Мальчишка бежал со всех ног. В груди, сжимающейся и расширяющейся с невероятной скоростью, громко стучало сердце, гулкими ударами отдаваясь где-то в горле. Он бежал, задыхаясь, не думая о давно подкашивающихся ногах. Бежал сломя голову – лишь бы успеть, лишь бы успеть…
Свиток с посланием в его сумке, накрепко прикрепленной к его поясу на бедре, был слишком важен. Слишком серьезную и пугающую весть он содержал в себе – на нескольких, наскоро нацарапанных строках.
Парнишка бежал так, как никогда не бегал – словно за ним, его тенью, скользящей по широкой мощенной дороге, гнался сам дьявол. Он не думал ни о павшем коне, которого загнал в тщетной попытке успеть доставить новость, ни о сбитых в кровь ногах – страх, и поставленная им же самим цель гнала его вперед – вперед, к королю, ко дворцу, где ждут новости. Или, скорее не ждут…
Он сомневался, что ждут ее с нетерпением – такие новости уж лучше никогда не получать.
И вот показался вдали замок с его толстыми надежными стенами и обученными стражниками. Пареньку казалось, будто замок приближается слишком медленно, и он все старался ускорить шаг, но и так бежал на грани возможностей.
Только бы успеть, только бы успеть…
Эта мысль гнала его вперед, и он не замечал боли в ногах и грудине. На ходу он достал из-под рубахи медальон Вестника, данный ему самим королем, несмотря на то, что это не было такой уж сильной необходимостью – стража могла его распознать и по плащу с витиеватой вышивкой – гербом Вестников.
Наконец, он достиг главных врат замка, где стражники без вопросов пропустили его внутрь. Он пробежал по двору, внутрь Дворца, и по извилистым коридорам – к Тронному Залу, куда его пропустили немедля.
Король сидел на троне в окружении советников, которые застыли от внезапно ворвавшегося в зал мальчугана. Непослушными пальцами Вестник открыл сумку на бедре, продолжая полубежать – уже по инерции, не в силах остановить двигающиеся сами собой ноги. Кончики пальцев скользнули по гладкому пергаменту свитка – раз, другой, третий… Наконец, парнишке удалось взяться за послание, и извлечь его на свет божий. Протягивая дрожащую руку к королю, парнишка запнулся, попытавшись что-то сказать, но резкая боль ударила ему в грудину, смела с ног, и паренек упал к ногам изумленного короля. Из рта хлынула кровь, вестник захрипел, и вяло пошевелился, стараясь подняться. Но уже не мог. Его силы были истощены.
Король, отринув в сторону всяческие нормы этикета, бросился к Вестнику, и перевернул его на спину. Широко распахнутые глаза парнишки смотрели на короля с таким страхом, что тому стало не по себе. Вестник шевелил ртом силясь произнести хоть слово, но у него вырывались лишь хрипы, и обильный поток крови.
– Лекаря живо! – со злости на застывших в дверях стражников заорал Король.
Один из воинов метнулся прочь – подальше от гнева короля – исполнять приказ.
– В… – таки сумел выдавить хрипло вестник. – Ваше… ве… величество…
– Молчи, малыш. Сначала подлатаем тебя, а потом…
Мальчуган вяло мотнул головой – насколько ему позволяли уходящие из его маленького тела силы – и прохрипел:
– Весть… с гра… ницы… – и его глаза застыли двумя темными стекляшками.
Король тряхнул паренька раз-другой, и понял, что тому уже никто и ничто не поможет – его душа покинула замученное тело и обрела вечный покой.
– Да пребудут с тобой духи воинов, маленький храбрец… – с горечью прошептал король, осторожно закрывая невидящие глаза паренька.
Дрожащей рукой он взял свиток и развернул его. Как только он прочитал содержимое, его глаза широко распахнулись, и краска схлынула с его лица, окрасив красивый лик короля в мертвенно-серый цвет.
