбрело. Ты же можешь попросить у сотового оператора список тех, кто вечером связывался с Севой?
– Конечно, – кивнул Григорий.
– Вот сразу и увидишь номер абонента, – обрадовалась Антонина. – Сходишь к дамочке и спросишь: «Дорогуша, вы вчера звонили Всеволоду. Чего хотели?»
– А что случилось с Севой? – запоздало поинтересовалась я. – Его действительно убили? Может, все-таки несчастный случай?
Пономарев вынул из кармана пачку сигарет и стал задумчиво вертеть ее в пальцах.
– Результатов вскрытия у меня пока нет. Но ножевая рана на спине, чуть пониже левой лопатки, заставляет думать о насильственной смерти. Тело нашли в Солнечном переулке, недалеко от театра, утром, в районе восьми. Несколько грузчиков шли от автобуса к рынку и наткнулись на труп. Его никто не прятал, Всеволод лежал прямо на тротуаре. По количеству крови можно сделать предположение, что Авдеева-младшего убили именно там, в малолюдном переулке, по которому после девяти вечера вообще никто не ходит. Зачем Сева туда пошел?
– А ты проверь дом, который расположен за перекрестком, – посоветовала Тоня. – Я уверена, что в нем живет очередная баба Железного Любовника, он к ней шел.
– Ревнивый муж… – протянул Григорий.
– Или обычное ограбление, – выдвинула я другую версию. – Неподалеку рынок, где полно разного народа.
Следователь открыл пачку сигарет и стал нюхать.
– Нет. На руке покойного остались часы и печатка, похоже, золотая. В кармане мобильный, на шее цепочка с большим крестом, она, как и кольцо, тоже, вероятно, из драгоценного металла.
– Слышала, в вашем городе орудует маньяк, который нападает исключительно на мужчин, – вспомнила я.
Григорий вытащил из пачки сигарету и стал разминать ее.
– Говори уж! – приказала Тоня. – Вижу, у тебя на языке что-то вертится.
Пономарев тяжело вздохнул.
– Пытаюсь бросить курить, врач приказал забыть про баловство.
Но Антонина не дала бывшему однокласснику сменить тему беседы:
– В Ковалеве и правда орудует серийный убийца? Да или нет?
– Ну… похоже, это гастролер, покуролесил у нас и уехал, – неохотно ответил тот.
– Мог вернуться! – воскликнула я. – Наверное, вы знаете про некоего Спиридонова, он одно время терроризировал небольшой городок в Московской области? Преступник прикатывал туда раз в месяц, убивал кого-нибудь и уезжал домой. Его ловили несколько лет.
– Нет, маньяк тут ни при чем, – твердо ответил Гриша, – он не трогал Севу.
– А каким способом убийца прежде расправлялся с жертвами? – поинтересовалась Антонина. – Я имею в виду здесь, в Ковалеве.
Пономарев поморщился.
– Об этом газеты писали. Нынче, когда у всех мобильники да айпады, трудно сохранить наработки следствия. Непременно кто-нибудь заснимет место преступления и выставит фотки на ютубе. Или «Скорая помощь» постарается. Теперь медики махнули рукой на такое понятие, как врачебная тайна. Хотя не все за деньги продаются. Вон, к Ивану из Москвы народ в затонированных автомобилях приезжает, но сколько к нему журналисты всех мастей ни приставали, он язык за зубами держит. И Екатерина Федоровна кремень. Я как-то пытался к ней подкатиться, требовалось кой-чего об одном мерзавце узнать. «Понимаете, – сказал ей, – это негодяй, на совести которого много преступлений. Ничего особенного не хочу, просто намекните, N приходил к Ивану Леонидовичу в понедельник?» Знаете, раньше я считал, что только московское начальство может так зыркнуть, что ноги немеют, но оказалось, Екатерина Федоровна тоже на это способна. Она меня словно водой окатила и процедила: «Визит пациента к доктору не подлежит обсуждению. Желаете получить сведения о том, кто посещает психотерапевта? Несите ордер от прокурора. Точка».
Тоня взяла меня за руку и пояснила.
– Екатерина Федоровна, свекровь Гали и бабушка Пети, работает секретарем у Ивана Леонидовича. Она очень честный, ответственный человек. Гриша, не уводи разговор в сторону, ответь, почему смерть Севы не связывается с маньяком?
