Кир Булычев
Гений из Гусляра (сборник)
ЖЕНСКОЙ ДОЛЕ ВОПРЕКИ
В девятом классе Кристину Чистову оскорбил Трофим Денисов с задней парты. При всех на большой перемене он дернул Кристину за толстую тугую косу и спросил:
– Ну что, крысенок, пойдешь со мной на танцверанду?
Кристине было больно и стыдно. Она развернулась, попыталась вырвать косу из пальцев обидчика и ткнула его кулачком в нос. Денисов отклонился, а все стали смеяться.
Этот инцидент переполнил чашу терпения Кристины и ускорил рост ее самосознания.
Придя домой, она взяла тайком мамины портновские ножницы и одним движением отрезала свою косу – символ девичьей чистоты и скромности.
Мама увидела свою дочку в новом облике, когда вернулась со службы.
– Не волнуйся, мама, – сказала Кристина. – Я нашла свой путь в жизни. Отныне я стану мстительницей за все унижения и обиды, нанесенные женщинам этими… мужчинами.
– Как же ты будешь мстить? – испугалась мама.
– Я превзойду их во всех начинаниях, которые мужчины считают своими, я заставлю мужчин покорно лечь у моих ног.
– Но сила женщины в ее слабости, – сказала разумная мама. – Мужчина готов лечь у ног женщины именно потому, что она слаба и беззащитна.
Но Кристина не приняла этого парадокса. Она уже вышла на тропу войны.
– В жизни женщины всегда найдется место мужскому подвигу, – сказала она и подняла пылившиеся в углу гантели.
С того дня Кристина перестала улыбаться, перестала общаться с мальчиками иначе как на стадионе или за шахматной доской. Она вставала с петухами, бежала три километра по берегу реки, затем, независимо от температуры воды, ныряла в быстрый поток и трижды переплывала реку туда и обратно. Затем прыгала с шестом, решала шахматные задачи, включала тренажеры и на обед съедала полведра овсяной каши. Кристина не избегала стычек и потасовок, и вскоре молодые люди стали избегать ее, чтобы не ходить с расквашенным носом или подбитым глазом. Но больше всех доставалось, конечно же, первому обидчику, из-за которого Кристина лишилась косы. Земля горела у него под ногами, и в результате он убежал наемником в Приднестровье, полагая, что нет горячей точки горячее, чем вторая средняя школа города Великий Гусляр.
Разумеется, у Кристины появились поклонницы и последовательницы, и она ходила, окруженная стройными боевитыми девчатами.
В десятом классе Кристина без труда выиграла первенство города по шахматам, подводному ориентированию, боксу, поднятию гирь и карате.
Кристина получила золотую медаль за окончание школы, в городе воцарился порядок, так как мужчины перестали сквернословить, не смели поднять руку на слабого, а иначе через пять минут на месте происшествия появлялся летучий отряд «кристинят», и мужчина вылетал из города, а возвратиться туда он мог только на коленях.
Кристина расцвела, она казалась старше своих семнадцати лет, она стала подумывать о спутнике жизни, но объявила родным, что согласится выйти замуж только за принца – при условии, если принц признает ее в семье главной.
Программа Кристины была убедительной, но в Великом Гусляре принцев не водится, их даже в области нет.
В ожидании принца Кристина хотела бы совершить еще несколько подвигов, но для этого в Гусляре также не было возможностей.
И тогда Кристина, оставив город на своих учениц, попрощалась с родителями и отправилась в Москву.
В автобусе она оказалась рядом с Корнелием Ивановичем Удаловым, который в детстве качал ее на коленях. Удалов ехал в столицу на конгресс организации Гринпис, которая занимается охраной экологии от людей. Так что вместе землякам пришлось пробыть более суток.
За это время Кристина немало рассказала о себе, а Удалов внимал ее речам. Другому Кристина и не стала бы рассказывать о своих мечтах, но дядя Корнелий был в Гусляре исключением – он много раз летал на другие планеты, был известен в Галактике, хотя преимуществ из своей уникальной судьбы не извлек.