– Да помогут нам Боги… – сорвалось с дрожащих губ короля. – Война пришла в наш край…
Казалось, солнце так и не взошло, так как утро было очень хмурым и сумрачным. Низкие темно-серые облака медленно плыли по небу, скрывая от взгляда лесных обитателей небо и солнце. Густой туман обволакивал мощные стволы многовековых деревьев, словно заботливый отец укутывал своих детей, мирно спящих в это холодное утро. Эта зыбкая лесная защита порождала какое-то странное чувство у зверя, вышедшего на охоту.
Крепкие лапы уверенно шагали по мягкой, ароматной и влажной подстилке леса. Принесенные ветром листья дуба, клена, березы и каштана размокли от прошедшего несколько дней назад дождя, и теперь источали плотный аромат гниения – начала зарождения земли для новых поколений растений, которые появятся в следующем году. Запах хвойных иголок примешивался к этому благоуханию леса, добавляя благородства и свежести. И все это многообразие сброшенных деревьями даров матушке-земле составляло мягкий, заглушающий поступь ковер, по которому шел крупный и сильный зверь.
В тусклом свете, с трудом пробивающимся сквозь плотную занавеску облаков и тумана, можно было достаточно разглядеть его – мощное тело, высокие, крепкие лапы, пронзительный взгляд умных глаз… Матерый волк с шерстью серо-коричневого окраса, которая на спине приобретала цвет благородного каштана, шел с достоинством короля этих мест. Полоса на его спине выделяла его среди других волков, которых мог бы увидеть в этих местах человек – она шла от самой макушки волка до самого кончика хвоста. Можно было бы подумать, что боги леса провели кисточкой с краской по спине этого волка, отмечая его для сестры Судьбы. Он был молод и красив собой – статью этого волка мог бы заглядеться любой. Но сейчас волк был абсолютно один в лесу.
Большие, светящиеся умом глаза выдавали немалый опыт волка. Однако именно поэтому он и был одинок – он не был хозяином этого леса, потому что бродил по земле в поисках какой-то недостижимой мечты – знания неведомого и загадочного, раз и навсегда покорившего его сердце и душу однажды и не отпускающего его до сих пор.
В своих скитаниях он не раз сталкивался с людьми – первый раз к ним его привел голод, и тогда он познал первое правило Кодекса Волка – не позволять голоду взять верх над разумом. Прирученные человеком животные были легкой добычей, но это было ниже его достоинства – ведь он был настоящим воином леса, не знавшим ни страха, ни бесчестья. Он помнил об этом всегда – даже когда было очень трудно найти дичь. Но охотился он умело – еще щенком он доказал свой дар перед стаей, когда первым из всех малышей начал ловить мышей и птиц. Он первым поймал мышь, первым испробовал сладостный вкус свежей крови, и первым из многих был принят в ряды воинов леса еще будучи щенком, когда доказал это право, отогнав бродячего волка, оказавшегося на территории его стаи. Родители гордились сыном, семья любила его… Но он был несчастен, потому что сердце рвалось куда-то вдаль. Он мечтал о чем-то непонятном и зыбком – о том, что другие не понимали. Но, как любящая семья, они приняли его выбор, когда он решил уйти странствовать по миру.
Так он и бродил с тех пор – внимательный к миру, ищущий знания.
Чувствительный нос этого волка помогал определить ему куда именно следует идти, чтобы найти пищу. Он любил охотиться – выслеживать дичь, гнаться за ней, чувствовать вкус крови на губах… Предпочитая дичь покрупнее, он не брезговал и мышами, иногда поедал и змей, но когда у него был выбор – он охотился на зайцев или оленей.
Как и всегда, нос вел его по следу молодой самки оленя, подвернувшей ногу – видимо, запуталась в силках, расставленных неумелым охотником. Голод обжигал внутренности пожаром – два дня он почти ничего не ел, и найденный им запах оленя сказал ему, что сегодня он наконец-то будет сыт. Однако в этот раз охота шла чуть иначе, чем было всегда – какой-то едва уловимый странный запах, непохожий ни на что, сбивал с толку, отвлекая от яркого запаха оленя. Поначалу волк старался не обращать на него внимания, но вскоре он понял, что это требует неимоверных усилий – запах настойчиво пробивался в самые потаенные уголки его души, уводя его в сторону от звериной тропы.
