Перед глазами замелькали черные пятна.
Я схватилась за перила террасы, и камень обжег мои пальцы, словно лед.
«Вдох. Выдох. Вдох. Выдох».
Террасу озарило светом, и я поняла, что кто-то вышел на улицу.
Я зажмурилась, чувствуя, как слезы капают из-под ресниц. «Джианна, Джианна, Джианна». Я напряглась и ждала. Ждала, пока мир поймет, насколько я сломана внутри. Вскроет меня и увидит все то, что мой папá знал с самого начала. Другая часть меня – тихая, но сильная – хотела кричать, орать, чтобы я пустила ее за руль, с ее стальным сердцем и рыжими волосами.
– Знаешь, какое мое любимое?
Я стиснула руки на перилах.
«Вдох. Выдох».
– Андромеда. – Аллистер подошел ближе. – Осеннее созвездие в сорока четырех световых годах от нас. – Его шаги были плавными, а голос безэмоциональным, словно он находил мою паническую атаку неимоверно скучной.
Его поведение вызвало во мне раздражение, но оно внезапно исчезло, так как легкие сжались и отказались расправляться. Я не смогла сдержать сдавленный вздох.
– Посмотри наверх.
Это было приказ, резкий и беспрекословный.
Во мне не было сил сопротивляться, так что я подчинилась и подняла голову. Перед глазами все расплывалось из-за слез. Звезды сливались и сверкали, как бриллианты. Я была рада, что они ими не были. Иначе люди бы нашли способ сорвать их с неба.
– Андромеда – это тусклая, расплывчатая звезда справа. Найди ее.
Я поискала глазами. Звезды редко были ясно видны нам, они часто прятались за слоем смога и сиянием городских огней, но иногда, в удачную ночь, как сейчас, загрязнение рассеивалось, являя их красоту. Я нашла нужную звезду и сосредоточилась на ней.
– Знаешь ее историю? – спросил Аллистер, стоя за моей спиной.
Моих щек коснулся холодный ветер, и я медленно вдохнула.
– Ответь мне.
– Нет, – выдавила я.
– Андромеда считалась самой красивой из богинь. – Аллистер подошел ближе, так близко, что его пиджак касался моей обнаженной руки. Руки он держал в карманах, устремив взгляд на небо. – За свою красоту она была принесена в жертву: ее привязали к скале у моря.
Я представила ее, рыжую богиню с железным сердцем, прикованную к скале. Откуда-то из глубины меня вырвался вопрос:
– Она выжила?
Аллистер посмотрел на меня. Проследил за дорожками слез до крови на моей губе. Его глаза потемнели, челюсть напряглась, и он отвернулся.
– Да.
Я снова нашла звезду глазами.
«Андромеда».
– Спроси меня, что значит ее имя.
Это был еще один приказ, и мне захотелось отказаться. Сказать ему, чтобы прекратил мне указывать. Вот только я хотела знать – внезапно мне стало это необходимо. Но он уже уходил, направляясь к дверям.
– Подожди, – выдохнула я, разворачиваясь к нему. – Что значит ее имя?
Он открыл дверь, и на террасу пролилось немного света. Черный костюм. Широкие плечи. Прямые линии. Он повернул голову ровно настолько, чтобы поймать мой взгляд. Синие.
– Оно значит «правительница мужчин».
Ледяной порыв ветра чуть было не проглотил его слова быстрее, чем они долетели до меня, и хлестнул меня волосами по щекам.
А потом он ушел.
Я схватилась за перила и посмотрела на небо.
Дыхание восстановилось.
Дрожь в венах сменилась электрическим гудением проводов.
А потом я сделала это – ради всех, кто не мог.
За каждый синяк.
Каждый шрам.
Каждый удар по моему лицу.
Но главное, я сделала это, потому что мне так захотелось.
Я закричала.
Дни сменялись ночами.
Следующие несколько месяцев пролетели незаметно, пропав в водовороте вечеринок, отпусков, скачек и походов в спа по выходным. Наркотики и выпивку было так же просто достать, как серебряное блюдо со свежими фруктами и круассанами, которое каждое утро стояло посреди обеденного стола на двенадцать человек.
Я была молода.
Избалована.
И полна апатии.