Ставя себе Корнелия в пример, Кристина говорила:
– Я вижу свое ближайшее будущее как восхождение от подвига к подвигу до тех пор, пока в последнем усилии я не отыщу себе достойного спутника жизни.
– И как же ты себе это конкретно видишь?
– На моем месте сказочный богатырь сначала одолел бы Соловья-разбойника, потом победил в бою Змея Горыныча, наконец убил бы Кощея Бессмертного, чтобы освободить свою суженую. Любой из этих подвигов мне по плечу. Не хватает пустяка – нет драконов, плохо с Кощеями и Соловьями.
– Я так думаю, – сказал Удалов, когда они стояли на платформе станции Дальнебродная в ожидании московского поезда, – что даже в ископаемые времена все эти подвиги совершались в переносном смысле. Иначе нам с тобой пришлось бы верить в сказки. На самом деле богатыри не гонялись за драконами, а сводили счеты между собой.
– Ой, не путайте меня, дядя Корнелий, – рассердилась красавица, – в жизни всегда найдется место подвигу!
– Твой подвиг заключается в том, чтобы успешно поступить в институт, учиться на «отлично» и стать полезным членом общества. Полезнее, кстати, чем любой мужчина.
Пришел поезд, они сели в один вагон и ехали в одном купе.
– Куда же мы решили поступать? – спросил Удалов, когда они проезжали Вологду.
– Есть несколько вариантов, – искренне ответила девушка. – Я еще не решила, где труднее – на боксерском факультете Института физкультуры, в Воздушно-десантной академии или в училище водолазов. Возможны и другие варианты.
Удалов с трудом сдержал улыбку. Он не посмел сказать Кристине, что одно дело – быть первым парнем в Гусляре, а совсем другое – попасть в первую десятку в столице России.
Утром, перед приездом в Москву, девушка проснулась свежая, бодрая, готовая к испытаниям. На каком-то полустанке она сознательно отстала от поезда и затем бежала рядом со своим вагоном шестьдесят километров до следующей станции. И почти не запыхалась.
Вернувшись в вагон и умывшись, Кристина сказала Корнелию Ивановичу:
– Кажется, я придумала сказочный подвиг, до которого не только не додумался, но и не мог додуматься ни один мужчина.
На все вопросы Удалова девушка лишь загадочно улыбалась и отмалчивалась, что, разумеется, вызывало тревогу в Удалове. Все-таки он нес определенную ответственность за девушку и не хотел, чтобы она погибла.
Так что Удалов решил проследить за Кристиной.
Кристина спустилась в метро, Удалов, попрощавшись с ней, тут же вошел в следующую дверь. Кристина сошла на станции «Чистые пруды», Удалов последовал за ней. Несколько раз Кристина заглядывала в путеводитель и в конце концов добралась до магазина «Инструменты» на Мясницкой улице. В магазине она пробыла минут пять, что-то купила, но Удалов дежурил на другой стороне улицы и не смел приблизиться, чтобы не быть замеченным.
Затем Кристина, сверяясь с путеводителем, спустилась к Лубянке, пересекла площадь по подземному переходу, вышла на Никольскую и оттуда проследовала к ГУМу, куда, к удивлению Удалова, заходить не стала, а пошла через Красную площадь, печатая шаг по брусчатке.
Удалов следовал за ней, отстав метров на сто.
Кристина зашла за Исторический музей и там, как увидел Удалов, заняла очередь в Мавзолей Ленина, который был открыт ежедневно до тринадцати часов.
Удалов, недоумевая, зачем Кристине понадобилось побывать в Мавзолее, тогда как она ранее ничем не выказывала своих политических воззрений, встал в очередь в десяти человеках сзади.
Через полчаса они дошли до Мавзолея.
Удалов так и не придумал объяснения нелогичному поступку девушки.
Кристина влилась в Мавзолей, следом за другими туристами.
Удалов, шедший сзади, мог за ней наблюдать.