Наконец, сдавшись этому необъяснимому порыву, волк ринулся искать этот запах – приторно-сладкий, вязкий, словно смола…
По мере того, как зверь приближался к источнику запаха, в душе его, ранее незапятнанной ни одним подобным чувством, начало зарождаться сомнение и беспокойство. Сплетаясь, они образовывали странный клубок, вызывающий в памяти странные образы и воспоминания.
Осторожно шагая, волк приближался, готовый ко всему. Усилием воли он затолкнул все ненужные чувства в сторону, оставив лишь необходимое. Он знал – источник этого странного запаха находится за следующими кустами, и потому теперь надо быть очень осторожным и незаметным.
Аккуратно раздвинув носом листья густого кустарника, волк выглянул на открывшуюся его взору поляну.
Короткая трава была истоптана, посреди поляны возвышалась какая-то постройка, источающая запах дыма – видимо, ее пытались сжечь. Судя по следам сажи, обильный ливень сумел погасить огонь вовремя – основная часть здания осталась целой. Вход в нее оказался зияющей пастью выбитой кем-то двери, из нее виднелась часть странной длинной лапы – раздувшаяся, со следами запекшейся крови и высохшей грязи.
Волк задумался на какое-то время, понимая, что нужно уходить из этого места, но что-то не давало ему покоя. Неуловимая нить в душе натянулась, пытаясь выманить его туда – в остатки жизни двуногих, которые чаще всего приносили природе лишь беды.
Подчинившись этому странному желанию, волк еще раз внимательно осмотрелся и, не увидев и не учуяв никого, вышел на поляну и медленным, но уверенным шагом направился к дому.
Он осмотрел вход, морщась от отвратительного запаха гниющего человеческого мяса, но не нашел ничего достойного внимания, кроме раздувшегося трупа с безжизненными побелевшими глазами. Пройдя вдоль постройки к месту, где начался пожар, волк заметил цепь, прикованную к бруску дерева, который поддерживал деревянный пол здания. Выглянув из-за угла, зверь замер – на мокрой траве лежало тело, обмотанное цепью. Серебристый мех был осквернен грязью, ржавчиной и кровью.
Волк подумал было, что его сородичу не повезло так же, как и человеку в доме, но вдруг увидел, как шевельнулся бок лежащего зверя. Забыв об осторожности, волк прыгнул к скованному цепями собрату, и, пригнувшись, обнюхал бок.
Поток информации обрушился на его сознание внезапно, лавиной – это была молодая волчица. Еще живая, но тяжело раненая, она лежала здесь уже не первый день. Кровь на ее шерсти была не только ее, но и чья-то еще – она не сдалась без боя, и долго сопротивлялась, когда ее поймали и скрутили цепью.
Коснувшись носом ее плеча, волк услышал, как она тихонько заскулила.
То, что она еще была жива, было чудом – вероятно, кто-то из лесных богов, а, возможно, сама сестра Судьба, решили оставить ее в живых по каким-то причинам.
Обессиленная волчица не могла даже поднять голову – скорее всего, она уже сдалась и терпеливо ждала когда к ней явится смерть, которую она уже ждала как давнюю подругу.
Волк осмотрел цепи, и понял, что жестокости двуногих нет границ. В этот момент ему хотелось выть от бессилия.
Бросившись назад, он попытался схватить зубами цепь у державшего ее бруска дерева. Остро-кислый привкус металла больно ударил по языку, жидким ядом разливаясь во рту, подхваченный слюной волка.
Какое-то время волк тянул и дергал, пока не ощутил вкус собственной крови во рту. Выплюнув тяжелую цепь, он вернулся к волчице, пытаясь понять как снять с нее это адское творение извращенного человеческого ума.
Он был так увлечен попытками помочь раненой, что внезапно раздавшееся ржание коня, прозвучавшее совсем близко от волка, бросило его снова в холодную реальность – и как это он не расслышал приближающиеся шаги лошади?!
Увидев перед собой огромного вороного жеребца, волк оскалился и зарычал, предупреждая, что к нему не следует приближаться.
Конь кивнул головой и топнул передним копытом, но не испугался клыков дикого волка.
