Даниил Чевычелов
Сага о Фениксе. Часть 1. Из пепла

Щёки мгновенно излучили широкое смущение. Дэниел давно не сталкивался с технологией умного дома. Он приложил палец к экрану на несколько секунд и начал осматриваться.

– Располагайтесь, и чувствуйте себя как дома. – директриса на короткое мгновение сменила официальный тон, и говорила так словно в её словах искрилось неравнодушие. Чувствовалось, что ей не хотелось произвести хорошее впечатление, отличавшееся от первого. – А сейчас вынуждена вас покинуть – дела. – сказала она, и перед тем, как выйти вспомнила сделать приятное предложение, достойное любого гостеприимного хозяина. – Если вы заходите присутствовать на ежегодном праздновании нового учебного года, то буду только рада. Двери Ильверейн всегда открыты для вас…

Олдридж ушла. Дэниел и его помощник остались вдвоём.

– Надеюсь вы будете чувствовать себя как дома. Я вам все покажу и расскажу.

Виртуальный голос с первых минут понравился ему, ведь напоминал дройдов, которых однажды удалось повидать на школьной экскурсии во Флоренции. Пока Ингли лепетал Дэниел осмотрительно бродил и только после этого немедленно приступил обустраиваться на новом месте.

Внушительная по площади комната на крыше башни располагала базовыми удобствами, и на удивление соответствовала тонкому вкусу нового жильца: самое приятное – обитый мягкий подоконник большого арочного окна уже считался идеальным уголком для задумчивого чтения с потрясающим морским видом; двухспальная кровать с занавесками, встроенные в стены книжные полки и шкафы не могли долго пустовать; каменный камин и рабочий столик дарили капельку идеализированного студенческого уюта.

После того, как Ингли показал спрятанный вход в душевую, Дэниел хотел немного с ним поболтать. Это было как вчера.

– Ингли, а кто здесь раньше жил? – первое о чём захотелось спросить у искусственного интеллекта.

– Всякие, но вы милорд, первый в моей базе данных, – ответил Ингли.

– Небось тебе было одиноко? – Дэниелу стало жалко, что такому удивительному созданию приходилось находиться в долгой спячке.

– Иногда, но я не сержусь, милорд.

– Почему ты называешь меня милордом?! – он думал буто искусственный интеллект использовал под значением «милорд» навык лести, но ощущал большую искренность в словах, чем от обычных людей.

– Так я даю знак глубокого уважения. – заявил уверенно Ингли, и прочитав мысли нового постояльца, тут же предупредил: «Я попрошу больше не подвергать мою преданность и заботу о вас сомнениям…»

– Ох, извини, я просто не привык часто такое слышать в свой адрес. – утешал он задетые чувства умного помощника.

– И вы меня. Я тоже погорячился… Стоило предупредить, что я умею иногда расшифровывать ауру человека с помощью потока эллей благодаря отпечатку пальца. Мой создатель – мудрейший Олфрай научил меня всему. Я могу помочь, когда вам будет грустно?

– О, Ингли – ты удивительный! – поражался такой воспитанности и отзывчивости юноша, складывая одежду в шкаф.

– Благодарю….

И здесь часы пронеслись со скоростью песчаной бури. Дэниел надел поверх рубашки строгий чёрный китель, отряхнул свободного кроя штаны и натянул на маленькие ноги скромные ботинки. На редкость он переболтал с Ингли, слишком увлекся, и поэтому опаздывал на праздник. Коридоры и галереи уже пустовали, а наручные часы показывали четыре минуты девятого, вызывая точностью раздражение. Он вспоминал направления и сумел добраться до Фартелла, когда началась церемония.

Высочайшие ставни главного зала оказались открытыми, царила невероятная тишина, сменявшаяся приветственными аплодисментами. Нарушить торжественную атмосферу растерянным появлением Дэниел не хотел, считая телодвижение «негармоничным». Он отыскал альтернативу – на шестом этаже располагалась укромные балконы, как в театрах, что притаилась в убранстве потолков. Поспешно поймав удачный ракурс, Дэниел скрылся за шторами и наблюдал за происходящим с восприимчивой высоты.

