Иногда мне кажется, что мир всё ещё заслуживает шанс.
Но только иногда.
Что вы чувствуете, когда идёте по пустой улице? Каждому знаком этот холодок внизу живота, когда кажется, что вот-вот схватят за лодыжку. И тогда дышать становится тяжело от одной мысли: вдруг этот кто-то действительно существует.
Когда, наконец, запираете дверь квартиры изнутри, вы убеждаете себя, что в безопасности. Что к вам никто не проникнет. Что вы защищены. И долго длится это спокойствие? Сколько ужасов можно представить прежде, чем рука коснётся выключателя и в глаза ударит спасительный свет? И даже тогда вы стараетесь не смотреть в дальний тёмный угол, чтобы не дай Бог, не потревожить детские кошмары.
Столько страхов… Но разве хоть кто-то из вас смотрел в глаза тому, кто ждёт в темноте? Вас сковывало что-то, кроме леденящего ужаса при виде движущейся тени в пустой квартире? Чьи кошмары оказывались, в конце концов, реальными?
Мои кошмары реальны всегда.
И я не могу убедить себя, что они – игра воображения.
К сожалению.
Вы жалуетесь на свои никчемные жизни из-за несданного вовремя отчёта и опоздавшего автобуса. Как же вы можете увидеть бОльшее?!
Хотя нужно ли смотреть? Разве стал какой-нибудь бедолага счастливее оттого, что разглядел тень, ускользающую за угол? Я – нет.
А зачем, собственно, отвлекаться? Размышления о горькой судьбе явно не сделают за меня неприятную работу. Всё равно никому не захочется лезть в дерьмо, в котором я плескаюсь каждый день.
Сегодня с утра я ела салат. В нём была курица и огурцы. И кукуруза. Я до сих пор помню его вкус: нежный, сладковатый, с лёгкой, едва заметной, кислинкой. А сейчас я стою здесь с пушкой, которую на прошлой неделе вытащила из кобуры мёртвого мента… Нет, полицейского. Они же теперь полицейские. Звучит более пафосно. А сути не меняет. И вот я стою здесь с этой пушкой и готова выстрелить. Стою с ней и вспоминаю вкус салата с курицей. С птичьим мясом. С мясом, подобное которому может в любой момент рухнуть на заплёванный асфальт. Вот только курок нажму – и рухнет. У меня рука не дрогнет, я то ещё чудовище. Привычная. Таких монстров не жалко. Куда вашим грёбаным фильмам про вампиров! Реальность намного страшнее. Зато почти всегда хватает обычного пистолета. Но иногда приходится становиться более изобретательной. Эту тварь я бы зубами разорвала. Все соки бы выжала, как этот монстр выжимал их из тех, кому не повезло пройти здесь ночью. Сегодня не повезло ему.
«Бах…», – я мысленно вторила звуку оружия.
Тело рухнуло на асфальт и зарычало, захлёбываясь в собственном соку. Как курица из салата.
Я не спешила. Это не первый мой монстр и точно не последний. Я уже привыкла не дёргаться при приближении людей. Когда-нибудь меня поймают. Не наверное, точно поймают. Удача не может длиться вечно. Хотя какая, к чёрту, удача? Это моя жизнь – удача? Видеть тварей, которые днём притворяются обычными людьми. Видеть и понимать, чувствовать, сколько душ они сгубили.
Я ведь и собственную душу режу на лоскуты, верно? И в аду меня уже ждёт местечко. Ох и тёпленьким оно будет! Одно радует: этих тварей я отправила туда хоть немного, а раньше. И если мне повезёт… если мне очень-очень повезёт, то и в преисподней я смогу наподдать паре из них.
Звук сирены. О, кто-то кого-то вызвал! Неужели наши граждане становятся более сознательными? Но меня-то это почему должно волновать? Ну, поймают. И что? Плевать! Не могу больше. Устала. Но и остановиться не в силах. Чувствовать вину за разверзшийся на земле ад? Нет уж, для списка моих комплексов это перебор.