И тогда волк заметил человека – это была стройная девушка, бесстрашно шагнувшая навстречу воину леса и посмотревшая в его глаза. Как только их взгляды встретились, волк замер – даже рычание перестало литься из его глотки.
Он потонул в этих серо-зеленых глазах, полных боли и сострадания, тепла и доброты. Она смотрела на него как когда-то смотрела его мать, готовая защитить и приласкать его, согреть в холодную ночь, позволить поиграть с ее хвостом…
Девушка сделала еще один шаг навстречу волку и опустилась перед ним на одно колено, опустив взгляд в землю. И тогда он услышал ее голос:
– Можешь убить меня… но я желаю помочь. – произнесла девушка тихо. Ее голос напомнил ему бархат голоса ветра, поющего какие-то песни в ночи, когда полная луна слушает его серенады.
Волк внезапно осознал, что он понял ее – более того, он заметил, что от нее исходил не такой запах, который был присущим людям. Обычно от людей пахло пеплом, солью и кровью… но от нее шел совершенно иной аромат, более тонкий.
Напряженный зверь какое-то время раздумывал. Внутри него шла ожесточенная борьба неверия с растерянностью. Он не знал как поступить – разорвать эту двуногую в клочья, или… воспользоваться ее руками, чтобы снять цепь с раненой волчицы.
Он колебался, но знал – без человеческих лап ему было не под силу распутать клубок ржавой цепи.
Наконец, он убрал с морды остатки оскала, и отступил в сторону, пропуская девушку.
Та поднялась с достоинством королевы и грацией кошки, поправляя волосы, растрепавшиеся по плечам и спине из-за развязавшегося шнурка, и подошла к волчице. Опустившись на колени, девушка начала прислушиваться к дыханию раненого зверя, потом достала из одной из небольших сумочек на поясе какой-то пузырек. Когда она его открыла, волк фыркнул от остро-пряного аромата множества трав. Среди этого, показавшегося хаосом, клубка запахов, он узнал запах горной ромашки, и подорожника. Остальные же он вспомнить не мог – слишком много их было.
Девушка осторожно сняла с морды волчицы цепь и, приподняв заботливо голову раненой, влила немного жидкости ей в пасть.
Услышав, как волчица зашевелила языком, сглатывая зелье, волк подошел к ее голове и участливо лизнул ее в нос, давая понять, что он рядом и не позволит, чтобы ей причинили вред. Затуманенные глаза волчицы закатились, опуская раненую в спасительный сон.
Погладив бережно раненую по голове, девушка принялась распутывать цепи – это заняло много времени, но она работала старательно и осторожно, боясь причинить спящей волчице боль.
Когда, наконец, цепь была снята, девушка вытерла пот со лба. И волк вдруг увидел, что на звеньях цепи были шипы, от которых ладони девушки оказались в глубоких порезах и кровоточили.
Он увидел, как девушка поморщилась от боли, но принялась осматривать волчицу, несмотря на то, что ей тоже теперь было необходимо заняться ранами.
– Я могу тебя порадовать… – услышал он ее приятный голос, казавшийся ему таким родным. Они снова встретились взглядами. Волк терпеливо ждал что ему скажет эта странная двуногая.
– Ее густой мех защитил ее от большинства шипов, которые были на цепи. – сказала девушка. – Но у нее глубокое ножевое ранение.
Глухое рычание сорвалось у волка с губ – сам не понимая себя, он хотел довериться этой двуногой. Ему очень хотелось, чтобы волчица жила.
Девушка кивнула, осторожно продела руки под волчицей и подняла ее. Волк видел, как она отнесла раненую на чистый деревянный пол веранды. Раздался свист – девушка подозвала своего коня, и тот с тихим ржанием рысцой подбежал к ней, доверчиво подставив волку свой бок. В седельной сумке девушка нашла какие-то пузырьки и сушеные травы, и принялась обрабатывать раны волчицы – даже мелкие царапины на морде и лапах. Закончив, девушка плеснула немного воды на язык спящей, и чуть улыбнулась, когда спящая волчица облизалась – это было хорошим знаком.
Поднявшись на ноги, девушка осмотрела дом.