Фартелл выглядел безупречным по сравнению с другими залами: громадная величина купола отображала вечернее послесумеречное небо с пурпурными оттенками утонувшего солнца, а звёзды с каждой минутой увеличивались в числе. Столы протягивались в пять рядов до цоколя с центральной трибуной. Двадцатиметровые, единые окна, разделялись тонкими проёмами, и, наполняясь глубокой темнотой, заливали зал драгоценным светом.

Внизу сидели оживленные студенты и перешептывались. Седовласый старик в серо-голубой сутане брал избранника за руки, потом что-то шептал на ухо – Слова Завета. Все завершилось хоровой фразой:

– Илилирал!²⁰

Началась праздничная трапеза, а Дэниел вместо того, чтобы присоединится к остальным, не переборов страх неловкости, придумал иное развлечение – исследовать коридоры замка, и заодно восполнить давно-опустошенное вдохновение его любопытства.

Опять же, неизвестно сколько времени утекло, но происки света в Ильверейн наполнились невидимой магией у «Пересечения нитей», где проявилось несусветное желание достичь самой высшей точки в замке. Дэниел напрочь отказался следовать карте, и не подразумевал, что этим испытывал на прочность суеверие Льёвана о лабиринте сплетенных переходов над глубокой пропастью: он представил себя в роли воздушного гимнаста, пробегал одну мостовую ветвь, словно передвигался по тонкой натянутой нити, и, едва касаясь в неизвестном пути всего прекрасного, часто останавливался и вглядывался в зеркала стен, которые сменяли его меланхоличные черты на непознанное возбуждение.

Несколько минут и на пути показалась крутая винтовая лестница. Дэниэл еще сильнее поражался архитектурным сводам, запрокидывал голову и опускал её – целое чувственное испытание головокружения от взлетающих и падающих этажей над воронкой. В незнакомой части замка нутро следовало интуиции и покорно поднималось на встречу бесконечной высоте, и страх был где-то позади – загорелась искра. Дэниел принялся покорять вершину…

И тут, край левого глаза столкнулся с тем, кто спускался с его высоты – другой седовласый, более свежий на вид мужчина с щетинистой бородой, в серой мантии, которая облегала стройное и вытянутое тело: туманные глаза бросились случайно на него и были наполнены хладнокровием, гигантским блеском неуязвимости; острый тонкий и прямой нос пронзал и заставлял отвести взгляд до состояния самозабвения. Оба, как настоящие незнакомцы, едва не соприкоснулись плечами в сантиметре друг от друга – сиюсекундное мгновение прокатилось в очень странном, непонятом свехбессознательном рефлексе: неощущаемые заряженные частицы проползли по ним невидимыми мурашками, слабым воображаемым током. Дэниел заметил замедленные шаги и прошёл дальше за чужую спину, оборачиваясь от сильной увлечённости целью, но смутился – то же самое он получил в ответ от противоположного взгляда укромного замешательства. Почему симметричные морщины вызвали в нём противоречивую вспышку стёртой мысли? Он не смел останавливаться и отреагировал случайным недоумением. Что это всё значило? Вереницу…

Осознанные мысли вернулись только у Беллантриэльской башни – весь мир был на ладони. Ветер хлёстко обдувал открытую и круглую смотровую площадку с обрамлением канонического кольца из колонн-деревьев, чьи изящные каменные ветви образовывали лиственную крону-крышу. За Фартеллом, в павильонах, примыкавших к дворикам, происходило столпотворение; в другой стороне пролегала обширная территория Ботанического сада с оранжереями; впереди – морские берега и почернелые сопки, едва осветлённые сиянием уходящего месяца. Волны надвигались в лунных переливах, воздушный солёный шёпот проносился по глазам.

