Борис Валентинович Антонов
Крах
– Есть! – ответил дежурный, показывая кулак солдату на коврике.
«Весело тут», – успел подумать Валентин.
В ленинской комнате посадили всех за столы. Сержант молча раздал листки бумаги, вырванные из школьной тетради в клеточку, и почтовые конверты.
– Ручки есть? – спросил он.
Все промолчали.
– Держите, – кинул на первый стол он несколько ручек. – Сейчас сидим и пишем письма домой. Доехали, на месте, все хорошо. В общем, пишите что хотите, из комнаты не выходить, – захлопнул он дверь. В коридоре тут же раздалось его ржание. Повертев ручку, пытаясь сообразить, что написать, Валентин решил ограничиться самыми дежурными фразами. Весь текст занял половину листа. Смысл его сводился к тому, что сын был жив, здоров, сыт, обут, одет и находился при этом в теплом помещении. То, что он находится в Кремлевском полку, Валентин пока писать не стал. Засунув листок в конверт, он быстро написал адрес, языком провел по липкой части конверта, заклеив его, бросил письмо на стол с ручками. Ленинская комната была очень просторной, раза в два больше обычного школьного класса. Валентин прошел к окну и сел на подоконник. С высоты третьего этажа был виден весь плац. На противоположной от казармы стороне была трибуна с барельефом Ленина на стене, выполненной в виде развевающегося флага. С левой стороны за деревьями стояло большое одноэтажное здание, судя по всему, построенное недавно, о чем говорили неубранные с одной стороны строительные леса. Справа был сосновый лес, в который уходила асфальтированная дорога, огибавшая плац. Больше ничего интересного за окном не было, и Валентин пошел читать плакаты, которыми были увешаны все стены Ленинской комнаты. С ребятами разговаривать было бесполезно, они, как школьники на экзаменах, писали сочинение на свободную тему.
«Какие-то все подозрительно доброжелательные», – вспоминая первые часы пребывания в части, думал Валентин. Даже офицер, который был, судя по всему, командиром роты, очень спокойно отнесся к методам воспитания «молодого» солдата дежурным. С одной стороны, это несколько снимало напряжение от первого знакомства с армией, с другой стороны, Валентин понимал, что все время так продолжаться не может. Рано или поздно он окажется в ситуации, которая приведет к конфликту, виной которому будут его собственные действия в незнакомой обстановке. Поняв эту простую истину, Валентин, решил, что лучше всего будет сейчас не высовываться и постараться больше слушать и запоминать. Так сказать, раствориться в толпе одинаковых новобранцев. Чем позднее сержанты выделят его из общей массы, тем больше времени у него будет на адаптацию. Валентин подошел к столу и забрал свой конверт. Потом он перетащил свой бушлат, шапку и вещь-мешок с первого стола, поближе к друзьям, в середину комнаты. Помня со школы, что внимание учителей всегда направлено на ряд, ближний к окну, он занял стол на дальнем от окна ряде. Дождавшись, когда все напишут письма, он сунул свой конверт в середину тощей стопки.
– Встать! – скомандовал сержант, из коридора открывая дверь Ленинской комнаты. Вошел капитан.
– Вольно. Будем знакомиться, – сразу начал он. – Меня зовут Александр Васильевич Никифоров, звание мое «капитан» – для тех, кто еще не разбирается. Я командир третей учебной роты. Мы с вами будем вместе служить месяц до присяги. Потом вас распределят по ротам полка и, может быть, с кем-нибудь из вас я еще встречусь в Кремле. – Ротный сделал небольшую паузу. Вопросов не было, и он продолжил: – Письма написали?
– Да, – ответил один из новобранцев. Звали его Костя Смирнов.
– Это хорошо, – оглядываясь на дверь, сказал капитан. – Дежурный, – громко позвал он сержанта с повязкой на рукаве.
«Что хорошего?», – думал Валентин. Ни на одном из конвертов не было обратного адреса, и никто из новобранцев не задал вопроса по этому поводу. «Куда, спрашивается, будут писать родители? "На деревню дедушке"?». Обращать на себя внимание из-за такой мелочи в планы Валентина не входило, и он промолчал. Дежурный взял протянутую стопку писем и быстро пролистал их.
