полная версия

Борис Павлович Балаян
Кровь на алмазе «Шах»

Миссия этого иранского дипломата свидетельствовала о гибкости и изворотливости Аббас-мирзы, который заказал большую партию английского оружия, а за деньгами обратился к России. Аббас-мирза просил Ермолова предоставить Ирану краткосрочный беспроцентный заем (около 100 тыс. туманов) с переводом на Лондонский банк для оплаты стоимости заказанного оружия. Операция с Лондонским банком понадобилась ему еще и для того, чтобы в Англии поверили, что нет у него ни денег, ни оружия, а нужную сумму одалживает ему не Англия, а Россия. По этому поводу Аббас-мирза доверительно говорил Грибоедову и Мазаровичу, что «Ермолов не допустит, чтобы за деньгами он обратился к Ост-Индской компании»⁴⁵. Таким путем он угрожал России сближением с‘ Англией, чтобы обеспечить получение русского займа, а в Лондоне угрожал английскому правительству сближением с Россией, чтобы получить английскую субсидию.

В Петербурге не проявили беспокойства тем, что английское оружие приобретается Ираном для использования в войне против России и, несмотря на возражения Ермолова, согласились произвести оплату стоимости этого оружия и выдать соответствующий «кредитив» русскому послу в Англии X. А. Ливену⁴⁶. По условиям этого займа, Иран должен был возвратить в Тифлисе занимаемую сумму, как только Россия внесет ее в Лондоне, в обеспечение чего в Тифлис было доставлено около одной пятой суммы⁴⁷. Заметим, что условия этого займа были выдвинуты самим Аббас-мирзой и говорят о том, что он сам мог расплатиться за оружие и не хотел получать этих денег у России.

В апреле 1822 г. Мирза-Салех выехал в Англию (через Тифлис и Петербург). В Лондоне он передал Каннингу ноту Фатх-Али-шаха, в которой Г. Виллок был объявлен персоной нон грата. Разгневанный Каннинг ответил на это тем, что сорвал операцию с русским займом, затем передал русскому послу X. А. Ливену ноту, осуждающую деятельность русской миссии в Тебризе в связи с ирано-турецкой войной и русским займом⁴⁸. По смыслу ноты Англия использовала прецедент с займом для обвинения России во вмешательстве в англо-иранские отношения, в то время как сама эта нота говорила о вмешательстве Англии в русско-иранские отношения. Англия не могла запретить России финансировать или вооружать Иран, с которым поддерживала нормальные дипломатические отношения, так же как и не имела права обвинять Россию в том, что она вооружает Иран против себя самой или против Англии, которая тоже вооружала и обучала иранскую армию.

Каннинг опасался, что английское оружие будет использовано Аббас-мирзой против турок, а это могло обострить англо-турецкие отношения и стать помехой для создания антирусской коалиции. По этим причинам английское оружие еще долго пролежало в арсеналах и было доставлено англичанами в Иран лишь три года спустя, с расчетом, что оно наверняка будет применено против России.

Только в Лондоне Мирза-Салех установил, что посланника Г. Виллока вовсе не отозвали в британскую столицу и не дезавуировали его. Вопреки предположениям проф. М. Махмуда, этот английский дипломат находился не в Лондоне, а в Индии, а накануне второй русско-иранской войны вместе со своим братом Э. Виллоком доставил в Иран английское оружие.

Между тем нота Каннинга, переданная царскому правительству через X. А. Ливена, имела для Англии выгодные последствия. При всех обстоятельствах эту ноту следовало отклонить либо опровергнуть, потому что она осуждала деятельность Грибоедова и таким путем пыталась подчинить английскому контролю будущую деятельность русской миссии в Тебризе. Однако графа Нессельроде эта нота явно напугала. Он поспешил оправдаться перед Каннингом, свалив на шаха ответственность за действия русской дипломатической миссии и доказывая, что Иран первым обратился за займом⁴⁹. Затем он решился на шаг, после которого трудно было разобраться, чьи интересы он защищал.

Исследователи не обратили внимания, что когда английский поверенный в делах был бесцеремонно изгнан из Ирана, а шах угрожал порвать дипломатические отношения с Англией, русская миссия могла максимально использовать эту исключительно благоприятную обстановку в Иране для дипломатического наступления на ослабленные английские позиции. Вместо этого поверенному в делах Мазаровичу было приказано выехать к Ермолову в Тифлис. Туда же был отозван и А. С. Грибоедов, приступивший с 19 февраля 1822 г. к исполнению новой должности секретаря по дипломатической части при канцелярии главнокомандующего.

