Даха Тараторина
Наследная ведунка
Глава 3
Будем знакомы
Очумевшая от собственной безнаказанности мышь, задев край покрывала, выскользнула из-под кровати, привстала на задние лапки, пошевелила носом, принюхиваясь. Прикормленный кот считался моим ровно до порога, после чего гордо разворачивался и убирался восвояси, не заботясь о том, порывается ли кто-нибудь ночами сожрать руку, колбасу ему дающую. Поэтому мы с мышью жили относительно мирно и взаимонезависимо: она старалась не гадить в совсем уж видных местах, а я иногда оставляла ей кусочки сыра, приправленные неизменным пожеланием подавиться.
Мышь подозрительно уставилась на замершую посреди комнаты парочку, вытянувшись в струнку и раздумывая, хватит ли ей только хлеба или зрелищ всё-таки тоже хочется.
– Пшла! – не выдержала я, махнула на неё и тут же, покачнувшись, обвисла на руках нахального воришки.
– Осторожнее, миледи, так же и урониться недолго! – предупредил он, не позволяя мне при этом ни урониться, ни выпрямиться.
Я брыкнулась, но, то ли у Виса имелся опыт общения с брыкающимися женщинами, то ли я сделала это как-то крайне неубедительно. Он перехватил ногу, словно в танце закидывая себе на бедро, и заставил отклониться ещё сильнее, окончательно теряя равновесие.
– Так прокляну, что до гробовой доски меня помнить будешь! – пригрозила я, то ли надумывая, то ли взаправду ощущая затылком приближающийся пол.
Он осклабился и провёл кончиком носа вдоль моей шеи. Игриво прошептал:
– А ты опасаешься, что я забуду тебя без проклятья?
О, дружок! Я гарантирую, что ты меня не забудешь! Ни с проклятьем, ни без него! Вот погоди, только отпусти меня…
Попытка расцарапать нахальную физиономию провалилась, а чтобы перевести дух и добраться до побрякушек-амулетов на груди или до одного из замаскированных под браслет требовалась хотя бы пара секунд. Хотя что там у меня в загашниках? Туман-трава, сплетённая в косицу на запястье? Так оба задохнёмся от чадящего дыма, как только я сорву украшение. Огненный цветок на шее, залитый смолой и привешенный на верёвочку? Нет уж, я ещё планирую пожить в этой милой маленькой избушке. Камешек, заговорённый от дурного глаза вообще редкостная ерунда: самый дурной глаз в городе у меня, а ссориться с ведункой никто в Холмищах не рисковал. От бус с замершими цветными дождевыми каплями и вовсе толку никакого. Погоду, конечно, поправить легко можно, государыня Туча с готовностью отзывается на глухой стук своего подарка, но от скалки всё одно было бы больше проку, чем от всех колдовских талисманов вместе взятых.
Он издевался, проворно уворачивался от ударов, показывал мелкие ровные зубы, и не замолкая балаболил.
Всем хорош дар ведунки! Живёшь долго, молодая и (относительно) красивая, можешь наслать на кого ячмень, а то и со свету сжить, если чуть больше времени потратишь. А ежели не сживёшь, то хотя бы переживёшь и сможешь потом злорадно плюнуть на могилу недруга.
Одно плохо: без запаса ингредиентов и ритуала, который ещё надо успеть подготовить, я абсолютно, унизительно, постыдно беззащитна! А скалка всё равно далеко…
Попыталась зарычать, но и тут заткнулась, как получивший щелчок по носу щенок: Вис прижал палец к моим губам, а я старалась не думать, где этот перст успел побывать (нет веры мужикам!).
– Тш-ш-ш-ш! – он с нескрываемым удовольствием перехватил моё бедро чуть выше. – Не порти момент, мы ещё будем его вспоминать и рассказывать нашим детям.
Я выругалась и Вис благоразумно уточнил:
– Это мы им повторять не станем.
Имелась бы возможность, – вдарила бы так, что детей, помимо тех, которых красавчик уже наверняка успел настрогать, у него бы точно больше не уродилось. К сожалению, не доставала, так что куснула за палец, ради такого дела начихав на брезгливость.
– Эй! – Вис машинально сунул его в рот. – А если бы откусила?