Григорий снова с наслаждением понюхал сигаретную пачку.
– Слушай, съешь уже свои цигарки и успокойся! – обозлилась Тонечка.
– Купите электронную сигарету, – вспомнила я о новомодной штучке. – Многие мои приятели с ее помощью забыли о пагубной привычке.
– Дорого, – неохотно признался Гриша, – не на мою зарплату развлечение. Еще я слышал про иголки, даже записался на прием к специалисту, но… чего-то одному идти в лом.
Антонина подошла к нему вплотную.
– Отвечай конкретно! Не тяни!
– Могу пойти с вами на прием к рефлексотерапевту, – предложила я, – поддержу вас морально.
– Да? Спасибо! – обрадовался Пономарев.
– Почему ты полагаешь, что маньяк ни при чем? – настаивала Тоня. – Потому что его жертвы гастарбайтеры?
– Тебе позавидуют все бульдоги мира, – простонал Григорий, – вцепилась и не отпускаешь. Ладно. Газеты, как водится, все напутали. Только один погибший житель Молдавии, двое других из столицы. Первый приехал за покупками, задержался до закрытия рынка, пошел в ресторан вьетнамской кухни, покинул заведение за полночь, и больше его никто не видел. Второй парень привез в Ковалев свою девушку. Они ходили в кино, а у девчонки строгие родители, ей велят быть дома в двадцать три часа, и ни минутой позже. Влюбленные поцеловались у подъезда, молодой человек должен был укатить назад в Москву на мотоцикле. Но его убили. Внешне жертвы похожи – невысокого роста, отнюдь не богатырского телосложения, темноволосые, кареглазые. И все они были изнасилованы в извращенной форме с применением постороннего, одинакового во всех случаях предмета, который наш эксперт определить не смог. Палка? Зонтик? Почерк один. Мы не обнародовали эту подробность из этических соображений. В прессу пошли лишь сведения о ножевом ранении в спину, чуть пониже лопатки. И то, что серийщик укладывал тела определенным образом – лицом вниз, руки вытянуты вперед, голова повернута влево, под щекой лежат документы жертвы, рядом кошелек, а на запястье, где часы, рукав задран почти до локтя. Убийца явно хотел этим сказать, что он не гопник, ему их добро без надобности. В случае со Всеволодом насилия не было. Все остальное присутствовало – поза, кошелек, рукав. И Сева подходит по внешности на роль жертвы.
– Подражатель! – в один голос воскликнули мы с Тоней.
Григорий не стал спорить.
– Похоже на то. И теперь надо понять, охотились ли именно на сына Анатоля или тот случайно попался преступнику. Минуточку, сейчас…
Пономарев вынул из кармана запиликавший телефон.
– Слушаю, говори… Уверен? Ага. Ну, спасибо…
– Что-то еще произошло? – встрепенулась Тоня, когда Григорий убрал трубку и вновь схватился за сигаретную пачку, принявшись нюхать ее.
– Еще до беседы с вами я велел проверить входящие и исходящие звонки по номеру Севы, – пробормотал следователь. – Так вот, последний раз ему звякнули в двадцать три семнадцать. А вообще этот абонент соединялся с Всеволодом вчера семь раз, позавчера десять. И ранее звонил не реже.
– Ага, нашли любовницу! – обрадовалась Тоня. – Тебе надо потрясти эту бабу, выяснить, есть ли у нее ревнивый муж, брат, отец.
Я покосилась на следователя. Странно, что он до сих пор покорно слушает Антонину, ни разу не взбрыкнул, не сказал: «Спасибо за ценные советы, но я профессионал и сам знаю, как работать по делу».
– Нет, – спокойно возразил Гриша, – она одинокая, без семьи. Да ты ее прекрасно знаешь.
– Назови имя! – потребовала Тоня.
– Валентина Михеева.
– Лучшая подруга Агатки? – подпрыгнула моя двоюродная сестра.
Глава 8
– У Вали украли сумку, – напомнила я.
– Это она сказала! – разозлилась Тоня. – Надо же, а Агатка так хорошо к Михеевой относится… Вечно ей одежду дает бесплатно, помогает во всем… А Валентина отплатила подружке по полной программе.