Таким образом, выгодное положение русских дипломатов было приравнено к положению провалившихся англичан, которые, будучи изгнанными из Ирана, отправились в Индию, чтобы после ирано-турецкой войны доставить Ирану деньги и оружие для войны против России. Получилось так, будто русские дипломаты были специально отозваны из Ирана, чтобы не взбудораживать Каннинга – этого лютого ненавистника России и подготовить для Англии наиболее благоприятные возможности для борьбы с Россией. Фактическое закрытие русской миссии⁵⁰ ничем не оправдывалось. Грибоедова и Мазаровича незачем было отзывать в Тифлис, так как для разработки мер по реализации торговых статей Гюлистанского договора и организации транзитной торговли можно было привлечь и других специалистов.

***

Несмотря на неизменное стремление Каджаров к пересмотру Гюлистанского договора, шах и Аббас-мирза в 1821-1823 гг. объективно способствовали сближению с Россией. Основа этого «сближения» большей частью была шаткой и временной потому, что в основном держалась на стремлении Ирана использовать Англию для восстановления довоенных границ в Закавказье. Парадоксально, что Иран оказывал давление на Англию с помощью России, против которой были направлены реваншистские планы шаха. Грибоедов и Ермолов хорошо разбирались в особенностях этой иранской политики и всячески стремились превратить условное сближение с Ираном в безусловное, хотя это было нелегко сделать, так как к нескрываемому неудовольствию Каджаров на Кавказе ликвидировались ханства, существовавшие со времен иранского господства, а это означало, что русские не собираются уступать их Ирану. Нельзя, конечно, утверждать, что Иран шел на сближение с Россией только для получения английской помощи. Когда в годы ирано-турецкой войны вывоз иранских товаров в Османскую империю был прекращен, а конфликт с Англией приостановил иранский экспорт в Аравию и Индию, Иран стремился увеличить сбыт своих товаров в России. Это существенное обстоятельство, на которое первым обратил внимание французский эмиссар Беланже⁵¹, имело для России выгодные последствия. Тем более, что к тому времени Россия освоила транс-кавказскую линию и доставляла в Иран свои товары кратчайшим путем, тогда как английские товары из-за закрытия основных торговых путей через Малую Азию и Месопотамию доставлялись в Иран далеким окружным маршрутом и нередко перепродавались иностранным коммерсантам, которые взвинчивали цены на них. В результате на иранском рынке произошли изменения в соотношении цен в пользу русских товаров. Этот перелом в торговле стал еще более ощутимым после того, как в апреле 1822 г. русский министр финансов Д. Гурьев в соответствии с Гюлистанским договором предписал таможням взимать 5-процентную пошлину с объявленной ценности иранских товаров⁵². Вместе со снижением таможенных пошлин произошел рост товарооборота, увеличилась масса ввозимых в Иран русских товаров, расширилась сфера их сбыта и возросла доля русского торгового капитала.

В период ирано-турецкой войны 1821-1823 гг. среднегодовой торговый оборот между Россией и Ираном по сравнению с 1814-1818 гг. увеличился более чем вдвое, а в 1823 г. превысил 4 млн. рублей. За этот же период ввоз товаров из Ирана в Россию возрос на одну треть (до 1.800 тыс. руб.), а вывоз в два с половиной раза (до 1,2 млн. руб.) сравнительно со среднегодовым вывозом за предшествующие шесть лет⁵³. Не удивительно после этого, что, по свидетельству И. Шопена, «большая часть Азербайджана (имеется в виду Южный Азербайджан. – Б. Б.) довольствовалась товарами из Тифлиса»⁵⁴. Генерал Зубов тоже отмечал, что русские товары были дешевле английских и имели большой спрос⁵⁵.