– Мне придется остаться здесь на несколько дней… – наконец, произнесла она.
Волк подошел к раненой и обнюхал ее, пытаясь понять какие травы использовала двуногая, но многие из запахов были ему незнакомы.
Уходить и оставлять волчицу он почему-то не хотел – в душе так и сжималось все, когда он об этом думал. Зверь понимал – здесь и сейчас он должен находиться рядом с этой самой волчицей.
И никак иначе.
Он не рискнул слизывать с морды раненой зелья, и потому улегся рядом, чтобы согреть ее своим теплом. Для себя он решил – он не покинет волчицу, пока та не встанет на лапы. А уверенность в этом у него появилась еще когда девушка обрабатывала ей раны.
Незаметно для самого себя он задремал, а очнулся от запаха свежего мяса.
Он увидел, что волчица открыла глаза, и так обрадовался этому, что подскочил и принялся вылизывать ее аккуратную, такую привлекательную мордочку. Он радовался как щенок, снова и снова покрывая ее мордочку поцелуями и наслаждаясь, видя ясный взгляд пронзительно-серых глаз.
После того, как он осознал, что достаточно утомлять раненую своими приставаниями, он лег нос к носу с ней, довольный видеть ее взгляд не затуманенный болью. Впервые за долгое время он искренне радовался, и его мохнатый хвост вилял из стороны в сторону.
– О, я смотрю, сон пошел тебе на пользу… – послышался голос девушки, от которого волк подскочил на лапы, вновь обратившись в напряженного воина и защитника.
В руках девушки была неглубокая плошка с кровью. Она подошла и протянула плошку раненой. Заинтересованный нос волчицы шевельнулся, чуть приподнимая голову, и волчица облизнулась. Улыбнувшись такой реакции, девушка нагнулась и поставила плошку перед самой мордой волчицы.
Та чуть слышно заскулила, приподнимаясь, но волк помог ей, мягко подталкивая мордой, чтобы та улеглась на живот, и была возможность немного подкрепить силы. Пару мгновений волчица просто облизывала нос, а потом принялась осторожно слизывать свежую, еще теплую кровь, понимая, что это должно помочь ей быстрее восстановить силы.
Рана на боку еще беспокоила ее, отдаваясь пульсирующей болью, но чувствовала себя волчица намного лучше, хотя сил встать на лапы у нее еще не хватало.
Волк устроился снова у ее бока, поддерживая ее и согревая, и мягко положил свою голову на ее плечо, желая быть рядом.
Девушка следила с улыбкой, как волчица вылизывает дочиста плошку, и, присев к ней, протянула руку.
– Я рада, что ты пришла в себя… – тихо сказала девушка.
Мягкий нос осторожно уткнулся в руку девушки, изучая запах. Волчица чуть повернула голову, позволяя двуногой коснуться себя, и та провела по ее щеке и шее, поглаживая.
– Ты храбрая… – легонько почесывая волчицу, произнесла девушка. – Сражалась до последнего, пока тебя не скрутили… наверное, он был твоим другом?
Уши волчицы взметнулись вверх, вызвав интерес. Ведь она действительно защищала кого-то, перед тем, как ее погрузили в омут этой боли…
Она помнила, как какие-то люди пришли и убили его – человека, который подкармливал ее и выхаживал, когда нашел ее в лесу маленьким потерявшимся щенком. Он не держал ее, и она приходила и уходила, когда ей вздумается… но тогда оказалась рядом, и бросилась защищать друга.
От осознания того, что она ничего не смогла сделать, она почувствовала себя никчемной, но волк, тихо заворчавший на ее плече, отринул эти сомнения, и напомнил, что теперь рядом с ней есть кто-то, кому она небезразлична.
– Странная мы компания… я – не человек и не эльф… и вы, ребятки… – сказала девушка, и волчица снова подняла взгляд на нее, и увидела печаль в глазах двуногой. – Серая волчица, защитница дружбы… и лохматый воин, оказавшийся рядом, когда ты, милая, почти сдалась Тетушке Смерти…
Поглаживая волчицу по голове, девушка думала о чем-то своем, и ее глаза становились все печальнее, пока на них не заблестели выступившие слезы.