– Странная ситуация, – перебила я. – Зачем Михеевой прибегать к Анатолю домой, если она запланировала свидание с Севой? И Железный Любовник мог придумать другой повод для отлучки. Но он сказал, что Валя попросила проводить ее от маршрутки до квартиры. Глупо как-то.
– Придумать другой повод? – повторила Тонечка. – Какой? Севка не врач, не полицейский, не секретарь при чрезвычайно занятом бизнесмене, не журналист, а местный композитор. Его не могут срочно, причем незадолго до полуночи, вызвать на службу.
Я подняла руку.
– Тише, не горячись. Согласна, в этой ситуации много странностей. Например, такая: зачем вызывать любовника поздним вечером на встречу? Похоже, желание пообщаться с Всеволодом пришло к Михеевой стихийно, иначе б они заранее договорились, и он изобрел бы веский повод, чтобы удрать из дома. И уж совсем не ясно, почему Валя прибежала к Агате. В чем смысл ее поступка? Михеева закрутила роман с Севой и, естественно, ничего не сказала подруге о своих отношениях с ее мужем. Вчера вечером случилось нечто, заставившее Валентину срочно вызвать Севу. Наверное, это было что-то очень важное, раз девушка побеспокоила любовника поздно вечером. Да еще в тот день, когда Анатоль запланировал репетицию капустника. И вот что интересно! Всеволод, человек не особенно заботливый и нежный со своими женщинами, не послал Валю по известному адресу, а поспешил к ней. Железный Любовник, похоже, был крайне взволнован, раз, чтобы убежать из дома, ляпнул первое, что пришло в голову. Думаю, Сева был основательно напуган. Вопрос – чем?
Тоня вскинула подбородок.
– А здорово они шифровались! Никому и в голову не взбрело Севу с Валькой парочкой считать. Раньше-то наш супермужчина не прятался, открыто новый роман заводил, а старой пассии говорил: «Покедова, мон амур». С Агатой он хорошо жил, никогда с ней не ругался, даже чай приносил, комплименты говорил. Я уж было поверила, что черного кобеля все-таки можно отмыть добела. Ошибочка вышла. Вот удар для Агаты! Одним махом и мужа, и лучшей подруги лишилась. Может, ее наследство утешит?
– Разве Сева богат? – усомнилась я.
– Его мать, Ирина Глебовна, когда сын еще в школе учился, умом тронулась, – пустилась в пояснения Тонечка. – Про Анатоля можно разное думать, но когда Ирина совсем обезумела, он ее пристроил в пансион, где та и жила до февраля нынешнего года. А Севку к себе забрал. У Ирины Глебовны от отца, известного ученого, осталась шикарная пятикомнатная квартира на Патриарших прудах. Анатоль живо оформил над Ирой опекунство, хоромы сдал, а деньги, вырученные за аренду, отдавал за содержание матери сына. Хотя…
Антонина на секунду примолкла, а затем продолжила:
– Вообще-то я не в курсе финансовых вопросов. Может, и не все бабки на оплату интерната шли, Анатолю кое-что и на личные желания оставалось? В феврале Ирина Глебовна скончалась. Поскольку брак их с режиссером никогда не оформлялся, Анатоль ей по закону никто, а Всеволод единственный родной сын. Через полгода после кончины матери он стал полноправным владельцем апартаментов. И кому они теперь достанутся?
– Анатолю и Агате, – предположила я.
– Нет, одной вдове! – заявила Антонина.
– Отец имеет права на имущество сына, – возразил Пономарев.
– Фокус в том, что Анатолий Сергеевич никогда официально не признавал мальчика своим ребенком, – объяснила Тоня. – Фамилия у Всеволода Авдеев, отчество Анатольевич, но это ни о чем не говорит.
– Режиссер взял сына к себе жить, но не стал оформлять отцовство? – поразилась я. – Почему?
Тоня пожала плечами.
– Вопрос не ко мне. Анатоль человек со странностями. А теперь Сева умер, и квартира перейдет к Агате. Представляешь, сколько стоят пятикомнатные хоромы на Патриарших?
Дверь в спальню распахнулась без стука.
– Хочу знать, что случилось с моим мужем, – сердито сказала с порога Агата. – Почему мне ничего не рассказывают?
Гриша отвел глаза в сторону.
– В случае насильственной смерти…
– Мне плевать! Я хочу знать правду! – заорала молодая вдова. – Немедленно, сию секунду! Что произошло с Севкой?
