Дана Райт
Мое кудрявое нечто
– Выходи, мелкая сучка, – рычит парень, дергая дверь.
Тяжело дышу, опираясь спиной о деревянную стену. Закрываю глаза. Никогда так не бегала. Учительница физкультуры была бы мной довольна.
– Выйдешь сама, обещаю быть нежным, и не мстить за кота. Не выйдешь, включу сауну на восемьдесят градусов, так что будешь умолять меня, чтобы я тебя выпустил. Но в этом случае я буду тебя пользовать на свое усмотрение.
Вещает парень, по звукам, усаживаясь на пол рядом с дверью.
Оглядываю небольшое темное помещение. Да. Миша прав. Я в сауне. Окон нет. Сейчас тут прохладно. Она не включена. Забираю ковшом воду из деревянной кадки и жадно пью, все еще не в состоянии отдышаться. Дверь тут только одна. Выйти, обойдя Мишу не удастся. Может, остаться тут и ждать возвращения генерала? А что, не будет же он всю неделю в части? Как минимум до завтра я тут выдержу. Вода у меня имеется. Миша вряд ли выполнит страшное обещание и зажарит меня тут заживо. Не может же он быть совсем маньяком?
Подскакиваю от неожиданно загоревшегося в помещении света.
– Хорошо тебе погреться, пухляш, – за дверью слышится смех Миши.
Он включил сауну. Скоро тут станет жарко, и я, как он выразился, буду умолять его выпустить меня. Все-таки он маньяк.
Почему жизнь закинула меня в этот дом, к этому человеку? Как Алексей Витальевич мог оставить меня со своим сыном, разве он не знает, что вырастил помешанного на сексе эгоцентричного ублюдка?
Ложусь на верхний полог, пока в помещении не стало совсем жарко. В голову не приходит ни одной мысли о возможном спасении. Почему этот парень так жаждет переспать со мной? Я же не в его вкусе, я, как он выразился "оно". Хочет просто показать, что может сделать со мной, что ему вздумается? Показать свою власть надо мной? Это не так. Я ничего ему не должна. Он не имеет права требовать от меня чего-то, тем более сексуальных отношений, к которым я вовсе не готова. Я даже ног никогда не брила. Один раз чуть не поцеловалась с парнем, но убежала от страха. В детском доме надо мной посмеивались из-за этого. Грудь выдающегося размера привлекала многих ребят, однако после нескольких неудачных попыток завести со мной отношения, всем стало ясно, что Рита Молодецкая недосягаема для физиологической близости. Вот и Миша, как только посмотрит на мою грудь, становится маньяком. Что, груди никогда не видел? Не верю. Он похож на парня, который засыпает с одной девушкой, а просыпается с другой. Что-то мне подсказывает, что у парня с телом легкоатлета и ростом атланта не бывает трудностей с женским полом. Так почему же он гонялся все утро за толстой девчонкой, которая ему еле до плеч достает?
Хотя… Нельзя говорить так о себе. Я вполне симпатичная. Да, для моих ста семидесяти сантиметров роста вес в семьдесят семь килограммов, пожалуй, излишен. Вот бы скинуть килограммов десять, и я была стройная, словно лань. Но куда их скинуть то?
В сауне становится жарко. Отпиваю из ковша уже потеплевшую воду, ополаскиваю лицо и перемещаюсь на нижний полог. Неужели он меня тут уморит? Жалко себя. Вот так жила-была девочка Рита Молодецкая, дочь погибшего генерала Российской армии, не видевшая ни тепла матери, ни защиты отца, ни даже родного дома… замучена жаром сауны… Такую, что ли, напишут эпитафию? Не хочу умирать. Я еще многого не прочитала, много не узнала, не почувствовала. Первый курс педагогического факультета, первый поцелуй, первые посиделки с однокурсниками где-нибудь у костра с пением песен под гитару, первая любовь с приятными телу прикосновениями нежных рук. Слышишь, негодяй? С приятными телу прикосновениями нежных рук! Нежных – ключевое слово!
Поливаю не знавшее нежных прикосновений тело из ковша. Хорошо, что воды еще много в кадке, может, сжалится надо мной садист до того, как она закончится.