Я впитывала в себя все, что заставляло сердце биться. Заставляло забывать. Чувствовать себя живой.
Иногда это был белый порошок из Колумбии.
А иногда… синий.
– Вот это роскошная жизнь.
Этот протяжный голос влился в мою кровь и согрел меня изнутри.
Я лежала на кресле у бассейна в сверкающем золотом платьице, убрав волосы в небрежный пучок и позволив одной из лямок соскользнуть с плеча. Стоял неприлично жаркий март, и я этим пользовалась.
Я укусила клубничку и поймала взгляд Аллистера.
– Завидуешь?
– Мне, скорее, все равно.
Сияние воды в бассейне окрашивало его в оттенки серебряного, синего и темного. Темно-синий костюм и галстук. Отполированные часы «Ролекс» и запонки на манжетах. Он стоял перед дверями террасы моего дома, держа в руке стакан и окидывая меня теплым взглядом: от моих волос, тарелки с клубникой и стакана с текилой на столике рядом до моих красных вельветовых туфель.
– Только не говори мне, что истории моего мужа тебе наскучили. – Антонио был хорошим рассказчиком и умел захватывать своих слушателей, но я не могла заставлять себя слушать одну и ту же историю сто раз подряд.
– Похоже, тебя они тоже не слишком заинтересовали. Хотя, возможно, ты просто знала, что дальше он пустится рассказывать о том, как впервые отымел свою девственницу – жену, когда ей было двадцать один.
Я вздрогнула. Похоже, Антонио злился сильнее, чем я думала.
Я понадеялась, что он хотя бы рассказал это интереснее, чем оно было на самом деле. В моем первом разе не было никакой романтики. Все было холодно и методично и оставило в моей груди дыру, которую я с тех пор пыталась заполнить, добиваясь любви мужа. Как же смешно.
– А разве в твои обязанности не входит изображать крайнюю заинтересованность во всем, что он скажет?
В его глазах мелькнуло что-то похожее на усмешку, но он не ответил. Только вышел на террасу, все так же напряженный. Создавалось впечатление, что он оценил свои перспективы и выбрал потерпеть мое присутствие, лишь бы не идти обратно внутрь.
– Что, слишком чувствительный для его пошлостей? – спросила я.
– Да не особо.
Его глаза остановились на мне, до краев полные холодной яростью, которая сменилась чем-то более теплым, стоило им коснуться моей шеи и обнаженного плеча.
Я стряхнула с себя дрожь.
– Отомстите за мою честь, офицер?
– Не уверен, что в этом есть смысл, ведь от нее немного осталось.
Я надулась.
– Ну вот, а мне только начало казаться, что тебе не плевать.
– И не надейся, милая.
– Клубнику?
Он посмотрел на мою руку так, словно я его оскорбила, так что я вздохнула, откусила ягоду и слизнула сок с губ. Он проследил глазами за моим движением, и его взгляд был тяжелее и теплее, чем прикосновение моего языка.
– Почему тебе так не нравится мой муж?
– Да… почему?
Я похолодела от звука голоса Антонио.
Аллистера, кажется, совершенно не волновало, что мой муж меня услышал. Он даже не развернулся, чтобы уделить своему нанимателю внимание, да и вопрос ответом не удостоил. Антонио было плевать, когда я разговаривала с другими мужчинами, но я не знала, как он отреагирует на то, что я остаюсь наедине с одним из его людей.
– О чем вы разговариваете?
– О мифологии, – сказала я скучающим тоном. – Греческой.
– Ах. Моя любимая.
Аллистер отпил из стакана, глядя на бассейн. Он выглядел настолько безразличным, как и сказал, но сквозь его незаинтересованность просвечивало что-то еще. Он был слишком безразличен. Тень чего-то темного проплывала под толстым слоем льда.
– Надо было догадаться, что ты будешь прохлаждаться у бассейна.
– Ну, что я могу сказать, человек не может слушать одну и ту же историю больше пяти раз. Хотя, я слышала, сегодня ты разнообразил программу.
Антонио хмыкнул. Он подошел к моему креслу и провел рукой по моему загривку.
– Не хмурься, cara. Я клянусь, это была изящная история. – Его взгляд переместился на Аллистера, превратившись из веселого в стальной. – Я же не рассказал им о том, как ты перепачкала в крови весь мой член.