Меня покоробило имя «Севка» в ее устах, и я сухо произнесла:
– Горе, как правило, плачет.
Вдова на секунду замерла, потом закричала:
– Что она говорит?
– Вы сейчас плохо изображаете скорбь, – спокойно заметила я. – Кстати, Азамат уже в курсе? Ваш любовник знает о кончине законного супруга? Впрочем, глупый вопрос. Естественно, Азамат слышал об этом.
Лицо торговки разом осунулось. Тоня и Григорий с нескрываемым удивлением уставились на меня, а я продолжила:
– Дорогая Агата, если мужчина погибает при странных обстоятельствах, то первой под подозрением оказывается его жена. И вот интересно, очень часто это самое подозрение перерастает в уверенность. Милые, верные, заботливые дамочки частенько отправляют на тот свет горячо любимых мужей. Что вы говорили Азамату, помните?
Агата молчала. Я укоризненно сказала:
– Глупо отрицать знакомство с парнем. Кстати, он очень красив, моложе вас, а на фоне Севы и вовсе смотрится Аполлоном. Азамат всем хорош, одна беда – он нищий, работает на рынке в лавке Маши, малюет ужасные картины вроде «Змей в сосновом лесу». Так вы вспомнили свою беседу с юношей? Она состоялась совсем недавно, буквально час назад.
Агата продолжала стоять столбом, не издавая ни звука. Но было видно, как ее правая ладонь, засунутая в карман юбки, вздрагивает, тонкая ткань не могла скрыть нервных движений пальцев. Я подошла к Агате почти вплотную.
– Ваше нежелание говорить вполне понятно. Ладно, я сама передам содержание вашего разговора. Азамат жаловался, что устал прятаться, встречаться с вами тайком. А вы сказали, надо подождать, придет и на вашу улицу праздник, пойдете рядом не таясь, взявшись за руки. Но Азамат продолжал хныкать, и вы тогда произнесли: «Уже все. Сейчас черти в аду получили его черную душу. Но нам надо соблюдать осторожность, мое имя никак не должно быть связано с его смертью. Будем ждать полгода». Вроде так. Я ничего не напутала? У меня хорошая память, однако изложить дословно всю беседу сложно. Но можно прослушать запись на диктофоне, я всегда ношу его в сумке и включаю, если надо. В другой раз, когда решите вести откровенный диалог, внимательно проверьте, нет ли неподалеку чужих ушей. Останься Всеволод в живых, я бы никогда не разболтала о вашей тайне, не мое дело, с кем вы спите. Но сын Анатоля убит, вы наследница роскошной квартиры в центре Москвы, которая, по самым скромным подсчетам, стоит несколько миллионов. Не рублей, конечно. И вы обещали Азамату, что скоро будете гулять вместе с ним открыто по улицам. Боюсь, вы обманули парня. Думаю, вам теперь удастся погулять лет через десять-пятнадцать. И убийца никогда не получает имущества своей жертвы. Зря собираетесь ждать полгода, чтобы вступить в права наследства.
Григорий вскочил, одним прыжком преодолел расстояние от кровати до превратившейся в каменную статую Агаты и выдернул ее руку из кармана. Пальцы вдовы сжимали включенный мобильник.
– Ё-мое! – воскликнула Тоня. – Она нажала на кнопку быстрого набора, и кто-то слышал наш разговор!
Гриша сделал попытку выхватить сотовый, но Агата уронила трубку на пол, а потом со всего размаха наступила на него ногой. Послышался треск.
Пономарев укоризненно покачал головой.
– Да, с таким поведением твоему адвокату плохо придется. Это похоже на признание вины и попытку спасти подельника. Молчишь? Негодная тактика, давай лучше сотрудничать. И зря мобильник уничтожила, телефонная компания живо выдаст номер, который ты сейчас активировала. Ну-ка, не двигайся…
Гриша высунулся в коридор и крикнул:
– Сергей, Леня, проводите задержанную в машину! Поговорим с ней в отделении.
Я отошла к креслу, села, подняла голову и столкнулась взглядом с Агатой. В глазах ее плескалось такое отчаяние, что мне стало не по себе.
Спустя минуту два крепких парня увели вдову, Пономарев ушел вместе с ними. Мы с Тоней остались вдвоем.
– Ну ты даешь! – встрепенулась она. – Раз, и делу конец.