– У тебя бы осталось целых девять! – я дёрнулась, но паршивец оказался ловким и явно не впервые удерживал злющую тётку. А вот ведунку разозлил впервые. Погоди, ты у меня ещё попляшешь! Уж чего-чего, а времени, чтобы выждать момент для мести, у меня предостаточно!
Когтистая, чтоб его, лапка оправдал прозвище. Плут, мошенник или, как он сам себя называл, авантюрист, скрутил и обездвижил меня, заставляя возбуждённо пыхтеть и краснеть от натуги в попытке это скрыть. Да что ж это я как девочка, в самом деле?! Пора бы уж и охолонуть.
Лис удерживал меня легко, точно отплясывал, а не сражался. Пригладил сначала свои волосы, потом мои, чиркнув костяшками по мочке уха, наклонился, почти касаясь губ… Я задышала чаще, шнуровка на платье опасно затрещала, рискуя лопнуть и вывалить наружу оба два ведьмовских достоинства. А он ласкал дыханием мои губы и хитро сверкал тёмными глазами.
Вот тебе и сварливая старая бабка! И куда делись мои многочисленные годы? Я вцепилась в него что есть мочи, точно впервые оказалась так близко к мужчине, и уже не слишком-то и злилась, что воришка попытался меня ограбить. Молодой-горячий дурень… С кем не бывает? Пожалуй, можно и не убивать его. Не в этот раз, по крайней мере.
Я удерживалась от падения, так ведь? Потому крепче сжимала шею и впивалась в неё короткими ногтями? И подалась к нему, напрашиваясь на прикосновение, тоже лишь потому, что боялась упасть и надеялась вырваться…
А он и бровью не повёл. Хотя нет, как раз бровью он и повёл. Мерзко так, отвратительно самодовольно. И прошептал вместо ласки:
– Так ты нас отсюда выпустишь или так и останемся жить?
Насчёт жить – сомнительно. Потому что больше всего на свете хотелось придушить поганца.
– Только, пожалуйста, не пытайся меня придушить! – забеспокоился Вис, безошибочно определив, что плотоядный взгляд явно не страстные лобызания подразумевает.
– А по-моему, отличная идея!
– Не-не-не, ужасная! – заверил меня лис.
– Почему это?
Я повисла на враге, чтобы подпрыгнуть, ударить, завалить, дезориентировать или хотя бы унизить. Ну, первая половина плана удалась на славу. Я потянула воришку на себя за обхваченную шею, оттолкнулась свободной ногой… Нет, если так посмотреть, то и вторую половину плана тоже удалось реализовать: Вис и правда упал. Не учла я лишь одно – упал он на меня.
– Потому что я от этого обычно умираю! – постанывая мне в грудь неразборчиво закончил он.
– Именно на это я и рассчитываю! – заверила я.
Рука – перехват.
Нога – нет, и её поганец успел зафиксировать своей.
Залепить оплеуху – удалось! Хоть душу отвела!
Вспомнив, как в прошлом году на игрищах мужики бодались, подобно козлам, я мотнула головой и тут же с хныканьем её отдёрнула: на игрищах никто не предупреждал, что бьющему не менее больно, чем получающему.
– Женщина, уймись!
– Сам козёл! – не желала униматься я.
– Ай! Перестань кусаться, ненормальная!
– От такого же слышу!
– Ты хоть не заразная?
– Заразная! Ещё какая заразная, даже ядовитая! Теперь ты сдохнешь в муках! – восторжествовала я, предпринимая попытки выползти из-под нахала. – Пусти!
– Сама пусти! Ай! Это моя нога!
– Нет, моя! Ой, и правда не моя… Так, а это точно не моё! Ты чем это в меня упираешься, скотина?! – забеспокоилась я, пытаясь нашарить рукой что-нибудь максимально тяжеловесное.
Рыжий не на шутку смутился и, кажется, покраснел (а я-то уж решила, что он этого вовсе не умеет!).
– А ты дёргайся подо мной поактивнее, ещё и не так упрётся!
Я действительно задёргалась, но с прямо противоположной целью.
– Спасите! Убива… Насилуют! – вполголоса завопила я, параллельно раздумывая, а так ли уж необходимо, чтобы меня спасали.
Однако долг любой женщины – не соглашаться на интим даже в случае, если её домогается привлекательный полузнакомец, а горечь расставания с бывшим не мешало бы чем-нибудь заглушить.
Ну, раз долг женщины требует, действовать тоже нужно по-женски: неожиданно, нелогично и без пояснений. Вместо того, чтобы сопротивляться, я, напротив, всем телом прижалась к Вису, обхватила его ногами за пояс и потребовала:
– Лобзай меня!
– Чего? – впал в ступор рыжий, мгновенно растеряв всю наглость. Честное слово, как подросток, который только хвастать горазд, а как в сарай пообжиматься позовёшь, – сразу в кусты!
– Лобзай меня! – требовательно повторила я, выгибаясь грудью навстречу отступающему насильнику, возмутительно пренебрегающему своими обязанностями.
– Нет, ну я, как бы… Не то чтобы я против… Ты не подумай, я очень даже за… – ладонь замерла над полукружием, пальцы робко сжимались-разжимались. – Но может мы сначала познакомимся поближе, разопьём бутылочку, полюбуемся на закат…
Закат случился: я закатила глаза и выгнулась сильнее прямо-таки запихивая подрубашечную выпуклость в его нерешительную впуклость… тьфу, руку. Свою же, ясное дело, выпущенную изумлённым мужиком, опустила ниже, ощупывая вышивку на рубашке, ремень, бугор на штанах… И сжала, что есть силы!
Если бы я знала, что мужики умеют подпрыгивать с места на полметра вверх сразу на четырёх конечностях, как коты, моя жизнь определённо была бы намного веселее!
Как кот, Вис и приземлился: тоже на все четыре, с волосами дыбом, а не ровными кудряшками, словно завитыми самим ветром, и орущим благим матом. Пока он прыгал, я успела перевернуться на живот и до пояса выползти из ловушки.
– Больная! – орал Вис, хватая меня за ногу и втягивая обратно в круг.
Оседлал, как молоденькую кобылку, а я боязливо подумала, что, если раньше рыжий меня насиловать не собирался, то теперь вполне может. Хотя нет. Я злорадно ухмыльнулась: в ближайшие пару дней не сможет. Хватка-то у меня хорошая, крепкая… Мешки с трупами вон по лесу таскаю.
– Только тронь, – предупредила я, – совсем оторву!
– Да за кого ты меня принимаешь?! Уймись! Да успокойся же, женщина!
Очень надеюсь, что Вис жалел об этой встрече не меньше, чем я. Потные, пыльные, изукрашенные синяками… у меня ещё и шов на боку платья лопнул, нанеся непоправимый ущерб чувству собственного достоинства. Мы лежали рядом, не ненавистью глядя друг на друга, уже не в силах продолжить схватку, но слишком упёртые, чтобы плюнуть и разойтись. И тут Вис перевёл взгляд куда-то за границу круга. Краска с его лица мгновенно испарилась, точно его ткнули физиономией в мешок с мукой. Разумеется, я была вынуждена найти то, что способно привести в ужас взрослого мужика, настолько безрассудного, что не только явился грабить ведунку, но ещё посмел пререкаться с ней.
За кругом, сжавшись в трясущийся серенький комочек, сжимая в лапках засохшую крошку сыра, сидела мышь. Всё же любительница острых ощущений предпочла закусить хлеб зрелищами.
Вис медленно и со знанием дела набрал в грудь воздуха и…
– А-а-а-а-а-а-а!
Я и прежде не ожидала от мужчин какого-то особого благородства. Тех, которые готовы жизнью рисковать и бросаются вырывать перья огнедышащим кочетам, за свою долгую жизнь я так и не встретила. Но чтобы пытаться залезть мне на плечи при виде грызуна?!
– Прогони её, прогони! Мамочки! Кыш, уходи, противная! Сделай что-нибудь, Варна, ты ведьма или как?!
– Я ведунка! Наследная, чтобы ты знал! – я возмущённо выдохнула через нос, а потом созналась: – И за каждую изгнанную мышь беру медьку.
– Будет тебе медька! Золотой будет, только заколдуй её! Преврати во что-нибудь нестрашное! В зайчика… или в жабу!
– А жаб ты, стало быть, не боишься?
– Я и мышей не боюсь, просто предпочитаю с ними не сталкиваться!
Забраться мне на макушку, как девица на табуреточку, не получилось, так что Вис по-простому вытолкнул меня на съедение страшному монстру.
– Эй, а если она на меня нападёт?! – заржала я.
– Тогда я запомню тебя как героя! – без доли иронии пообещал рыжий.
Я хохотала так, что не могла удержаться на ногах. Так и сидела, уткнувшись лицом в коленки, а мышь, неспешно дожевав свой обед, пискнула и скрылась под кроватью, не пожелав связываться с ненормальной тёткой.
И только тогда, успокоившись, я заметила, что в пылу сражения мы с Висом стёрли моим бренным телом линию угля, замыкающую ловушку.
Рыжий посмотрел на размазанный рисунок. На меня. Снова на рисунок…
На пробу лягнул воздух, прежде сгущающийся и не выпускающий его из круга. Сапог прошёл туда-обратно без малейшего сопротивления.
Показал зубы.
– Иди-ка сюда, наследная, чтоб я знал, ведунка.
Я отъехала на ягодицах назад, помогая себе ступнями:
– Но-но! Я всё ещё могу тебя проклясть!
Такая мысль явно не посещала рыжую головушку, так что лису пришлось ненадолго задуматься, чем я и воспользовалась, метнувшись к столу, ухватив восковую фигурку и многозначительно приставив к её шее нож для трав.
– Я знаю тридцать четыре способа убить тебя с её помощью, – холодно сообщила я, не слишком-то и преувеличив, – и ещё пятьдесят шесть – с помощью проклятья.
Вис уважительно присвистнул.
– А ты, однако, опасная женщина! А что насчёт превратить камень в золото? Или, скажем, если некий очаровательный господин очень-очень захочет усыпить кого-нибудь, сидящего за замковой стеной, чтобы он не проснулся, пока красавчик пару раз туда-сюда с грузом?
– Тридцать четыре и ещё пятьдесят шесть, – ёмко напомнила я.
– Что ж, тогда мне ничего не остаётся, кроме как, – Когтистая лапка понурил голову, но тут же, осклабился и раскрыл объятья: – Давай дружить!
От неожиданности пришлось прокашляться.
– Я могу тебя убить, – напомнила я.
– И это твоё качество заставит меня очень ценить наши отношения!
– Я прямо сейчас хочу тебя убить.
– Половина моих знакомых спит и видит, как бы это сделать. И первая в очереди моя сестричка. Ну так и что?
Вот же нахал! Такой нахал, что можно только восхититься! Но вместо этого я сердито насупилась и топнула ногой:
– Проваливай немедленно и не смей возвращаться! У меня нет и никогда не было никаких колдовских книг, а если я ещё раз замечу тебя возле моего дома… нет, в моём городе! Если я ещё раз увижу тебя хоть где-то, до конца своих дней будешь испражняться… – я огляделась в поисках вдохновения. Чем бы таким противным его припугнуть? – Крысами!
Вис с некоторой опаской обернулся на свой зад, видимо, прикидывая его возможности.
– А вы, однако, затейница…
– Тогда мышами! – исправилась я.
– А вот запугивать меня не надо!
– Значит пошёл вон из моего дома и не смей возвращаться! – чтобы продемонстрировать серьёзность намерений, я схватила кувшин с остатками молока и запустила ему в темечко. Жалко, конечно. И кувшина, и молока… и если попаду тоже жалко будет. Но иначе ж совсем страх потеряет!
Вис ловко пригнулся – снаряд пролетел мимо и с грохотом разлетелся на черепки.
– Люблю страстных женщин, – прокомментировал он. – Если всё же передумаете или… – похабно подмигнул, – захотите… побеседовать, Когтистая лапка к вашим услугам.
– Пошёл вон.
– А инвентарь мой не отдадите?
Рыжий потянулся к валяющемуся под столом плащу, но я заступила дорогу:
– Трофей остаётся.
– Эй, это мой любимый плащ!
Я кивнула, принимая информацию к сведению. Теперь это будет мой любимый плащ. Смирился и расстался с вещицей Вис удивительно легко. Так легко, что я не сомневалась: ловушку придётся подновлять.
Рыжий галантно поклонился, поправил волосы одной рукой, снова придавая причёске восхитительную холёную небрежность:
– И всё же мне хотелось бы убедиться, что мы не расстанемся… так сказать, неудовлетворёнными друг другом. Если вы понимаете, о чём я.
– Зла не держу, – я приподняла восковую фигурку, примериваясь насадить её на острие ножичка, – но вот это далеко не убираю.
– Что ж, не самое неудачное начало знакомства в моей жизни.
Воришка достал из рукава свёрнутый вчетверо обрывок бумаги и протянул мне. Я вздёрнула нос и молча указала на дверь. Ничуть не смутившись, рыжий впихнул её в щель под наличником и, коснувшись лба двумя пальцами, вышел.
Немного выждав, чтобы рыжий точно успел отойти, я достала и развернула листок. Судя по жирным пятнам, бумага успела попутешествовать в одной суме с продуктовыми запасами, а судя по запаху, в прошлой жизни послужить лошадиной попоной. Внутри обнаружился кривой, схематичный, не иначе как вдохновлённый наскальным творчеством огромных волосатых горняков, рисунок. Изображал он три фигурки разных габаритов, каждая из которых состояла из пяти линий и одного кружочка. Зато всевозможные мечи, самострелы, алебарды, пики и пращи неведомый художник выписывал тщательно и, как мог, достоверно.
Вверху имелась надпись, сделанная по-детски крупным почерком:
ИЛИТНАИ АХРАНАИ АГЕНСВО
и проч. услуги
ПРИХАДИ
И карта: пяток схематичных домиков, между которыми петляла полоска дороги. Жирный крест на крайнем здании подразумевал одно из двух: либо оно было целью налётчиков и тогда, судя по количеству изображённого инвентаря, от него уже не осталось камня на камне, либо здесь и размещался штаб илитнага ахранага.
Поборов порыв оставить сей шедевр абстракционизма на память, я скомкала его и кинула в остывший очаг.
Глава 4
Я работаю одна!
Я застонала, перевернулась на другой бок и прикрыла ухо подушкой. Но крик повторялся ещё трижды, пока я, вконец обозлившись, не поднялась, не распахнула окно и не шуганула голосистого петуха. Не то птиц обиделся, что я сегодня не заглянула в Гаритин хлев и оставила его без внимания, не то, наоборот, пришёл мстить за вчерашний ранний подъём.
– Ко-ко-ко? – петух отбежал на сажень, прямо по прошлогоднему луку-двухлетке, повернулся одним глазом, подозрительно меня рассматривая, и из вредности ещё раз затянул: – Ко-ко-реко-о-о-о-о!
Получилось сипло, явно из последних сил.
– Поймаю – сверну шею, – спокойно предупредила я, в упор глядя на петуха.
Нет, вести с животными, тем более, с такими тупыми, светские беседы ведункам не дано. Но люди иной раз попадаются не многим умнее, так что вместо слов я научилась вразумлять их прицельной волной холодной угрозы. Жалко, только с законченными олухами средство и срабатывало.
Петух заткнулся на середине трели, разок для виду клюнул пока ещё каменную, не перекопанную землю и развернулся к враждебно настроенной бабе куцым хвостом. Сделал десяток мелких шагов, а потом припустил и вспорхнул на забор, чтобы победно проорать в последний раз и сигануть в собственный двор.
Ну вот! Именно такой реакции я и ожидала от вчерашнего недоделанного воришки! Учишь их учишь… Молодёжь пошла – тьфу! Но, вместо того чтобы зло плюнуть, я подперла подбородок ладонями и вдохнула утреннюю сырую прохладу.
Щекотно и сладко… Едва чутно в несмелое дыхание слежавшейся земли вплетается липкий дух набухающих яблоневых почек. Вот-вот взорвутся, выплеснут новую жизнь, не в силах больше сдерживаться после зимних оков. И невдомёк им, что могут вновь ударить морозы, сжевав, изничтожив, превратив в хрупкое стекло едва расправившиеся нежные листья…
Не выживают яблони в холод. Только щетинистым ёлкам всё нипочём. Одна такая притулилась возле моего крыльца. Давно бы выкорчевать. Тень растянула на пол-огорода, колючки раскиданы ровным ковром, скоро такой же неприхотливой порослью всё вокруг заполонит. Но отчего-то всё не решалась тронуть деревце: скрюченное, подсохшее, и без моих усилий едва живое. Само сдохнет без заботы через год-другой, пусть уже доживает свой век спокойно.
Почему-то представился покров из зелёных иголок, по которым, ругаясь и высоко подкидывая коленки, скачет рыжий кучерявый молодец. Я хихикнула, как девчонка, и озабоченно осмотрелась: не подглядел ли кто глупую фантазию?
Обозлилась сама на себя, захлопнула окно и принялась торопливо умываться. Петуха стоило бы поблагодарить: вчерашняя история напрочь выдула из моей головы заказ на мелкого домашнего шкодника, которого полагалась выпроводить из облюбованного дома. Интересно, это всё ещё девичья память или уже старческий склероз?
Пучки травок я похватала не глядя – привычные руки не промахнутся мимо нужного. Швырнула в объёмную кожаную сумку, закинула через плечо и, сварганив на дорожку неприглядный бутерброд из ковриги хлеба и шмата сала, выскочила из дома. На пороге помялась секунду, покачиваясь с носков на пятки: поправить бы ловушку, чтобы неповадно было. А то с рыжего поганца станется устроить ещё одну внеплановую уборку моей халупы. Нет, ну не настолько же он дурак, верно?
Я ограничилась тем, что накинула вместо собственной коротенькой курточки трофейный плащ. Теперь ему возвращаться не за чем. Одёжка оказалась великоватой, явно с мужского размашистого плеча, а я сегодня ещё и штаны натянула (хватит, нагулялась вчера в узком платье, что ещё неделю кусок в горло не полезет!). Зато сразу видать: охотиться ведунка идёт, а не прохлаждаться. Можно за вредность надбавку потребовать. Кто ж суеверным провинциалкам станет рассказывать, что шкодника достаточно шугануть вонючим зверобоевым дымом?! Такие рецепты выдавать для бизнеса невыгодно. Так что пусть старуха думает, что на смертный бой собираюсь – для репутации полезно и в целом льстит. Я подумала-подумала, и прихватила с собой широкий охотничий нож, напоказ прицепив к поясу. Нет, ну так и на короеда не стыдно, не то что на шкодника!
Едва успев себя похвалить, я вышла за калитку…
– Да чтоб тебя телегой переехало!
– И тебе тоже доброго утречка, – невозмутимо поздоровался облокотившийся о забор Вис и протянул пригоршню: – Семечки будешь?
– Засунь их себе в… – искренне пожелала я, но вовремя оборвала неуместную вспышку. И с чего это вдруг степенная, взрослая и, смею надеяться, умная женщина ведёт себя рядом с этим воришкой как обозлённая девка? – В карман.
– Я бы и рад, да кто-то у меня плащ упёр.
Лис не слишком-то страдал по потере: уже добыл где-то лёгкую телогрейку, мигом превратившую его из самоуверенного столичного красавчика в первого парня на деревне. Только заломленной на бок шапки и мака за ухом не хватало.
– Отвоевал, – я холодно поправила плащ и в очередной раз приподняла слишком длинные рукава, которые, разумеется, тут же снова соскользнули, закрывая ладони почти целиком. – На трофей не зарься.
Он догнал снова в конце улицы, когда я уже решила, что отбрила и избавилась от нахала. Но эту широченную улыбку можно смять разве что крепким кулаком: Вис показывал свои возмутительно белоснежные мелкие зубы с такой смелостью, точно никогда по ним не получал. Что с его нравом крайне сомнительно.
– А куда ты идёшь? Можно с тобой? Как городок-то ваш вообще, ничего? Интересное что случилось в последнее время?
Ответов рыжий и не думал дожидаться, да я и не собиралась его ими баловать. Щебечет себе и щебечет. По весне то коты орут, то дрозды заливаются. И этот из кожи вон лезет, не забывая подмигивать редким проходящим мимо бабам: то позёвывающей жене пекаря поклонится, то забежит вперёд, чтобы придержать дверь припозднившейся шлюхе, единственной на весь город, и оттого особо ценящейся даже самыми жестокими сплетницами (тьфу-тьфу, пока есть, об кого языки чесать!).
Я не удержалась, зыркнула на продажную девку, и та споткнулась на ровном месте, порвала аккуратную сверкающую вышивкой туфельку.
– Варна! – возмущённо окликнула она, но не для того, чтобы разбудить соседей отборной руганью, а по делу: – У меня отварчик к концу подходит. Занесёшь ещё к вечеру?
Я отрицательно мотнула головой, не сбавляя шага:
– Сегодня у бабы Роры весь день, недосуг.
– Ну Варна-а-а-а! Меня клиенты ждут, как я покажусь-то им?!
– Помойся для разнообразия, авось и без зелий за красотку сойдёшь, – я слегка задержалась, прежде чем завернуть за угол: давала пронырливой Тифе шанс меня уговорить.
– Серебруха сверху, – вздохнула шлюшка, безропотно сдаваясь шантажистке.
– Другой разговор. На закате будет.
Вис одобрительно присвистнул, когда Тифа, профессионально вильнув задом, скрылась в доме. Подбросил на ладони кошелёк, только что висевший при её поясе: не слишком тяжёлый, но явно и не пустой. Заметив мой взгляд, воришка обезоруживающе улыбнулся и пожал плечами. В какой момент кошель скрылся из виду, я так и не поняла.
– Издержки профессии, – объяснил он. Ничего, уж кто-кто, а Тифа не обеднеет. – Кстати, раз уж речь случайно зашла. Нам бы вместе поработать…
Утоптанная дорожка городских окраин быстро сменилась брусчаткой. То, что прежде было приречной деревенькой, превратилось в захолустный, но уютный южный край Холмищ. Городок вытянулся к северу каменными тесно составленными, несмотря на обилие незастроенного места, домиками. Здесь улочки становились уже, выдавливая редкие деревца, оттого в жару люди жались к стенам, чтобы хоть тенью прикрыться от палящих лучей, в полдень же и вовсе предпочитали не высовываться на улицу, оправдывая безделие невыносимой духотой и отсиживаясь по прохладным каменным мешкам квартирок или по многочисленным питейным заведениям, крошечным, на два-три столика.
Но пока что утренняя прохлада, напротив, царапала плечи, а Вис широко шагал прямо по серёдке улицы, не боясь ни телег, ни лошадей. Другой на его месте звонко стучал бы каблуками, а этот двигался бесшумно, как кот. И сапоги его наверняка нарочно скроены так, чтобы и не скользили, и не издавали лишних звуков, если их обладатель, например, возьмётся ограбить чей-нибудь домишко.
В этой части Холмищ мне всегда становилось неуютно. Слишком быстро всё текло, менялось, разваливалось от незаметного хода времени. Камень хорош в горах, в городе же стены из него навевали тоску.
Тут сельским хозяйством не разживёшься. Да и надо ли? Все, кого тянет к земле, жались к деревянным отшибам, пололи огородики и недоумённо косились на «центральных». Те же, в свою очередь, не могли понять, зачем горбатить спину от темна до темна, если можно держать уютную гончарную или кожевенную мастерскую, обменивая одно изделие на другое на рынке, куда каждые семь дней съезжаются жители селений на два десятка вёрст окрест, а местные не брезгуют и каждый день выставиться.
– … а выручку поделим поровну: тебе пятая часть, мне остальное. И разойдёмся. Ну так что?
Веснушчатая физиономия выплыла из неоткуда, когда я понадеялась, что, наконец, осталась в одиночестве.
– Что? – переспросила я.
– По рукам? – рыжий протянул ладонь, явно очень довольный изложенным только что планом.
Наверное, план и правда был хорош: тёмные глаза алчно по-звериному сверкали. Я бы оценила. Если бы слушала. Или если бы он предложил делиться половина на половину. А так просто на всякий случай отрезала:
– Нет, – и аккуратненько обошла изумлённо замершего вора.
– Даже не спросишь, что за дельце?
Я фыркнула:
– И без того ясно – ограбить кого-нибудь, кто без ведунки тебе не по зубам.
– Обворовать! – ревниво поправил Вис.
– А это не одно и то же?
– В корне разные вещи!
– Итог-то один.
– Зато наше дело – с получением удовольствия в процессе. Ну как, Варна, – он похабно подмигнул, – хочешь получить удовольствие?
Я повторила для непонятливых. Твёрдо и жёстко:
– Нет.
– Как так нет?
– Тебе что, никогда прежде бабы не отказывали?
– Сама как думаешь? – нагло осклабился рыжий.
Я поймала его за воротник и притянула к лицу. Наклониться Вису для этого пришлось изрядно, оказалось, что он выше меня на добрых две головы, что не помешало мне напомнить:
– Я обещала убить тебя, как только увижу.