– Товарищ капитан, им адрес не сказали, – произнес он после.
– Ржать меньше надо, – резко ответил капитан. – Раздавай обратно.
Сержант вытянул руку с письмами:
– Разбирайте.
Капитан продиктовал адрес воинской почты и, как учитель на диктанте, пошел между рядами, заглядывая через плечо новобранцев в их сочинения.
– Нашел, – сказал он, стоя над Валентином. – Вот этого забирай.
– На выход, вещи оставь здесь, – скомандовал сержант Валентину.
«Вот и растворился в толпе», – только и успел подумать Валя. Вслед за сержантом он вышел в коридор. Напротив Ленинской комнаты находилось еще одно большое помещение с огромной черной решеткой вместо стены. Открыв замок и откатив тяжелую створку в сторону, – «Прошу», – пригласил движением руки дежурный. Валя стоял на месте. Комната с решеткой очень напоминала милицейский обезьянник. «Неужели драка с милицией на вокзале? Да нет, не может быть. Я даже не бил никого. Мент лежал рядом со мной. Что видел майор?», – мысли понеслись галопом в голове арестанта.
– Что тупим? Заходим, – поторопил его сержант.
Валентин переступил порог комнаты. Сержант, задвинув створку, обратно, щелкнул замком и ушел куда-то. В «обезьяннике» не было нар, зато по периметру стояли какие-то, шкафы, закрытые на замки, оба окна были зарешечены. Валентин сел на подоконник. За окном сплошной лес. «Послужил… Хорошо хоть родителям про Кремлевский полк не стал писать. Так в чем же все-таки, дело? Почему он оказался тут? Жалко, дяди Вовы, участкового, нет, он бы меня вмиг отсюда вытащил. Значит так, ничего не видел, никого не бил, Литвина не знаю, спал в другом вагоне». Перебирая в голове мысли, Валентин решил, что самое разумное будет молчать. Начнут спрашивать, тогда и пойму, почему служба так быстро кончилась. «Интересно, а Сергея тоже в обезьяннике держат? «По идее, их должны обоих допрашивать про драку. В любом случае нельзя говорить, что видел, как Литвин ударил милиционера. Если никто не скажет, что видели, как Сергей его ударил, то ничего и не случится. Сам мент наверняка его не узнает в форме и лысым. Сейчас мы все на одно лицо». Подставлять Сергея Валентин не собирался. Из Ленинской комнаты вышли земляки и за капитаном отправились в расположение роты. Дима Курилко задержался у решетки, кивнув головой, он задал немой вопрос:
– Ты как?
– Не знаю, – пожав плечами, ответил Валя.
– Что встал? – откуда-то сбоку раздался голос дежурного. – Шагом марш в роту.
– Ты охренел, воин, – открывая замок, крикнул сержант. – Встать!
Валентин спрыгнул с подоконника на пол. В руках дежурного была табуретка, за спиной у него маячил какой-то ефрейтор с листком бумаги в одной руке и чернильницей в другой.
– Садись, – хлопнув по табуретке ладонью, скомандовал, сержант.
Валя сел на табурет, поставленный на середину комнаты.
– Держи, – ефрейтор сунул ему в руки чернильницу и листок бумаги, оказавшийся каким-то длинным списком. Сержант, громыхая большой связкой ключей, открыл замок правого шкафа и поднял вверх складную створку. Внутри шкафа ровным рядом, поблескивая вороненным металлом, стояли автоматы Калашникова, в квадратных нишах внизу шкафа находились какие-то сумки серо-зеленого цвета с пришитыми к ним деревянными бирками размером примерно с половину спичечной коробки. Вынув крайнюю сумку, сержант бросил ее Валентину. Не выпуская из рук чернильницу со списком, Валя поймал сумку, прижав ее к груди.
– Задача следующая, – начал более миролюбиво сержант. – Сейчас согласно списку пишешь на табличке, – ткнул в деревяшку пальцем дежурный, – звание, ниже фамилию и инициалы. Потом сумку в ячейку и берешь следующую, и так по порядку. Вопросы?
– Два.
– Слушаю, – скривил недовольную физиономию сержант.