Раздались залпы фейерверка. Ничего подобного Дэниел не видел – зачарованный взгляд незаметно приблизился к самому краю и выглянул наружу, обняв маленькими руками колонну. Яркие искристые огни кружили один за другим, сверкали шарообразными вспышками сверхновой звёзды над обсидиановой небесной червоточиной. Звук становился громче, взлёт выше прежних. Сцена дарила завидное одинокое зрелище. Впечатлительность усиливалась: закладывала уши, глаза ослеплялись восторгом, всеобщие радостные крики с земли добавляли накал. Миллионы недосягаемых светлячков затмевалась красками искр, которые в конце смертельно собрались все вместе и превратились в буйство света – память сохранила падающие лучи, когда пальцы отдалённо касались их энергии. «О… Боже! Сон. Незабываемый сон на яву…» – это всё что вымолвил Дэниел вслух.

С низов оживлённых дворов доносилась музыка, одолевавшая соблазн Дэниела остаться до конца гуляний в башне. Ноги уже неслись по лестницам, чтобы поглядеть на продолжение праздника. Отзеркаливающий ночной свет Ильверейн нагонял Дэниела, и направлял его отражение по неизученным тропам к Античному дворику, в котором фигура молодой девы врастала в фонтан: из её рук текла прозрачная вода, заставлявшая кувшинки подрагивать от колебаний, а крохотный сад окутывался клумбами белых лилий и декоративными валунами, скрывавшиеся за плетением деревьев.

Веселье творилось уровнем ниже – в амфитеатре. Шум воды заглушался рукоплесканиями, игрой на музыкальных инструментах, выступлением жонглёров и акробатов, выполнявшие цирковые трюки на летавших и перемещавшихся платформах; зрелищность украшалась костюмированными танцорами в причудливых азиатских масках – они приятной назойливостью крутились вокруг, манили стеснительных и обычных зрителей за собой, магнетически вращали посохами, огненными и водяными сферами. Заигрывание с их лицами бодрило желание дико покривляться и трясти всё тело.

Посреди выступления, разряженные артисты разбрелись, когда зазвучала протяжность свирели и нераспознанной струны: энергичный, яростный ритм фольклорной музыки заменился на сонливый таинственный лейтмотив; мелодия мглисто клубилась, готовилась окунуть голову в круговорот нового волшебного ритуала. В центре появились стройные девушки в полупрозрачных и нежных бледно-сиреневых платьицах из атласного шелка: они ладонями держались друг за дружку и скрывали миловидные лица за вуалями, обернувшись статуями.

Чары танцовщиц свершились – освободилась истома пластичного хоровода, быстрая мелодия заинтриговала едва улавливаемую туманность разума. «Нимфы» уносили в порыве ветрености счастливцев – Дэниел не успел опомниться, как не по собственной воле отдался в руки смелой девушки, отчаянно повиновался её колдовской силе, запоминал аромат забвения – флюиды проникали в его глаза образом нежных и пышных пионов, наполненных каплями утренней росы. Лепестки безжалостно разносило также, как и спрятанные за пеленой вуали черты незнакомки. Он отказывался выпускать цветок из рук, но лёгкая улыбка унеслась, оставив на прощание чувство мимолётной влюбленности.

Сердцу не удалось бесчувственно колотится – оно искалось в потоке. Всё было без толку. После того, как Дэниел глупо постеснялся расспрашивать прохожих, завладело осознание того, что в руках осталась маленькая надежда – сброшенная и оставленная на прощание вуаль – этот шёлковый платок пах душистыми пионами.

Прогуливаясь змейкой вдоль живых препятствий – беготни с самонадеянными и довольными улыбками, – снова, но уже кто-то настоящий схватил Дэниела и включил в круг для нового хоровода; он утешительно согласился немного забыться, перестать думать о ранении в грудь. Раньше ему не доводилось даже о подобных чувствах – возможно, это и была его первая влюбленность – та, о которой он мечтал, вычитывая жизненные сюжеты из книг. Но жизнь – не сам роман, а его творение.

