bannerbannerbanner
полная версияЧертог шести

Борис Самуилович Казачков
Чертог шести

Полная версия

6 Соната.

Идея воссоединения души и тела в вечной жизни, во всеобщей Пасхе Бога с верными и всем творением, «когда буду пить с вами новое вино в Царстве Отца Моего» (Мф. 26, 29), гештальтно представляет в финале пятой сонаты образ будущего времени, это – эсхатологический трансцензус, прыжок из существования за гробом в грядущее обетованное Воскресение.

Но чувствование непрерывной целостности жизни во Христе и со Христом есть для христианского сердца не только надежда и упование на будущее, но устремление всего существа, всей личности, направленное на жизнь сейчас, в этом мiре, в настоящем. Двухчетвертное движение первой части шестой сонаты есть своего рода продолжение двухчетвертного финала пятой сонаты – но продолжение, переводящее будущее время в настоящее, в образ действия, в следование по предначертанному пути. В этом образе действия, в этом следовании является определённо направленная личная воля – тематический гештальт, осознающий себя в личностной обособленности от общего метро-движения. Вот в финале пятой сонаты такой обособленности нет: обе темы едины с общим метро-движением. Этого нельзя сказать о первой части шестой сонаты: здесь тема одна и – личностно противопоставленная метру. Ещё в самом начале, а затем и в статье о третьей сонате первая тема I части шестой сонаты сопоставляется с первой темой I части третьей сонаты (см. прр. 2 а, б). Теперь большую ценность для Кизера представит другое сопоставление: начальных тем первых частей шестой и первой сонат:

Пример 28 а. I ч. первой сонаты, начало.


(Alto)

Пример 28 б. I ч. шестой сонаты, начало.



(Soprano, Alto)

Необычайное гештальтное сходство двух этих тем весьма примечательно и в чисто музыкальном, и в надтекстовом отношениях. Вполне очевидно для внимательного созерцателя, что тема VI сонаты свидетельствует о глубоком усвоении ею и гештальта, и надтекста темы I сонаты – это во-первых; и во-вторых, что тема VI сонаты есть вообще другой, в применении к надтексту, субъект. Под усвоением Кизер разумеет то, что символ темы пр. 28 а усвоен тремя нотами соль пр. 28 б. В самом деле, в пр. 28 а предстаёт Св. Троица, а пр. 28 б начинается (на языке музыки) словами: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа», изображёнными тремя нотами Сына (соль – признанный в сонатном суперцикле символ Сына). Тем самым непосредственно выясняется и второе положение, ибо вполне очевидно, что это возглашают идущие на проповедь апостолы (гештальт движения в I части VI сонаты не требует пояснений). Вся в целом тема пр. 28 б есть в сущности смысловое переизложение темы пр. 28 а – и только последний мотив темы а) поставлен в теме б) в обращении, так как вторая тема (из VI сонаты) расширяет нисходящее движение первой до целой гаммы: «во всю землю изыде вещание их, и в концы вселенныя глаголы их» (Пс. 18, 5) – это сказано об апостолах, их вещании и глаголах, т.е., о благой вести, евангельской проповеди, пронесённой ими во все концы вселенной. Вот гештальты движения26, выбранные из всего суперцикла: II соната 1 ч. (косвенно); III сон. 1, 3 чч.; IV сон. 2 ч. (косв.), 4 ч.; VI сон. 1 ч., 3 ч. (косв.?). Из всех этих примеров образ хождения по пути, вообще «путь» – не только как «дорога», но как «жизненный путь согласно учению» («яко весть Господь путь праведных, и путь нечестивых погибнет» – Пс. 1, 6) – из всех примеров этот гештальт движения по пути, причём движения в высшей степени целенаправленного, наиболее ярко в своей, так сказать, мудрой осознанности, предстаёт именно в этой, последней сонате. Она вся вообще (а не только I часть) есть как бы последний вывод, твёрдое решение – «двигаться по предначертанному пути», пусть «узкому» (Евангелие), но единственно ведущему ко Христу, Свету и Жизни. Итак, для темы 1 части VI сонаты тема 1 ч. I сонаты есть «путь жизни по Богу», определяющейся не собственными похотениями, но миссией проповеди Евангельской истины всем людям, заповеданной Самим Христом. Этим знаменуется главенство трёхнотного мотива в темах и всех голосах партитуры, где мотив трёх нот, вообще «трёх», есть вождь, девиз и начало всего. В масштабе же всего суперцикла осью обсуждаемого здесь гештальта «движения по пути» (гештальт здесь понимается и как надтекст) является соотношение первых тем первых частей I, III и VI сонат. Первая даёт абсолютный ориентир такому движению в Триедином Боге. Последующие (III и VI) сонаты как бы отвечают на вопрос «что делать?» Третья, после грехопадения и Потопа второй, являет «путь Ветхого Завета», очищения первородного греха по предписаниям установленного Богом закона. Установленного Богом – ибо и в III сонате число 3 кладётся в основу – но скрытно, «непреднамеренно», остаётся скорее в глубине «внесловесной конструкции».