Другим важным фактором, активизировавшим торговлю России с Ираном, но уже с помощью иностранного торгового капитала, был 5-процентный льготный тариф ввоза в Иран и транзита западноевропейских товаров. Этот льготный тариф, введенный указом Александра I от 8 октября 1821 г. и вступивший в силу 1 июля 1822 г., позволил России и Франции организовать торговое наступление на ослабленные английские позиции. Показательно, что Франция стремилась направить свою торговлю из Смирны и Алеппо к Каспийскому морю через Астрахань и Баку, а также через Тифлис и связанные с Одессой черноморские порты. В ее планах Тифлису отводилось место центра транзитных путей из Европы и Азии, ведущих в Иран с севера, через Тебриз и южно-каспийские порты на Тегеран и далее к Персидскому заливу через Исфаган и Шираз. Любопытно, что в 1821 г. в работе над предварительным проектом транзитной торговли вместе с Ермоловым, Грибоедовым⁵⁶ и Мазаровичем приняли участие французы, королевский консул в Тифлисе Гамба, капитан гвардии Т. Этьен, купцы из Парижа, а также представитель Ирана статс-секретарь и переводчик наследного принца Мирза Масуд. Работа проводилась «втайне» от турок и англичан, против которых была направлена эта транзитная торговля. В определенной мере это могло означать, что Иран вступил в тайное соглашение с Россией и Францией для вытеснения из Ирана английской и турецкой торговли, несмотря на то, что участие Мирзы Масуда в разработке предварительного проекта было вызвано тем, что транзитная торговля должна была вестись с Ираном с ведома и согласия правительства шаха.

Англия с возрастающим беспокойством следила за ростом русской торговли и прибывшими в Иран французскими купцами.

В то время, когда представители парижского торгового дома «Коклен» и французской фирмы «Тори и К°» Зигфрид, Моген, Перье и др. привозили в Тавриз французские товары⁵⁷, вместе с которыми непрерывно повышался приток и других западноевропейских товаров⁵⁸, английские товары, находившиеся у иранских купцов в Турции, были конфискованы султанскими чиновниками, несмотря на англо-турецкую дружбу. В Керманшахе, Бушире, Басре и Багдаде торговля Англии тормозилась персами, арабами и курдами. По этим причинам проблема прекращения ирано-турецкой войны оказалась в центре британской внешней политики. После провалившихся переговоров Г. Виллока, Д. Макнейля, Гарриота, Джекса и Д. Фрезера осталась чуть ли не единственная возможность для продолжения переговоров ио этому вопросу с Мирза-Салехом, которого для этой цели специально задержали в Лондоне. Прежде всего его «уговаривали» отказаться от русского займа. Англия согласилась уплатить за закупленное Ираном оружие, и, что более всего вероятно, согласилась безвозмездно передать это оружие Ирану, когда закончится ирано-турецкая война, а шах сблизится с султаном, чтобы вместе выступить против России. Присутствие в Лондоне турецкого посла облегчило задачу английского правительства, и 15 июля 1823 г. в столице Англии было заключено «политическое соглашение» с Мирза-Салехом о прекращении турецкой войны и совместном выступлении Ирана и Турции в Закавказье, после чего иранский дипломат выехал из Лондона⁵⁹.

Через 13 дней после подписания этого соглашения ирано-турецкая война закончилась, как и следовало ожидать, безболезненной капитуляцией турок. По Эрзерумскому договору, заключенному 28 июля 1823 г., шах и Аббас-мирза вернули султану всех военнослужащих⁶⁰ и все завоеванные города: Эрджин, Малазгирт, Ахпат, Битлис, Баязет, Сулеймание, Киркук и Мосул⁶¹. А. К. Амбургер располагал в Тебризе данными о том, что Эрзерумский договор имел секретную статью, предусматривающую помощь Турции Ирану против России⁶².

Достоверность информации А. К. Амбургера об этой секретной статье подтвердилась накануне второй русско-иранской войны, когда иранский посол в большой спешке в октябре 1825 г. был отправлен шахом в Константинополь, чтобы напомнить султану о его обязательстве «объединиться с Ираном против России»⁶³.

Другие статьи Эрзерумского договора предусматривали 4-процентную пошлину на иранские товары, ввозимые в Турцию, и возвращение конфискованного во время войны имущества иранских подданных.

Дореволюционная историография (Потто, Щербатов, Дубровин и др.) территориальные уступки шаха объясняла только угрозой переброски турецких войск из Греции на войну с Ираном⁶⁴. Эта угроза была весьма относительной и во всяком случае не была единственной причиной заключения Эрзерумского мира. Известно, что в конце 1822 и в начале 1823 г. греческие повстанцы выбили 20-тысячную армию султана из Морей, Навплиона и Коринфа, а греческие моряки изгнали турецкий флот из архипелага⁶⁵. После этого Порта планировала наступательные операции на Балканах и потому не могла думать о переброске всех своих войск к Багдадскому пашалыку или к озеру Ван, где находились иранские аванпосты.