Голова перестала трезветь – пьянела от неистовой характерности народных танцев. Исчезновение «незнакомки» заразила Дэниела вспыхиванием взбалмошного настроения. – он всегда любил танцевать, но редко решался зайти за рамки стеснения. А тут, всё резко изменилось… Он так долго ещё не танцевал, особенно до упаду. Бесперебойные пляски под на старинный лад с музыкой разных народностей позволили ему наконец-то расплыться в улыбки при виде чужой улыбки – смеяться без повода в ответ, заражаться беззаботностью и небывалой до того дня энергией. Тёмные глаза сияли – намекали на виду у всех, что по его телу пробегало озорное счастье.

Третий час ночи – Дэниел слушал комментарии Ингли и приготовился перед сном немного почитать. Он остался наедине с томом лишь на несколько минут. Голые ступни и колени искали удобную позу на мягком подоконнике, скошенный лоб боком прижался к о прохладное стекло. Дэниел всматривался в ночную пустоту – чувствовал очертания неровных берегов и их беззвучного омовения приливом. Свет из ниоткуда насыщал открытый космос, слившийся с водной земной гладью.

Ненадолго отворив створку окна, хлынул колыбельный воздух – он убаюкивал и погружал в крепкий сон. Перед тем как уставшие веки закрылись, память глаз пронесла в несколько секунд море волнения, восторга и трепета.

Ночная песня унеслась стихотворной строчкой, следом за «краем восходящих горизонтов» – Айседаль – отныне готовил наступление нового рассвета, что приближался скорее, чем можно было тогда представить….

Последнее в сознании так и мелькало: «Что же дальше? Неужели это настоящая жизнь или мечтательный знак…. Какой я всё-таки впечатлительный? Это хорошо? Уже сегодня? Нет – уже завтра…»

Глава 4. Флейта дружбы

Эмели

Эмели – первая, кто заметила в Дэниеле Сноу целеустремленность, характерность и лидерскую потребность в единомышленниках, которой не было ни у одного другого человека, на кого она иногда пыталась равняться. В самые трудные времена ей удавалось понимать мотивы его отчаянных и смелых поступков – принимать их последствия и не осквернять осуждением.

Помниться, тогда наступило шестнадцатое августа – первый день нового учебного года. Пятый курс стал поворотным.

Эмели встала с постели разбитой, собрала силы и привела себя в порядок: она вслух покрикивала на волосы, которые всегда плохо укладывались, потом бралась за увлажняющую помаду, примеряла личного пошива жакетную мантию, поправляла стрелочки на брюках, совала ноги в туфли и перед выходом в студенческий свет смотрелась с соседкой в зеркало.

Уверенная, командирская походка распыляла по сторонам толпу. В Фартелле во всю её поджидала одногруппница Пенелопа и товарищ Джеймса, годом помладше, Ваня. Дэниел сидел рядом с ними, но чуть дальше – он удовольствием наворачивал кашу, запивая второй стаканом крепчайшего чая. Эмели не сразу его заметила. Только ей захотелось поприветствовать всех, как сзади подкрался Джеймс и сильно напугал.

– Ты чего это с утра такая растерянная? – захохотал он.

– Да вот, Дэниела потеряла, – сквасилась в ответе она.

– Того зануду, с которым мы познакомились в поезде? – недоумённо спросил Джеймс: «И чего она в нём нашла?! – подумал он, но вслух добавил: – И не говори, что он тебе понравился?!

– Больше, чем твои дурачества! – рассердилась Эмели, и смолчала сиюминутную обиду укоризненно-испепеляющим взглядом.

Расспросы Пенни заинтересовали и Ваню, который не догонял о каком «Дэниеле Сноу» шла речь, и чтобы не показаться глупым он делал вид, что успел уловить быстроходную речь Эмели – в следствие наступил жуткий голод: пришлось заглотить говяжий язык в рот.

Джеймс якобы изображал безынициативность, – кривлял глазами и заедал ироничную ревность дополнительной порцией омлета.