Есть хочу. И в туалет. Сложно сказать, чего больше. Пописать бы в уголке. Да стыдно, конвойный, сидящий с той стороны дверей, услышит журчание. Снимаю мокрые от пота штаны, чтобы не давили на мочевой пузырь.
– Слышь, пухляш, ты там как?
Голос за дверью уже не рычит. Спокойный такой голос. Даже заскучавший.
Молчу. Силюсь не заплакать. Обидно мне. Вот я никому никогда зла не желала. Всем всегда помочь хотела, принести миру что-нибудь светлое, сделать что-то значимое. А теперь сижу с урчащим желудком и полным мочевым пузырем, всеми забытая и никому не нужная. Разве что только этому гиганту, напавшему на рассвете, как фашисты, и то, только для его плотских утех.
– Кать, – Миша стучит в дверь, привлекая внимание, – ты живая? Че молчишь то?
Он думает, что я Катя? Гонялся за мной, как угорелый! В кровать затащить хочет! Но я для него Катя?
– Рита, – возмущаюсь, выливаю на себя еще один ковш воды.
– Кто?
– Я! – кричу, кидая ковшом в дверь, тот обидно дзинькает, попадая в кочергу, и с глухим звуком приземляется на толстые доски пола. – Я Рита!
– Че, серьезно?
"Что" надо говорить. Разчекался он тут. Нелюдь необразованная!
– Я был уверен, что ты Катя. Тебе бы пошло это имя.
– Ох, извини, что меня не назвали, как вашему величеству было бы угодно, – кричу.
Подхожу к двери, поднимаю пострадавший ни за что ковш. Мне снова нужно попить. Тут становится совсем трудно дышать. Пинаю по двери, мысленно прося у нее прощенья.
– Да мне плевать, как тебя зовут. Ты выходить собираешься?
Не собираюсь я никуда! Помру тут, так и не узнав ничего в жизни хорошего.
– Давай же, – голос Миши становится ласковым, – я же слышу, как ты еле дышишь уже. Ну что тебе надо, чтобы ты вышла?
Нет бы извиниться за свое маниакальное поведение и гарантировать мне неприкосновенность. Напал, преследовал, обещал заставить умолять, угрожал, а теперь равнодушно интересуется, что мне надо?
Ложусь на пол и запеваю с горя одну из любимых песен Серьги "А что нам надо":
Выдох, вдох. Хорошо дышать,
Черный горох да нелегко глотать,
Пуля и ствол – нажал и разошлись,
Где добро, где зло – попробуй разберись!
А что мне надо? Да просто свет в оконце,
А что мне снится? Что кончилась война,
Куда иду я? Туда, где светит солнце,
Вот только б, братцы, добраться б дотемна…
Дышать тяжело. Отпаиваю себя водичкой, сжимая ноги крестом, потому что из меня сейчас польется накопленная жидкость. Странно, что она просится на выход снизу, потому как снаружи я уже полностью отсырела.
– У тебя красивый голос, – слышится с той, нежаркой, стороны.
– Миш, – сажусь ближе к нему, – что тебе во мне?
– Ну, я думаю, мне будет в тебе хорошо, малышка, – парень говорит, как будто это я его обидела, и мне хочется рассмеяться. – Я просто поделать ничего с собой не могу. И потом, давай откровенно, ты же ко мне невестой приехала, так что я имею право испробовать то, что ты можешь предложить.
– Так я тебе ничего не предлагала, и не навязывалась, и не давала повода для близких отношений.
– Ты, пухляш, права, конечно, но понимаешь, я уже загорелся, и не могу отступить теперь, – капризно рассуждает мучитель. – Вот что тебе стоит? Я прощу тебе вчерашний отказ, – он снова говорит о сексе как о чем-то само собой разумеющемся между нами, словно мы занимались этим уже не раз. – И забуду про нападение твоей ноги на мои яйца. Сильно использовать не буду. Немного отшлепаю тебя за кота, ты отсосешь мне за брошенную доску, и нам обоим будет очень хорошо. Я обещаю. Я знаю, о чем говорю.
– А я не знаю, – прижимаюсь спиной к двери, откидываю сырую голову и выливаю не себя очередной ковш воды, смывая пот и отчаяние.
За дверью воцаряется молчание. Затем Миша откашливается, стучит по двери несколько раз.