– Как-то уж слишком быстро и ловко получилось, – пробормотала я. – И если дотошно разбираться, улик-то нет. Да, я записала разговор Агаты с Азаматом, но он ничего не доказывает, кроме того, что у нее есть молодой красивый любовник. Опытный адвокат легко выручит Агату. И разбитый телефон не подтверждает ее виновности в смерти мужа. Мне не стоило налетать на жену Севы с обвинениями.
Двоюродная сестра села на ручку кресла и обняла меня.
– Ты поступила совершенно правильно, застала Агату врасплох. Она не ожидала этого и выдала себя.
– Агата молчала, – напомнила я.
– То-то и оно! – кивнула Антонина. – Невиновный стал бы возмущаться, потребовал присутствия адвоката, устроил скандал, бросился на обвинителя с кулаками. Агата же вела себя иначе. Да еще тайком позвонила своему любовнику, чтобы его предупредить: смывайся, милый, нас раскрыли. Ты молодец!
Но у меня почему-то с каждой минутой делалось все тревожнее на душе, а перед глазами стояла Агата, снова виделось отчаяние на ее лице.
Тоня, очевидно, поняла мое состояние и решила сменить тему разговора.
– Мы с Гришкой учились в одном классе. Он был жуткий двоечник и в придачу боялся отвечать у доски. А я получала сплошные пятерки. И вечно выпрыгивала из-за парты, ныла: «Ну спросите меня! Я знаю урок наизусть!»
В конце концов Анна Николаевна, классный руководитель, решила использовать излишне активную ученицу – велела мне взять над Пономаревым шефство и подтянуть его по всем предметам. Я принялась за дело и преуспела. Ой, если расскажу, как я его заставляла параграфы учить! Уговоры не помогали, я Григория била всем, что под руку попадало, один раз с такой силой треснула его по спине стулом, что тот развалился, пришлось Гришке склеивать. И стесняться я его отучила, приказала: «Вышел к доске, только на меня смотришь, если киваю – все о’кей! Начну хмуриться – ты чушь порешь». Он послушался, так мы до десятого класса и работали. Иногда я ему рожи корчила, и Пономарев во время ответа ржать начинал, получал замечание. Но я своего добилась, парень перестал конфузиться. И в милицию Гришка по моей указке отправился. Вернулся из армии и спрашивает: «Тонь, чего дальше-то делать? В институт не поступлю, забыл уже, что в школе учил. Может, шофером устроиться?» Мне его идея показалась тупой. Какая карьера у водителя, кем он может стать после долгих лет работы? Заведующим гаражом? Старшим дальнобойщиком фирмы? Атаманом таксистов? Пораскинула я мозгами и отправила его учиться на милиционера. А потом его в Ковалеве, по месту жительства, на службу взяли, и он в академию МВД поступил. Господи, сколько я с ним билеты зубрила! Сама получила высшее образование, только диплома нет. Зато теперь Гриша начальник в нашем околотке, утер нос всем, кто его в детстве из-за мамаши-алкоголички дразнил.
– Вы были в одном детдоме? – спросила я. – Кстати, а почему тебя при наличии стольких родственников сдали на воспитание государству? Уж извини за любопытство.
– Моя мама умерла, когда я пошла в первый класс. Отца никогда не видела, – пояснила Тоня. – Я тебе уже говорила, у Анатоля было трое детей, все от разных женщин. Режиссер никогда брак не оформлял и о своих любовницах не распространялся. Кто была моя бабушка, понятия не имею, мама о ней ничего не говорила. Мы жили в крохотной квартирке напротив театра, родительница работала бухгалтером, была честной, спокойной женщиной, очень замкнутой, из нее не удавалось и слова лишнего вытянуть. То, что у мамули была сестра Светлана Алексеевна Коломийцева, позор семьи, уголовница, я узнала, уже будучи взрослой. «Опозорила она нас, – сказала мне Офелия, – с подростковых лет гуляла, пила, в компанию плохую затесалась. Мать ее вышла замуж за Лешку Коломийцева, тот непутевую девчонку удочерил, дал мерзавке свою фамилию, отчество. Но все равно люди-то знали, чья кровь в жилах Светки течет. Анатоль и не скрывал, что девочка от него. Очень нам неприятно было, когда Светлану в восемнадцать лет арестовали. Потом она в Ковалеве появилась, пришла к Анатолю, давай плакать: «Ты мой родной отец, помоги, дай денег, купи квартиру». Но брат ее прогнал. И правильно поступил». Вот прямо так Офи и говорила.
