Даниил Сергеевич Пиунов
Губернаторские блины
– Как смена, доча? – поинтересовалась Нина Семеновна, не отрываясь от телевизора, где начались ее любимые «60 минут».
– Нормально. Мамуль, ты ужин сделала? Или мне сделать? – отягощено спросила Лариса.
– Мы с бабушкой пюре с котлетами сварганили. Я картошку чистила, а бабушка котлеты лепила, – поделилась Маруся, принявшаяся носить кота по всему залу.
– Вы ж мои хорошие, – ласково пропела Лариса.
Засиявшая на морщинистом лице улыбка на миг вернула ей свежесть и молодость, но после, когда она огляделась вокруг и поняла, что предстоит небольшая вечерняя уборка, руки опустились. Она сгорбилась, скрючилась. Маруся тотчас заметила изменения в мамином настроении. От нее пахло выпечкой, потому как в гипермаркете, где она работает администратором, есть своя пекарня. Этот запах самсы с курицей девочка легко отличала от сосисок в тесте. Однако, как и днем, аппетит мгновенно пропал, стоило только ей посмотреть на изнеможенную мать.
Меж тем по телевизору объявили об очередном этапе украинского контрнаступления. Эта великая, но на самом деле мнимая битва, по словам телеведущих и экспертов, велась не первый месяц, и с каждым днем потери противника возрастали, а наши, наоборот, уменьшались.
«Хунта Зеленского собирается послать на убой всех. Война будет длиться до последнего украинца. Кто ответит за реальный, невыдуманный геноцид восточнославянского населения?» – с тревогой в голосе обращалась холеная женщина с макияжем. По виду – ровесница Ларисы.
«Я думаю, что нам не останется ничего другого, кроме как жахнуть двумя ядерными бомбами. Первой – по Киеву, чтобы всю либерастическую и западную шваль выжечь. Второй – по Львову, по логову нацистских свиней» – заключал пожилой полноватый эксперт, брызгавший слюной и стучавший по трибуне.
От таких речей Маруся обомлела. Ядерная бомба, нацизм, шваль – все эти слова звучали чужеродно, от них веяло опасностью. Ее сковал невидимый страх, и Лариса, заметив реакцию дочери, прикрикнула: «Выруби ты эту хрень. Каждый день одно и то же. Че их слушать?».
– Да погоди ты. Умных людей дай послушать, – ответила Нина Семеновна и сделала громче.
– Мама, а когда кончится война? – поинтересовалась Маруся, сумевшая разжать онемевшие от испуга губы.
– Не война, Маруся, а специальная военная операция, – отчеканил услышавший их разговор отец. – Не война это, а так. Забава. Мы толком ничего и не начинали.
– Ой, ладно вам! На работе хватает обсуждений. Так не начинали, что у девок мужья калеками возвращаются, а у Людки-кладовщицы и вовсе – цинковый!
– Что значит «цинковый»? – вновь задалась вопросом Маруся, давно отпустившая кота. Он, потревоженный громкой дискуссией, забился под кровать и попытался уснуть, скрутившись в клубок.
– Цинковый… – задумалась мама.
– Погиб, значит. В цинковом гробу вернули его, – нисколько не теряя аппетита за ужином, ответил Юрий.
– Помалкивал бы! – вдруг вставила Лариса и прижала к себе дочь. – Маруся, покормишь маму котлетами с пюре? Кстати, у нас к чаю есть что-нибудь?
– Я взяла сухарей подешевше и пряников. Цены скаканули так…Вот куда ломят, куда? – завелась Нина Семеновна.
Когда речь заходила об инфляции, она негодовала так, что голоса громких телеведущих и кричащих экспертов затихали, словно они и вправду замолкали, чтобы вслушаться в праведный гнев пожилой женщины.
– Конфеты самые простые – 450 за кило! Самые простые, понимаешь, Лар? Ну это куда годится? Такие сраненькие, резиновые, тьфу! Жевать невозможно. Ты пряничек помакай в чай. Или сухарик с изюмом возьми. Его тоже макни. Я Маруське взяла шоколадку, но она уж стрескала. Ниче и не осталось от нее. Да, сластена?