– То есть, – медленно выговаривает он, – ты хочешь сказать, что минет делать ты не умеешь?
– И его в том числе, – выдыхаю, не могу больше тут сидеть, нагретая вода уже никак не помогает. – Миша, я ничего не умею делать. У меня не было секса.
Выговариваю, как на духу. Что мне скрывать? Тут нечего стыдиться.
– Вот же черт!
Кулак генеральского сынка врезается в дверь, отчего кочерга звенит прямо над моей головой. Я даже не дергаюсь. Пытаюсь сжать внутренности, чтобы не описаться.
– Так и знал, что какая-нибудь подстава выскочит! Выходи, – в голосе ясно проскальзывает разочарование, – не трону.
Слышу шорох за дверью. Затем щелчок. Он отключает регулятор тепла. Но его шагов не слышно. Он все еще ждет, когда я выйду?
– Ты выходишь, или как? – раздраженный вопрос меня пугает.
– Дай слово.
– Даю слово, не трону, пока сама не захочешь.
Вытаскиваю горячую кочергу, используя успевшие высохнуть штаны, как прихватку. Если он сейчас нападет на меня, то я просто написаю на него. Осторожно выхожу из места заточения. Миша окидывает взглядом прилипшую к телу мокрую черную футболку и черные хлопковые трусики-шорты.
– Ты как?
Еще спрашивает? Чуть меня жаром не уморил! А теперь какой добренький стал. Тянется ко мне рукой, а меня изнутри разрывает.
– Я описаюсь сейчас.
Забываю про вежливость и стеснение. Собираюсь бежать на второй этаж в свою ванную. Но что-то мне подсказывает, еще один шаг, и из меня все выльется. Как же позорно! Описаться при человеке, который чуть не изнасиловал тебя. Хорошенький же стимул сменить место жительства.
– На улице есть туалет рядом с домом овчарок, – подсказывает Миша.
Но сдвинуться с места я не могу. Ей Богу! Описаюсь. Выпучиваю на него глаза. Вот бы он ушел, я бы спокойно описалась тут, в предбаннике, разделяющем сауну, парную и помывочную, прямо на коврик. А потом все бы убрала, постирала. Только бы этот идеальный человек с лицом, достойным рук лучших мастеров античности, не видел моего позора.
Мы смотрим друг на друга пару секунд, а потом до моего мучителя доходит, почему мои глаза стремятся выпрыгнуть из глазниц.
– Терпи, – парень подхватывает меня на руки, – я знаю, ты сможешь, – и несется со мной на улицу.
– Не тряси меня, иначе я написаю на тебя, – скромности не место в такой ситуации.
– А я знал, что ты грязная девчонка, – Миша останавливается, показывая мне похотливую улыбку, его язык медленно проходится по ровным зубам, а глаза перемещаются с моей груди на лицо.
– Пожалуйста, – кладу руку на местечко между ногами, которое слегка сыреет, – сейчас не время…
– Да, извини, – он снова несется к огромной двухэтажной собачьей конуре, – терпи, пухляш, ты сможешь.
Ставит меня на ноги возле пристроя рядом с беседкой. Открываю дверь. Да что ж такое то? Тут две двери.
– Куда идти? – кричу, остановившись в замешательстве.
– Направо, – кричит в ответ теперь уже мой спаситель.
Бегу, придерживая промежность, что очень помогает не обсикаться. Усаживаюсь на унитаз и стону от долгожданного счастья, не сдерживаясь.
– Донесла? – интересуется Миша.
– О, даааа, – протягиваю в ответ, содрогаясь всем телом.
Мне даже не стыдно. Ощущения освобождаемого от жидкости мочевого пузыря, после длительного удержания ни с чем несравнимы. Хохот мучителя-спасителя доносится с улицы. Улыбаюсь счастливому разрешению щекотливой ситуации. Охлаждаюсь водой из раковины и выхожу навстречу человеку, который в эту ситуацию меня вогнал. Сейчас мне так хорошо, что я без какого-либо стеснения прохожу мимо его довольного лица в одних трусах в баню, натягиваю на себя помятые штаны и выхожу обратно.
– Как ощущения? – кричит парень, все еще сидя на лавочке возле беседки, метрах в тридцати от меня.
– Есть хочу.