– Чем писать?
– Вот, – ефрейтор протянул перо, вытащенное из кармана галифе.
– Почему я? – обнаглев от счастья, что дело не в драке, произнес Валя.
– Пишешь печатными буквами потому что, – выходя из комнаты, закрывая за собой дверь на замок, ответил дежурный.
Несколько секунд Валентин сидел без движения, приходя в себя от произошедшего, не веря в спасение, он встал и медленно подошел к шкафу с оружием. Металл автомата был прохладным и гладким, доставать оружие из ячейки Валентин побоялся. Он придвинул поближе табурет, чтобы не бегать туда-сюда и, развернув список, начал переписывать с него на табличку первую фамилию. Руки предательски тряслись, и несколько табличек получились не очень ровно, со временем сердце перестало бешено колотиться, Валентин успокоился, и процесс пошел быстрее. Периодически снаружи, не открывая комнату, заглядывал дежурный; видя, что солдат занят, он молча исчезал. На первый шкаф ушло приблизительно полтора часа. Когда осталось две незаполненные таблички, в роту с улицы начали заходить военнослужащие. Все одинаково подстриженные, в одинаковых бушлатах, с одинаково раскрасневшимся лицами, они прошагали в расположение сплошной рекой, выделить из них кого-то знакомого у Валентина не получилось. В казарме сразу стало шумно от голосов и топота сапог. Закончив с первым шкафом, Валя развернулся на табуретке и, откинувшись на запертый второй шкаф, закрыл глаза
– Не спать! – услышал он голос дежурного через несколько минут. Лязгнул замок, сержант вошел в комнату. Вытащив наугад сумку, он посмотрел на табличку.
– Пойдет, – опуская створку ящика, улыбаясь, произнес он и перешел ко второму шкафу.
Все началось сначала. Заполнив половину табличек во втором ящике, Валентин услышал, как солдат, стоящий на коврике, громко крикнул: «Рота, построение через пять минут!». Грохот сапог усилился. «Равняйсь! Смирно!», – раздался голос дежурного через пять минут. «Направо! Построение внизу в колону по два! На выход шагом марш!», – скомандовал, как показалось Вале, другой, но знакомый голос. Рота прогромыхала мимо оружейной комнаты. Стало опять тихо. Когда Валентин через сорок минут приступил к третьему шкафу, все вернулись обратно. На сидящего в оружейке солдата никто не обращал внимания. От полусогнутого сидения на табурете у Вали затекла спина. Он положил на пол список и начал ходить от окна к решетке. Размявшись, Валя почувствовал голод. «Интересно, когда тут кормят?» – подумал он.
– Что бродим? – услышал он вопрос. Обернувшись, Валентин увидел старшего лейтенанта, который ждал дежурного с ключами от комнаты.
– Спина затекла, разминаюсь.
– Много написал?
– Половину примерно.
– До вечера успеешь?
– А сколько сейчас времени?
– Три.
– Успею.
– Хорошо, – поощрительным тоном, немного шепелявя, сказал старлей, заходя в оружейную комнату. Раскрыв принесенный с собою журнал, он начал сверять номера автоматов, делая какие то пометки. Валя сел подписывать бирки. Работали молча.
– Матвеев?
Валентин вздрогнул, от неожиданности. На пороге стоял уже знакомый ефрейтор.
– Да.
– Не да, а я, – поправил его ефрейтор. – Я его по всей роте ищу, а он тут сидит, – с претензией продолжил он. – На, расписывайся, – сунул под нос список.
«Тут, похоже, с писарями беда, – подумал Валя, прочитав в сточке «Валентинов Матвей Борисович». Сначала из Сереги китайца сделали, теперь его переименовали.
– Тут ошибка.
– Где?
Валя показал пером на строчку.
– Да, какая разница. Подписывай, – приказным тоном сказал ефрейтор.
– Что значит «подписывай»?
Подошел старлей.
– Фамилию с именем перепутали, – оправдывался Валя.
– Переписывай, – сказал старший лейтенант ефрейтору.
– Товарищ старший лейтенант, сколько мне осталось? Тут сто восемь фамилий. Мне до дембеля сорок два дня. И так сойдет, – заканючил писарь.