Мнения иранских историков об Эрзерумском мире обобщены Джамилем Гузанлу. В его интерпретации этот мир «был соглашением о взаимопомощи», так как «продолжение войны могло привести к невыгодным последствиям как для Ирана, так и для Турции»⁶⁶. Не касаясь существа этих последствий, Гузанлу указывает и на невыгодные последствия Эрзерумского мира, когда сожалеет, что договор этот «не вступил в силу в годы второй русско-иранской войны»⁶⁷. Тем самым он косвенно подтверждает наличие секретной статьи, направленной против России и подготовленной Мирза-Салехом в Лондоне.

Ирано-турецкая война была попыткой Каджаров компенсировать свои территориальные потери в Закавказье, а для А. С. Грибоедова и русской дипломатии создавала условия для нормализации русско-иранских отношений и ослабления в Иране влияния Англии. Война против султанской Турции была определенной моральной поддержкой и армянскому народу, находившемуся под турецким игом, и помощью «греческим бунтовщикам», которым сочувствовала вся просвещенная Россия.

Грибоедовский план стабилизации русско-иранских отношений

Всенародное восстание в Греции, контрреволюционная интервенция Египта и Турции, а также ирано-турецкая война 1821-1823 гг. находились в центре внимания европейских держав и привели к Восточному кризису 20-х годов.

В период наивысшего напряжения в русско-турецких отношениях, приведших 10 августа 1821 г. к разрыву между ними дипломатических отношений, Россия была крайне заинтересована в сохранении мира и в развитии торговли с Ираном. Однако в пограничных районах не прекращались конфликты и столкновения сторон. Династия Каджаров настойчиво добивалась возвращения Ирану Северного Талыша и части Карабаха. Иного мнения придерживалось правительство России. Еще перед поездкой Ермолова в Иран в 1817 г. Александр I писал ему: «Нельзя ли в самом деле уступить Персии какие-нибудь земли, в удержании коих нет для нас совершенной необходимости, но зато получить другие выгоды»⁶⁸.

В переданной Ермолову инструкции говорилось: «Было бы неплохо обменять Карабах и Северный Талыш на Эриванское и Нахичеванское ханства»⁶⁹. В то самое время, когда тегеранский двор без всякого основания ожидал, что генерал Ермолов вернет Ирану ханства в Закавказье, некогда захваченные иранскими войсками, Александр I предлагал обменять одну часть Восточной Армении на другую. Однако никаких территориальных уступок Ирану Ермолов не собирался делать, несмотря на то, что ежедневно после официальной части переговоров иранские министры по несколько раз посещали Ермолова и поочередно просили его уступить часть Закавказья.

В русских архивах мы не выявили материалов о переговорах Ермолова с шахом по территориальным вопросам и потому критически отнеслись к опубликованным иранскими историками данным, которые во многом расходились с официальным отчетом Ермолова об итогах его миссии. Иранский военный историк Голам Хусейн Моктадер, например, отмечал, что «на территориальные требования шаха и его министров Ермолов отвечал, что возвращение Ирану некоторых районов Карабаха невозможно из-за христианского большинства населения этой области. Однако Россия готова отдать Ирану южную часть Талышского ханства и некоторые другие пограничные участки, при условии, что в случае войны между Россией и Турцией Иран выступит па стороне России и воздержится от заключения сепаратного союза с Турцией»⁷⁰. Вопреки этой версии Ермолов добивался нейтралитета Ирана на случай войны между Россией и Турцией и открытия русского консульства в Реште, а Иран не принял эти предложения.

Бескомпромиссный дипломатический курс А. П. Ермолова, рассчитанный па сохранение границ Гюлистанского договора, не соответствовал реваншистской политике Каджаров. Поэтому после миссии Ермолова русско-иранская граница оставалась зоной огня и конфликтов, а Каджары большие надежды возлагали на английскую финансовую помощь, политику угроз и новую войну против России. С начала ирано-турецкой войны 1821-1823 гг. наибольшие споры вызвала граница, проходившая по области Мегри. Каджары пытались узаконить захват всей этой армянской области, несмотря на то, что ее половина принадлежала России, так как в момент прекращения войны русские войска находились в Мегри, а граница по Гюлистанскому договору устанавливалась по принципу статус-кво.