– Приготовишь завтрак?
– Ты не заслужил завтрак, Миша!
– Да ладно тебе, – возмущается парень, покидает уютную лавочку и приближается ко мне, – я же донес тебя до туалета.
– Ты чуть не изнасиловал меня! – ругаю его.
– Я думал, тебе нравятся такие игры! – парирует он.
– Ты считал, что меня зовут Катя! – не сдаюсь я.
– Так ты не говорила своего имени! – находится с ответом гигант.
– Ты назвал меня "оно"! – кидаю последний аргумент.
– Ты спишь в смешной позе!
Он уже рядом, и в словесной битве его не победить.
– Не злись, пухляш, – улыбается греческий бог, – мы подружимся.
– Ты это нечто, Миша, – мотаю головой, отрицая возможную дружбу.
– Крепись, малышка, – тяжелая рука ложится на мое плечо, – все сначала говорят так. Через пару недель ты уже не сможешь без меня.
***
Переборщил, походу, с интимом. Но что я могу поделать, если второй день только и думаю, как бы забраться к ней под одежду? Какая она на ощупь? Какая на вкус? И, кроме того, я ж не знал, что она не трахалась ни с кем. Подвел меня радар.
Придется менять тактику. Жаль, что время упущено. Как показывает моя практика, первые часы знакомства самые значимые для продвижения к телу жертвы. И созданное мной неверное впечатление о моей потрясающей личности теперь не на руку. А мне, как на зло, сейчас еще больше хочется ее, после того, как услышал ее пение в сауне, а потом увидел полные бедра, обтянутые черными труселями. Гребанная девчушка! Притягивает меня к себе, как земля дождевые капли. Но после утреннего известия не решаюсь подойти к ней.
Она молча сварила манную кашу, которую я не ел тысячу лет, поставила передо мной стакан компота, и, положив себе тарелку каши поднялась в комнату. В голове крутились сотни слов, которыми я мог бы завязать разговор с ней, заставить остаться со мной, но я промолчал. Хотя мне очень хотелось позавтракать с ней вместе.
Аааа! Я оставил ее жарится в сауне! Я установил термометр на сорок градусов и ждал, когда она выйдет! Что на меня нашло? Она сидела там тридцать минут, из них двадцать в полностью разогретом помещении. Она могла в реальный обморок упасть. Голодная, испуганная, с полным, как потом выяснилось, мочевым пузырем. Не могу сдержать смеха, вспоминая выпученные глазенки, которыми она уставилась на меня, когда поняла, что держаться больше не может. А потом возбудила меня, и без того возбужденного, фразой о том, что написает на меня. А я никогда не был извращенцем и не практиковал такие вещи. Попробуй мне сказать такое любая из моих бывших, проходящих близких знакомых, я выгнал бы их в ту же секунду. Из ее же уст это прозвучало как-то обыденно, без намека на пошлость. Она, действительно, страдала в тот момент. А я застыл на месте, потому что мои ноги, скованные причудливостью этой фразы просто отказались идти.
Наворачиваю пару тарелок каши, чтобы ничего не оставлять в кастрюльке. Поднимаюсь к ней. Рита сушит волосы полотенцем, когда я захожу.
– Миша, научись стучаться!
Ее руки машинально прикрывают полотенцем область груди, лишний раз перетаскивая мое внимание на эту ее зону. А она права, я должен стучаться. Она имеет право находиться в уединении в своей комнате.
Делаю шаг назад, за дверь, которую прикрываю. Трижды стучу.
– Я занята!
Вот сучка!
– Ты издеваешься?
– Чего ты еще хочешь?
Раз, два, три, четыре, пять… Пять ее шагов и дверь распахивается. Разгоряченное зарозовевшее личико упирается обиженным взглядом в меня.
– Отстань от меня, пожалуйста! Я не хотела приезжать, честное слово, Миша. Не хотела. Мне просто некуда пойти больше. Я обязательно займусь этим в самое ближайшее время. Но ты ведь должен понимать, что не так легко найти жилье. У меня не такие большие возможности, как твои, и…
– Кать, – тьфу ты! привязалось условное имечко, – в смысле, Рита, я же сказал, что ты можешь оставаться тут, сколько захочешь, – стараюсь произнести это в несвойственном мне серьезном режиме.