– Сейчас добавлю тридцать к твоим сорока двум, в Новый год поедешь. Бегом переписывать! – рявкнул старлей. – Молодец, боец, внимательный, – похвалил Валентина офицер.
Второе появление ефрейтора совпало с открыванием четвертого шкафа.
– Подписывай.
– А это за что? – зачем-то спросил Валя.
– За комсомольские взносы.
– Так я не комсомолец.
– Как не комсомолец? – уставился на солдата офицер.
Ответить Валя не успел.
– Чертов идиот, ты раньше сказать не мог! – заорал вдруг кинувшийся на него ефрейтор. – Я тебя…
Договорить он не успел. Офицер схватил ефрейтора за ремень и с силой дернул верх
– Ты что себе позволяешь? – закричал он. В оружейку вбежал дежурный. – В Алешинские казармы захотел? Так я устрою, вместо дембеля в дисбат поедешь, – практически упершись лбом в лицо ефрейтора, хрипел старший лейтенант. – Разболтались совсем! – Дежурный, старшину ко мне быстро! Я тебе устрою, дембель. – продолжал трясти ефрейтора офицер.
Вбежал старшина, тот самый, который зачитывал номера в палатке после бани. Старлей с силой толкнул ефрейтора на старшину.
– Два наряда во второю смену, сейчас. Не завтра – сейчас, старшина. Не слышу?
– Есть, – ответил неуверенно старшина.
– Прямо сейчас, старшина, ты меня понял?
– Так точно, понял, – на ходу ответил старшина, выталкивая писаря в коридор.
Валентин не заметил, когда он успел отскочить к окну, приготовившись дать отпор «старому» ефрейтору. Все произошло так быстро, что он ничего не понял.
– Ты не комсомолец? – повторил свой вопрос офицер, поправляя куртку.
– Нет.
– А как тебя в Кремль призвали?
– Не знаю, – соврал солдат.
– Ладно, потом разберемся, пиши дальше.
Больше никто в оружейку не приходил, несколько раз старший лейтенант выходил в роту, но быстро возвращался. Новобранцы еще один раз строились и уходили зачем-то на улицу строиться в колонну по двое. Часов в восемь вечера Валентин закончил подписывать таблички, ныла спина и чесались глаза, освещение в комнате было так себе.
– Молодец, – второй раз за день похвалил его офицер. – Можешь идти во взвод.
Переспрашивать, в какой, Валя не стал, пока он подписывал бирки, заметил, что его фамилия в третьем взводе.
– Стой! – вдруг остановил его офицер. – Ты вообще сегодня ел? Конечно, не ел. Ты же все время тут был, – сам ответил на свой вопрос старший лейтенант. – Одевайся и жди меня возле тумбочки. Дежурный, закрывай ружпарк! – услышал Валя новые слова.
Одев пятнистую куртку, которую почему-то называли бушлатом, Валентин вышел из Ленинской комнаты к тумбочке, оказывается, так называлась эта странная штуковина у входа, которую он принял за закрытую вешалку. Дежурный как-то нехорошо посмотрел на него, но промолчал. «Надо же было, первый день – столько косяков, – думал, Валентин ожидая офицера. – Хотел незаметно присмотреться. На тебе, пожалуйста, присмотрелся». Сержанты не просто заметили его, но и запомнили. Судя по ефрейтору, надолго. Еще офицер теперь знает, что он не комсомолец. «Надо было молча подписывать, а не умничать», – ругал себя Валентин.
– Готов? Пошли, – услышал отключившийся от действительности Валя голос старлея.
Молча дошли до здания с остатками строительных лесов, которое Валентин видел из окна Ленинской комнаты. Оказывается, это была столовая. Прошли через просторный пустой зал, заставленный столами на четырех человек каждый, и по внутреннему коридору дошли до комнаты с табличкой «Служебное помещение». В комнате стояла почти гражданская мебель. Даже было два дивана. На столах, застеленных белоснежными скатертями, стояла посуда и лежали приборы. Сразу же появился солдат в короткой белой курточке.
– Два ужина, – коротко сказал офицер. – Раздевайся, садись, – снимая шинель, приказал он Валентину.