Я поморщилась.
Напряжение было таким удушающим, что дышать стало тяжело. Оно повисло в воздухе, как влажность поздним летом, наполняя мои легкие и щекоча кожу.
Я опрокинула в себя остатки текилы, прикусив стакан. Алкоголь выжег остатки унижения. Мой муж злился на меня по множеству причин, но то, что происходило сейчас – чем бы оно ни было, – меня не касалось. Двое мужчин даже не смотрели друг на друга, но не заметить тщательно сдерживаемый яд в пространстве между ними было невозможно.
– Друзья скучают по тебе. – Хватка Антонио на моей шее усилилась ровно настолько, чтобы я поняла предупреждение. – Не задерживайся.
Он исчез в доме.
Враждебность осталась витать в воздухе, отказываясь исчезать. Я перевела взгляд на Аллистера. Он был безразличным, но с очень пугающим оттенком.
У меня вырвался тихий, неловкий смешок.
– Похоже, мой муж тебя тоже не очень любит. – Я сглотнула. – Не боишься, что он найдет другого продажного федерала себе в партнеры?
Судя по его глазам, он ничего не боялся.
Я еще никогда не видела, чтобы кто-то был так спокоен перед моим мужем, особенно кто-то из его подчиненных. Судя по всему, Аллистер не купился на образ Антонио, в отличие от остальных. Это было… чем-то новым и первым, что мне по-настоящему понравилось в этом человеке.
Напряжение в воздухе было таким густым, что у меня бы начала кружиться голова, если бы я его не разрядила.
– Без пары сегодня?
– Да.
– А что случилось с… – я мысленно прогнала в голове список блондинок, с которыми он появлялся, вспоминая имя последней, – Поршей?
– Слишком монотонна.
– Но вы же идеально подходили друг другу. – Я вздохнула, словно меня это серьезно расстроило. – Оба красивые, сдержанные, бесчувственные… А что, если она была той самой, а ты ее бросил, даже не дав ей шанса?
Аллистер, совершенно не впечатленный тем, что я несу, взглянул на меня.
– Я и не знал, что ты так заинтересована в моих отношениях.
Я поднялась на ноги, вытаскивая шпильки из волос по дороге к нему. Длинные пряди рассыпались по моей спине. Он напрягался все сильнее по мере приближения стука моих каблуков, но не смотрел на меня до тех пор, пока я не остановилась перед ним.
– А ты никогда не задумывался, что, возможно, проблема в тебе? – Я взяла стакан из руки Аллистера и отпила. Водка в его стакане всегда была вкуснее любой другой.
– Я так понимаю, ты собираешься меня просветить? – Аллистер забрал свой стакан. Обычно он всегда поворачивал его, чтобы отпить с противоположного края от меня, но сегодня выпил с места, где остался розовый след от моей помады. Это вызвало странный прилив тепла к моему животу.
Я сглотнула.
– Женщины любят, когда в их жизни есть страсть и спонтанность. Вам бы расслабиться, офицер.
– Может, стоит трахнуть другую женщину в ее постели? Звучит достаточно спонтанно, не думаешь?
Боже, ну конечно он знает о Сидни.
Я вздохнула.
Мне так хотелось пробить брешь в его ледяной броне.
Подойдя ближе, я провела пальцем по линии его челюсти, тихо спросив:
– У тебя такое красивое лицо. Наверное, получаешь за него все, что хочешь?
– Почти.
В этом слове было что-то такое весомое, что у меня сбилось дыхание. Я убрала руку от его лица, слегка задев острым ногтем.
– Тебе ведь достаточно взгляда, чтобы женщины падали к твоим ногам.
Я начинала его раздражать.
– И тем не менее ты стоишь.
Я засмеялась.
– Меня не интересуют мужчины, даже такие красивые, как ты.
– Потому что ты замужем?
– Потому что я устала.
Он прищурился.
– Ты пьяна.
В моих глазах заплясало озорство, и я стянула с плеча тонкую лямку.
– А ты всегда трезв. Разве не хочется хоть иногда пожить на грани, офицер? Разрешить себе все, чего хочется?
