Дара Преображенская
Полёт орла

Я и не думала, что когда-нибудь стану великолепной наездницей, тогда лишь мне хотелось поближе познакомиться с Софией.

– Ты действительно не являешься леди? – спросила я, с аппетитом поглощая свой паштет.

София справлялась с жареной на костре куропаткой.

– Почему ты спрашиваешься меня об этом?

– У тебя другие манеры в отличие от остальных слуг.

– Ты очень внимательно, несмотря на твой возраст.

– Все дети внимательны.

– Не все, и я точно знаю это, – произнесла София.

– Ты спишь с моим отцом?

– Я и твой отец, лорд Элмулд, любим друг друга.

….В нашем замке оказалось очень холодно, несмотря на то, что небольшой отряд слуг был отправлен заранее, чтобы затопить все камины. Но, похоже, им это не удалось, замок всё равно оказался холодным, и это обстоятельство тогда разозлило мою мать.

– О, вновь этот дикий холод! Как я устала от него! Эй, вы, шевелитесь! Я хочу есть! Зажарьте на вертеле того жирного кабана, которого мы завалили на охоте. Клянусь небом, через день этот замок станет тёплым.

…..Через три года я всё-таки задала те вопросы, которые волновали меня ещё в пять лет, но задала их не Дженни, а Софии. Она укачивала своего новорожденного сына возле камина, я подошла к ней сзади и спросила:

– А ты веришь в Великого Мерлина?

– Верю.

– Значит, это – не просто легенды?

– Я верю, что он жил, – сказала София, – но я знаю ещё одну легенду.

– Расскажи.

София внимательно посмотрела на меня, будто, долгое время изучала.

– Моя бабушка рассказывала мне об ожерелье, которое называется «Глаз Орла».

– Интересное название, – удивилась я.

– У человека, владеющего им, появляются такие силы, как у орла в полёте, он приобретает магические способности. Однако если ожерелье попадёт в злые руки, это может разрушить мир. Такова сила Ожерелья. Я слышала, за ним охотятся многие люди, облечённые властью, в том числе, и Карл Великий. Однако не всем дано обладать ожерельем.

– Не всем?

– Лишь чистые сердцем могут, – произнесла София, – и эти люди избранные.

– Но как же их находят? – спросила я.

– По определённым признакам.

– Каким же?

– Этого я не знаю.

Слова Софии произвели тогда на меня очень сильное впечатление. Однажды мне даже приснился сон. Это было ожерелье из камня, меняющего свой цвет в зависимости от мыслей, это сияние ослепило меня и тогда. Я почувствовала, как тепло огромной мощной волной разлилось по моему телу.

Тогда я была, всего лишь, ребёнком, но от этого сияния я ощутила, что стала взрослой, умудрённой опытом женщиной, и мудрость эта намного превосходила мудрость и ум тех женщин, которых я знала. Так впервые даже сквозь сон я познакомилась с невероятной силой ожерелья «Глаз Орла». В моём мозгу набатом била одна и та же мысль.

…..Лишь избранные имеют право владеть ожерельем…..

Я не могла, всё же, поверить, что ожерелье в реальности существовало, что это – не вымысел людей, верящих в чудеса. Через много лет я поняла, что мои сомнения были напрасными. Ожерелье само выбирало своего владельца, и это было действительно так…..

– Вы говорите загадками, леди.

Слова Сильнестрины мгновенно возвратили меня из мира моих воспоминаний, куда я устремилась всей душой в мир реальных вещей и событий. Я лежала обессиленная на своём ложе посреди тёмной комнаты старого заброшенного замка, в камине едва тлел огонь. Сильнестрина подбросила новых поленьев, и на некоторое время помещение замка вновь стало светлым. Надолго ли хватит дров? Если нет, мы замёрзнем в этом замке посреди заснеженных полей.

– Не перебивай меня, милая. Налей себе ещё рагу и слушай дальше.

– А, Вы, госпожа. Разве Вы не хотите ещё одну порцию рагу?

– Нет, я не хочу. И не беспокойся обо мне, Сильнестрина.

Я видела, как она с большой готовностью выполнила мою просьбу, налив себе ещё одну миску рагу. Она села возле меня, приготовившись слушать дальше мой рассказ.