Ужин принесли быстро. Состоял он из пшенной каши, двух кусков хлеба и нескольких круглых кусочков масла. Чай был в чайнике.
– Откуда ты?
– С Урала.
– Понятно, – наливая чай, сказал офицер.
Что ему было понятно, было совершенно непонятно Валентину, но, помня к чему приводят лишние вопросы, Валентин решил помалкивать, хватит на сегодня событий. Ужинали молча. Выйдя из столовой, старлей спросил:
– Один дойдешь? Не заблудишься?
– Дойду.
– Хорошо.
Развернувшись, пошагал он в сторону бани. Возвращаться в роту совсем не хотелось, и Валентин, отступив в тень деревьев, издалека смотрел на светящиеся окна казармы, за которыми виднелись вчерашние пацаны, ставшие сегодня военнослужащими. Очень захотелось домой. Только сейчас он осознал, что два года это долго. Что ждет его дальше? Как пойдет его служба? Зачем он пошел в военкомат? Тяжелые вопросы накатывали как морские волны. Волны, которые он никогда не видел и о которых он так мечтал. Не надо было слушать военкома. С такими мыслями Валентин стоял под деревом до тех пор, пока в казарме не начали гасить свет. Поднявшись на третий этаж, Валя, стараясь не шуметь, открыл дверь в роту.
– Наконец-то. Ты где шляешься? – набросился на него дежурный.
– В столовой был.
– Бегом спать. Завтра поговорим. По коридору, второй слева, – махнув в полутемную казарму, отправил его сержант.
Дойдя до второй слева большой открытой комнаты, заставленной кроватями, Валентин услышал полушепот:
– Матвеев?
– Я.
– Третья отсюда, второй ряд у окна, ложись.
Не разглядев, с кем разговаривал, Валя прошел до своей кровати, сложив кое-как одежду на табуретку, быстро лег. Первый день в армии закончился, осталось семьсот двадцать девять дней.
– Рота, подъем!
Справа и слева заскрипели кровати. Послышалось шлепанье босых ног по полу и скрежет сдвигаемых табуреток. Валентин сел на кровати, пытаясь понять, что происходит. После вчерашнего дня сон был глубокий, даже не сон, а какое-то забытье. Валентину показалось, что он не спал вовсе, так, закрыл глаза и сразу «рота подъем». Новобранцы очень быстро одевались и, застегиваясь на ходу, бежали в коридор. Валентин вскочил, но спросонья сразу не получилось попасть даже в штанину галифе. Когда он выбежал в коридор, рота уже была построена, перед строем стоял уже знакомый старшина. Дождавшись, когда утихнет топот, он поднял взгляд с часов на строй солдат.
– Не успели. После зарядки будем тренироваться «отбой – подъем». Две минуты оправиться, построение внизу, форма одежды номер один.
Развернувшись, на одних каблуках, он первым пошел на улицу. Половина новобранцев бросилась в туалет, остальные, сняв ремни, побросали их на кровати и направились за старшиной. Валентин поспешил за второй половиной, посчитав, что в туалете много народу и все равно не успеть. Построились в колонну по двое.
– За мной бегом марш! – скомандовал старшина.
Постепенно набрали темп.
– Правой! Правой! – на ходу командовал старшина.
Шаг выровнялся, топот стал однообразным и монотонным. Метров через триста старшина крикнул:
– Гусиным шагом марш!
Рота одновременно опустилась на корточки и, переваливаясь с бока на бок, засеменила «гусиным шагом». Проковыляли метров пятьдесят.
– Бегом! – последовала команда. – Правой! Правой!
Так, чередуя бег и шаг, обежали по кругу всю территорию части и с противоположной стороны вбежали снова на плац перед казармой.
– Повзводно в колону по четыре становись! – командовал дальше старшина. – Делай раз!
Началась зарядка, заключающаяся в выполнении общих гимнастических упражнений, в основном, прыжков и размахивании ногами и руками.
– Упор лежа принять!
Солдаты приняли упор лежа, на раз начали опускаться вниз, на счет два – вверх.
Отжавшись двадцать раз, старшина скомандовал:
– Встать! Закончить зарядку. Справа по одному в расположение бегом марш!