Воздух пульсировал, словно у него было сердце, когда я скинула с себя переливающуюся ткань и позволила ей упасть к моим ногам.
Вшух.
Он не отвел взгляд от моего лица, хотя ему явно хотелось. Словно он намеренно двигался против ветра.
Я стояла в сантиметрах от него в красном лифчике и трусах, и только пара дверей отделяла нас от моего мужа и всех гостей.
Его ответ был простым и именно таким, какого я ожидала от примерного федерала, но все равно почувствовала волну тепла, пробежавшую по спине, направляясь к бассейну.
– Нет.
Я посмотрела на него через плечо.
– Тогда как ты чувствуешь себя живым?
Я нырнула в воду с улыбкой на губах, потому что его взгляд прошелся по всем изгибам моего тела – я никогда в жизни не чувствовала себя теплее.
Сентябрь 2015
Тук, тук, тук.
Доктор Саша Тейлор наблюдала за движением моего пальца на подлокотнике кресла. Прищуренные глаза, слегка поджатые губы – так она выглядела, когда была в глубокой задумчивости.
Тук… тук… тук.
Наши взгляды встретились, и мои губы медленно растянулись в улыбке, когда она нервно сглотнула и покосилась на папку у себя на коленях, словно набираясь решимости.
– Расскажите о своем доме, – наконец сказала она, поднимая глаза. – Об Айове.
Я хмыкнул.
– Ах, Саша, но мы же оба знаем, что вы хотите поговорить совсем не об этом.
Она подергала висящий на шее кулон и вскинула бровь.
– Спрашивайте, – нетерпеливо сказал я.
В ее глазах вспыхнула решимость, и доктор отпустила подвеску.
– Ладно. Давайте поговорим о ваших отношениях с цифрой «три».
– А я-то думал, что вы выше светских сплетен.
– Я их не распространяю, только наблюдаю. Для дела важны все источники информации.
– Ну хорошо. – Я откинулся назад, облокотился о подлокотник и провел большим пальцем по губе. – Давайте так: вы скажете мне, какое у меня отношение с этой цифрой по вашей версии, а я скажу вам, правы ли вы.
На ее лице мелькнула нерешительность, но она сделала глубокий вдох и озвучила предположение.
– С каждой женщиной вы спите ровно три раза, не больше.
– Правда.
– Почему?
Причин был целый список, но мотивировала меня только одна из них.
– Так правильнее.
Четыре раза значили, что у отношений есть будущее. Четыре раза были похожи на зарождающийся роман с чувствами и вопросами. Четверка меня раздражала.
Саша приняла мой ответ и продолжила копать.
– Некоторые незначительные действия, не относящиеся к вашим общим планам на день, такие как поправить одежду, расчесать волосы или пробежать круг по залу, вы делаете любое количество раз, делящееся на три.
– Частично.
– Что случится, если вы остановитесь на двух?
Я не отвел глаз.
Тук… тук.
Затаив дыхание, она ждала третьего стука, которого так и не последовало.
– Одержимы ли вы сейчас мыслью о третьем?
– Нет.
«Да».
– Думаете ли вы, что у вас ОКР?
– Легкое, по самостоятельно поставленному диагнозу, – ответил я, глядя на часы. В кармане завибрировал телефон, и под кожу пробралось нетерпение. У меня было много дел этим вечером. Может, я и был временно отстранен от работы в Бюро, но набрал работы из внешних источников, как можно больше работы, потому что если бы мне нечем было себя занять – я бы сгорел в пламени собственной злости.
Я выкарабкался из ада, я его видел, чувствовал, попробовал на вкус, и единственное, что меня спасло, – это мечты о мести и обо всем, что ждало меня по ту сторону. Я распланировал свое будущее, начиная от типа женщины, на которой женюсь, и заканчивая типом паркета в своей квартире. Ни разу в этих мечтах я не отводил места для Джианны Марино.
Я должен был чувствовать облегчение от того, что она снова вышла замуж и была для меня недоступна, но черт бы ее побрал… иногда казалось, что забыть ее абсолютно невозможно.
– А что насчет симптомов заражения? – добавила она, отводя глаза, словно только что заметила какую-то важную деталь в моем деле.
– Еще больше сплетен, Саша?