Пришло время первого занятия. Как полагалось, по старой привычке, Эмели не успевала прикоснуться к тосту после размеренного приема кофе со сливками. Так как опаздывать она не любила – это ей удалось превосходно. И что же получается?! Оставался единственный вариант – зажать в зубах поджаристый бутерброд, и естественно, как и полагается «леди совершенству» нестись сломя голову с одногруппниками в лекционный зал, заодно слышать их смешки на опережение:

– Ритмичнее, выше ноги, выше колени! – издевался Джеймс. – И мадмуазель, с таким грохотом вы снесёте весь пол под собой. Ну вы же не слон?!

В те злосчастные минуты Эмели грозилась с набитыми щеками и цокающими каблуками когда-нибудь свернуть шею, а затем прибить к чертям собачим лучшего друга.

Угрозы вызывали лишнюю дозу хохота у Пенни и Вани.

Ближе к обеду, после занятия профессора Палладия, в Магическом зале, напоминавший строение планетария с моделированием Вселенной,²¹ состоялось ежегодное собрание. Эмели уселась рядом с Пенелопой и не ожидала увидеть Дэниела рядом с Олдрижд. Монолитные голоса головной боли дали директрисе сигнал начать объявление:

– Сегодня я собрала вас по очень важному делу, – пыталась сконцентрироваться она. У неё до сих пор оставались побочные эффекты от лишнего шума, но она держала марку и властную строгость на лице. – Для начала, хочу, чтобы вы поприветствовали моего нового ассистента – Дэниела Сноу. С этого дня он моё доверенное лицо и член учебного состава Ильверейн. Если у вас возникнут вопросы в моё отсутствие, он всегда к вашим услугам. – Олдридж жестом попросила выйти Дэниела вперед и напутственно добавила: – Пожелаем ему удачи!

Скромный поклон Дэниела ещё сильнее вынудил Эмели заставить капризы Джеймса прекратиться, однако он не переставал бурчать себе под нос, что директриса могла подыскать кого-нибудь получше или попредприимчивее. Подруга очень уважала выбор Олдридж, и равнялась на неё в некоторых вещах, – поэтому для Джеймса было ошибкой столь пренебрежительно высказываться относительно её авторитета, но не успела она поругаться, как заметно напряглись подбородок и стиснутые губы директрисы – это предвещало нечто «скандальное».

– Теперь о главном, – Олдридж перешла к основной теме собрания. – С этого года действует новая система магического образования в Ильверейн.

Новая система подразумевала в коллективном сознание плохие новости. Послышались недовольства и восклицания. Студенты необдуманно связывали такое решение из-за недостаточного финансирования академии правительством Объединённой Республики, а некоторые прямо посчитали это за признак подготовки к лоббированию студенческих интересов. Всё лишь были пустые слухи. Олдридж, как директриса Ильверейн, давно приобрела преимущества автономии и самодостаточности, и в чьей-либо стадной огласке не нуждалась – выворачивала при надобности всем недоверчивые рёбра.

– Ильверейн это заведение высших магических искусств, а не санаторий или пансионат. – она заставила замолчать всех неугомонных. – Это решение было принято единогласно мной и вашими преподавателями….

Эмели уважала твердость директрисы и разделяла её позицию. Она не побоялась задать конкретный вопрос:

– Мадам, а что подразумевает новая программа обучения?

– Большое спасибо, мисс де Болуа, за вопрос, – отреагировала женщина, и, поправив рукава мантии, собралась идти в бой и отстаивать себя в схватке с некрепким и недальновидным поколением. – Скажу, коротко и прямо: в Ильверейн будут продолжать обучение только те, кто хочет стать заклинателем либо полноправным магом. Что касается остальных, то они могут окончить пять лет обучения базовым навыкам, как того и требует от них закон….

– Но… – пытался кто-то воспрепятствовать ей.