– Да, я помню, и не попадаться тебе на глаза, – только сейчас замечаю, что уголки ее губ чуть опущены вниз, придавая ей обиженный вид.
– Ну, с этим я переборщил. Теперь я хочу видеть тебя как можно чаще. Ты можешь даже в мою комнату переехать, если хочешь.
Молчание – золото! Все это знают, кроме меня. Вот кто вытягивает из моего рта эту пошлятину? Стираю ухмылку с лица в ответ на ее покачивание головой.
– Я поставлю тебе отдельную кровать, – пытаюсь выправить ситуацию.
– У меня много дел на сегодня, Миша, – она прикрывает дверь, и я делаю шаг вправо, чтобы видеть ее в оставшейся щели. – Ты и так отнял у меня утро. Пожалуйста, оставь меня в покое. Занимайся своими делами, живи, как жил раньше. И дай мне устроить свою жизнь. Я уеду, как только смогу. Ты больше не вспомнишь обо мне. Извини, что вторглась в твою помазанную медом, окруженную летающими и на все согласными феями, жизнь, и испортила ее своим присутствием.
– Что у тебя за дела?
Оставляю без внимания ее монолог на тему ее отъезда, которого я теперь уж точно не допущу, и моей медовой жизни, которая теперь уж точно не вернется в прежнее русло, как мне бы этого хотелось.
– Тебя это не касается.
– А я хочу, чтобы меня это касалось!
Она выводит меня из себя. Мне приходится повысить голос, чтобы до нее дошло, что я так просто от нее не отстану.
– Ты никто в моей жизни, Миша, просто проходящий человек, решивший, что может засунуть меня в свою кровать, как какую-нибудь игрушку. Но твоей пастельной игрушкой я становиться не собираюсь. В моей жизни будет только один мужчина, который отнесется ко мне серьезно. Теперь, когда мы прояснили эту ситуацию, давай проясним еще кое-что. Я живу тут, потому что мне больше некуда идти. Твой отец решил поженить нас, но это не значит, что мы этого хотим. Так что происходящее в моей жизни тебя интересовать не должно, так же, как меня не интересует, чем живешь ты.
Нет, девочка, так просто ты теперь не отделаешься. С того момента, как во мне проснулся интерес, твоя жизнь перестала быть твоей.
Она пытается захлопнуть дверь, но я резко вхожу в комнату. Девчушка делает шаг назад, но я снова оказываюсь в нескольких от нее сантиметрах.
– То, что меня интересует, решать буду только я сам. И хочу ли на тебе жениться, я тоже еще не решил. И если я захочу этой свадьбы, то ты будешь на ней присутствовать, в белом платье и фате, даже если мне придется приклеить их на тебя. Дошло?
Смелость Риты улетучивается, и длинная шея вжимается в плечи от моих слов, а скорее всего от тона, которым они были сказаны. И это второй раз, когда я вижу страх в глазах девушки. Мне неприятно. Но со мной происходит что-то непонятное в ее присутствии.
– И не стоит разговаривать со мной таким тоном, Рита, потому что тебе не понравится, если я начну говорить с тобой так же.
Девчушка опускает глаза, сводит брови вместе, словно получив выговор от родителей. Прерывисто дышит.
Молча выхожу из комнаты, хлопая дверью.
Бесит меня! Тянет к себе и раздражает. Вызывает интерес и лишает покоя. Не могу находиться рядом с ней. Мне нужно отойти от нее. Побыть немного одному, чтобы разобраться, что, черт возьми, происходит.
Прыгаю в машину, и сваливаю из дома. Пусть делает, что ей вздумается, раз считает себя большой девочкой. А я вытравлю из себя ярость и желание, которые она вызывает во мне.
Заваливаюсь в "Фею", выбирая двух стриптизерш, которые успокаивают меня зазывными танцами, нежными речами и верными действиями. Два дня.
Потом заваливаюсь к Лехе в "Московский писатель", где приятно провожу целый день с другом, рассуждая о службе. Кобарь вернулся на неделю, скоро ему снова улетать в Питер. Самойлова в Москве нет. Юран занят проблемами с женой и свалившейся на него фирмой отца.
Ухожу в двухдневный запой, затарившись алкоголем и парочкой давних подружек, общение с которыми, к моему разочарованию, не доставляет удовольствия, как раньше.