….Но вскоре мне пришлось пожалеть о том, что я не владела «Глазом Орла» однажды я шла в свою комнату, чтобы переодеться и пойти на мессу. Проходя мимо покоев Софии, в едва приоткрытую дверь я увидела, что фигура моей матери склонилась над камином, чтобы бросить в огонь новорожденного ребёнка Софии. У неё было жуткое выражение лица, какого я раньше никогда не видела.

Бедная София, дрожа всем телом, пыталась вырвать сына из рук хозяйки замка.

– Помилуйте, леди, не делайте этого, не берите грех на душу. Мой сын….он ни в чём не виноват.

– Зато ты виновата, шлюха! Из-за тебя мой муж отдалился от меня. Я уничтожу это кельтское отродье, ибо твой сын – незаконнорожденный, и он никогда не сможет претендовать на имущество моё и моего мужа, и на имя.

– Пусть так, только прошу Вас, сохраните ему жизнь. Когда мой сын вырастет, до конца дней своих он будет молиться за Вас. Умоляю, не убивайте его! Умоляю Вас!

Она бросилась перед моей матерью на колени, чем ещё больше вызвала раздражение леди Унгвильды.

– Пощадите, умоляю Вас, леди!

Мать посмотрела в ясные чистые глаза Софии, которые всегда мне казались такими безмятежными, будто ничего не могло поколебать целостность этой кельтской красавицы. Она никогда не была озлобленной, а просто выполняла свои обязанности прислуги, прекрасно ладя с остальными.

Любил ли её мой отец? Мне кажется, она была его отдушиной, музой, несмотря на то, что лорд Элмулд никогда не был поэтом. Ни одна соперница не могла не ощущать подобной любви, чувствовала её и моя мать.

Языки жестокого огня лизали нежную головку младенца, который неистово кричал и надрывался, он понимал, что находился в руках не женщины, а хищницы, способной убить его, несмотря на то, что он совсем недавно получил право на жизнь. Это право у него безвозвратно отнимали.

– Матушка, не делайте этого! Умоляю вас! – я подскочила к матери и упала перед ней на колени вместе с Софией.

– Я же говорила тебе, Элизабет, не водись с этой женщиной, она – ведьма! И если бы не твой отец, я давно вышвырнула бы её отсюда. Но твоему отцу, возможно, всё равно, что вместе с женой он содержит и любовницу, ему всё равно, что думает о нём двор Эгберта.

Не могу сейчас точно сказать, почему леди Унгвильда, всё же, сжалилась над малюткой. Возможно, в тот момент её взгляд упал на «Евангелие», подаренное мне тётей Редбургой, которое я в порыве бросила на каменный пол, и она не пожелала «впасть в грех». Возможно, что-то изменилось в ней, её тело обмякло, дикое сверкание глаз исчезло. Я осторожно взяла ребёнка в свои руки и передала его Софии.

– Разве можно так обращаться с «Евангелием»!

Она бросила суровый взгляд на пол, подняла книгу в дорогом переплёте, пролистала несколько страниц.

– Жизнь ценнее даже самой дорогой и изысканной книги, – сказала я.

Мать усмехнулась:

– Жизнь кельтского выродка не стоит ничего! Запомни это.

Я видела, как крепко сжала София своего младенца, поцеловала его в лобик.

– Простите, леди, мне нужно его покормить.

Рыдая, она покинула нас, мы стояли друг напротив друга, словно, два противника.

Любила ли меня моя мать? Очень часто даже спустя много лет я задумываюсь над этим. Если бы она являлась обычной крестьянкой, а не сестрой короля, она испытывала бы ко мне и брату самые нежные и искренние чувства, какие только может испытывать мать к своему ребёнку. Тщеславие мешало ей любить. Оно, будто, замыкало это прекрасное чувство в себе, мешая прорваться наружу.

– Ты собралась идти на мессу, дочь моя?

Я кивнула:

– Да.

Мать протянула мне «Евангелие» и злобно улыбнулась:

– Когда тебе исполнится двенадцать лет, ты будешь обручена с лордом Корнуольским.

Что могла сказать на это восьмилетняя девочка, в которой всегда воспитывали послушание к старшим? Я промолчала, но мысли мои были неспокойны. Однажды я поделилась своей печалью с Софией.