И выдохнула в его конопатую мордаху клуб ледяного страха, ожидая, что вор повторит утренний манёвр петуха.
Вор невозмутимо приподнял брови и сочувственно уточнил:
– А ты человек слова?
Ухмыльнувшись, я честно ответила:
– Даже не близко.
– Тогда к чему это показное благородство? – Когтистая лапка вывернулся так легко, словно всего-то за ветку зацепился. – Тебя тут, как погляжу, каждая собака знает? И платят небось неплохо, аж на новые серёжки раз в год хватает?
Он явно придуривался, издевательски растягивал слова. Ну вот и что ему ответить? Что и правда хватает? Так этот ехидный тон я не впервой встречаю: вор считает, что мелочь, которую может заработать ведунка честным (или граничащим с честностью) трудом, ни в какое сравнение не идёт с тем, что может предложить мне он. Я и сама это знаю. Лет девяносто назад не то что согласилась бы на авантюру, а и сама бы её придумала. Получше той, что изложил рыжий. Но то было очень давно. Нынче хочется уже спокойного, тихого счастья. Но у Лиля оказались иные планы, а я… Я снова осталась одинокой скучной старухой.
Дорогу нам перебежал укутанный в лохмотья дедок, с бранью гонящийся за облезлым и испуганно мекающим козлёнком. Хорошо бежал, надо сказать. Как молоденький. Я проводила парочку рассеянным взглядом, а Вис заорал им вслед:
– Ты гля, кака ранняя плашка! Лови, лови, а то добычу из-под носа уведут! Ай, как нехорошо получилось! Убежала! – хрыч подпрыгнул от неожиданности и прибавил скорости, а лис объявил: – И это станет самым ярким событием дня. А ведь могли найти приключений на свою…
– Задницу?
– Голову! – он постучал пальцем по лбу и резко вильнул в попытке оценить обозначенную часть тела собеседницы: – Хотя, будь я приключениями, на такую наживку бы клюнул.
И шлёпнул меня по заду, как само собой разумеющееся. Я в ответ не менее уверенно шлёпнула его по щеке:
– Будешь распускать руки, пальцы срастутся, как у гуся! – и добавила короткое заклинание, от которого завидущие лапки и правда стали похожи на ласты.
– Р-р-р-р, какая женщина! – передразнил меня бесстыдник, украдкой проверяя, насколько серьёзны потери. – Нам бы такая ух как пригодилась!
Мой заговор, собственно, только фантазию распалял, а никак не менял строение костей. Но рыжий впечатлился, аж ладони в рукава спрятал. Можно было бы, конечно, использовать проклятие посерьёзнее, чтобы отстал окончательно… Я задумчиво перебрала браслеты на запястье, прикидывая, стоит ли жертвовать амулетом ради того, чтобы перекрыть этот поток красноречия. Амулета было жалко, но с каждой секундой всё меньше. Я попыталась отделаться добром:
– Слушай, бельчонок, не давеча как вчера ты пытался меня обокрасть. С чего бы мне слушать твой трёп и соглашаться на какое-то сомнительное дельце?
Вис не сдавался:
– Нет, ну подумай хорошенько, ведунка! Вчерашняя встреча – это так, мелочь. Обстановку разведал, не более. И, Уголёк мне свидетель, книгу я хотел украсть не корысти ради, а спасения братца для! Ранен в бою, бедняга, прикован к постели…
– А разве вчера твой братец не от лёгочной болезни умирал? Ну, после того как сироток из ледяной реки вылавливал? – напомнила я.
У Виса даже дыхание не сбилось:
– Именно так! Он сначала сироток выловил, а потом привёл их к отцу, а тот, не разобравшись, осерчал и кинулся в драку…
– Отец? У сироток?
– Так то ж приёмный!
Я подобрала с мостовой камешек, нашептала на него имя огненного бога и перекинула лису.
– На.
Тот машинально поймал и тут же выронил – горячо!
Испокон веков так проверяли лгунов: пламенный бог Уголёк не попустит вранья, отметит ожогом пустомелю. Двести лет назад, бабка сказывала, прямо из костра доставали чёрные раскалённые булыжники, чтобы доказать чистоту слов. Теперь от ритуала одно название осталось, но накалить осколок щебёнки волшебным словом и подшутить над воришкой – милое дело.