Перед тем как приступить к умыванию и уборке помещения, несколько раз потренировали «отбой – подъем». Достичь желаемого результата в сорок пять секунд не получилось. Виной тому были новобранцы, прибывшие вчера вместе с Валентином. Их команда приехала на учебный пункт последней, и в отличие от всех, еще толком не понимала, что и как правильно и, главное, быстро делать. Сержанты ничего не объясняли. Их главный принцип обучения заключался во фразе «Смотри и делай как другие». Скорее, им просто надоело объяснять всем одно и то же на протяжении полутора недель и на последнюю команду с Урала они просто махнули рукой. Заправили кровати, навели порядок в расположении, умылись и собрались на завтрак. После завтрака всю роту отправили на уборку территории. Подметая асфальтовую дорожку, засыпанную еловыми иголками, Валентин вспоминал вчерашний день и угрозы дежурного «завтра поговорить», время шло, ничего не происходило. Пообедали. К удивлению Вали, после обеда всем дали полчаса свободного времени, которое, впрочем, не на что было истратить. Все, кто не курил, просто собрались в помещении взвода, которое почему-то называлось «кубрик», и знакомились с вновь прибывшими. Выяснилось, что осенью призывают в полк новобранцев с востока страны от Ульяновска до Кемерова включительно. Всех новобранцев свозили в часть приблизительно дней десять. Поэтому во взводе все служили уже несколько дней и более менее ориентировались в установленном порядке. Так, расспрашивая новых друзей, Валентин в общих чертах понял, что ждет их в ближайший месяц. До присяги все они будут на так называемом «карантине». За это время они должны научиться распорядку и субординации, азам строевой подготовки, носить и подшивать форму, чистить сапоги, поучаствовать в дежурстве по роте. В общем, получить тот самый минимум, который отличает вчерашнюю дворовую шпану от будущих защитников Родины. Приблизительно через месяц будет присяга, после чего их должны отправить в полк, который постоянно размещен в самом сердце столицы – в Московском Кремле. От них же Валентин узнал, что в полк поедут не все. На учебный пункт новобранцев привозили с запасом приблизительно человек на двадцать–тридцать больше, чем надо было. За первый месяц до присяги офицеры и сержанты внимательно наблюдают за своими подопечными, и если что-то их не устраивает, начиная со здоровья, дисциплины, способности к обучению и прочих тонкостей, то таких «бракованных» отправляли в другие части Советской Армии. То есть вариант оказаться, например, в стройбате существовал реально. Валентин несколько насторожился от последней новости и в очередной раз похвалил себя, что не написал родителям, куда он попал служить. Полчаса свободного времени пролетели, как пять минут, и роту снова построили в коридоре. На этот раз на улицу не пошли, вместо этого всех посадили в Ленинской комнате и раздали уставы «внутренней службы» из расчета одна книга на стол. Валентин и Дима Курилко сели вместе. Оставшийся с ними сержант рассказал, что нужно читать и запоминать, после этого сел заполнять какую-то тетрадь. Знакомились с уставом три часа. В конце каждого часа сержант делал десятиминутный перерыв. День заканчивался, а угроза «поговорить» так и не осуществилась. Не произошло этого и на следующий день, и на последующий тоже. Складывалось ощущение, что про Валентина забыли. Это вполне его устраивало, без лишней нервотрепки он с головой ушел в обучение солдатской жизни, уехать в Советскую Армию в планы Валентина не входило. Память у него была очень хорошая. Лист печатного текста он запоминал почти дословно с третьего прочтения, поэтому изучение устава не составило особого труда, но сыграло злую шутку. Командир его отделения, сержант Макеев, несколько дней спустя заметил, что солдат большую часть времени, отведенного для изучения устава, проводит, глядя в окно, в ожидании, когда второй боец дочитает. Вызвав Валентина, он спросил:
– Что, не интересно?
– Интересно, – соврал боец.
– А почему ворон считаешь?
– Прочитал потому что.
– Мало прочитать, надо запомнить.
– Я запомнил.