– Здесь нет «если» и «но»! – стояла на своём она, – После окончания пятого курса, каждый студент переводится на индивидуальный план, чтобы в полной мере освоить магические способности. Ни у кого из нас здесь нет времени… – она нечаянно поперхнулась, с машинальным трудом восстановив мысль, – Вы либо хотите стать магом или нет, – и отрезала в итоге. – Ведь известно, что большинство из вас учатся по обязанности от рождения и хотят идти совершенно другим путём. И так, мы с учителями даём вам право выбирать и нести ответственность…

– Но как стать полноправным магом, если прошли те времена? Как нам достичь столь высокого уровня в таких обстоятельствах? – спросило несколько студентов, которые явно хотели поймать на слове директрису, но всё оказалось совершенно наоборот – она давно изучила все тонкости их инфантильности.

– Испытание само найдёт вас. – кинула ключевой аргумент Олдридж. – Трансформация в полноправного мага – это результат преодоление самих себя, способность к самоотверженности, фокусирование всей вашей магической энергии. – она продолжала просвещать более сдержанно и прерывисто. Она перенервничала. Этого стоило ожидать от невнимательной публики. – Не забывайте, полноправная магия – это не легенды про величие или героизм в критических ситуациях, а целый телесно-ориентационный, духовный путь. Если вы достигните полной трансформации – вы научитесь совершенно иначе понимать свои силы, устанавливать связь с другими элементами, находить способы взаимодействия с энергией. Полная трансформация откроет вам доступ к магическим доспехам и новым способностям, а именно материализации ваших эллей в «эллери» или иначе магической пыли – источнику всей вашей магии. А в состоянии Зенита вы сможете достичь пика силы….

Волнение не утихали, большинство не радовалось красноречивым разглагольствованием директрисы: «И в чём смысл? Постичь какой-то новый „дзен“? Что может дать полная трансформация, кроме высшего звания хранителя? Это какой-то бессмысленный бред о магическом пути. Очевидно, к чему это приводит…» – думали они, но ни Эмели, или даже лень Джеймса.

– Но как же так, мадам! – настырность недовольных готовилась зашкаливать, если бы они не побоялись бессмысленно перечить директрисе, которая физически устала выслушивать «нытьё».

– Я уже всё сказала… – она разгоряченно закончила вести односторонний диалог, – Если вы хотите знать подробности, то сегодня будет разослан приказ…. А сейчас все на занятия – собрание окончено.

Такого не ожидал никто. Обсуждения не утихали даже за ужином. Положение многих студентов весело на волоске, особенно Джеймса – он весь вечер задумчиво сидел, практически не шутил и не встревал в чужие разговоры. Эмели тоже волновалась за себя, но верила, что если ей потрудится немного больше прежних лет, то она убьёт двух зайцев.

В четверти двенадцатого, когда многие отходили ко сну, Эмели сидела над докладом по истории магии, отложив эскизы новых нарядов, чтобы не отвлекаться. Она поздно легла, и, уставившись в потолок, думала о том, что не хотела вылететь из Ильверейн с каким-то дипломом из – вернуться в Грейтфелл, под дулом родительского пистолета идти на профессиональные курсы швеи или дизайнера и отдать часть своей жизни на потакание искушенных клиентов. Как художница – максималистка, девушка крутила мотивационные речи Олдридж, и пыталась оставить изрядную тревогу во вчерашнем дне и скорее сконцентрироваться на учёбе.

Субботним утром Эмели решила отдохнуть и заодно завлекла за собой загруженных и преуспевающих отличниц Пенни и Кесседи. Они вышли за территорию Ильверейн, направляясь в сторону пляжа, и, проходя мост, их впечатлила следующая картина – кто-то звонким певчим смехом плескался, прыгая по побережным волнам.

Высочайшие скалы, тёплый мраморный измельчённый песок – шумное море и ясный день. Августовская жара усмирялась муссонами. Девушки спустились по высеченной лестнице, и в этом момент Эмели узнала в мокрых чертах лица Дэниела – его внутреннего ребенка: она получала искреннее удовольствие, когда наблюдала за тем, как он кружился, хохоча падал и вставал, ударами рук разгонял пену, которая ласкало обдавала щеки – море и быстротечность облаков освобождали неподдельность – в голову прорывался ветер, и видимо, весь остальной мир напрочь исчезал под исцеляющим дождём из солёных капель.