VI соната отвечает на вопрос «что делать?» совсем иначе: после прихода Христа, новой благодати, мотив «трёх» выходит на передний мотивно-тематический план и выступает теперь не в неведомой глубине и основе, но как девиз и знамя жизненного пути, запечатленные «не на скрижалях каменных, а на плотяных скрижалях сердца». (II Кор. 3, 3.) Но весь этот ход вещей, невзирая на данную Богом человеку свободу в определении своего пути и образа действий – III и VI сонаты – весь исторический путь природы и человечества предопределён Божиим Промыслом. «Ибо истинно говорю вам: доколе не пребудет небо и земля, ни одна иота или ни одна черта не прейдёт из закона, пока не исполнится всё.» (Мф. 5, 18.)

Итак, всё измерено до последней черты; и потому надтекст отнюдь не гнушается математическими измерениями: в теме 1 части I сонаты и в теме 1 ч. VI сонаты всё тот же сонатный универсум – 18 нот. 18 же нот, как указано, и в теме 3 части V сонаты. Творение нового человечества, Апостольской Христовой Церкви, соизмеряется всеобщими законами бытия, определёнными во веки веков Самим Богом.

II часть.

В приложении с нотными примерами тема этой части гештальтно сопоставляется с темой 3 части IV сонаты, каковое сопоставление вполне приемлемо в качестве примера гештальтного сходства тем вообще. Но, как в предыдущем случае с темой 1 части, так и сейчас Кизер представит тему 2 части в другой гештальтной общности:

Пример 29 а. 6 соната, II ч. (нач.)



Пример 29 б. 4 соната, IV ч. (нач.)



Это гештальтное сходство тем – не из одной сонаты, а из разных частей разных сонат, и притом – медленной части с финалом – это сходство поразительно! Здесь в центре внимания не «стиль композитора», задача – определить надтекст композиции.

«Определить» не значит утвердить и, тем самым, убить; слово «определить» означает – поставить пределы, лучше даже – ориентиры толкования, ещё лучше – возможные ориентиры, так как тогда подвергается сомнению вообще наличие в толковании каких-либо ориентиров. Так или иначе, речь идёт об определенном чертоге надтекста, области возможных его значений, пребывания, витания. Ибо любая вещь, будь то материальная или нематериальная – но где-то же пребывает! И притом, не пребывать не может, а, следовательно, пребывает и «где-то» – хотя само это «где-то» имеет, конечно, множество чертогов пребывания – от материальных до духовных – от закусочной до Умного Неба, где пребывает Небесное Воинство.

Кизер вставил это лирическое отступление для того, чтобы у кого-нибудь не возникло подозрения, что Кизер тиранит надтекст. Да, Кизер – неограниченный монарх, но неограниченный монарх и тиран – вещи совсем не одинаковые!

Кизер имеет к этой части такую интуицию: …вы не приняли духа рабства, чтобы опять жить в страхе, но приняли Духа усыновления, Которым взываем: Авва Отче!.. Мы не знаем, о чём молиться, как «должно, но сам Дух ходатайствует за нас воздыханиями неизреченными». (Рим. 8,15; 26.) В этих стихах Послания Павла к Римлянам звучит мысль о том, что христиане не рабы Богу, живущие в страхе (как законники-иудеи, отвергшие Христа); но в Духе Святом, принятым ими в Крещении, они сыны, взывающие к Богу: Отец (что́ по древнееврейски и значит: Авва). И они сами по себе и не знали бы, как и о чём молиться, но Сам Дух, живущий в них, воздыханиями неизреченными (мольбой невыразимой, взлетающей к Богу из глубины самого себя не познавшего сердца) наставляет их и молится за них, ходатайствует, просит для них у Бога помилования.

Вот эта внутренняя сердечная сторона христианской жизни, молитвы в клети своего сердца, «где сам Царь-Творец восхотел скинию Себе создать» – как поёт причастный хорал – эта эзотерически-интимная жизнь Духа и в Духе и представлена гештальтно во 2 части VI сонаты, последней новозаветной, которая вся напоена этим Духом апостольства, Нового Завета, Апостольской Церкви.

Трудно, конечно, подыскать прямую параллель надтекста к прослеженному выше в примерах 29 а и б поразительному гештальтному сходству 2 части с финалом IV сонаты, но если последний печатлеет как бы жизненный путь христианина ( : 2 = ), то здесь, во 2 части, этот христианский путь гештальтно показан как бы в расширенном молитвенно-эзотерическом ракурсе ( х 2 = ).