– Разве ты недовольна решением матери?

– Лорд Эдвин Корнуольский – любовник моей матери, я сама видела, как они уединились после рыцарского турнира на прошлой неделе. Я проследила за ними и …..

– Ты видела, как твоя мать отдавалась лорду Корнуольскому?

Я кивнула, мне было стыдно говорить об этом. Она погладила меня по голове.

– Бедная девочка, тебе столько пришлось и ещё придётся пережить, но….все женщины проходят через «это».

– Она так кричала, будто, он её резали…..

София улыбнулась, и мне была совсем непонятна её улыбка.

– Детка, твоя мать кричала от удовольствия.

– Удовольствие? О, боже, лишком странное удовольствие. Мне скоро исполнится двенадцать, и мать обязательно осуществит своё намерение.

– А твой отец?

– Леди Унгвильда давно убедила его выдать меня замуж за лорда. Это объединит земли Уэссекса, Кента, Сассекса, Эссекса и Корнуолла.

– Тебе не нравится лорд Эдвин?

– Он слишком стар для меня, и я его боюсь.

– Твой отец, ведь, ничего не знает об отношениях между твоей матерью и лордом Эдвином?

– Нет, хотя он догадывается…, – ответила я.

– Если ты намекнёшь отцу…..

– Ни за что! Я ненавижу интриги, София.

– В таком случае, Элизабет, тебе остаётся смириться, покорившись своей судьбе, – сказала она, – или…..

– Или? – я посмотрела в её чистые голубые глаза.

– Или ждать, что судьба совершит чудо.

– Что ты хочешь этим сказать, София? – спросила я.

– Придёт время, и ты встретишь своего единственного; ты не сможешь забыть его, даже если будешь пытаться сделать это…..

 
………
 

…..Я была помолвлена с лордом Эдвином Корнульским сразу же после рождества, декабря 26, 827 года в замке лорда. В тот день мне было впервые дано так близко и явно увидеть любовника моей матери. Его внешний облик вызвал во мне отвращение. «Старый сластолюбец», – мелькнула в моей голове первая мысль, когда я воочию увидела этого человека. Он сладострастно улыбнулся мне, когда я была официально представлена ему в присутствии короля и королевы. Голоса в парадной зале звучали, как эхо, отразившись многократно от стен и витражей, мне становилось не по себе от подобной торжественности. Что же могла поделать двенадцатилетняя девушка, ещё не до конца оформившаяся в полноценную женщину, сердца которой ещё не коснулась любовь? Она могла лишь подчиниться, согласно установленным традициям. Верила ли я словам Софии, произнесённым накануне? Нет. Она просто жалела меня, а я не нуждалась в жалости. Я нуждалась в материнской любви, которой была лишена.

– Лорд Эдвин, я уверен, теперь на Вас можно рассчитывать в случае нападения Мерсии, – произнёс Эгберт.

– Я поддерживаю короля Эгберта и всегда поддерживал Вас.

– Однако я не чувствовал вашей поддержки, лорд.

– Уверяю Вас, Ваша светлость, у Вас ещё будет время почувствовать её.

….Помолвка предусматривала пир с выступлением бардов и танцоров, и никто даже не догадывался о том, что юной невесте хотелось покинуть всё это многолюдное сборище. Но она была вынуждена улыбаться и приветствовать новых прибывающих на пир гостей. Я даже слышала, как леди Маргарита, приближённая королевы, прошептала своей подруге, леди Мэри:

– Жених слишком стар для невесты. О, боже, ей суждено рано состариться. Ты только взгляни на её мать, леди Унгвильду, она так и норовит поскорее «прыгнуть в постель» к женишку.

– Это же безнравственно.

– Но где ты видела, дорогая, чтобы наш двор блистал нравственностью? Конечно, я не имею в виду королеву, она слишком набожна и даже дружна с Папой. Но…..

Леди Маргарита обернулась, чтобы убедиться в том, что их никто не слушает.

– Но…..?

– Но не видит то, что творится перед её собственным носом.

– Вряд ли она так наивна, как ты думаешь, дорогая.

– Не знаю, своё мнение об окружающих меня людях я составляю сама лично, основываясь на собственном опыте и наблюдениях.