В ответ на оккупацию Ираном русской части этой области, подразделения русской пехоты заняли северо-западный берег Севана. После этого Ермолов пытался узаконить эти взаимные территориальные приобретения официальным соглашением. Однако переговоры Мадатова с Аббас-мирзой по этому вопросу ни к чему не привели.

В таком состоянии находились территориальные споры между Ираном и Россией, когда А. С. Грибоедов, с одной стороны, стремился оказать поддержку греческой революции, а с другой, настойчиво добивался обострения ирано-английских отношений. Это было необходимо России потому, что все надежды Ирана на пересмотр Гюлистанского договора и возвращение Ирану части Восточной Армении и азербайджанских ханств связывались с Англией, с ее военной и финансовой помощью. Когда же началась ирано-турецкая война, а Россия порвала дипломатические отношения с Турцией, англо-иранские отношения стали резко обостряться, а после ухода английских офицеров из армии Аббас-мирзы эти отношения оказались полностью парализованными.

В итоге возникли благоприятные условия для стабилизации русско-иранских отношений и устранения пограничных конфликтов в районах Мегри и озера Севан.

Каджары в это время уже не рассчитывали получить английскую помощь, хотя и не теряли надежду, что ирано-турецкая война подействует на Англию отрезвляюще, что она опомнится и поможет Ирану вернуться в Закавказье.

Сравнивая итоги дипломатической миссии Ермолова в Иране в 1817 г. с деятельностью А. С. Грибоедова в Тебризе в последующие четыре года, можно считать, что Грибоедов сделал то, чего не смог добиться Ермолов. в первую очередь – это освобождение и возвращение в Россию русских военнопленных первой русско-иранской войны. Переговоры с Аббас-мирзой и английскими дипломатами по этому вопросу в 1820 г. говорят о профессиональной зрелости Грибоедова как дипломата.

14 (25) августа 1820 г. Грибоедов вручил поверенному в делах Англии ноту протеста, осуждавшую в резкой форме провокационные действия брата поверенного – Эдуарда Виллока и его слуги, которые принудили двух русских военнопленных солдат к измене родине и доставили обманутых в Тебриз для пополнения «русского батальона».

Грибоедов отметил в ноте, что Э. Виллок, наверное, совершил свой поступок «по мгновенному недомыслию». Выразив надежду, что «поверенный в делах соизволит дать предписание другим английским офицерам избегать таких способов действия», Грибоедов указал, что «сообразно с современным положением вещей в Европе, не будет хорошо истолковано, что один русский помогал англичанину избавиться от законной службы своему монарху и наоборот»⁷¹.

«Не почувствуют ли персиане, – говорилось далее в ноте, – что им позволено продолжать свое, заслуживающее порицания поведение в отношении русских солдат, находя поощрение в снисходительности и добрых услугах, оказываемых им в этих случаях подданными одной Европейской и весьма дружественной России державы».

В английской миссии нота Грибоедова произвела переполох. Служащие миссии Кормик и майор Гарт сообщили Грибоедову, что поверенный огорчен серьезным обвинением.

В ответной ноте поверенный всячески выгораживал своего брата и, не ограничиваясь устными заверениями в нерушимости англо-русского союза, пытался рассеять впечатления от неожиданного разоблачения и в большой спешке отправился в путешествие по Кавказу⁷².

Нота Грибоедова была началом освобождения военнопленных, положение которых оставалось бедственным.

Грибоедов правильно рассчитал, что после его ноты английская миссия будет вынуждена ослабить свою враждебную деятельность против России. В нарушение Гюлистанского мирного договора, предусматривающего освобождение военнопленных русско-иранской войны 1804-1813 годов, Аббас-мирза сформировал из числа пленных этой войны так называемый «русский батальон», солдаты которого настойчиво добивались возвращения на родину.

Попытка генерала Ермолова решить проблему пленных во время его дипломатической миссии в 1817 г. не увенчалась успехом. Только спустя три года А. С. Грибоедов выполнил эту сложную задачу на тавризских переговорах с наследным принцем 30 августа 1820 г.

Освобожденных военнопленных Грибоедов сопровождал до Тбилиси. «Голову положу за соотечественников», – записал он в дневнике, предвидя свою судьбу.

Можно согласиться с проф. В. Минорским в том, что у Грибоедова был «резкий, порывистый и прямой характер» и что ему нужно было «гораздо больше спокойствия, созерцательности и юмора, чем у автора бичующих монологов Чацкого, чтобы схватить и оценить ритм пестрой и несвязной жизни, привыкнуть к смеси суеверий и преувеличений, сладких вежливостей и вычурных обрядностей, наивных вероломств и видимой податливости»⁷³.