Надо вообще заметить, что в трёх медленных частях суперцикла в размере – в III, V, VI сонатах – сокрыто запечатлены три мистические, эзотерические состояния души Ветхозаветного и Новозаветного человека. Во 2 части III (Ветхозаветной) сонаты параллельный ре минору «идеально отвлечённый» фа мажор печатлеет иудейский шалом, несбыточную мечту правоверного еврея, это грёзы наяву, эдакий Träumerei Роберта Шумана (тоже в фа мажоре), посвящённый, как надеется его тёзка Робби Кизер, хотя и не еврейскому дитяти, но окрашенный сходным восточно-мечтательным-кальянным гештальтом. (См. также прелюдию F/II из WtK самого Иоганна Себастьяна.)27

 

2 часть V сонаты – с переливчатым мерцанием её прозрачно– (призрачно?) безплотного ля минора – озвучивает, как показал Кизер, безтелесное состояние умершего христианина в ожидании обетованных «воскресения мертвых и жизни будущего века» (Символ веры). Здесь, во 2 части VI сонаты, запечатлено состояние хотя тоже глубоко эзотерическое – но имеющее всё-таки некоторое действенное отношение к молитве как прохождению жизненного поприща, следованию по пути к цели христианской жизни – «стяжанию Духа Святого» (св. Серафим Саровский). Отсюда отмеченная родственность облика этой части гештальтам движения. Об этом же сокрыто говорит и обозначение Lento, которое, в отличие от скорбно-безтелесного Largo 2 части V сонаты, имеет всё-таки отношение к направленному, пусть и внутреннему, движению.

III часть

Здесь, в отношении главной её темы, Кизер начнёт с меткой интуиции Оливера Кина: «А если где не примут вас, то, выходя из этого города, оттрясите и прах от ног ваших во свидетельство на них». (Лк. 9, 5; см. пр. 9.) Лучшее Евангелие трудно подобрать к характернейшему штриху этой темы, как, равным образом, трудно было бы объяснить этот штрих в отрыве от евангельского гештальта, одной только «чистой музыкой». Тем более, что вторая тема (с конца т. 18), читая в своём начале один из мотивов первой задом наперёд (не оттрясение ли это и фарисейской талмудистики?), даёт тот же гештальт, а противосложение к ней усугубляет его пятинотным мотивом staccato с брошенной квартой:

Пример 30. 6 соната, III ч., фрагм.



Всё вместе производит едва ли не юмористическое впечатление, и даёт хороший повод для органного «чудения». Оно, впрочем, уже зафиксировано в нотах, так что органисту, в данном случае, лучше бы думать не об «условностях записи», а играть, как написано. Гештальт «оттрясения праха» тем более ценен, что он рассыпан по всей части, подобно тому как Бах поступает, откликаясь на что-либо в музыке с текстом.

И всё-таки, в дополнение к этому великолепному виде́нию (так надо назвать это, как говорят, «наблюдение» – говорят неправильно – ибо наблюдают то, что́ есть, а видят то, чего нельзя наблюдать пока не увидишь, не сотворишь своего) – в дополнение Кизер представит ещё некоторые, уже действительно, «наблюдения», которые, как он надеется, обогатят означенный гештальт, придав ему широту и многозначность.

Во-первых, главная тема финала VI сонаты содержит то же число нот, что и тема 1 ч. I, финала V, и 1 ч. VI же сонат: 18. Эта преемственность сонатного универсума от I сонаты к последним двум Нового Завета наилучшим образом характеризует единство музыкальной идеи суперцикла и единство его надтекста: Бог, сотворивший мiр, творит его заново в христианстве. Кроме означенных евангельских «оттрясений», в главной теме финала надо выделить ещё раскрытую кверху триаду Божества (см. I сонату): т. 2, от второй до четвёртой шестнадцатые: соль, си, ре. В своей малости это чрезвычайно важный штрих в единстве гештальта всего суперцикла: проведена единая смысловая линия от I и до VI сонаты! Чуть дальше, ещё до появления второй темы, слышатся «воздыхания Духа неизреченные» (Рим. 8, см. выше), «перешедшие» сюда, в финал, из 2 части (первый раз т. 8, дискант):

Пример 31 а



(т. 10, альт):

Пример 31 б



и т.д.

В середине (в разработочной стадии) эти «воздыхания неизреченные», выходя на первый план, характеристически заостряют сам тематический рельеф. Какая проникновенная психологичность! В этом неуклонном движении финала всего сонатного суперцикла – движения как бы в продолженном времени – в безконечности – в жизнь вечную – в этом неуклонном движении реки Апостольской в Океан Божества – слышатся эти воздыхания Духа, биения сердца во внутренней молитве, в непрестанно возносимом, вместе с дыханием, обращении к Богу, Иисусу Христу – Ich ruf zu dir, Herr Jesu Christ28. Кизер не побоится сказать: если бы могла существовать музыкальная иллюстрация к учению Святых Отцов, учителей и наставников Церкви, о сочетании «внутреннего делания», т.е., молитвы, с «послушанием», т.е., продолжением этого делания во внешней деятельности, труде христианина – то вот, эта музыкальная иллюстрация перед вами!