Сержант хитро улыбнулся и, открыв наугад устав, начал читать:
– «Военнослужащий обязан твердо знать, умело и добросовестно выполнять требования воинских уставов и свои обязанности»… – он замолчал, предлагая Валентину продолжить.
– «…постоянно совершенствовать военные и политические знания; в совершенстве знать и беречь вверенные ему вооружение, боевую и другую технику, а также беречь военное и народное имущество; проявлять разумную инициативу; стойко переносить все тяготы и лишения военной службы; дорожить войсковым товариществом, помогать товарищам словом и делом, удерживать их от недостойных поступков и, не щадя своей жизни, выручать их из опасности; быть бдительным, строго хранить военную и государственную тайну», – спокойно продолжил новобранец.
Сержант перелистнул несколько страниц.
– «Солдат (матрос) обязан: глубоко осознать свой долг воина Вооруженных Сил СССР, свято и нерушимо соблюдать Конституцию СССР и советские законы, выполнять военную присягу; быть бдительным, честным и преданным делу и интересам Советского государства, Коммунистической партии и в борьбе за это не щадить ни своих сил, ни самой жизни», – без запинки продолжил Валя.
– Дальше! – смотря в устав, сверяя текст, потребовал удивленный сержант.
– «Добросовестно изучать военное дело, старательно и твердо запоминать все, чему его обучают командиры (начальники); образцово выполнять свои служебные обязанности; твердо знать и добросовестно выполнять требования воинских уставов;
– беспрекословно, точно и быстро выполнять приказы и приказания командиров (начальников);
– быть храбрым и дисциплинированным; не допускать недостойных поступков самому и удерживать от них товарищей;
– строго хранить военную и государственную тайну;
– оказывать уважение командирам (начальникам) и старшим, строго соблюдать правила воинской вежливости, поведения и отдания чести;
– в совершенстве знать и иметь всегда исправное, готовое к бою, вычищенное оружие, боевую и другую технику;
– знать должности, воинские звания и фамилии своих прямых начальников до командира дивизии (бригады кораблей) включительно;
– беречь государственное имущество, бережно носить одежду и обувь, своевременно и аккуратно их чинить, ежедневно чистить и хранить, где указано;
– соблюдать правила личной и общественной гигиены;
– строго выполнять меры безопасности при обращении с оружием, работе с боевой и другой техникой и в других случаях, а также соблюдать правила пожарной безопасности;
– при необходимости отлучиться в пределах расположения части (подразделения) спросить на это разрешение у командира отделения, а после возвращения доложить ему о прибытии;
– постоянно быть по форме и аккуратно одетым…»
– Достаточно, – оборвал изумленный командир Валентина, когда тот, глубоко вдохнув, собирался «шпарить» устав дальше.
Не веря в происходящее, сержант, спросил:
– Что, реально выучил?
– «При нахождении вне расположения части вести себя с достоинством и честью, не допускать нарушения общественного порядка и недостойных поступков по отношению к населению», – вместо ответа продолжил Валя.
– Хорош. Вижу. Знаешь, – второй раз оборвал сержант бойца. – Всем учить дальше. Ты за мной, – вставая, скомандовал Макеев.
Вместе с сержантом Валентин дошел до святая святых в армии, до каптерки.
– Разрешите, – одновременно постучав и открывая дверь, спросил Макеев.
– Входи. Что хотел? – ответил старшина.
Старшина третьей учебной роты носил красивую фамилию Филин, был высок и широкоплеч, на вид было ему года двадцать два – двадцать три. При всей своей грозности и немногословности старшиной он был отличным, без дела не орал и всегда старался разобраться в ситуации сам. Его спокойствие и хладнокровие передавалась и новобранцам, которые за эти несколько дней привыкли к его неторопливости и невозмутимости. За время пребывания в учебке Филин ни разу не поднял голос до крика, достаточно было одного взгляда этого великана, чтобы нарушенный порядок восстановился.
– Вот, старшина, готов, – подтолкнул Валентина на середину каптерки Макеев.
– К чему готов? – оглядывая бойца, спросил Филин.
– К наряду, устав как от зубов, я проверил, – скороговоркой выпалил сержант.
– Уверен? А то вечно приведут какого-нибудь дебила, прапорщика от генерала отличить не может, – недоверчиво переспросил старшина.
