Даниил Корнаков
Снежинка
– Зашибись! Возьмешь в попутчики? Прости, что напрашиваюсь, но те двое на втором этаже сведут меня с ума, если я останусь там хотя бы на минуту.
Против ли я? Ты что, шутишь?!
– Ну так чего, Дим?
– Да, конечно. Я не слишком тороплюсь.
– Ништяк! Замутим сабантуй в этом захолустье!
– Что?..
– Да ничё, забей. Велик бери тоже! Гидом моим будешь!
Так и пошли, я – волоча велосипед за собой, а она рядом, осматривая всё вокруг, словно в музее: ей была интересна каждая мелочь – от каштана до камней странной формы. Почему – никак не мог взять в толк. Мы молчали, и из-за этого я чувствовал себя каким-то овощем, неспособным заговорить с девчонкой. Рискнул пересилить себя, и вдруг понял, о чём можно спросить:
– Почему решили остановиться именно у нас?
– Да это мамка всё,– без колебаний ответила она,– не может она, видите ли, в машине переночевать, в нашем-то танке! Ну и ещё у неё сосуды слабые, блюёт каждые пятнадцать минут… разнылась, надоело ей, вот и наныла отцу, чтобы он уже остановился где угодно. И тут… бац! Ваша гостиница.
– Машина у вас и правда большая, никогда таких не видел.
– Во-во! Там хоть живи, но мать у меня капризная, всё по её щучьему велению, вот и остановились,– она вытянула руки вперед, подтянулась, и мечтательным голосом произнесла: – А я бы вот заночевала в машине! Где-нибудь в лесу, чтобы сова ухала, цикады стрекотали, и волки такие вдали у-у-у-у-у-у-у…! Вот это клёво, вот это жизнь! У-у-у-у!
Снежинка завыла, совершенно не стесняясь и не краснея, её какая-то детская игривость и настроение забавляли меня и в то же время настораживали. Глупо как-то, думал я, в её года быть как ребёнок, который места себе не находит. И тут она словно мои мысли прочла:
– Ты не думай, что я какая-то там поехавшая, бегаю от куста к кусту. Просто попробуй сам трое суток в кресле посидеть, где ног не протянуть…
– А куда вы едете?
– Ой, лучше тебе не знать… к чёрту на рога.
Впереди показался холм с протоптанной дорожкой, по которой нам нужно было взобраться. Солнце пока ещё не ушло, но уже усердно намекало своими тускнеющими лучами, что совсем скоро скроется за горизонтом. Мы принялись взбираться по холму.
– Это твой папа нас встречал? У стойки? – спросила она.
– Да, он.
– Я сразу это поняла, уж очень вы с ним похожи. А вот я на своих предков – совсем никак, они наверняка меня удочерили и скажут это, когда мне стукнет восемнадцать.
Немного погодя она продолжила.
– А мама твоя тоже с вами работает?
– Нет,– говорю,– она умерла, когда я ещё маленьким был.
– Оу…– голос её сразу потерял всю свою звонкость и стал совершенно иным, каким-то серьёзным.– Теперь понятно…
– Что понятно?
– Папа твой… Глаза у него грустные.
Мы поднялись на холм, откуда открылся уже привычный для меня, но не моей спутницы, пейзаж: двух- и трёхэтажки вперемешку с деревянными и кирпичными домиками, просёлочная дорога с чёткими колеями колёс. Электрические провода тонкой чёрной линией перечёркивали весь миловидный вид. Впереди, словно стена, огораживающая город, виднелась тёмно-синяя полоса речушки, спрятанная среди камышей и водорослей, через которую проложен простенький мост.
– Отпад видок! – сказала Снежинка, глаза её бегали из стороны в сторону, изучая округу.– Нет, я серьёзно.
Мы начали спускаться. Сердце каждый раз билось от бесконечного волнения, стоило мне только на секунду задержать на ней взгляд. Казалось, что не было в мире столь прелестных и одновременно чудаковатых созданий, как моя спутница.
Спускаясь с холма, по её просьбе я поведал о том, как устроен наш городок, и какое проклятье в виде убогой дороги и других неудобств на нём наложено. Все эти завуалированные жалобы ей были непонятны, поскольку её впечатление от увиденного городка и его местоположения вызывали у неё восторг.
Мы обсуждали фильмы и музыку, спорили и смеялись, и по истечении почти часа я вдруг перестал стесняться смотреть на неё украдкой и даже осмелился задерживать свой взгляд на её глазах более трёх секунд. Снежинка так вообще не стеснялась и кривлялась, как только могла. У неё словно вовсе отсутствовала робость. В какой-то момент нашей беседы она начала рассказывать о какой-то зарубежной рок-певице и с удивлением узнала, что мне незнакомо её имя. Дальнейшие действия у меня уже не вызывали удивления: поскольку не было CD-плеера, который она в спешке оставила в номере, Снежинка начала напевать одну из песен на ломаном английском, имитируя игру на гитаре.
–…и тут, короче, соло! – Её указательный и большой палец сошлись вместе и дёргали струны невидимой гитары.– Не могу, блин, поверить, что ты ничего про неё не слышал! Обязательно послушай.
Снежинка вдруг стала спокойнее, гитара пропала…
– Хотела бы я стать рок-певицей. Ни от кого не зависеть, выступать перед огромной толпой поклонников, подпевающих мне на концертах. Писать музыку, от которой мурашки по коже…
– Думаю, у тебя есть все шансы,– говорю ей,– поешь круто.
– Ой, комплиментик! Нет, я покорнейше благодарю за тёплые слова, но ты преувеличиваешь, голос у меня довольно писклявый.