А когда возвращаюсь на службу, и из головы выветривается хмель, образ пухляша снова проникает в голову. Мозг воссоздает произошедшее за три дня знакомства, ее голос, ее тело, ее белую попку, обтянутую черными трусиками.
Я должен вытравить ее из своей головы. Или наоборот, получить доступ к ее телу. И я еще не понимаю, что лучше.
Глава 2
***
– Алексей Витальевич, мне не надо так много!
– Это разве много?
Генерал не понимает, что я получаю стипендию, вернее, скоро получу свою первую стипендию, и смогу купить необходимые мне вещи. Он набирает в тележку кучу канцелярских принадлежностей, в то время как мне достаточно одной тетради с разделителем и пары ручек. В самом деле, я ж не школьница, отдельные тетради на каждый курс мне не нужны. Вот что мне действительно нужно, так это компьютер и принтер. Но таких вещей я у него попросить не могу. Решаю купить их в рассрочку в день получения первой зарплаты в фитнес центре, куда меня взяли на вечернюю подработку.
– Органайзер надо?
Мужчина разговаривает четко и громко, так, что всем в магазине «Белая ворона» известно о нашем пребывании тут.
– Нет.
Мотаю головой, выхватываю наполненную тетрадями, блокнотами и всякой ерундой тележку из его рук и несусь к кассе. Ну вот зачем мне циркуль? Я собираюсь преподавать детям русский язык и литературу. Становиться инженером не входит в мои планы.
Сажусь в великолепный генеральский мерседес, устало поглядывая на водителя, с интересом наблюдающего за мной. Генерал усаживается рядом на заднее сиденье.
– Так, – гремит Алексей Витальевич, – у меня есть еще полчаса. Савелий, давай в наш автосалон. Рите нужна машина.
– Да не нужна мне машина! – стону я. – Пожалуйста, Алексей Витальевич, не надо мне ее покупать! Я вполне способна ездить на метро…
– Маргарита, – прерывает генерал, – я не сомневаюсь в твоих способностях, но на даче метро нет. Ты должна как-то добираться до Москвы. Поехали, Савелий.
Водитель посмеивается, и тонированная машина плавно трогается с места. Откидываюсь на мягком кожаном кресле, беспомощно выдыхая. Я не против машины. Это моя мечта! Одна из них. Машина дает свободу передвижения и добавляет несколько очков к самооценке. Но я не собираюсь совсем садиться на шею генерала. Однажды я куплю машину сама. Когда-нибудь.
Беспомощно рассматриваю стоящие в дорожной пробке машины. Полоса рядом с нами медленно двигается, а мы остаемся стоять на месте.
– Савелий, включи мигалку. Время поджимает.
– Есть, товарищ генерал!
Савелий радостно отдает честь и включает маячок. В этот момент мне хочется вдавить голову в плечи. Это отвратительно. Почему бы нам не постоять в пробке, как все? Это использование должностного положения. Смотрю, как остаются стоять позади нас встрявшие граждане, а мерседес генерала выезжает на встречную полосу издавая звук спешащей к пациенту машины скорой помощи. Старенькому синему форду приходится совершить резкий маневр, чтобы освободить дорогу для столь важного транспортного средства. Оглядываюсь на свернувшую машинку, замечая номер телефона на ее заднем стекле. «Продается» – гласит подпись под цифрами.
– Алексей Витальевич! Мне вот такой машинки будет достаточно! Не надо новую!
Я кричу! Зачем? А кто меня знает. Может, так до старшего Коршуна быстрее дойдет, что новая машина мне не нужна. Уверена, он собирается купить мне что-нибудь очень дорогое. Но я никогда еще не ездила за рулем. Зачем мне новая?
– Какой достаточно?
Генерал поворачивается и всматривается в заднее стекло.
– Вот эту? Маргарита, – по салону разносится басистый хохот, – да она развалится не сегодня, так завтра. Я не посажу тебя в такое корыто.
А тем временем мерседес мчится по освободившейся встречной полосе, отдаляя меня от старенького форда.
– Я не соглашусь на другую. Я возьму кредит. Мне хватит, – решаю я. – Буду выплачивать со стипендии. Вот только тогда я не смогу снять квартиру, как хотела, – зря рассуждаю вслух, потому как генерал обращает на меня внимание, и тут же вступает в разговор.