Однако эта «резкость» и «прямота» грибоедовского характера привела к освобождению военнопленных, чего не смогли сделать другие дипломаты за 7 лет после заключения Гюлистанского мира.

Факты показывают еще, что Грибоедов не разделял точку зрения Нессельроде и Ермолова о пользе нейтралитета Ирана в случае русско-турецкой войны и отстаивал необходимость участия Ирана в русско-турецкой войне на стороне России. Но поскольку это мнение не соответствовало тому, что предписывал Нессельроде и чего добивался Ермолов на переговорах в Иране в 1817 г., Грибоедов вначале договорился с Аббас-мирзой о вступлении Ирана в войну против Турции и дождался, пока Иран начал эту войну, и только после этого сообщил в Петербург о своих действиях.

***

Опасаясь восстаний, Фатх-Али-шах поставил своих сыновей во главе провинций. Наследником престола и наместником Южного Азербайджана – важной в стратегическом и экономическом отношениях провинции – шах назначил Аббас-мирзу, мать которого принадлежала к племени Каджаров, а два его старших брата, в том числе и Мохаммед-Али-мирза, управлявший Керманшахской провинцией, родились от невольниц⁷⁴ и потому, формально, не могли претендовать на престол. Несмотря на это, на окраинах страны каждый из принцев, и в первую очередь Мохаммед- Али-мирза, собирал вокруг себя приверженцев, вооружал их и готовился занять трон⁷⁵.

Если Фатх-Али-шах благодаря страху, внушенному народам Ирана его суровым предшественником Ага-Мохаммед-шахом, мог надеяться, что его сыновья не начнут междоусобной войны при его жизни, то положение Аббас-мирзы было сложнее. Он не сомневался, что после смерти отца опасность будет угрожать ему отовсюду: со стороны Мохаммед-Али-мирзы и других старших братьев, которые по традиции персидских династий претендовали на престол; со стороны младших братьев, часть которых почти независимо управляла отданными им областями и готовилась к захвату власти; со стороны народов Ирана, которые связывали поражение иранской армии в минувшей войне с именем Аббас-мирзы; наконец, со стороны шиитского духовенства, обвинявшего Каджаров и Аббас-мирзу в «унижении» мусульман перед «неверными» –христианами России за потерю мусульманских ханств в Закавказье.

Чтобы укрепить положение наследного принца и заручиться поддержкой России, шах добивался, чтобы Россия тоже признала Аббас-мирзу наследником иранского престола. Однако Ермолов своим главным противником считал именно Аббас-мирзу, которого ненавидел и не хотел признавать.

На конспиративной встрече в Тебризе Мохаммед-Али-мирза заявил Ермолову, что своему брату он наследства не уступит и жаловался на шаха, который решил организовать покушение на его жизнь, чтобы престол достался Аббас-мирзе. Ермолов договорился с Мохаммед-Али-мирзой о способах тайной переписки и обещал информировать принца о действиях, которые он предпримет в его пользу.

Соглашение с Мохаммед-Али-мирзой Ермолов считал крупным достижением⁷⁶. «Я сообщаю такую тайну, – написал он графу Нессельроде, – от сохранения которой зависит жизнь многих людей»⁷⁷. Ермолов разработал запутанный секретный план оказания помощи Мохаммед-Али-мирзе, чтобы он овладел престолом после смерти шаха.

Однако Александр I не одобрил тайных связей Ермолова с принцем, а Ермолов ответил царю, что не дерзнет даже в мыслях возобновить связи с Мохаммед-Али-мирзой. Провал Ермолова стал еще более ощутимее после того, как английская разведка, узнавшая о тайных встречах Ермолова с Мохаммед-Али-мирзой в Тебризе, отправила в Петербург «для получения инструкций» своего агента-провокатора под видом кифала –помощника Мохаммед-мирзы.

С учетом всего этого и в противовес Ермолову, Грибоедов поддерживал Аббас-мирзу, а наследный принц охотно пошел па сближение с Грибоедовым и выставил против турок 50-тысячную армию. Когда же эта война началась, Аббас-мирза узнал о поездке в Петербург кифала, о соглашении его старшего брата с Ермоловым в Тебризе и убил Мохаммед-Али-мирзу в Керенде. Это случилось после того, как руководимые Мохаммед-Али-мирзой войска разбили турок под Багдадом, что было опасным сигналом для Аббас-мирзы. Англичане ответили на убийство принца тем, что в пику наследному принцу сопровождали останки Мохаммед-Али-мирзы до шиитских святынь в Кербала.