Ничего удивительного. Те, кто встречал меня, не забывали меня никогда. За исключением одной женщины, по крайней мере. Когда я был ребенком, мое лицо было моим проклятием, но теперь я сделал его своим оружием. Им я запугивал, манипулировал, добивался нужных целей. Власти. Информации. Женщин. Как же иронично, что я не мог владеть единственным, чего желал.
Она подняла глаза, недовольная собой.
– Вы никогда не целуетесь в губы.
– Правда.
– Почему?
– Считаю грязным и ненужным.
В ее глазах мелькнуло смятение. В ходе этого анализа она уже и так углубилась в мою психику глубже, чем следовало. Теперь ее интерес был чистейшим любопытством, по причине которого люди и становятся психологами: желанием расколоть человеческое сознание, как яйцо, и выяснить, что нами движет. Вот только она не знала, что мной ничего не двигало. Я сам построил чертов двигатель.
– Не похоже, чтобы у вас было такое же мнение касательно… других частей женской анатомии.
Я засмеялся.
С частями анатомии одной конкретной женщины у меня не было никаких проблем. Если быть до конца честным, я бы даже позволил ей плюнуть себе в рот.
– Так что, если вы ничего не имеете против…
– Отлизывания киски?
Она вспыхнула.
– Все зашло дальше, чем должно было, – пробормотала она, вертя в пальцах ручку.
– Вы же все это записываете, Саша? – я поправил манжет рукава.
– Так почему без поцелуев? – она перестала нервно ерзать, потому что ее любопытство снова взяло верх.
Она думала, что что-то нащупала, некий кусочек пазла, из которого я состоял. По правде сказать, вероятно, она была близка. Если она будет тянуть за эту ниточку достаточно сильно, то вытащит и следующую.
– Помада, – сказал я. – Ненавижу помаду.
Особенно красную.
Отпечаток в форме сердца на моей щеке. Красный след на краю грязного стакана или дымящейся сигареты на потрескавшемся асфальте. Откручивание крышки маленького черного футляра. Я чертовски сильно ненавидел все это.
– Так, значит, страх микробов тут ни при чем? – надавила она.
– Нет.
Это было почти правдой. Когда я был раздражен или нервничал, моя одержимость чистотой усиливалась, но в остальное время мне просто нравилось быть чистым. Мне нравились чистые комнаты, чистая одежда, нравилось не совать грязную хрень, вроде общей ручки, себе в рот. Не просыпаться с ползающими по мне жуками. Не смывать грязь с тела в питьевом фонтанчике.
– Наша встреча почти подошла к концу, но у меня остался последний вопрос. Какое ваше самое первое воспоминание, связанное с числом три?
Тук, тук, тук.
Стук эхом раздался в моем создании, три тяжелых удара, которые я бы не смог заглушить, даже если бы заткнул уши.
– Они всегда стучали три раза, – сказал я.
– Кто?
– Те, кто сделал меня мной.
23 года
Июль 2014
– С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!
Стоило мне толкнуть дверь клуба, как меня встретил хор сотни разных голосов. Конфетти засверкали в приглушенном освещении и защекотали кожу, осыпаясь на плечи. Воздушные шары взмыли к потолку, скрывая из вида занимающую всю противоположную стену фотографию, на которой я посылала в камеру воздушный поцелуй. Комната наполнилась мелодией песни «День Рождения» от «Битлз».
Стуча шпильками, ко мне подлетела Валентина и стиснула в объятиях.
– С днем рождения!
– Тебе не кажется, что ты немного переборщила, Вал?
– Ты про фото? – нахмурилась она, отпуская меня. – Думаешь, оно получилось слишком большим?
Я рассмеялась и поцеловала ее в щеку.
– Оно идеальное.
Проходя дальше, я обнимала людей и благодарила их за поздравления, пока у меня не начали болеть щеки. Мир пошатнулся, когда кто-то обнял меня за талию и закружил. Когда вращение остановилось, перед моими глазами возникло лицо Луки, все еще держащего меня над полом.
– Ты должна мне денег, Джианна.
Я нахмурилась.
– Это вот так ты поздравляешь людей с днем рождения?
– Только женщин, которые пытаются улизнуть от уплаты долгов.