Река Апостольская, принимая в себя всё новые и новые реки и речушки, струит свои могучие воды в Океан Божества – финал суперцикла звучит и звучит в нашем молящемся сердце – чтобы со всеми верными втечь в неимеющий конца и края Океан Жизни вечной, где будет звучать непрестанно –


во славу Божию!

Аминь.

***

Я – писатель, а не исследователь. Я строю свой мiр! И я начинаю свой труд с молитвы к Богу. А Бах – это вторично.


Роберт Кизер.


Так единственный раз за всё время их общения взрычал Робби Кизер, когда Оливер Кин стал допытываться, откуда всё-таки у Кизера такая уверенность в его домыслах и как это он, Кизер, приписывает Баху то, что́, по всей вероятности, и в голову ему не всходило?

Да, да! Каждый «чудит», то есть занимается не своим делом в своём деле. Оливер «чудил» на органе. И когда «чудил», вряд ли серьёзно задумывался, а сообразуется ли это с исторической достоверностью? Конечно, он хорошо представлял себе, «где», в каком чертоге он чудит. Но это представление всегда ведь за сценой, и, как сказал один неудавшийся художник: «циркач, когда ходит по канату, не вспоминает, чему его учили, а если вспомнит – полетит вниз». Кизер «чудит», то есть занимается не своим делом, в «чертоге слов». Да, он вроде бы занимается музыкой, но вдруг оставляет своё дело, бросается с надёжного теплохода и пускается вплавь, или на утлом судёнышке, на свой страх и риск – в безбрежные волны бушующего Pangestalt.

Личность – вне времени – трансцендентна. И этой своей трансцендентностью она во все времена обращена к современности, а по существу – к вневременной вечности – или же наоборот – к этому вот мгновению времени, слитку безконечности, где время, умирая, встречается с вечностью. А обращаясь к этому мгновению умирающего времени, Личность обращается к Своему Другому, к душе, личности самого интерпретатора, который есть тот же поэт-Творец!

И вот, в этом-то и состоит «чудение» Кизера. Да, он начинает с какого-то «предмета», с музыки. Но долго на этом не застревает, а переходит сразу к музыкальному гештальту, ко Всецелому в музыке, к Музыке, от Которой совсем уж недалеко до всеобщих основ Сущего, от Которой крылья Ума простираются уже к Самому Создателю и Учредителю Своему – к Богу.

Гештальт, и музыкальный тоже, есть этот слиток мгновенной безконечности, встречающейся с вечностью, с основой всех вещей, со Словом, создавшим мiр и всё в нём.» В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Всё через Него начало быть…» (Ио. 1, 1, 3.)

Гештальт есть в музыке Всё – и тема, и композиция, и гештальт, и надтекст. Гештальт есть весь мiр, и музыкальный гештальт есть в этом мiровом гештальте не «часть», нет! а всё тот же Всецелый Гештальт, в Котором, однако, занимающиеся музыкой музицирующие, сочиняющие, рассуждающие занимаются не своим делом, выходят, говоря простонародно, «за рамки своего ремесла», дерзают войти в безбрежные воды и волны Умного Моря, коему Властелин и Хозяин Бог, и – хочет того пловец или нет – он окажется вдруг не в горьких и солёных – в сладких водах Крещения, которые станут для него тихими и духоосенёнными водами Богомыслия.

Будем же знать Хозяина, и, приняв и утвердив на себе Его Знамение, окунёмся без боязни в благословенные воды Премудрости, Восторга и Упоения. Бог да пребудет с нами во веки веков.

Аминь. Аминь. Аминь.

26Кизер имеет в виду «движение» как понятие надтекста.
27Вот не верит Робби в чистосердечность этих баховских dolce в органных партитурах! Однако, если dolce в фантазии Jesu, meine Freude BWV 713 имеет пусть не вполне ясный, но во всяком случае многозначный и, отчасти, комментирующий смысл (см. Бедный Эдвард…), то здесь, в III сонате, это Adagio e dolce воспринимается Кизером чуть ли не как прямая издёвка: «медленно, сладостно и ещё послаще», ибо никакой нужды не было просить нежности у этого и без того нежного гештальта!
28Подобный же переход «воздыханий Духа неизреченных» также из пьесы e-Moll в пьесу G-Dur см. в Дуэтах I и III (BWV 802, 804). (Бедный Эдвард, Хоральная раб.)
Рейтинг@Mail.ru