Выясняется, таким образом, что война Ирана против Турции была начата осенью 1821 г. в значительной мере благодаря дальновидной дипломатической деятельности А. С. Грибоедова, так как турки были вынуждены перебросить с Балкан часть своих войск на иранский фронт, а это облегчало задачу освободительной борьбы греческого народа и отчасти армянского народа, поскольку война велась на территории Западной Армении.

Война нанесла удар по антирусской политике Англии на Востоке, так как англичане вооружали Иран для борьбы против России и создания ирано-турецкой коалиции, однако Иран использовал английское оружие для войны с Турцией.

Ирано-турецкая война была выгодна Каджарам, которые не прочь были восстановить свой престиж, поколебленный в глазах народа в результате поражения Ирана в войне с Россией, «и компенсировать за счет Турции территориальные потери Ирана в Закавказье.

Внешнеполитический аспект ирано-турецкой войны был тесно связан с назревавшей русско-турецкой войной и уверенностью Каджаров, что Россия и Иран объединятся в антитурецкой коалиции. Однако разорвав 10 августа 1821 г. дипломатические отношения с Портой, царизм не начал против Турции войну и отклонил разработанный Грибоедовым план по созданию антитурецкой коалиции в составе России и Ирана.

Идея даже косвенной помощи греческой революции не соответствовала позиции царизма в реакционном «Священном союзе». К тому же правительство Александра I добивалось тогда стабилизации внутриполитического положения России, охваченной голодными бунтами и экономическим кризисом, и потому отказалось от перспективы улучшения своих отношений с Ираном, обострившихся в борьбе за пересмотр Гюлистанского мира и, от поддержки балканских народов, симпатизировавших России.

Не исключено, что Россия не вступила тогда в войну против Турции и ограничилась разрывом дипломатических отношений после обсуждения в Петербурге грибоедовских предложений о создании антитурецкой коалиции и вступления Ирана в войну, или после изучения тех выгод, которые могли быть извлечены царизмом из ирано-турецкой войны.

Как видно, перспектива военного союза с Ираном после поражения шаха в 1813 г. могла казаться Александру I непрочной альтернативой миру, существующему между обеими странами уже восемь лет. К тому же, при известных антирусских интересах и тактике посредничества Англии, не было никакой гарантии в том, что Иран не превратится из врага в союзника Турции для борьбы против России, а Эрзерумский мир, подтвердивший эти опасения, не наступит в этом случае намного раньше июля 1823 года

Не менее сложной для России могла быть координация военных действий русских и иранских войск в ходе антитурецкой войны (в случае вступления России в войну) или проблема раздела занятых территорий после окончания военных действий.

Армянскому населению Западной Армении вступление России в войну против Турции могло принести освобождение от турецкого ига и присоединение Западной Армении к России – осуществление вековой мечты многострадального народа. В этом, возможно, и состоит значение грибоедовского плана, оставшегося незамеченным в тайниках дипломатических лабиринтов.

Одним из важных результатов ирано-турецкой войны было закрытие иранским правительством британской дипломатической миссии в Тебризе.

А. С. Грибоедов – тонкий наблюдатель и политик – не мог не предвидеть, что Англия, работавшая не покладая рук над созданием ирано-турецкого союза против России, будет крайне недовольна нападением иранских войск на Турцию и отзовет своих офицеров из армии Аббас-мирзы. А когда это привело к разрыву дипломатических отношений между Англией и Ираном, ожидалось, что Нессельроде незамедлительно воспользуется этой благоприятной возможностью для усиления в Иране влияния России, однако случилось невероятное.

Российский министр иностранных дел поступил, по меньшей мере, близоруко, когда вслед за закрытием английской миссии закрыл по своей инициативе русскую миссию в Тебризе, а Грибоедова и Мазаровича на всякий случай отозвал в Тифлис. Приравняв победителей и побежденных, Нессельроде явно демонстрировал Каннингу непричастность России к ирано-турецкой войне и несогласованность действий российской дипломатической миссии в Тебризе с Санкт-Петербургским двором. Однако консервативная Англия хорошо разобралась с вопросом о помощи восставшим грекам, оказанной дипломатией Грибоедова.