Оказавшись в замкнутом низком помещении центрального склепа, Кристина неожиданно кинулась к хрустальному гробу, подсвеченному изнутри. Владимир Ильич лежал в гробу, закрыв глаза и мирно сложив на груди желтоватые руки.
Неужели Кристина решила отомстить ему как главному мужчине страны Советов?
Не успел Удалов сообразить, что к чему, как несколькими сильными ударами молотка, купленного в «Инструментах», девушка разбила высокую крышку саркофага.
Вокруг закричали испуганные туристы.
– Всем стоять! – приказала Кристина.
Ошарашенные туристы и караул замерли.
И тогда девушка Кристина семнадцати лет, мечтавшая о сказочном подвиге, способном уничтожить мужское превосходство на планете, а также искавшая себе настоящего принца, склонилась к голове Ильича и уверенно, смачно, чувственно поцеловала мужчину, спящего вечным сном в хрустальном гробу.
И все увидели, как дрогнули ресницы Владимира Ильича, открылись его карие с прищуринкой добрые глаза и как шевельнулись его губы, произнеся:
– Это вы меня целовали, товарищ девушка?
– Я, Владимир Ильич, – ответила Кристина.
– Большое спасибо, товарищ…
– Кристина.
– Вот именно, товарищ Кристина! И долго ли я проспал?
Вокруг люди принялись хлопать в ладоши. Кричали «ура!».
Кристина остановила крики, подняв вверх руку.
– Знаете ли вы, Владимир Ильич, что отныне вы мой жених? – спросила она.
Со всех сторон надвигались люди в штатском и в белых халатах. У них в руках поблескивало оружие.
– Этого не может быть! – кричал на Ленина бородатый профессор с гранатометом. – Вы же умерли навсегда!
– А вот с этим мы еще поспорим, голубчик! – возразил Ильич, садясь в гробу и опуская ноги в черных ботиночках. – Если вы хотели вечности, то надо было закапывать меня в землю, как человека. Теперь же мы еще посмотрим, кто кого, господа-товарищи!
Охрана и медики хотели стрелять, но они не знали, что имеют дело с чемпионом Великого Гусляра по борьбе и карате. Раскидав противников, Кристина протянула Ильичу руку. Он крепко схватился за девушку, и она повела Ильича наружу. Толпа зрителей становилась все гуще, и многие тянули к Ленину книжки для автографов.
Вышли на улицу.
Кристине пришлось взять Ильича на руки – он был легкий, почти невесомый, видно, все внутри ссохлось, да и ходить отвык.
– К Спасским воротам! – приказал он.
Кристина пронесла его по узкой дорожке вдоль Кремлевской стены, и Ленин сокрушенно качал головой, дивясь тому, как безжалостно обошлось время с его соратниками по борьбе – от них остались только мраморные плитки с датами жизни.
– Товарищ Кристина, – спросил Владимир Ильич, – скончалась ли моя супруга Надежда Константиновна?
– Давно уже, – ответила Кристина. – Я памятник ей видала.
У Спасских ворот Ленин попросил поставить его на ноги.
– Я должен идти сам, – сказал он. – До свидания, товарищ, спасибо за помощь.
– Но ведь я тебя разбудила поцелуем!
– По личным вопросам попрошу ко мне в четверг в приемные часы, – отрезал Ильич.
Пошатываясь под ветром, Ленин поспешил в Кремль. Часовые у входа взяли под козырьки. Кристина опечалилась.
Удалов подошел к ней и положил ладонь на плечо.
– Не грусти, – сказал он. – Ты совершила беспрецедентный поступок.
– Но он даже не заметил… И история человечества пойдет дальше тем же ходом.
– А вот об этом мы узнаем в ближайшие дни, – сказал Удалов.
ЛЕКАРСТВО ОТ ВСЕГО
В последние годы Лев Христофорович Минц, профессор, проживающий в городе Великий Гусляр, сделал несколько бытовых открытий из породы тех, что публикуются в журналах для сельских жителей под рубрикой «Сделай сам». С той лишь разницей, что в журналах помещают плоды деятельности практичного, но банального ума, тогда как ум профессора отличается гениальностью и непрактичностью. Стремление ходить лишь нехожеными тропами не раз приводило гения на край пропасти.