Тоня чуть сгорбилась.
– Извини, что такое про твою маму рассказала, но это правда. Я Светлану никогда не видела, а вот деда отлично знала, потому что мы жили через дорогу и я часто заходила к Анатолю. Вроде я нравилась и ему, и Офелии с Пенелопой, но, когда маму похоронили, они не захотели взять меня к себе, сдали в местный интернат.
– Севе повезло больше, – заметила я.
– Не знаю, – серьезно ответила Антонина. – Дядя никогда не распространялся о своем детстве, мы с ним не дружили, хотя у нас не такая уж большая разница в возрасте. Всеволод родился намного позднее моей мамы, скорее он мне в старшие братья годился, но никогда таковым не являлся. Вот Гришка другое дело. Пономарев меня аки верный пес защищал, в обиду не давал, его даже старшие ребята боялись. В интернате жизнь, как на зоне: надо найти кореша и стоять с ним против всего мира спина к спине.
– Удивительно, что ты поддерживаешь отношения с людьми, которые тебя маленькую, как приблудного котенка, из дома вышвырнули, – сказала я.
– Нет, это не совсем так, – улыбнулась Тоня. – Меня забирали на субботу-воскресенье, на каникулы и праздники, покупали одежду, сладости. Офелия и Пенелопа частенько заходили в детдом, интересовались моими успехами. Помню, мне лет десять было, когда Пени со мной откровенно поговорила, как со взрослой. «Анатоль гений, – сказала она, – ему для работы необходима тишина. Ты бегаешь, шумишь, мешаешь деду. И мы все ходим на работу, некому за тобой в течение дня приглядеть, лучше тебе пока в интернате пожить. Мы тебя очень любим, желаем добра, не бросаем. Если случится неприятность, только позови, мигом примчимся». И знаешь, я это совершенно нормально восприняла, никогда не испытывала комплекса сироты, считала себя внучкой Анатоля на удаленном воспитании.
– Отличное выражение – удаленное воспитание, – хмыкнула я.
– Вот Гришка был брошен, – словно не слыша моих слов, продолжала Тонечка. – Его мать лишили родительских прав за пьянку, и вскоре она умерла. Отец неизвестен, к Пономареву никто в детдом не приходил, в гости не приглашал. Я его пару раз к Анатолю привела, но потом Офи попросила: «Тонечка, мальчику у нас лучше не бывать. Если хочешь его порадовать, можешь принести другу конфет или кусок торта, нам еды не жаль. Но приголубить паренька в семье мы не сможем. Незачем внушать ему несбыточные надежды, еще подумает, что Анатоль хочет над ним опекунство взять».
Антонина повернулась к окну.
– Вот Сева, тот ни разу в интернат не зашел. Он меня недолюбливал. При отце и тетках всегда был вежлив, а если случайно тет-а-тет сталкивались, норовил ущипнуть, вроде в шутку, но очень больно, с вывертом. Или за волосы таскал со всей силы. Один раз целую прядь выдрал, и я пожаловалась Пени. Севку, несмотря на то, что он был большой, а я маленькая, извиниться заставили и наказали. А на следующие выходные, когда я снова к Анатолю в дом пришла, Всеволод меня в кладовке поймал, руки мне заломил и прошипел: «Еще раз наябедничаешь, глаза выколю и язык вырву». Ой, я так перепугалась! Ночь спать не могла, тряслась в кровати, от каждого шороха в ужас приходила, ждала Севку с ножницами или ножом. Наши с ним отношения окончательно разладились, поэтому я в Москву учиться удрала, в общежитии жила, хотя могла в Ковалеве остаться. Но все плохое в конечном счете оборачивается к лучшему. Сейчас бы я прислуживала Анатолю, работала на него, как Сева. А год назад дядя передо мной неожиданно извинился: «Прости, Тонь, дурака я в детстве валял. Пойми меня правильно – я отца обожал и к тебе ревновал. Ну, полный идиот! Ты совсем маленькая была, а я уже почти взрослый. Но ума мне не хватало. Не сердись, давай забудем прошлое. Мы самые близкие родственники, нам положено любить друг друга».