– Ты будешь жить на даче. Это дело решенное, Рита. Даже не думай снимать квартиру. Мы купим квартиру для вас позже. И раз уж тебе так хочется поездить на корыте, хорошо, я куплю его тебе. Савелий, разворачивайся, догоняем тарантайку.
Да зачем я начала разговаривать? Надо взять за правило помалкивать о своих желаниях в присутствии генеральских чинов. И кому он там собирается покупать квартиру? Кто это – "вам"? Уж не о своем сыночке ли он говорит? Не стану я жить с этим психом, чуть не поджарившим меня в сауне. Меня мог тепловой удар хватить, а этот детина лишь посмеивался. Все ему, видите ли, шуточки.
Грязну в своих мыслях, не замечая, как водитель резко поворачивает и несется в обратном направлении, опять выезжая на встречку. С самым серьезным лицом генерал достает мобильный и набирает номер «Марат, там сейчас около вас проедет синий форд. Останови. Я скоро подъеду».
Что происходит? Вопросительно смотрю на генерала, но мужчина молчит, загадочно улыбаясь. Встречаюсь в зеркале заднего вида со смеющимся лицом Савелия «ты только что упустила возможность покататься на крутой новой тачке» – констатирует он.
– Старший лейтенант Савельев, а два наряда за болтовню не хочешь?
– Виноват, товарищ генерал.
Вот так незамысловато и просто я стала хозяйкой синего форда, уже как десять лет изучающего дороги нашей страны. А еще поняла, что имя водителя мне неизвестно. Оказывается, он Савелий, потому что Савельев.
Деньги водителю Алексей Витальевич отдал прямо на посту, где остановили машину. До пункта назначения бывшему его владельцу пришлось добираться своим ходом. А я поехала на учебу с доверенностью и обещанием получения вечером всех необходимых документов, данным своим благодетелем.
Генерал хотел отдать мне Савелия, который всем своим видом показывал, что готов к такому понижению в должности, но я умолила старшего Коршуна отправить меня одну. Дала честно слово, что нарушать правил не буду, поеду медленно и аккуратно, а при малейшей опасности позвоню ему, чтобы он отправил Савелия мне на помощь. Последний, похоже, теперь мечтает, чтобы я оказалась в опасности. Уж больно деловито подмигнул мне на прощанье.
Странные они, эти военные.
Домой приезжаю в половину первого. Уставшая и вымотанная. На дороге мне бесконечно сигналили. Один водитель, когда я пропустила светофор на повороте, из-за чего создалась пробка, подъехал слишком близко, открыл окно и заорал, что я «курица тупоголовая». Я не обиделась. В такие моменты каждый водитель должен вспомнить себя в первые дни вождения и понять, как мне сложно. Считаю, что справилась. Но завтрашний день уверенности не вселяет.
Девчонки в институте замучили расспросами, откуда у меня машина. Наврала, что купила в кредит. А поскольку врать нехорошо, заехала по дороге на новую работу, в банк, где взяла кредит. Под поручительство Алексея Витальевича. Он и виду не подал, что ничего не знает, когда менеджер банка позвонил ему, чтобы подтвердить поручительство, и через десять минут прислал все необходимые документы на электронную почту банковского работника. Вот так… незамысловато и просто.
Радуюсь, что машина Коршуна младшего отсутствует в гараже. Домашний террорист благородно подарил мне безмятежный вечер. После "саунной экзекуции" он ко мне особо не проявляет внимания. Возможно, понял, что к его сексуальной активности я не готова и решил лишить меня великолепия своей персоны. Хорошо бы.
Устало поднимаюсь на второй этаж.
– Маргарита, – гремит голос с кухни, – нам нужно поговорить.
Ладно. Устало спускаюсь со второго этажа.
– Алексей Витальевич. Я вам деньги за машину переведу, – говорю сразу с порога, пусть знает, что я не просто так кредит взяла.
– Нет уж, ты на эти деньги себе что-нибудь купи. Я и без них проживу. Я на счет работы хотел с тобой поговорить. Тебе незачем работать. Посмотри, какая ты уставшая пришла. Ты должна учиться. Все расходы я возьму на…
– Разрешите обратиться! – перебиваю его деланно бодрым голосом.