Хоть бы суперменом каким была. Ну там, пламя глазами или супер-слух. А то психопатка с пушкой – зрелище жалкое. Но про меня.
Сирена заглохла. Осматриваются, но уже никого не видят – я эти дворы получше знаю. Неспеша удаляюсь и уже лелею мысль о тёплой кроватке. Вот она – моя настоящая любовь. И кошмары-то в ней никогда не снятся. Мне вообще не снятся сны. Вот хорошо это или плохо? Наверное, всё-таки хорошо. Пока спишь, кажется, что тебя и нет. И ничего нет. Нет монстров, от которых надо кого-то защищать. А и не надо, может. Но приходится.
Утром ночная мерзость кажется зыбкой, расплывчатой. Как ужастик, который только что закончился, и ты едва успел вздохнуть, понимая, что всё произошедшее – вымысел. Но чем больше времени проходит, тем больше кажется, что увиденное было реальным, что ещё мгновение – и обрушится, обольёт пахучей липкой жижей страх. Вот так я узнаю своих монстров. Чувство, едва заметное с утра, усиливается, становится навязчивым и щекочет под волосами.
И тогда я снова иду на охоту. Брожу по городу, делая вид, что очень занята. И рано или поздно натыкаюсь на одну из этих тварей. Что бы не пробовала, как бы не старалась, никогда не могла пройти мимо, разминуться, не узнать, ошибиться…
И сейчас вижу. Он выглядит совсем нормальным. Вот же он, обычный старичок… Хотя нет, скорее плохо сохранившийся мужчина. Он берёт сдачу в газетном киоске. Продавщица смотрит, как он аккуратно подтягивает к себе мизинчиком каждую монетку. А вот как его вижу я: этот же человек… да какой, к чёрту, человек? Мразь. Зверь. Возле школы. Недалеко от стадиона. Даже и не заметишь невооружённым глазом, будто сам из памяти выветривается. И все его сальные мыслишки, и потные пальчики, и грязная провонявшая лекарствами тряпка в кулачке. И всё, что он хочет сделать, всё, что мог бы, всё, что сделает…
Ненавижу.
Ненавижу.
Ненавижу.
Мерзкая тварь, монстр. Разве такие жизни заслуживают? Разве такие должны улыбаться продавщице из газетного киоска? А ведь её сын ходит в ту самую школу. И на стадионе сегодня вечером будет именно он.
Не такие люди заслуживают жизни. Такие нелюди заслуживают меня. И сегодня я опять буду охотиться. Как и вчера. Вчера один такой уже лишился своих мерзких желаний. Больше он ничего не захочет. И не захочет ту женщину, которая прошла бы мимо него через пол часа после выстрела. Если бы этого выстрела не было.
Они зовут себя людьми.
Только подумайте, они – люди! А мы – монстры; грешники; одержимые дьяволом садисты. О нет, они боятся не дьявола! Они боятся справедливости. Нас. И правильно: бойтесь.
Плевать, чем вымощена моя дорожка. Я и так прекрасно знаю, куда иду. Но сегодня эта тварь не будет ошиваться возле стадиона. И это я тоже знаю точно.
Не вам меня осуждать. Уйду я. Придёт кто-то ещё. Всегда будут те, кто захочет сделать город немного чище. Хотя я в это верю всё меньше.
Иногда мне кажется, что мир заслуживает ещё один шанс.
Но только иногда.
А вы как думаете?
Вначале было Слово.
И Слово было – Имя.
Имя звенело и переливалось Силой.
И Сила казалась вечной.
Сила влекла и радовала. Сила Была. И в этом была её сила.
Из Силы явились миры. Миры мешали друг другу, сталкивались и кружились в беспокойном вихре. Миры танцевали. Миры взрывались и рождали себя снова. И они были блестящими, как светлячок.