Это воспоминание не покинет Эмели – таким настоящим она его запомнит…

– Может быть позовем, и он присоединится к нам? – предложила Пенни.

Познакомимся как следует…

– Дамы, предлагаю сделать исключение, – ответила она. – Давайте не нарушать этот carpe diem.

Кесседи, не прекословила – ей было все равно, потому что она ничего не понимала.

Пришлось идти в ближайшую деревню: купить местных сладостей и поесть в китайском ресторанчике «Вкусное дерево» традиционной лапши. Эмели удосужилась оценить у мадам Хуан её традиционный наряд, заготовленный для праздника у родственников в Харбине – она, естественно, не удержалась и предложила на ходу исправить недочёты. Владелица потёрла руки и пригласила студенток в дом, находившийся за дверью служебного входа её кухни. Заварив молочный улун, женщина наблюдала за слаженностью рук Эмели, пока отвлекала её подруг рассказами о молодости до прихода заката – чего стоило видеть восторг мадам Хуан, утверждавшая, что её теща от зависти должна была через две недели лопнуть. За время работы юная мастерица нахваталась идей, и довольная вернулась с подругами обратно в замок со словами: «Ну, вот, день удался! Вот это я понимаю – выходной!»

На следующей недели тяга познакомится поближе с Дэниелом вернулась, но тот вечно от неё ускользал – она надеялась, что это было случайностью – просто, видимо, Олдридж нагружала его работой и просвещала в тонкости образовательной деятельности, юридического формализма. Она ещё в поезде приметила, что практикант не имел друзей – он от крайности недоверия перешел к большой заинтересованности её давним увлечением – ему хотелось быть не просто солидарным, вежливым или «правильным» (так предполагал только Джеймс, точнее его задетая гордость), а наоборот – желание найти внимание и поддержку. Да, и в целом, Эмели заметила, что Дэниел несмотря на простоту одежды был сведущ в эстетике – это усиливало мотивацию найти хорошего советчика, потому что Пенни и остальные знакомые Джеймса либо восторгались дизайнерскими задумками, либо сдерживали критику, чтобы не разгневать её талант, но дельного, практического совета давать не умели. Другое дело, Дэниел – точнее его наблюдательный взгляд. Дополнительно, она считала, что такому парню стоит дать возможность показать себя – чувствовался скрытый потенциал и такая же жажда искренних оваций и признания.

Прошло две недели, и Эмели узнала от остальных сплетниц, а также порядочного Теда, что Дэниел – настоящий жаворонок и затворник в том смысле, что в свободное время никто не заставал его с поличным, а в рабочие дни тем более – он часто засиживался до поздна с директрисой Олдридж – даже обедал и ужинал вместе с ней. Никому это не нравилось, и сильнее играло в пользу Джеймса, называвший ассистента прилежной «бесячей» занудой. Девушка, расстраивалась, но продолжала зачем-то защищать Дэниела.

Удача подвернулась во вторник – проходил практический урок боевой магии на открытой обширной поляне в глубине Мятной рощи, где часто проходили дуэли. Дэниел составлял отчёт, наблюдая за тем, как Льёван проводил занятие. Как-раз Эмели дралась с Эдвардом Доннелли, как подобает заклинателю земли: соперник часто уворачивался, использовал щит от простых булыжных атак или цепких корневищ – её навыки захватывали Дэниела, который не удержался и захлопал в конце. Льёван одобрительно улыбнулся, заметив смутившиеся взгляды других студентов – Эмели же растаяла на глазах и довольствовалась комплиментом – ей это льстило. Она не могла не отреагировать:

– Вот это я понимаю, мальчики – настоящий мужчина! Хмм… – она сделала это нарочно, чтобы лишний раз позлить, расшатать Джеймса.

В перерыве Эмели успела поймать Дэниела, отвлечь его, достав из сумки эскизы.