– Обращайся, – генерал серьезен.
– Деньги я вам переведу все равно. Кредит платить буду из стипендии. И работать тоже буду. Нахлебницей быть не собираюсь.
– Мне нравится твоя четкая позиция, Рита, – кивает генерал. – Делай, как считаешь нужным. Но если возникнут сложности, обещай обратиться ко мне.
– Хорошо, – улыбаюсь.
А с генералом то не так и сложно, как казалось.
Парюсь новым березовым веником в бане, подавляя зевоту. Этот день меня измотал.
Не помню, как засыпаю.
***
Утром готовлю завтрак. Это то малое, чем я могу отблагодарить генерала за заботу. Он еще спит, но я заботливо украшаю стол голубыми, с вышивкой в виде летающих птиц, льняными салфетками. Этому дому не повредит немного уюта. В прошлые выходные, заручившись разрешением Алексея Витальевича, я залезла в комнату, которая раньше была гладильной. В шкафах там хранятся множество сокровищ. Оказывается, в этом доме есть все, что нужно. Горы новых полотенец, комплектов постельного белья, банных принадлежностей. Так что теперь кухонный стол украшает белая льняная скатерть, поверх которой я кладу салфетки. Жалко, если Коршуны, не отличающиеся рвением к чистоте и соблюдением этикета, извазюкают такую красоту. А постирать салфетки пятиминутное дело.
Сегодня мне ко второй паре, так что к моему утру добавился целый час, поэтому вместо обычной каши и компота, готовлю японский омлет. Недавно увидела по телевизору этот рецепт. К моему удивлению, в кухонных закромах Коршунов полно посуды, доступ к которой мне открыт с разрешения хозяина дома. На новенькой сковороде с тефлоновым покрытием тонкий яичный блин расходится идеально даже без масла. Посыпаю его помидором и закручиваю. Наливаю второй половник в ту же сковороду и тут же посыпаю быстро готовящееся яйцо зеленью. На третий блин щедро укладываю сыр. Завернуть и готово! Красота! Выкладываю на тарелку, где уже лежат тоненькие гренки, политые оливковым маслом и чуть подсоленные. Кидаю сверху ломтики бекона. Глотаю слюну и продолжаю готовить. Мне нужно три порции. Хотя третий жилец этого дома ни капли не заслужил такой красоты на завтрак. Но будет неприлично, находясь в гостях, кормить только одного из хозяев.
Компот из сухофруктов, обожаемый мною, наливаю в красивый хрустальный кувшин. Расставляю большие кружки с кофе. Режу фрукты, сыр, колбасу и хлеб. Оглядываю все это великолепие, жуя кусок ананаса. Надо же, это я, Рита Молодецкая, ем вкуснейший ананас в доме генерала Российской армии и не переживаю, что кусок могут отобрать, как в детском доме. В холодильнике и кладовой теперь полно запасов еды. Это единственное, что я попросила у Алексея Витальевича – купить продуктов, а то уж слишком несчастно выглядел пустой холодильник. Генерал через чур обрадовался моей просьбе. Теперь, чтобы закрыть холодильник требуется усилие. Да и кладовка переполнена.
Может, оно и к лучшему, что в детском доме таких запасов не было. Иначе у меня возникли бы проблемы с проходом в дверь.
Стучусь в комнату генерала, расположенную в отдельном крыле дома.
– Алексей Витальевич, пошлите завтракать, – кричу в закрытую дверь, потому как движения в комнате не наблюдаю.
Жду пару минут, но дверь никто не открывает. Может, тоже на пробежку вышел? Заметила, что в этом доме особое внимание уделяется спорту. К примеру, день Миши начинается с пробежки и зарядки. Я как то видела, как рано утром он убегал в березовую рощу. Мне бы тоже не помешало. И расположение дома позволяет. Но, боюсь, тогда мне точно не избежать ненужного внимания Коршуна младшего. Начнет еще смеяться, мол, увязалась за ним на пробежку. Или посчитает, что хочу понравиться ему. Да и вообще представить стыдно, как я буду бежать, потрясывая толстенькой попой и останавливаясь каждые несколько метров, чтобы отдышаться.