Словно устыдившись этих слез, девушка выпрямилась, и направилась снова в дом.
Волк заметил, что трупа больше нет – вероятно, пока он спал, двуногая смогла убрать его. Дымящийся неподалеку холмик земли подсказал, что она оттащила его в сторону, сожгла и засыпала останки землей, сохранив некое подобие могилы.
Он смотрел на нее и думал, что она очень странная и… одинокая. Вероятно, подумал волк, в ее жизни никого не было, кроме ее коня.
Он с удивлением наблюдал, как конь ластится к девушке, словно щенок-переросток, и играется, пытаясь ее подбодрить. Воин леса смотрел на то, как девушка смеялась и понимал – она не причинит вреда зверю – любому зверю…
Несколько дней он был рад этой компании – быстро выздоравливающей волчице и странной двуногой с храбрым конем. Он видел, как девушка заботилась о Серой – так она звала волчицу – как каждый день проверяла раны, следя за тем, чтобы они зажили. Он видел, как она ухаживает за конем – чистит его до блеска, разговаривает с ним…
И в этой идиллической картине он видел, что так может быть всегда… что ему не стоит больше уходить куда-то и искать неведомого и недостижимого. Он решил, что все, что ему нужно – есть здесь и сейчас.
Он охотился каждый день, принося раненой волчице зайцев и птиц, дивился свободно гулявшему коню, готовому подойти к своей двуногой по первому зову. Радовался, видя в глазах Серой не только благодарность за то, что он был рядом, но и зарождающуюся любовь.
Девушка звала его Лохматым – ей очень нравилась его длинная шерсть, и он иногда позволял ей дотронуться до себя и погладить. Он не хотел себе признаваться, но ему было очень приятно ощущать тепло ее прикосновения на своей голове, и слышать полные доброты слова, которые говорила ему девушка.
Наконец, наступила пора, когда Серая стала бегать уверенно и откликалась на игры, которые предлагал ей Лохматый – они могли радоваться жизни. Воин леса радовался даже когда Серая огрызалась на его излишне настойчивые приставания. Он никогда не чувствовал себя таким счастливым.
Одно омрачило Лохматого – девушка собрала свои вещи, оседлала коня, снова надев на него странную уздечку, которая никогда не звенела (в отличие от знакомых ему звонких уздечек людей, эта была сделана исключительно из кожаных ремешков, и в ней не было железного прута, который помещался во рту лошади).
Это могло означать лишь одно – девушка собиралась уехать.
Двуногая подошла к остановившим свои игры волкам, внимательно изучая их взглядом, и опустилась на колени. Волки подошли ближе.
– Серая… – с улыбкой приобняла волчицу девушка. – Ты поправилась на удивление быстро… но немудрено – ведь у тебя такая поддержка…
Она обняла другой рукой Лохматого, и воин леса прижался к ее плечу.
– Значит, мое дело здесь сделано… – Серой показалось, будто в голосе двуногой прозвучала печаль, и она с тихим ворчанием извернулась и сунула голову ей под мышку, ластясь.
– Я не держу вас… вы дикие волки… вы должны быть свободны. – чуть откинувшись назад, сказала девушка, и волки увидели на ее щеке соленую дорожку одинокой слезинки.
Лохматый слизнул ее с лица девушки – за эти дни он успел привязаться к ней и понять ее. Ее звериная искренность восхищала его, он иногда начинал думать о ней, как о подруге, или как о сестре, готовой помочь не только ему, но и любому зверю, оказавшемуся в беде.
– Будьте счастливы… – голос подвел девушку, и она поднялась на ноги и, отвернувшись, зашагала к коню, терпеливо ожидавшему ее чуть в стороне.
Волки услышали тихий всхлип, который девушка пыталась скрыть от них.
Вскочив в седло, она еще раз бросила на них прощальный взгляд и, повернув коня в противоположную сторону, направила его спокойной рысью прочь от этого места.
Она не успела доехать до кромки леса, как волки, не сговариваясь, припустили следом, не желая оставлять ее одну. Им хотелось быть ее семьей – она заслуживала этого.