– Ой, я тебя умоляю. – Я стряхнула с его плеча несуществующую пылинку. – Ты продуешь следующий спор, я просто не хочу совершать лишних движений.
Он хмыкнул и поставил меня на ноги.
– Мне кажется, из всех нас ты самый главный жулик, даром что Руссо не по крови. – Он сел обратно за барную стойку.
– О, вы только посмотрите, – сказала я, вклиниваясь между Лукой и Нико, который сидел рядом. – Я настолько популярна, что сам великий Николас Руссо почтил нас своим присутствием.
Нико криво улыбнулся, держа в руке стакан с виски.
– У меня сегодня встреча.
– А, – ответила я, осознав, что встреча будет этажом ниже, в конференц-зале. – Мог бы притвориться, что пришел сюда ради меня.
– Много людей пришло сюда ради тебя.
Я надулась, окидывая взглядам переполненный клуб.
– Верно.
Мы не говорили о той ночи, что случилась год назад. Ни разу с того самого утра. Как будто, если мы об этом не говорим, то этого никогда не было. Но этот секрет поглотил часть моей души; сожаление – это жадный зверь, и кормился он каждый день.
Нико и Лука посмотрели на дверь и одновременно поднялись на ноги. Я повернула голову и увидела незнакомого мужчину – черный костюм, черные волосы, блеск «Коза Ностра» в глазах.
– Кто это? – спросила я.
– Не твое дело, – ответил Нико. Не сводя глаз с вошедшего мафиози, он положил руку мне на затылок и прижал меня к груди в коротком и грубоватом объятии. – С днем рождения, – сказал он и добавил: – Попытайся не переусердствовать сегодня, ладно?
– Хорошо, пап.
Он шутливо отпихнул меня, и оба Руссо направились к мужчине.
Валентина толкнула меня плечом, заказывая сразу кучу напитков, и вскоре я потерялась в круговороте шотов, походов в туалет и тяжелого, опьяняющего гудения в крови.
Фиолетовый, желтый, синий. Плитки под ногами мерцали, освещая мои голые ноги и белое платье. Из колонок гремела «Я поцеловала девушку» Кэти Перри, тела на танцполе качались в унисон, размахивая руками, покачивая бедрами и касаясь губами.
Фиолетовый. Капля пота на моей спине. Желтый. Чужая кожа на моей. Проведя руками по шее, я откинула назад тяжелые пряди и подняла взгляд.
Синий.
Дыхание замедлилось вместе с движениями.
Я встретилась с ним глазами. Аллистер стоял с Нико у бара и отвечал на что-то, что ему говорили, но не отводил от меня взгляда.
Покачивание бедер, движение рук в воздухе – все сбилось на новый ритм, не в такт музыке. Медленнее. Сексуальнее. Как шелковые простыни на обнаженной коже. Не отводя глаз, я подпевала строчкам из песни. Слова срывались с моих приоткрытых ярко-красных губ с чувственным придыханием.
Его глаза потемнели.
Я всего лишь хотела его поддразнить, но мое тело запуталось. Кровь вскипела в венах. Соски затвердели. Пот масляными каплями блестел на коже и скатывался меж грудей.
Его взгляд метнулся к фотографии на стене за моей спиной, а потом снова вернулся к моим глазам.
Я улыбнулась, подняла руку и послала ему воздушный поцелуй.
Спустя полчаса я на подкашивающихся ногах покинула танцпол и поковыляла на второй этаж, чтобы немного приглушить грохот музыки в голове.
Я открыла дверь в VIP-комнату и замерла, держась за ручку. Знакомый продажный федерал стоял спиной ко мне и смотрел в большое окно, за которым сверкали городские огни. Он прижимал телефон к уху, и до меня донесся его плавный, глубокий голос. Что-то про контракт и плохую ситуацию. Звучало интригующе. Я вошла в комнату, закрыла дверь и прислонилась к ней. Аллистер едва заметно напрягся после тихого щелчка, но больше никак не отреагировал на мое присутствие.
С тех пор как мы познакомились, он отрастил волосы на макушке своей аккуратной стрижки. Теперь они были достаточно длинными, чтобы зарыться в них пальцами или чтобы сжать их в кулаке. От этой мысли мне стало странно тепло, но я быстро отогнала это чувство.
Аллистер завершил звонок и повернулся.
Мы смотрели друг на друга в густом, почти удушающем напряжении, повисшем в воздухе. До этого момента мы были наедине всего дважды, и оба раза на террасе, но теперь нас окружали четыре стены, потолок и запертая дверь, и казалось, что в маленькой комнате недостаточно кислорода на нас двоих.
– Так быстро наскучила вечеринка в твою честь?
За последний год мы уже играли в несколько игр на различных мероприятиях, где нам доводилось встречаться. Моей любимой была та, где мы игнорировали существование друг друга, даже если общие знакомые пытались нас представить. В другой игре я притворялась, что по уши в него влюблена. Эту он ненавидел сильнее всего, и, так как досада Аллистера была для меня вкуснее любого праздничного торта, именно в нее я и решила сыграть.
Я скинула с себя туфли.
– А может, я пришла сюда к мужчине.
В глазах Аллистера мелькнуло что-то мрачное, но тут же исчезло, стоило ему прислониться к стеклу.
– Надеюсь, на этот раз не к родственнику.
В мой живот словно уронили кусок свинца, а в груди что-то задрожало. Он знал. Он знал про меня и Нико. За прошедший год я несколько раз видела Туза с федералом, но я и подумать не могла, что они достаточно близки, чтобы делиться секретами. Как много Нико рассказал? Казалось, меня сейчас вырвет.
Я сглотнула и постаралась выровнять голос.
– Мы с вами не родственники, офицер.
Губы Аллистера дрогнули в улыбке.
– А, так ты пришла ко мне.
Тревога захлестнула меня, и я больше не могла притворяться, что все нормально. Забыв о туфлях, босая, я развернулась и схватилась за ручку двери, но не успела открыть ее, как рука Аллистера появилась над моей головой и захлопнула дверь. Эхо от удара пробрало меня дрожью.
Его плечи загораживали от меня свет. Его присутствие, тяжелое и ощутимое, пробежало по позвоночнику.
– Ты начала эту игру, – сказал Аллистер резко, – ты ее и заканчивай.
Я не могла думать, когда он стоял вот так за мной, прижимая меня к двери. Мы всегда стояли близко, достаточно близко, чтобы наблюдать за людьми и без труда оскорблять внешность и интеллект друг друга. На этот раз все было иначе. От него исходила настоящая, жгучая злость, и это чертовски пугало меня.
Спокойно, с эмоциональностью зачерствевшей горбушки, я сказала:
– Мои чувства к тебе загнали меня в тупик.
– В угол, – мягко поправил он.
Я ничего не ответила, потому что внутри меня всю трясло. Из-за близости Аллистера, его непонятной злости, от того, что мне были отрезаны пути к побегу и я не могла вырваться, пока он не решит меня отпустить. Сама мысль о том, что Аллистер может ко мне прикоснуться, заставляла каждое нервное окончание на моей спине искрить в предвкушении.
Аллистер убрал руку с двери и сделал шаг назад.
Я медленно вдохнула. Выдохнула.
Развернувшись, понаблюдала за тем, как он отошел к мини-бару и взял с деревянной столешницы стакан с прозрачной жидкостью.
– Иди развлекай гостей, Джианна.
Во мне зашевелилось легкое раздражение. Я ненавидела, когда мне указывали, что делать. Как будто он мой король и хозяин, а мне забыли об этом сказать.
– Я это и пытаюсь делать, но, видимо, некоторые из моих гостей те еще придурки.
Аллистер облокотился о стойку и мрачно посмотрел на меня. Он был здесь не ради вечеринки в мою честь, а ради встречи, происходившей внизу, в выражении его лица это ясно читалось, но меня не особо волновали детали.
– Где мой подарок? – спросила я, подходя к нему, шлепая босыми ногами.
– Соседняя комната ломится от подарков, а тебе все мало?
– Оу, тебя это злит? Что у меня есть друзья, а у тебя нет?
– Тебе что, нужно подтверждение, что тебя все обожают?
– Да, – прямолинейно ответила я. – Так где мой подарок? – Я постучала пальцем по циферблату его часов, и он прищурился, наблюдая. – Твои часы – это слишком дорого, не находишь? Это же «Ролекс». – Когда он не отреагировал, я вздохнула. – Нет, ну если ты настаиваешь.