– Уверен. Устав «шпарит», как читает. Можешь проверить.
– Нет, спасибо, – сморщился Филин. – Вот и хорошо, – сладко потянулся он, высоко подняв свои длинные руки. – Значит, сегодня вечером в наряд. Оба, ты дежурным, он дневальным.
– Старшина? – вопросительно потянул сержант.
– Ты дежурным, – тоном, не дающим повода к возражению, оборвал вопрос Макеева Филин, – а он, – кивнув на Валентина, – на два наряда сразу.
– Он мне за писаря должен. Это же он бирки подписывал? Он. Ну, вот должок и отдаст, а то несправедливо: «старого» писаря на тумбочку, а с этого как с гуся вода.
– Все свободны, в половину восьмого ко мне на инструктаж, – закончил старшина.
До вечера Валентина освободили от всех дел роты и приказали готовиться к первому в его жизни суточному наряду. В первую очередь он второй раз за день побрился. В умывальнике было всего два крана с горячей водой, но умываться и бриться новобранцам там было «не положено» Все «молодые» брились и чистили зубы в длинном ряду кранов только с холодной водой, от которой ломило зубы и кожа на лице краснела от раздражения. Закончив с бритьем, Валентин отправился в бытовую комнату гладить форму и подшивать воротничок. Времени было предостаточно, и торопиться было некуда. Сначала Валя думал воспользоваться минутой спокойствия и написать родителям, но, подумав, не стал. Новостей накопилось немного, дни были однообразными, ничего интересного не произошло, и писать было решительно нечего. Как ни старался Валентин растянуть время, все равно уже к шести часам он был готов к заступлению в наряд. До инструктажа оставалось еще полтора часа, и Валя пошел к Макееву, который в Ленинской комнате смотрел телевизор. Сержант Макеев, невысокого роста крепыш родом с Мариуполя. Служил уже год, но в Кремле был только один раз, на экскурсии. Дело в том, что он был сержантом «полковой школы», в которой готовили младших сержантов для полка. Школа располагалась на четвертом этаже этой же казармы, обучение длилось шесть месяцев как раз между осенним и весенним призывами. На период учебки школа закрывалась, и все сержанты школы становились младшими командирами у новобранцев, среди которых они за месяц присматривали себе новых курсантов.
– Готов? – встретил вопросом Макеев Валентина.
– Так точно.
– Хорошо. Можешь заниматься своими делами.
– А можно, я тут посижу?
– Одурел что ли, воин? Нет конечно! – не отрываясь от телевизора, ответил сержант. – В кубрике посиди, письма попиши. Короче, делай что хочешь. А телевизор дома посмотришь. Пошел.
Не став перечить, Валя вышел в коридор. В казарме было тихо. Все ушли. Куда все ушли, Валентина совсем не интересовало, наверняка, где-нибудь метут дорожки. Территория части была небольшая, за несколько дней пребывания Валя уже хорошо ориентировался. Порядок поддерживался идеальный, чему способствовало то, что каждый день четыреста новобранцев подметали, убирали и чистили все подряд. В центре части находилась казарма, соединенная переходом со спортзалом, столовая, баня и буфет-чайная. С восточной стороны части находились гаражи для машин, лыжный склад и большая свиноферма. На западной части был склад оружия, продовольственный склад и клуб. В лесу между казармой и оружейным складом стояли два жилых дома для офицеров и прапорщиков, постоянно служивших в части, а также для прикомандированных. Вся территория была обнесена высоким зеленым забором. Главные ворота части выходили на Горьковское шоссе, еще два выезда считались служебными и выходили с противоположной части в лес. Куда они вели, Валентин пока не знал. Был еще стадион с большим количеством тренажеров, но на нем новобранцы еще не занимались, только пробегали мимо во время зарядки. Бесцельно побродив по расположению, Валентин пошел в бытовку, где два солдата из других взводов готовились к наряду. Один из них оказался из Новосибирска, другой с Перми. Познакомившись, проболтали до самого инструктажа, в основном про дом и родственников. Ровно в девятнадцать тридцать дневальный с тумбочки громко крикнул:
