Борис Селеннов
Провокатор

34. Зубов и Харлампиев

Зубов мерил шагами свою комнату. Сидеть на одном месте он был не в состоянии. Ходьба создавала иллюзию какого-то движения. Если не из точки А в точку Б, то хотя бы – мысли.

Пять шагов туда. И почему-то только четыре – обратно.

Ситуация выглядела неразрешимой. Как часто говорил один знакомый: «Куда ни кинь, всюду клин!» И эти слова точно соответствовали положению, в котором он оказался.

Пять шагов туда. Четыре – обратно.

Всюду, какой бы вариант ни приходил в голову, всюду был клин. Почти в одно и то же время он стал (о чём страстно мечтал!) членом боевой группы и – провокатором, готовым сдать охранке своего друга.

Пять шагов туда. Четыре – обратно.

«А если ещё раз попробовать бежать?» – мелькнула сумасбродная мысль. Подгадать момент и – куда-нибудь подальше. Залечь. Затаиться. Но он тут же вспомнил случай с извозчиком и понял, что сбежать вряд ли удастся. Но даже если и удастся, то что будет с Ириной? Мало того, что он отказывается от неё навсегда, так ещё и обрекает её на страдания. Нет, так нельзя. А что можно? Всюду клин.

Пять шагов туда, четыре – обратно…

Неожиданно в коридоре раздались быстрые шаги, а затем стук в дверь.

– Открыто, – крикнул Зубов.

В комнату шагнул Харлампиев.

– Извините, что без приглашения, – он окинул взглядом невзрачную комнату, потом – мрачного Зубова. – Вижу, не рады моему визиту?

– Нет.

– Спасибо за откровенность. Я бы не стал обременять вас своим присутствием, но время, которое я вам дал на раздумья, увы, истекло.

Он достал ордер на арест Ирины.

– Я вам говорил, что я человек подневольный. Начальство требует результат. Мне нужна замена.

Харлампиев положил на стол ордер.

– Я тоже не хочу, чтобы Ирина Александровна отправилась в Сибирь. Она там не выдержит. Так что всё в ваших руках, Сергей Васильевич. Мне, откровенно говоря, всё равно, кто будет вместо неё. Я предлагаю вам сделку. Причём на ваших условиях. Решайтесь, Сергей Васильевич. Время.

Харлампиев демонстративно взглянул на часы.

– А если, – судорожно заговорил Зубов, хватаясь, как утопающий, за соломинку в надежде хотя бы отдалить неизбежное, – я вам скажу, а вы меня обманете. Мне сколько раз говорили, что полиции верить нельзя.

Гость усмехнулся:

– Хотите, докажу, что это не так?

Зубов неуверенно пожал плечами.

– Мы договорились: вы мне имя, я уничтожаю ордер. Так?

– Так.

– Я согласен поменять очерёдность, чтобы вы не подумали, что я лукавлю. Смотрите.

Он чиркнул спичкой и поднёс пламя к ордеру, который вспыхнул и через считаные секунды превратился в чёрный комочек пепла в лежащей на столе пепельнице.

– Ваша очередь, Сергей Васильевич, – глядя Зубову в глаза, сказал Харлампиев таким тоном, что тот отвёл взгляд в сторону и, еле слыша сам себя, выговорил:

– Павел… Круглов.

Харлампиев кивнул и спокойно, как о чём-то само собой разумеющемся, сказал:

– Даю слово, что об этом никто из ваших товарищей никогда не узнает.

Зубов с трудом проговорил:

– Но… вы арестуете Круглова?

– Зачем? – по-прежнему спокойно ответил полицейский и, почувствовав вопрос во взгляде Сергея, объяснил: – Подозрение сразу же упадёт на вас. Зачем я буду вас подставлять?

Сергею почудилась насмешка в словах полицейского, он настороженно взглянул на собеседника, но нет, тот был серьёзен.

– Вы, Сергей Васильевич, человек ещё молодой, в чём-то неопытный, и поэтому всё, что говорят вам ваши товарищи, воспринимаете как истину в последней инстанции. А я, как человек уже поживший и много чего повидавший на своём веку, могу вас заверить, что сейчас программа вашей партии просто вредна.

– Вы меня вздумали агитировать? – поинтересовался Зубов.

– Даже в мыслях не было, – ответил Харлампиев, – я вам только изложу кое-какие свои соображения, а вы, как человек умный, их сопоставите и решите, прав я или нет. Готовы меня выслушать?

Зубов неопределённо кивнул:

– В моём положении ничего другого не остаётся.

– Тогда начнём с начала. – Заметив нетерпение в собеседнике, полицейский предостерегающе поднял руку: – Не беспокойтесь, я коротко. Начну с парадокса. Цели вашей организации и полиции, как это ни странно, почти полностью совпадают.

Зубов усмехнулся:

– Так я вам и поверил.

– Сейчас поверите. Вы хотите счастья и благополучия народу. И мы ведь этого хотим. Только средства у нас с вами разные. Вот смотрите. Желябов со своей шайкой убили государя Александра Второго. И что? Народ стал счастлив? Россия воспряла? Да нет, конечно!

– А что вы сделали, чтобы народ стал счастлив? – воскликнул Зубов.

– Если вы имеете в виду убиенного государя императора, извольте, отвечу. Кто, как не он, отменил крепостное право, провёл судебную реформу, открыл несколько университетов? Это что? Разве не шаги к улучшению жизни народа? Только не дали господа народовольцы осуществить до конца задуманное. Что в результате? Положение народа лучше не стало. Ваша «Народная воля» практически не существует. Потому что не гладить же убийц по головке. А ведь многие из тех, кто сейчас на каторге, могли честно послужить отечеству. Вот и решайте, от кого больше пользы…

Харлампиев развёл руками.

– Вот сейчас, кстати, по инициативе государя готовится очень серьёзный указ по улучшению жизни народа: и я очень опасаюсь, как бы всё это не закончилось крахом. Хотите знать, почему?

– Почему?

Полицейский помолчал, испытующе поглядел на Зубова, вздохнул и негромко заговорил:

– Я вам сказал в прошлый раз, что в Россию из Парижа прибыл опасный террорист Виртуоз. Сейчас он в Москве. И, конечно, готовит громкий теракт. И если это случится, можете себе представить, какой будет реакция власти. Опять тюрьмы будут переполнены либералами, в том числе и читателями библиотеки Михеевой, – он бросил взгляд на собеседника, – ужесточится цензура, усилится полицейский режим, а подготовленный указ об улучшении жизни рабочих будет, естественно, отложен. И мне, честно говоря, очень жаль…

Харлампиев встал.

– Я вам целую лекцию прочёл, Сергей Васильевич. Как вы её воспримете, ваше дело. Но мой вам совет один: не принимайте поспешных решений. И поверьте, я ведь, как и вы, хочу, чтобы жизнь в нашей России-матушке стала лучше. И последнее. О наших с вами встречах не знает никто.

Полицейский вдруг достал из кармана фотокарточку:

– Никогда не встречали этого господина?

Зубов всмотрелся – лицо на фотографии не было ему знакомо.

– Нет, не встречал.

– Если встретите, имейте в виду: Виртуоз. Преступник, которого мы ищем.

Харлампиев сделал шаг в сторону двери, но остановился и положил на стол пачку кредиток.

– Это вам, чтоб рассчитаться с хозяйкой. Честь имею!

35. Катя и Гордон

Из-за дверей зала раздавались голоса спорящих, среди которых Ирина сразу узнала Катин.

Ирина открыла дверь.

– Извините, господа. Екатерина, на одну минутку, – позвала она подругу.

– Только на минутку, – отреагировал один из оппонентов, – Ирина Александровна, вы прерываете наш спор на самом интересном месте.

– Ещё раз простите, господа!..

Закрыв за Екатериной дверь, Ирина заговорила, понизив голос:

– Я тебя сейчас познакомлю с одним очень интересным человеком, только что из Парижа. Хочешь?

– Конечно, – глаза Кати блеснули, – он, разумеется, мужчина?

– Разумеется, – улыбнулась Ирина, – более того, мне кажется, будет с тобой полностью солидарен в вопросах равноправия женщин.

У Кати округлились глаза.

– Ну, хоть два слова. Кто он?

– Это секрет.

– А как он к тебе попал?

– Случайно. Проездом.

– Ну, Ирка! Ну, ты и хитрюга! – Катя с восхищением взглянула на подругу. – Кто бы мог подумать!

– Так ты согласна?

– Конечно же!

– Тогда пойдём.

– Сейчас? – Катя изобразила на лице ужас.

– Да.

– Подожди хоть минуту! – Она повернулась к зеркалу, лёгкими точными движениями поправила причёску.

– А дискуссия?

Катя пренебрежительно отмахнулась:

– Уверена, они даже не заметят моего отсутствия. Им бы только упиваться собственным красноречием. Мужики называется… Ни на что не способны, кроме бессмысленной говорильни. Знала бы ты, – со вздохом призналась Катя, – как они мне надоели!..

…Подойдя к комнате Гордона, Ирина постучала:

– Можно?

– Войдите, – последовал ответ.

– Иди! – подтолкнула Ирина Катю и прикрыла за ней дверь.

Женщина шагнула через порог и… замерла. Комната была пуста. И тут же чьи-то сильные руки скользнули по её груди, животу, бёдрам… Она рванулась, но тщетно.

– Тихо! – в самое ухо сказал стоящий сзади. И тут же те же руки, взяв её за плечи, развернули лицом к незнакомцу. Ошеломлённая Катя попыталась вырваться:

– Пустите же, наконец! Что за глупые шутки?! Я…

– Это не шутки, – ледяным тоном перебил её незнакомец, – это меры предосторожности, которые я вынужден соблюдать даже в доме близких людей. За мной идёт охота по всей Европе.

В облике незнакомца было что-то демоническое: горящие глаза, взлохмаченные волосы, сурово сдвинутые брови.

– Кто вы? – прошептала Катя, понимая, что ей не вырваться из этих рук, сжимающих её плечи.

– Палач, – последовал ответ.

Это было неправдоподобно и так неожиданно, здесь, в доме её подруги, что к Кате вернулась её обычная смелость:

– И много вы… казнили? – не без насмешки поинтересовалась она.

– Много, – совершенно серьёзно ответил незнакомец. – О некоторых вы, возможно, слышали. Киевский губернатор, товарищ министра внутренних дел, прокурор Петербурга и многие другие. Это всё я.

Катя поняла, что он говорит правду. Ей стало страшно. Она впервые так близко столкнулась с настоящим убийцей, более того, оказалась в его руках, парализованная исходившей от него невероятной силой.

– Почему… – она с трудом произнесла фразу, – вы этим занимаетесь?

– Кто-то должен делать эту работу.

– Это работа?

– Да, очень сложная и опасная. Ведь тех, кого я вам назвал, хорошо охраняли. Меня могли много раз убить. Но, как видите, я жив, потому что умею очень хорошо делать свою работу.

Он наконец опустил свои руки. Катя была свободна и могла попытаться уйти, убежать, но не сдвинулась с места, словно всё ещё ощущала на своих плечах властную тяжесть его рук. «Интересный тип, – мелькнуло в голове. – Начало многообещающее. Посмотрим, что будет дальше. Во всяком случае, совсем не похож на этих трепачей из курилки!»

– И что же даёт вам эта работа? – наконец поинтересовалась она.

Незнакомец в первый раз ухмыльнулся.

– Если вы имеете в виду деньги, то они меня не интересуют, хотя, не скрою, я богат. Если известность и славу, то, кроме узкого круга лиц, я хорошо известен в полициях почти всех стран Европы. Моя голова оценивается в очень приличную сумму. Но извините, отвлёкся. Вы спросили, что мне даёт моя работа, так?

– Да.

– Отвечаю. Она мне даёт главное – сознание собственной необходимости своему многострадальному народу. Хотя он, этот самый народ, обо мне ничего не знает.

– Так может быть?

– Может.

– Объясните. Не понимаю.

– Попробую. Катя, я не любитель говорить много. Наш народ в ужасном положении, вам это объяснять не надо.

– Не надо.

– Все об этом знают. Об этом кричат газеты, об этом кричат на митингах, об этом спорят. И никто ни-че-го не делает, чтобы привлечь к ответу виновных за это положение народа, царя и всех его сатрапов. Есть только одно действенное средство – террор. Это уже понял петербургский градоначальник, который за преступный приказ высечь невинного студента получил пулю. Это скоро начнут понимать и другие. Я же это вижу по тому, как они меня ненавидят. И боятся.

– А вы – их?

– Не понял вашего вопроса.

– Вы их тоже ненавидите? Своих жертв?

– Во-первых, они не жертвы, а преступники. А во-вторых… – Гордон чуть задумался, – нет, это же не дуэль, где мой противник – как-то оскорбивший меня человек. Каждый из этих… кого я убил, не сделал лично мне ничего плохого. Он сделал плохо кому-то, а я просто орудие неизбежной кары за совершённое преступление.

– Вы счастливы?

Гордон удивлённо взглянул на Катю:

– Странный вопрос. Мне никто никогда его не задавал. Даже я сам наедине с собой никогда об этом не задумывался… Да нет, конечно. Разве счастлив пистолет оттого, что стреляет? Я почти такой же механизм, выпускающий пули. После очередного убийства… да, я, пожалуй, доволен, что одним мерзавцем стало меньше. Но счастлив? Да нет, конечно.

– А в личном плане?

– Что вы имеете в виду?

Катя чуть помедлила с ответом:

– Любовь…

Гордон покачал головой:

– Я не могу себе это позволить.

– Почему?

Не задумываясь Гордон ответил:

– Потому что это будет отвлекать. А мне нельзя отвлекаться. Ни на секунду. Я должен быть всегда готов к выстрелу. Поэтому любовь… Нет. Это не для меня.

– Вы говорите об этом без всякого сожаления?

Гордон посмотрел Кате в глаза:

– Я впервые за много лет говорю с другим человеком столь откровенно о таких вещах. Сожалею ли я? Пожалуй, нет. Я сам выбрал этот путь и пройду его до конца. Но… иногда мне бывает одиноко и холодно, оттого что рядом нет человека, которому я бы мог просто положить голову на плечо без всяких слов.

Катя не отрываясь смотрела на него. Его последние слова поразили своей искренностью. Уж она-то умела отличать её от любой, самой искусной игры. Интересно, подумала про себя. Это было что-то новое, с чем она ещё не сталкивалась. Посмотрим-посмотрим…

Катя мягко дотронулась до его руки.

– Вы принципиально, – она выделила это слово, – всегда работаете один?

– Нет. Тут нет никакого принципа. Я совершенно не против помощника.

– Ваш помощник обязательно должен быть мужчиной?

– Почему? С женщиной во многих случаях было бы даже проще.

Катя бросилась как головой в омут:

– Что должна уметь эта женщина?

Взгляд Гордона стал строг.

– Подчиняться мне беспрекословно.

Катя стремительно шагнула вперёд.

– Я готова!

Её руки обвили его шею. Она прижалась к нему всем телом.

Гордон успел отстранённо подумать: «Ну вот, ещё одна…» И вдруг его накрыл с головой жар рвущегося к нему женского тела. По его лицу пробежала растерянная улыбка…

36. Зубов

После ухода Харлампиева Зубов оцепенело сидел на месте, глядя на деньги, пока наконец до него не дошло, что нужно броситься следом и вернуть незваному гостю эти деньги. Но тут же осознал, что момент упущен. Харлампиев уже, наверно, спустился во двор, а может, даже вышел на улицу. Бежать за ним поздно. И глупо. Как он мог сидеть и молчать, когда полицейский положил эти деньги на стол? О чём он думал? Что с ним было?

С каждой секундой ощущение совершённого им мерзкого поступка становилось всё сильнее. Зубов не находил себе места. Он взял деньги у начальника охранки. Чудовищно! Мог ли он ещё вчера подумать, что способен на это? Плата за предательство. Тридцать сребреников!

Зубов застонал от отчаяния.

Ужасно. Просто ужасно. Но что он мог сделать? Не мог же он допустить, чтобы Ирину сослали в Сибирь! Он же предлагал в качестве замены себя. Что оставалось делать? Может быть, ещё как-нибудь обойдётся? Вряд ли. Теперь не обойдётся. Это Сергей отчётливо понимал. Он угодил в капкан, из которого ему уже не вырваться.

Предатель! Клеймо на всю жизнь! Что придумать? Вернуть? Но как? И даже если представится такой случай – Зубов на секунду представил, как он швыряет в лицо Харлампиеву эти деньги! – даже если представится этот случай, предательство уже свершилось! Он уже выдал Павла! Друга! Что же делать? Что придумать?

Зубов был в полном отчаянии. Вдруг сами собой вспомнились слова Харлампиева: «Даю вам слово, что об этом никто не узнает». Стоп-стоп-стоп, мелькнула сумасшедшая мысль, раз о его предательстве знает только этот полицейский, то… И если его не будет, никто никогда ничего не узнает. Если его, к примеру, убьют? А почему нет? Это абсолютно реально. Убьют – и всё. И он, Зубов, будет свободен как ветер.

Сергей чуть не перекрестился. Но в следующее мгновенье едва не рассмеялся: он, многократно заявлявший о своём атеизме, всерьёз благодарит бога за пришедшую в голову неожиданную, а при ближайшем рассмотрении спасительную мысль. Да, спасительную! Убить – и всё. И больше никаких мучений. И ведь он, возможно, даже как-то сможет этому посодействовать! Почему нет?

Если всё хорошо продумать, вполне возможно. Он вдруг почувствовал, что успокаивается. Выход есть. А другого просто нет и быть не может. В любом другом варианте рано или поздно – неизбежное разоблачение. И смерть.

Теперь надо тонко сыграть свою игру и дождаться удобного случая. А он обязательно представится. Надо к нему готовиться. Каждый день, каждый час, чтобы не упускать момент. Это он сможет. Воли и упорства у него хватит.

Пачка кредиток на столе притягивала взгляд. Кстати, сколько их там?

Зубов встал, взвесил на ладони деньги, пересчитал. Солидно. Начальник охранки оказался щедр. Теперь после принятого решения былых сомнений: брать их или пытаться вернуть – уже не было.

Прежде всего надо завтра же отдать хозяйке долг за квартиру. И даже заплатить за месяц вперёд. Чаю купить. Сахару. Взгляд остановился на потёртой студенческой тужурке. Кстати, почему не обновить. А то уже просто стыдно. Да и сапоги… Сапожник ещё в прошлый раз отказывался чинить. Еле уговорил.

Зубов прилёг на койку. И не заметил сам, как уснул. Спал плохо. Переворачивался с боку на бок. Стонал, вздрагивал, скрипел зубами. Жуткая явь не отпускала даже во сне.

37. Как освободить Вейцлера

Бойцы обсуждали у Солдатова всё, что удалось узнать каждому. Самыми интересными оказались сведения Михайлова.

– В соседней с Вейцлером квартире живёт больная генеральша, – рассказывал Еремей, – а к ней каждый вечер приезжает доктор делать уколы. Предлагаю: под видом доктора въехать во двор, подняться на нужный этаж, «ошибиться» квартирой и…

– Дело! – не удержался кто-то из группы.

– Погоди, – остановил восторги Солдатов, – сколько охранников в квартире?

– Двое. Я наблюдал: двое приходят, двое уходят. Плюс один филёр у ворот. Но он во двор не заходит. Уверен, справимся.

– Но надо как-то задержать доктора, как минимум на полчаса, а лучше минут на сорок.

– И как ты его задержишь?

– Да просто. Надо подослать к нему якобы горничную, которая скажет, что генеральша просила сегодня приехать позже на час.

– Да зачем наводить тень на плетень? – возразил Вайнер-ман. – Доктор наверняка всю прислугу у генеральши знает. Это только вызовет у него подозрение. Я его видел несколько раз в библиотеке. Человек абсолютно наших взглядов. Надо откровенно попросить приехать на час позже. И дать денег. На всякий случай.

– Как вам эта идея? – обратился к присутствующим Солдатов.

– Я бы не рисковал, – отозвался Свитнев. – Лучше придумать что-нибудь другое. Мол, в этот день проездом будет больной брат или кто-то другой и непременно нужно его посмотреть. Понимаем, мол, это у вас клиент, но… вот так – позарез нужно! И, конечно, заплатить обязательно.

– Да, так более складно, – решил командир.

Остальные с ним согласились.

– Тогда, – подытожил Солдатов, – к доктору я зайду сам.

Он взглянул на часы.

– Давайте тогда ещё раз пройдёмся по всей цепочке и распишем всё по минутам.

38. У хозяйки дома

Зубов прошёл в гостиную хозяйки дома и остановился в изумлении. Инесса Дмитриевна была сама любезность.

– Сергей Васильевич, рада, очень рада. Вы меня совсем забыли! Проходите же. Присаживайтесь. Маша! – крикнула она горничной. – Чаю нам с Сергей Васильевичем!

– Я, Инесса Дмитриевна, на минутку, – заторопился Зубов, – очень спешу. Зашёл расплатиться.

– Да боже мой, – всплеснула руками хозяйка, – что за спешка? Могли бы зайти, когда вам удобно.

– Я и вперёд хочу отдать на месяц, – заторопился Зубов, доставая бумажник.

– Ну если это вас не затруднит… Вы всегда так щепетильны в денежных вопросах.

Зубов выложил на стол деньги.

– Извините меня ещё раз, что ворвался некстати…

– Ну что вы, что вы, – любезно завозражала Инесса, – вы, Сергей Васильевич, всегда кстати…

Откланявшись, Зубов чуть не столкнулся в дверях с горничной, тащившей поднос с чайными приборами. Хозяйка провожала его насмешливым взглядом.

Зубов спускался по лестнице, пытаясь понять причину столь разительной перемены в поведении хозяйки. А во дворе его ждало новое потрясение. Дворник, обычно не удостаивающий его даже взглядом, вдруг вытянулся:

– Здравия желаю, барин.

Зубов не без удовольствия кивнул и прошёл мимо. Настроение улучшилось. «А ведь всё – деньги!» – вдруг мелькнуло в голове. Он вышел на улицу. Солнце било в глаза. Идти в библиотеку было ещё слишком рано. Чтобы как-то убить время, подумалось: «Может, пойти погулять по городу?» И пошёл без всякой цели. Как говорится, куда глаза глядят…

39. У доктора

Солдатову открыл швейцар, быстрыми глазами обшарил небогатый наряд посетителя:

– К кому?

– К доктору.

– По записи?

– Да нет, – замялся Солдатов, – я хотел…

– У нас строго по записи, – отрубил швейцар и потянул дверь на себя.

– Да подожди ты, – Солдатов поставил ногу. – У меня беда. Брат проездом. Болен. Какая тут запись. Плачу вдвойне, – и опустил в карман швейцара мятую ассигнацию. – Войди в положение.

– Брат, говоришь, – уже без прежней строгости переспросил швейцар.

– Брат, – заторопился Солдатов, – брат. Проездом из Нижнего.

– Ну ладно. Пойду спрошу. А пока тут постой. Примет – твоё счастье. А нет – не обессудь.

Дверь защёлкнулась. Солдатов остался ждать, поглядывая на надраенную медную табличку, гласившую, что хозяин – доктор медицины, профессор А.М. Гринберг. «Профессор, – подумал Солдатов, – и берёт, небось, по-профессорски…»

Дверь распахнулась.

– Твоё счастье, – провозгласил швейцар, – согласился Алексей Михайлович. Только чтоб не долго, пять минут. Одна нога там, другая тут!

– Успею, – кивнул Солдатов, протиснулся мимо швейцара в прихожую, а из неё – в кабинет доктора, стащив с головы картуз.

Тот упреждающе поднял руку:

– Мне про вашего брата уже рассказал Степан.

Заметив вопросительный взгляд посетителя, пояснил:

– Привратник, который вас впустил. Так, значит, брат из Нижнего?

– Так точно-с.

– А что, там врача нет?

– Да есть, только не могут определить, что с ним. Вот он меня и попросил: «Буду в Москве проездом. Найди доктора».

– А почему вы решили показать вашего брата мне?

– Да люди посоветовали. Профессор!..

Доктор помолчал, пытливо посмотрел на посетителя:

– И когда ваш брат приезжает?

– Завтра. Поезд в пять пополудни с чем-то приходит.

– Не получится, – покачал головой доктор, – я завтра вечером должен быть у больной. Моя клиентка. Пропускать не могу.

– Господин доктор, – взмолился Солдатов, – сделайте милость. Христа ради прошу. Поезд в пять с копейками. Я брата встречаю и на рысаке – к вам. Без четверти шесть уже здесь. Вы его посмотрите минут десять-пятнадцать и, пожалуйста, езжайте к своей клиентке. Всего-то задержки будет минут сорок.

– Я не волшебник, – заявил доктор, – чтобы за десять минут определить то, что не могут врачи в Нижнем.

– Так то в Нижнем, господин доктор, там врачи известно какие. А вы профессор. Вы сразу определите. Христом богом прошу.

Солдатов положил на стол ассигнацию.

Доктор поглядел на неё, на посетителя, наконец решил:

– Ладно. Приму. Только чтоб через полчаса после поезда был здесь.

– Спаси Христос, – бормотал Солдатов, прижимая ладони к груди, – раньше буду, раньше. Честное благородное слово!