В отличие от иных изобретений и открытий Минца нижеследующие не нашли житейского применения. Может быть, к счастью для всех нас. Но в истории Великого Гусляра они остались как яркие страницы.
Идеальная крыса
Дело в том, что многие свои гениальные шаги Лев Христофорович совершает во сне, когда ничто не мешает его утомленному дневными делами мозгу творить в свое удовольствие.
Примерно между тремя и четырьмя ночи восемнадцатого октября прошлого года Лев Христофорович сделал одно великое изобретение.
Суть его состояла в следующем: профессор нашел способ изготовить средство, которое излечивает человека от всех болезней. Да-да, вот такой пустячок! Но смеяться может лишь тот, кто не знаком с другими изобретениями профессора и не знает, что профессор давно уже как без пяти минут лауреат Нобелевской премии.
В половине четвертого мозг Льва Христофоровича поставил точку. Теперь осталось лишь запустить средство в серию.
И тогда прозвучал Голос:
– Остановись, профессор!
– Вы кто такой? – спросил профессор.
– Я – сама Судьба. Я Голос вечности и в то же время я – твой внутренний голос.
– Почему я должен остановиться?
Профессор оглянулся. Он отлично понимал, что находится во сне, но тем не менее вокруг расстилался незнакомый пейзаж, а освещение было неярким, без источника. Тело профессора не отбрасывало тени, хотя он пребывал в стоячем положении. Было прохладно, но не дуло.
– Ты намерен завтра утром поделиться со своими друзьями средством от всех болезней? – спросил Голос.
– Да, я собирался так поступить.
– Знаешь ли ты, что обрекаешь этим друзей на смерть?
– Еще чего не хватало! Я же первым отведаю это средство!
– Тогда первым погибнешь ты, а уж потом твои друзья, которым ты успеешь разлить по восемь капель.
– Но в чем дело? Я все просчитал. Мое средство безошибочно излечивает от всех недугов.
– В этом его главное ужасное свойство! – сообщил Голос и растворился в бледном тумане.
Минц не стал просыпаться сразу, а поспал еще до семи часов, потом поднялся, попил кофе и надолго задумался. Как он ни крутил, получалось, что он прав, а Голос не прав.
И все же профессор не стал рисковать. Он достал из угла клетку с белой подопытной крысой, о существовании которой его внутренний голос, оказывается, знал, и влил ей три капли средства от всех болезней.
Когда утром по просьбе Минца к нему пришли его друзья Удалов и Грубин, Минц сидел за столом, а у его ног на полу лежал лист белой бумаги. На листе покоилась дохлая крыса.
Удивленным друзьям Минц предложил кофе, а когда они отказались, поведал о своем приключении.
– Как видите, – сказал он, завершив рассказ о Голосе, – я проверил его предупреждение. Крыса умерла.
– Сразу? – спросил Саша Грубин.
– Нет, – ответил Минц. – Сначала крыса совершила несколько бодрых и веселых прыжков, побегала по кругу, попросила у меня пищи, но не приняла ее, а глубоко вздохнула и померла.
– Так что же случилось? – спросил Корнелий Удалов.
– Я усиленно думал и догадался, – ответил Минц. – Ведь раз это был внутренний голос, значит, внутри меня эта догадка уже существовала. Но мне было жаль отказываться от великого изобретения, каждому хочется примерить тогу спасителя человечества…
– Короче! – взмолился Грубин. – Я на автобус опаздываю.
– Крыса подохла потому, что нормальное состояние любого человека, включая крыс, – ненормальное, болезненное! Не может живой организм существовать без аномалий. Ты влюбился – у тебя началась лихорадка, ты скучаешь – тобой овладевает меланхолия или понос, ты испугался – у тебя страдает мочевой пузырь. Любое действие организма – ненормальность. Потому что для него ненормальны желания, страсти, потери, достижения! Значит, как только я даю вам средство от всего, ваш организм лишается всего ненормального. А сам процесс жизни – это хождение по проволоке, и организму не остается ничего, кроме как умереть от общего счастья и совершенства.