Я прекрасно слышала, о чём они говорили, оставаясь незамеченной. Когда лорд Эдвин поцеловал мою руку, взяв её, чтобы проводить за стол, чтобы начать пиршество, я отвернулась от отвращения.

Засахаренные сливы, которые я так любила, больше не вызывали во мне радости, как и мясо жареных куропаток, красовавшихся посреди стола и распространявших невероятные запахи.

«Матушка, что же Вы делаете!» – хотелось мне закричать. Но леди Унгвильда была слишком занята собой, чтобы обратить внимание на свою дочь.

Глава 2
«Похищение»

«Запомни крепко, друг,

Что правит в этом мире

Небесный Звёздный Круг

Да в нём – число четыре.

Извечна на Земле

Явлений кривизна:

Зима да лето, осень да весна…..

Печаль разлук людских

Сменяет радость встреч,

Поэта мирный стих —

Войны кровавый меч.

За ночью неизбежно день настанет,

А жизнь появится —

Во след ей смерть нагрянет».

(Джами, 15 век).

 
………
 

…..Матушка уговорила меня погостить в течение нескольких месяцев в замке моего жениха, лорда Эдвина. Я долго сопротивлялась, однако мне было разрешено взять с собой Дженни, поэтому я охотно огласилась в итоге.

– Уверяю тебя, Эдвин – неплохой человек, и в его обществе ты будешь чувствовать себя вполне непринуждённо.

Она нахмурила брови, подняла мой подбородок и заглянула в мои глаза:

– Я вижу, ты хочешь мне что-то сказать. Говори же.

– Может быть, ещё не поздно отменить эту помолвку.

– Посмей только подумать об этом, неблагодарная!

– Но… я не люблю лорда Эдвина.

– А кто тебя заставляет его любить? Ты должна понимать, что этот брак – разумный политический ход, чтобы укрепить наше королевство. Корнуолл – слишком лакомый кусочек, чтобы он достался кому-то ещё.

«Поэтому Вы решили взять лорда в любовники», – хотела я бросить в лицо матери, но не посмела. Леди Унгвильда никогда не простила бы подобного своей дочери.

…..Я любила взбираться на Донжон замка, хотя мне пришлось отсчитать несколько серебряных монет, чтобы солдаты не препятствовали мне в этом. Я любила взбираться на донжон, потому что здесь было ветрено, и свежесть окутывала меня огромной волной, от этой свежести мне было как-то свободнее, и в какие-то мгновения мне хотелось просто распахнуть руки и полететь, как птица, преодолевая огромные расстояния, слишком огромные, чтобы затем приземлиться…..

Однажды во время одного из своих «путешествий» по Донжону я встретила Дженни.

– Госпожа, Вам нужно беречь здоровье, а здесь холодно.

– Моя мать говорит точно так же, как и ты, ведь она прочит меня в жёны лорду Эдвину, чтобы я в будущем рожала ему потомство, которое укрепило бы наш род.

Дженни улыбнулась:

– Участь любой женщины состоит в том, чтобы производить потомство.

– И ещё терпеть мужские причуды и издевательства. Дженни, неужели у тебя никогда не было возлюбленного, и ты ещё ни с кем не спала?

– Набеги разбойников разорили мою деревню, я потеряла своих родных и было безопаснее переправиться через Пролив на Большой Остров. Тогда я была ещё совсем ребёнком, и моё тело не успело познать любви. Затем я была отдана в услужение королеве Редбурге, потому что у меня хорошая память, и я быстро освоила язык.

– Ты говорила на другом языке раньше?

– Да, это был древний язык кельтов, моих предков, который я не забыла и никогда не забуду.

– Предки Софии также кельты.

Дженни кивнула:

– Да, но ей удалось достичь более высокого положения, чем мне.

– Тебе хотелось достичь того же, что и Софии? – спросила я.

– О, нет, госпожа, я приняла христианство, несмотря на то, что мои предки являлись язычниками. Я мечтала о монашестве, однако моя жизнь сложилась иначе.

Я посмотрела на окружающую замок долину. Падал мелкими хлопьями снежок, вдалеке чернел лес. Пасмурное небо ничуть не умаляло красоты окружающей замок местности. Где-то вдали взмахнул крыльями орёл, пересекая долину и направляясь на восток. Эта красивая гордая птица всегда завораживала меня, как нечто волшебное, не предсказуемое, тайное.

– Я рада, что мой будущий муж сейчас отсутствует в замке.

– Вы что-то задумали?

– Да, мне хотелось бы прогуляться верхом вон до того леса.

Я показала на долину, куда как раз направился орёл.

– Ты будешь сопровождать меня.

– Но это опасно, госпожа.

– В чём же опасность? В будущем после замужества я буду лишена этой свободы, и мне хотелось бы насытиться ею до прибытия лорда Эдвина из Лондона.

– Разве Вам неизвестно, что вокруг разбойники, и потом, Вы можете заблудиться, подвергнув опасности свою жизнь.

– Я не думаю, Дженни, потому что я считаюсь неплохой наездницей, несмотря на мой юный возраст Спускайся и дай распоряжение слугам. Скажи им, что госпожа собирается совершить прогулку верхом. Пусть подготовят лошадей.

– Не думаю, что ваша затея понравится Вашему жениху, когда он вернётся.

Я улыбнулась:

– Но мы, ведь, не расскажем ему од этом «маленьком обстоятельстве», верно?

Я подмигнула Дженни, которая ответила мне тоже подмигиванием.

– Распорядись насчёт ужина. Я хочу жареного кабана и засахаренные фрукты. И ещё, пусть Томми настроит свой инструмент и споёт мне за ужином свои новые баллады. Я знаю, Томми бывал за Океаном в стране норманнов, видел многих героев и сложил о них баллады, но мне бы хотелось послушать баллады о Великом Артуре и его рыцарях Круглого Стола.

В тот момент Дженни поклонилась и удалилась, я ещё раз окинула взглядом Долину, и мне стало очень грустно на душе.

…………..

О, если б ты знала, Сильнестрина, насколько дальновидной оказалась моя служанка Дженни. Мы ехали вдоль проторённой тропки, достигли леса, но нам не повезло – начался буран. Я не помнила, чтобы в Корнуолле были частыми снежные бури, и мне лишь остаётся думать, что само провидение вмешалось в мою судьбу. Я потеряла из виду Дженни, которая растворилась в воздухе.

– Дженни! Дженни!

Я напряглась, потому что эхо совершенно не отражалось в этом лесу, хотя должно было отражаться. Но оно не отражалось.

– Дженни! Дженни!

Сердце моё так сильно сжалось от страха, что я почувствовала боль, настоящую боль. Сильнестрина, у тебя болело когда-нибудь сердце? Нет? Не дай бог, если это произойдёт. Я не желаю подобного даже своему врагу; сначала оно начинает сжиматься от страха, и ты буквально начинаешь ощущать его, как очень плотный комок. Затем ты перестаёшь дышать, потому что тебе кажется, что ты не умеешь. О, нет, мне бы не хотелось повторить подобное, и тем не менее, эти приступы случались ещё неоднократно. Говорили, у меня было от рождения больное сердце, поэтому, когда я была ещё совсем маленькой, в замок Эгберта однажды пригласили одного лекаря-грека.

– Девочка проживёт полноценную жизнь, как и любой человек, но ей нельзя предаваться волнениям и переохлаждаться, что весьма вероятно в таком климате, как этот, – изрёк старый грек.

Нет, конечно же, я не запомнила его, (для подобных «запечатлений» тогда я была ещё слишком мала и несмышлёна), но затем мне сказали, что ответила ему моя мать. Она поморщилась и высокомерно уставилась на пожилого лекаря:

– Какая чушь! Девочка как-нибудь вырастет и без Ваших дурацких вердиктов. Не могу же я из-за неё изменить климат, переехать куда-нибудь. Это….это совершенно нереально. И потом, королевское семейство всегда отличалось отменным здоровьем.

– Не спорю, но у крошки слабое сердце, и Вам решать, что с этим делать, леди.

…..А затем я увидела Прекрасную Мэри, чей призрак блуждал по лесам Англии, я слышала от слуг, многие люди, заблудившиеся в лесу, видели Прекрасную Мэри, и по их рассказам это был именно она. Она была высокой с густой гривой рыжих волос в длинном голубом платье с широким зелёным поясом и большим жемчужным ожерельем на шее.

По легендам в этих лесах когда-то жила девушка в небольшой хижине на опушке леса недалеко от озера. Она жила там со своей сестрой Людвигой. Однажды какой-то всадник забрёл в лес и вышел к хижине. Мэри накормила одинокого рыцаря, потому что он устал с дороги. Рыцарь полюбил девушку и пообещал увезти её с собой. Он уехал, а через некоторое время Мэри узнала, что её возлюбленный погиб в бою. Тогда Мэри бросилась вниз с самого высокого обрыва. С тех пор полупрозрачный призрак Прекрасной Мэри блуждает среди лесов Англии, разыскивая своего возлюбленного. Прекрасная Мэри шла прямо ко мне, и кто бы знал, какой ужас я испытала тогда, ведь услышать о призраке – одно, а воочию встретиться с ним – совершенно другое.

А дальше я почувствовала, что погрузилась в туманное облако, и всё растворилось перед моими глазами, даже воспоминание о том, что я скоро выйду замуж за лорда Эдвина Корнуольского….Мне было холодно, очень холодно. Должно быть, подобный холод чувствуют умирающие, холод, сковывающий их тела.

……………………

Я очнулась от ужасной жары.

«Должно быть, я попала в ад», – почему-то подумала я. Интересно, когда ты умираешь, и тебе жарко, ты почему-то всегда думаешь об аде, ибо с детства тебе внушают, что ты плох и греховен, раз у тебя есть плоть.

Почему так происходит? Но окружающая меня обстановка не была адом. Это была огромная кухня со множеством медных блюд, украшавших стену, и очагом в специальной нише. В очаге на вертеле жарилась туша быка, какой-то человек постоянно вертел быка, подливая масло.

«Человеком» оказалась женщина невероятных размеров с чепцом на голове. У неё было лицо типичной англичанки – румяные щёки, усеянные веснушками, светлые кудрявые волосы, запрятанные под засаленный чепец. Это лицо мне показалось довольно добродушным. Я обнаружила себя лежавшей на широкой деревянной лавке возле очага; горячие языки пламени лизали камни очага; глядя на них, я чувствовала себя расслабленно и умиротворённо. Я подумала тогда, как же давно мне не было так хорошо и спокойно. Я видела то, как толстая женщина в грязном переднике подлила вино – огонь разгорелся ещё сильнее. А может, она – помощница богов, занятая приготовлением пищи для них? Нет, вряд ли у богов такие толстые кухарки.

– Где я?

Женщина в переднике посмотрела на меня и улыбнулась.

– Юная леди уже проснулась?

– А я спала?

– Да как сказать….

– Но куда делась Прекрасная Мэри и этот жуткий лес, и моя служанка Дженни?

Толстуха серьёзно посмотрела в мои глаза своими серыми, как небо в ненастье, глазами.

– Вы видели Прекрасную Мэри? – спросила она.

– Да.

– Тогда Вам повезло, что Вы остались живы, леди.

– Повезло?

– На прошлой неделе нашли Ребекку. Говорили, перед смертью она видела призрак Прекрасной Мэри.

– Кто такая Ребекка?

– Она работала здесь.

– Она была служанкой?

– Да.

– А Дженни? Где Дженни?

– Какая Дженни?

– Это – моя служанка. Она….она была со мной, когда мы ехали вдоль леса по тропке.

– Вы любите опасности, леди? – спросила толстуха.

Кухня постепенно наполнялась невероятными ароматами, я чувствовала, что мой желудок урчал, требуя пищи, только тогда я вспомнила, что я не ела с самого утра, с того самого времени, как поднялась на Донжон.

– Я беспокоюсь за свою служанку.

– Не беспокойтесь. Скорее всего, она уехала восвояси, так и не найдя Вас.

– А если нет? А если она там одна, в лесу?

– Аймар уже прошерстил лес и никого там не нашёл, хотя в такую снежную бурю что можно увидеть?

– Где я нахожусь? – спросила я.

– Думнония, леди. Замок лорда Сиддика, приближённого нашего короля Хопкина ап Гернома.

– Думнония?

– Да, самая оконечность графства, здесь часто случаются подобные бури, да и воздух у нас влажный, и туманы здесь тоже не редкость.

– О Боже! Это далеко от замка лорда Эдвина? – спросила я.

Толстуха подлила немного вина на тушу быка. Я видела, что её большие чёрные брови сдвинулись к переносице.

– Вы знаете лорда Эдвина?

– Он….он – мой жених, и я гощу у него.

– Здесь не очень жалуют лорда.

– Почему?

– Вы, видать, не здешняя и всего не знаете. Лорд Эдвин предал нашего короля и поклонился Эгберту.

Я вздрогнула:

– Но… разве вы не являетесь сторонниками Эгберта?

– Как можно, леди! Эгберт – тиран и завоеватель. Ещё неизвестно, не является ли он отцеубийцей. Во всяком случае, такие слухи здесь о нём ходят.

– Но это – всего лишь, слухи, – возразила я, – разве можно верить досужим сплетням?

Она пристально посмотрела на меня:

– Вы случайно не являетесь родственницей нашего врага?

– Даже если это и так, мы не можем отнестись к ней предвзято.

В кухню вошла роскошно одетая молодая дама с длинными распущенными и струящимися по плечам светлыми волосами. Её розовые щёчки раскраснелись от мороза, она положила муфту из куньего меха на лавку и присела рядом со мной.

– Моё имя – Доррис, я являюсь дочерью лорда Сиддика, хозяина этого замка.

– Я – Элизабет, племянница короля Эгберта и дочь лорда Элмулда Английского.

– У нас другой язык, на котором мы говорим, но и твой язык мне известен, – произнесла Доррис.

На ней было ярко-красное, как вино, платье с широким поясом; поверх него красовалась меховая мантилья с капюшоном.

– Несмотря на то, что король Эгберт является нашим врагом, я не испытываю к тебе враждебных чувств.

Она обратилась к толстухе в переднике и чепце.

– Эверина, я надеюсь, ужин скоро будет готов.

– Разумеется, леди.

– Жаль, что мой отец ещё не возвратился с охоты, я бы познакомила вас.

– А Ваша мать? – спросила я.

Я заметила, как девушка в ярко-красном платье опустила глаза.

– Мама умерла при родах, когда я появилась на свет. Поэтому бывают времена, когда отец не всегда ласков со мной.

– Почему, леди?

– Потому что он убеждён в том, что из-за меня умерла моя мать.

Она перекинулась парой слов с кухаркой на незнакомом мне наречии, затем обратилась ко мне:

– Я пойду переоденусь, а Вас прошу следовать в залу. Сегодня у нас неплохой ужин, и я думаю, что сегодня в отсутствии моего отца Вы скрасите моё одиночество.

Доррис позвонила в колокольчик, тотчас в кухню вошла пожилая служанка в таком же белом чепчике, как и на Эверине.

– Розина, проводи гостью в залу и предложи ей немного нашего самого лучшего вина. Я думаю, леди Элизабет понравится наше вино.

– Но….я не пью вина….

– Что?

Вопрос Доррис ввёл меня в ступор.

– Я хочу сказать, что моя мать, леди Унгвильда не поощряет, чтобы юная девушка рано пристрастилась к крепким напиткам.

Доррис снисходительно улыбнулась и махнула рукой:

– Какая нелепость! Вино, которое производится в нашем графстве – самое лучшее. Я думаю, Вы сможете оценить это сегодня.

Она исчезла, а я была перепровожена Розиной в пиршественную залу и усажена за длинный стол напротив места хозяйки замка. А затем я увидела этот огромный портрет на всю стену, висевший в пиршественной зале….Он поразил меня до глубины души, потому что на нём была изображена женщина с лицом моей матери. Я никогда не видела раньше, чтобы художник мог изображать людские лица так, что они выглядели совсем живыми, ещё немного, и казалось бы, женщина вот-вот сойдёт с картины, спустится к нашему ужину, чтобы пригубить вино.

На женщине было надето серое платье с широким кожаным поясом с пряжкой в виде лошадиной подковы, длинные завитки каштановых волос струились вдоль её стройных плеч, золотой обруч с великолепным рубином напоминал корону. Но больше всего меня поразило выражение её лица – оно было высокомерным, слишком высокомерным, как у моей матери. О, боже, неужели она тайно побывала по полуострове, возможно, ещё до моего рождения? Кем она приходилась хозяину замка, лорду Сиддику, и королю Думнонии? Все эти вопросы терзали меня, когда в залу вошла Доррис. Она сменила свой наряд на фиолетовое сюрко, отороченное куньим мехом на рукавах и вороте, и светло-зелёное платье, ещё сильнее подчёркивавшее зелень её глаз, в которых, казалось, горели огни. Она торжественно села за стол напротив меня.