И так явился светлячок.
И стало видно так много! Стало видно то, чего не видно было раньше. А чего-то другого видно не стало. И неставшее назвалось тенью.
И тень упала на землю. И Земля Стала. И крохи Земли упали в воду и стала Вода.
И стало так хорошо! И стало радостно. И из радости явилась Душа. И Душа сказала, что войдёт в этот новый мир и будет в нём.
А из Души явилось нечто новое. И нечто новое назвалось человеком. И человек сказал, что умеет любить. И душа поверила и осталась с ним.
Но Душа мешала человеку. Требовала, мучала и осуждала. И тогда человек отвернулся от неё. А Душа отвернулась от человека.
Человеку стало одиноко.
Потому что не было с ним Души. И никто не мог вернуть её, потому что никого рядом уже не осталось. Никто не обижался на человека, и никто не видел его обиды.
Потому что Бог тоже исчез.
Потому что, когда Богов не любят, они уходят спать.
Я сам свой Бог и свой Дьявол.
Не подумайте только! Я не перечитал Ницше и у меня нет проблем с самооценкой.
Просто до некоторых фактов со временем доходишь. Мне, правда, для понимания сути дел пришлось умереть. Но не беда. Зато сколько интересного узнал!
Вы когда-нибудь видели муравья больше слона и слона размером с пылинку? А я теперь видел. И верблюда в игольном ушке и женщину, обратившуюся в соляной столб – всё видел. И много-много воды. И настоящий свет. Не тот, который можно встретить на земле, нет. СВЕТ. Настоящий. Такой яркий, что, наверное, выжег бы глаза. Если бы они у меня имелись. Вот умора! А глаз-то и нет. И рта нет. Но я всё равно знаю, каковы на вкус самые удивительные на свете блюда. Правда, и вкус отвращения, чистого, неподслащённого тоже узнал. Гадость, скажу я вам. Настоящая гадость.
Так о чём бишь я?
Ах да! Я – свой Бог. И свой Дьявол. Это я к тому, что сам себя наказываю и хвалю за все дела, сделанные ТАМ. Раньше. И это не как в «Заратустре». Не в том смысле, что сам решаю, что такое хорошо и что такое плохо. В глубине души мы все, и старина Гитлер и мерзавец Пушкин прекрасно знаем, как поступать можно, а как нельзя. И, в конце концов, наступает момент, когда за всё содеянное мы получаем сдачу. Иногда пинком. А иногда конфеткой.
Я научные трактаты строчить не собираюсь. Это ж как я вам опишу смерть? Нет уж, увольте. Но наказания за грехи, поверьте, есть. Как и поглаживания по головке за переведённых через нужные дороги старушек.
А вы что думали? Старичок на облаках и дядька с рогами под землёй? Не смешите! Даже теперь это кажется невозможным.
Хотя невозможность – понятие относительное. Я вот вчера… Или тысячу лет назад… В общем, летал на хвосте колибри. Ух! Это вам не Формула-1!
А вот за утопленную кошку я мучался долго. Не раскалённые сковородки, конечно… Но будто сжираешь сам себя, выплёвываешь и начинаешь сначала… Ох, прости меня, Мурёна! Поверь, я за эту глупость получил сполна.
Вот только один минус. Рано или поздно (подозреваю, что всё-таки поздно, очень поздно) всё надоедает. Потому что всё попробовал, всё испытал. И становится тоскливо. Так скучно и одиноко…
Позвольте, каждый день умирает 160 000 человек! И где же они все? С кем погонять в мяч или полюбоваться на закат?
Почему-то я совсем один. Быть может, именно этим я сам себя наказываю за какой-то ещё не ведомый мне грех.
С другой стороны…
Я многому научился.
Я могу созидать.
Создам-ка я себе друга. Нет, подругу.
И назовём её, к примеру, Ева.