Тут все увидели, что крыса пошевелила головой, повела усами и медленно поползла прочь.
– Чего же она, не померла? – удивился Удалов, который поверил было профессору, а теперь усомнился.
– Она даже помереть толком не может, – сказал профессор, – настолько ей плохо.
– Вспомнил научный термин, – воскликнул Грубин. – Это называется нирвана! Ну, я побежал на автобус!
– Не наступи на крысу, – предупредил его Удалов, – она счастливая, где-то ползает.
Компромисс
Провал смелой попытки изобрести универсальное лекарство поверг профессора во временную депрессию. По выходным он перестал ездить на рыбалку с Корнелием Удаловым, а просиживал часами на любимой лавочке над речкой Гусь. Он глядел, как облетали березы на том берегу, и не чувствовал холодного северного ветра, прилетавшего с реки.
И вот однажды профессор рано возвратился домой и столкнулся в воротах с Корнелием Удаловым. Удалов кутался в плащ, надвинул на нос кепку, а профессор несся, как на свидание, и лысина его блестела от испарины.
– Новая идея? – спросил Удалов.
– Гениальная идея, скажу я тебе! – ответил профессор.
Удалов весь вечер ходил на цыпочках, чтобы не помешать соседу снизу. Ведь там рождается открытие.
Открытие родилось опять же ночью, но на этот раз оно обошлось без внутреннего голоса. В семь утра профессор, плохо разбиравшийся во времени суток, громко постучал к Удаловым, чем всех перебудил.
Удалов смог обогнать рванувшуюся с перепугу к двери Ксению.
– Удалось? – прошептал он, увидев объемистую фигуру в китайском халате.
– Пошли! – приказал Минц.
– Я буду жаловаться! – заявила из глубины коридора Ксения. – Мне эта научная коммуналка надоела.
Игнорируя ее угрозу, друзья спустились к Минцу, и там торжествующий ученый показал Удалову скромный пузырек, в каких держат валерьянку.
– Я нашел выход, – сообщил Минц. – Бился, бился, но нашел. Дело было в принципе. Лекарство от всего бесполезно и смертельно. Но если разделить универсальность на части?
– Получаются разные лекарства от разных болезней, – сказал сонный Удалов, который еще не осознал величия соседа.
– А если снова обобщить?
– Не томи, признайся! – потребовал Удалов.
– Я обобщил по революционному принципу, – сказал Минц. – Лекарства от отдельных болезней неэкономичны. Я же соединил их по буквам алфавита.
– Не понял.
– Ты сейчас держишь в руке лекарство, которое излечивает от всех болезней на букву «а». Понял? Завтра я примусь за лекарство от всех болезней на букву «б» и так далее.
– Та-ак, – сказал Удалов, стараясь переваривать информацию. – А если эта болезнь тебе не известна?
– Во-первых, я просмотрел справочники и медицинскую энциклопедию. И сомневаюсь, что пропустил какую-нибудь серьезную болезнь. Но даже если пропустил, лекарство само справится. Не беспокойся, вылечит. Ну, предложи мне какой-нибудь недуг, и мы проверим.
– Ангина…
– А она у тебя есть? Нет? Тогда приходи, когда будет. Не могу же я лечить несуществующую. Еще?
– Артрит… Анестезия…
– Это не болезнь. Давай дальше!
– А у тебя от геморроя нет чего-нибудь?
– Лекарство на «г» будет готово на той неделе, – сообщил Минц.
В тот день Удалов ушел досыпать, так и не вылечившись от аритмии, потому что аритмии у него не обнаружилось. Но в ближайшие дни, пока Минц еще не послал в Москву свое средство на испытания, он не отказывал соседям в помощи. Больше всех повезло Гавриловой, которую одним лекарством вылечили от зубной боли, зуда и запора.
Но в последний день перед отправкой образцов и документации в Главное фармакологическое управление случилась неприятность, которая, следует признаться, в конечном счете загубила открытие Минца.
К Минцу пришел Погосян, который мучился давлением и которому все, от врача до мамы, велели сбросить вес.
И надо же было так случиться, что именно в этот момент Минц бежал через двор, чтобы успеть к междугородному автобусу, которым к нему приезжал господин Арман Сингх, друг и коллега.
– Ты постой, Лев Христофорович! – закричал Погосян. – Ты мой живот видишь? До какого я ожирения дошел – вот-вот рожу, понимаешь? А сегодня меня в гости к директору рынка позвали. Если я пойду, то еще килограмма два ожирения прибавлю. Мое сердце сделает чик-чик – и готов! Весь город говорит, что у тебя лекарство по буквам дают.
– Вот что, – сказал тогда Минц, который не имел времени вернуться домой и снабдить Погосяна нужным пузырьком. – Дверь ко мне открыта, лекарства стоят на полке справа, все подряд, на каждой бутылочке буква. Ясно? Возьми бутылочку с первой буквой твоей болезни, накапай себе восемь капель и поставь бутылочку на место, понял?
– Все понял, – ответил Погосян. – Спасибо тебе, Лев Христофорович, приходи в гости, всей семьей будем рады.
На этом они и расстались.
На следующее утро, совсем еще рано, Погосян подошел к окну Минца и постучал сурово, как судьба.
Минц, ежась, отворил окно.
– Ты убийца, – сказал Погосян.
Под глазом у него желтело, на виске багровела ссадина, нос был слишком красным.
– Господи! – испугался Минц. – Кто это вас так?
– Ты мне какое вредное лекарство дал! Я за столом хозяина обидел, а хозяйские родственники потом меня коллективно обидели.
– Погодите, погодите, – оборвал стенания Погосяна Лев Христофорович. – Вы в окно можете влезть?
В окно Погосян влез, не прекращая стенать, потому что у него болело все тело.
– Рассказывайте! – велел Минц, а сам тем временем накапал пострадавшему несколько капель лекарства на «у» от ушибов и на букву «ц» от царапин.
– Я в гости пришел, костюм надел, – признался Погосян, – сижу за столом, культурно. Никто на меня внимания не обращает. Только в рюмку налили. Потом Джуликадзе, уважаемый человек, тамада, говорит тост за здоровье уважаемого директора рынка товарища-господина Попийвода. Все, конечно, выпивают, а я не выпиваю.
– Почему? – спросил Минц, протягивая гостю лекарство.
– Потому что не хочется, – признался Погосян. – Кушать зверски хочется, а пить не хочется. Я покушал немножко, а тут второй тост за хозяйку дома. Я кушать хочу, а пить не могу. Кушаю, а люди на меня смотрят очень подозрительно. А уважаемый товарищ Джуликадзе громко говорит: «Был один французский человек граф Монте-Кристо, он в дом приходил к кровникам, ничего не пил, только кушал. А потом мстил. Скажите мне, почему этот самый Погосян хочет мстить нашему товарищу-господину Попийвода?!»
– И что же?
– Потом меня бить стали, – закончил Погосян.
Лекарство на буквы «у» и «ц» уже помогало. Царапины и ушибы исчезали с кожи.
– Дорогой Погосян, – вежливо сказал Минц. – Вы не будете любезны показать мне на полке, какую бутылочку брали и пили из нее капли?
– Какую сказал, из такой и пил, – ответил Погосян.
Но поднялся, кряхтя, подошел к полке, взял с нее бутылочку и показал профессору.
– Эх, это я виноват! – сказал профессор. – Вкупе с отечественной системой образования. Плохо мы учимся в школе, ой как плохо! Признайся, на какую букву начинается слово «ожирение»?!
– Ясно на какую! – обиделся недоверию Погосян. – На букву «а»!
– Вот именно. – Минц отобрал у Погосяна бутылочку с лекарством от болезней на букву «а». – Тебя мы вылечили от алкоголизма. Ты теперь никогда пить не захочешь.
– Ай-ай-ай! – завопил несчастный Погосян. – А как же презентации? А как же общественная деятельность?