– Я очень сожалею о том, что моему отцу не суждено присутствовать на ужине. Думаю, это – временное явление, и Вы ещё успеете с ним познакомиться.

В залу внесли блюдо с тушей быка и поставили на стол. Доррис пригубила вино и, посмотрев ещё раз на меня, была поражена моим взглядом. Она посмотрела на портрет незнакомки на стене.

– Она была моей прабабкой – её звали леди Берта, – пояснила Доррис, – говорили, она была так же, красива, как и жестока. Она могла забить до смерти слуг за малейшие провинности, или приказать выпустить диких зверей на своих беззащитных любовников, трупы которых в последствии находили вокруг этого замка. Ваш взгляд….он выдаёт Ваш испуг и изумление. Что-то не так с этим портретом? Честно сказать, он мне никогда не нравился.

– Её лицо, как две капли воды, похоже на лицо моей матери.

Двое слуг занялись разрезанием туши быка, его мясо показалось мне нежным и каким-то необычным, возможно, из-за трав и кореньев, которые использовала кухарка Эверина при его приготовлении. Улыбка осветила лицо Доррис, которая подмигнула мне:

– Наверное, мы с Вами связаны родственными узами, и даже не знаем об этом.

– Узами? Но моя мать является родной сестрой короля Эгберта. Наши предки – это древние саксы, жившие на Континенте.

– Вы не можете быть уверены в этом, леди Элизабет, – сказала Доррис.

Я не знала тогда, что ей ответить. В последствие я узнала многое, что моя мать, леди Унгвильда, скрывала от меня, и её предки происходили именно с полуострова, а не с материка. В зале в тот день горело несколько факелов, гораздо больше, чем в обычное время. Кроме того, теплился камин, поэтому за ужином я не чувствовала зябкости. Кто бы знал, что в тот день мне придётся ужинать совсем в другой компании и вовсе не в замке лорда Эдвина.

Факелы трещали, играя светом и тенью, отчего портрет леди Берты выглядел каким-то зловещим.

– Согласно нашим семейным хроникам она владела магией, подданные и слуги называли её «Колдуньей» и очень боялись, – сказала леди Доррис, разделываясь со своим куском мяса.

Я ела с большим аппетитом, потому что в дороге он становится необузданным, тем более, я была очень голодна.

– Ваши слуги прекрасно готовят.

– Я рада, что Вам понравилось у нас, – сказала Доррис, – и буду ещё больше рада, если Вы согласитесь погостить у нас ещё какое-то время. Мне одиноко в замке, а время рыцарских турниров и состязаний ещё не наступило. Мы могли бы стать хорошими подругами, верно?

– Простите меня, но мои близкие станут волноваться за меня, тем более, я недавно обручилась с лордом Эдвином Корнуольским.

Леди Доррис поморщилась:

– Мерзский старикашка! К тому же, его считают здесь предателем, прихвостнем короля Уэссекса.

– Как же я могу остаться у Вас, леди Доррис, если я принадлежу к «стану Ваших врагов»?

– Мне не кажется, что Вы влюблены в своего жениха. Наверное, Вас принудили дать согласие на это замужество, разве не так?

Её вопрос поставил меня в тупик, я была смущена подобной прозорливости хозяйки замка.

– Можете не отвечать, я знаю, что это так, – произнесла леди Доррис, – в таком случае у вас появилась хорошая возможность избежать этих уз. Разве Вы ни в кого не влюблены?

Я опустила глаза, подобные мысли никогда не приходили мне в голову. Что такое любовь, я не знала, но я могла видеть, какие чувства испытывала София к моему отцу.

– Нет.

– Как жаль, – вздохнула леди Доррис. – значит, у Вас всё ещё впереди.

Она покраснела:

– На будущий год я должна буду выйти замуж за лорда Хагена. Я видела его однажды на турнире в Кингстоне, и он показался мне очень милым.

– Вы, наверное, влюблены в него.