Я начала расстегивать ремень часов, чтобы проверить, остановит ли он меня, схватит ли за запястье, скажет ли перестать его раздражать, как сделали бы все остальные мужчины в моей жизни. Аллистер никогда меня не касался. Ни разу. Ни когда я игралась с его галстуком, ни когда я выхватывала стакан прямо из его рук, ни когда я «случайно» наступила ему на ногу после комментария о том, как светлые волосы подходили к содержанию моей головы. Я не могла объяснить почему, но этот факт меня нервировал. Может быть, поэтому я трогала его еще чаще.
Не убирая рук, Аллистер молча наблюдал, как я расстегиваю его часы. Дыхание застряло где-то в легких. Я всего лишь снимала с него часы, но ощущение было такое, словно я расстегнула его ремень.
«Ролекс» съехал до середины моей руки, когда я его надела, но я все равно повертела рукой так, словно любовалась новым кольцом с бесконфликтным алмазом.
– Спасибо, – весело сказала я. – Мне очень нравится.
Мы смотрели друг на друга, и по комнате разливалось что-то густое и тяжелое. Аллистер поднес стакан к губам и сделал большой глоток. Я бы сказала, что воды, но уже знала, что это была водка. Этот мужчина умел пить, но казался неспособным опьянеть.
Я наклонила голову.
– Откуда ты?
– Из Айовы.
У меня вырвался смешок.
– Ага, а я английская королева. – Я сняла его часы, положила их на стойку и покрутила пальцем. – Ладно. Я решила, что хочу на день рождения.
– Сгораю от нетерпения узнать.
– Неправда. Но это не страшно. Не всем же нам иметь чувства и все такое.
Аллистер надел часы обратно, и его движения меня отвлекли. У него были руки, при взгляде на которые женщинам хотелось знать, как бы они выглядели на их теле.
– Хочу секрет, – сказала я и добавила: – Один из твоих, разумеется.
– А что я получу взамен?
– Удовольствие от того, что сделал меня счастливой. – Я мило улыбнулась ему.
Аллистер опустил взгляд на мои губы и тут же отвел его, но я успела заметить в его глазах вспышку чего-то безошибочно греховного. Мое сердце пропустило удар.
Он снова облокотился о бар.
– Сначала скажи, что тебе подарил муж, – сказал он как бы между прочим, но исходящее от него напряжение лишь усилило тревогу.
Я дернула плечом.
– Вероятно, какую-нибудь безделушку, как и каждый год. Не знаю, не виделась с ним сегодня.
– Почему?
– У него много дел.
– Так много дел, что не нашлось времени на собственную жену в ее день рождения? – Я узнала его безразличный, беспощадный тон и точность, с которой он наносил удары. Под кожей заскреблось раздражение.
– Прекрати, – сказала я ему.
– И чем же Антонио сегодня занят? Хотя, пожалуй, правильнее будет спросить, кем?
Злость обожгла горло и вспыхнула за глазными яблоками. Антонио больше не властвовал над моими мыслями. Я больше не думала о нем с наивным, благоговейным интересом. Любовь стала горькой – если она вообще когда-либо была любовью, а не влюбленностью. Но от предательства Антонио все еще было больно, а Аллистер решил поковыряться в ране ножом.
Я поперхнулась собственной яростью.
– Ненавижу тебя.
– Я думаю о тебе.
Эти четыре слова повисли в воздухе между нами и опустились на пол, пронзив меня до самого сердца. Моя кровь мгновенно остыла, и тишина выползла наружу, чтобы коснуться моей кожи ледяными пальцами.
Я уставилась на него широко раскрытыми глазами.
Аллистер наблюдал за моим выражением лица с горьким весельем во взгляде.
– Вот тебе твой чертов секрет.
Опрокинув в себя содержимое стакана, он поставил его на стойку и направился к двери. Положив руку на дверную ручку, помедлил и обернулся.
– Хочешь знать, почему я никогда тебя не касаюсь?
Я помотала головой.
– Потому что если прикоснусь, то не смогу остановиться, пока не потушу прелестный огонек в твоих глазах. – Аллистер сверкнул взглядом. – Больше никогда не запирайся со мной в одной комнате, Джианна.