– Это очень необычно, мне нравится, но шифон лучше чем-нибудь заменить. – отвечал он. Девушка была на седьмом небе от счастья – нашёлся её добрый и беспристрастный критик!

– Ах, точно, – и сделала оговорку. – хотя видится, что ты предпочитаешь что-то минималистичное и лёгкое – воздушное.

– Спорить не могу, – легко почесал затылок Дэниел, и неловко закончил комментировать. – Но признайся, мой вариант выглядит более уместным и удобным для такого наряда….

– Ну да, ну да… – минуту справлялась Эмели с чувством одиозности, и потом только мысленно благодарила юношу.

Вечером она засела в мастерской, долго строчила и кроила, и вот у неё впервые получился идеальный образ. Что нужно творцу для полного счастья?! Претворение своего создания в жизнь….

С того дня Эмели познакомила Дэниела с Пенни и Ваней, сделав это непринудительным способом, и потом у неё созрел идеальный план – ежегодный трехдневный поход в Айседальский заповедник. Оставалось только уговорить директрису отпустить ассистента за пределы Ильверейн под каким-то рабочим предлогом – познакомится с прелестями студенческой жизни посреди палаток, надоедливой кошмары, вонючей тайги и затопленных лесов.

– Эмели, какими вы судьбами? – безэмоционально спросила директриса, сняв очки, как только закончила подписывать кое-какие бумаги. – Вы пришли обсудить учебный план новой программы? – её формальный подход к вещам заставлял студентку быть откроенной.

– Нет, – уверенно заявила она. – Я не трачу время на то, что вы и так ясно донесли на собрании.

Олдридж не устояла, и позволила себе улыбнуться от такой прямолинейности.

– Мадам, я хотела вас спросить, точнее кое о чем попросить… – подготовила почву Эмели.

– Тогда выкладывайте. – директриса стала смотреть в глаза девушки.

– Я хотела одолжить вашего ассистента, – Эмели говорила быстро, чтобы у Олдридж не возникло встречающих вопросов, которые могли помешать плану. – Для поездки в Айседальской заповедник. Наша ежегодная традиция обязана быть исследована гостем. – хитрила она. – К тому же, это отличная возможность познакомится ему с преподавателями, студентами, которые будут обращаться к нему за консультациями.

Да, аргументы были так себе, по её мнению, однако директриса повелась – удивительно, но главное – всё сработало.

– Честно говоря, это хорошая идея мисс де Болуа. – послышался удовлетворительный ответ. Победа!

– Вы ведь знаете, что из такой головы ничего дурного не рождается! – приятное самомнение только закрепляли твердую позицию согласия.

– Если не считать, постоянных нарушений правил и разгильдяйства наряду с мистером Фастелли… – строгой иронией высказалась директриса и получала удовольствие от находчивости рыжеволосой студентки с веснушками.

– Ну уж… – не нашла других оправданий Эмели, и вспомнила зачем пришла: —

Кстати, а почему Дэниел не с вами?! Говорят, он до поздна с вами сидит…

– У него сегодня выходной. – ответила с глубоким выдохом Олдридж. – Несмотря на то, что он очень рассеянный и невнимательный – его стараний не отнять.

– Так, где он? – добивалась ответа девушка.

– В библиотеке. Он приступил к написанию доклада для защиты практики в июне…

– Ах, библиотеке! – Эмели скорчила удивленную физиономию от своей недальновидности, и, попрощавшись с директрисой, ушла.

Она недовольно шагала в Северо-западное крыло: «Ну ты и даёшь, Эмели…. Дура! Можно было сразу догадаться…» – говорила сама себе. Внутренний гнев сменился на милость, как-только Эмели отыскала в отделении «История Второго Ренессанса» Дэниела и тут же рассказала о последней новости, которой добилась ранее – он посмотрел на неё и видел только улыбку, которой прежде не замечал в других людях, и согласился отложить несрочность доклада на потом, пойти вместе с девушкой в Фартелл.