Борис Конофальский
Рейд. Оазисы. Книга 3. «Выход»

Полная версия

Глава 11

– Андрей, выпьешь? – предложил уже поседевший в делах, собирающийся на пенсию Комаров.

Конечно, перед совещанием с начальством пить нежелательно. Да ему и не хотелось пить водку с утра. Но это были его боевые товарищи. Конечно, он мог отказаться, и они его бы поняли, но он решил немного выпить с ними. Уважить соратников по борьбе.

– Вы прямо с утра начинаете, – произнёс Горохов, по ковру передвигая нелёгкое кресло к их столику.

– А мы уже сегодня отработали, – заявил Мирошник.

Андрей Николаевич поздоровался за руку со всеми, в том числе и с молодым Линниковым, который только недавно был взят на работу в Трибунал. Кажется, из армейской разведки.

– Ну, наливайте, – согласился Горохов, забирая чистую рюмку у подоспевшей Тамары.

Пока молодой Линников разливал, Горохов спросил:

– А как это вы с утра уже успели поработать?

– Да накидали планчик небольшой. Должен сработать, – отвечал Комаров, беря рюмку. – Ну, давайте… За тех, кто в степи!

Все взяли рюмки, молча выпили, это был обычный первый тост всех застолий, в которых выпивали члены Трибунала. Первую рюмку они пили за тех, кто сейчас на задании, вторую за тех, кто с заданий не вернулся. Выпили, стали закусывать. И Горохов, взяв кусочек кислого кактуса, подумал, что может помочь коллегам, и спросил:

– А что, дело намечается сложное?

– Всеми сложными делами у нас занимаются старшие уполномоченные, типа товарища Горохова, – с усмешкой отвечал Комаров. – А у нас так, мелочёвка, очередной тупорылый душегуб.

– Да, – поддакнул ему Мирошник, – не твой, Андрей, уровень. Кстати, а откуда ты только что вернулся?

– Я был… далеко. На юге, – он хотел сказать, что за Красноуфимском, но потом подумал, что даже коллегам этого знать не нужно. Тот блокпост, что там есть, – единственный в округе. Место секретное. Просто далеко, просто на юге.

– И как там? – спросил Мирошник.

– Да жуть, – ответил Горохов, съедая кусочек кактуса. – В один день к трём часам дня уже семьдесят два градуса.

– Да ладно? – не поверил Комаров.

– Только у термитников и спасался, – продолжал Андрей Николаевич. – Вода почти не помогает. Солдаты… Со мною было пять человек, троих из них накрыло тепловыми ударами. Они днём из палатки вообще не выходили.

– Семьдесят два днём? – первый раз за весь разговор заговорил молодой Линников. – А ночью тогда сколько?

– Ниже сорока двух не опускалось.

– И вправду жуть, – согласился Комаров. Он взял бутылку и начал снова разливать синюю жидкость по рюмкам.

Но Горохов накрыл свою рюмку рукой:

– Мне хватит.

– Нет? – уточнил Комаров, не убирая горлышка бутылки от посуды.

– Нет, – старший уполномоченный качнул головой. – Меня из отпуска отцы-командиры на совещание вызвали. Что-то срочное у них.

– Принял, – сказал Комаров.

А молодой Линников вдруг произнёс:

– А я думаю, может, для этого вашего совещания в Трибунал приехали северные.

Все старшие товарищи дружно уставились на него, Комаров перестал разливать водку: ну, говори.

И Линников продолжил:

– Я когда в гараже парковался, видел, как из квадроцикла вышли двое. Баба высокая, сто процентов не наша. Рост больше ста восьмидесяти, и мужик тоже на нашего не похож.

– По росту бабы определил, что северные? – сразу уточнил Мирошник; здесь, на юге, рослые женщины встречались редко.

– Ну, и по росту и по тому, что они даже в помещении маски не снимали.

Это было верное наблюдение. Северяне намного хуже сопротивлялись степной проказе, чем южане. И считали, что маска помогает предотвратить заражение.

– Так, парни, – Горохов сразу встал, – вы тут отдыхайте, а я, пожалуй, пойду выясню, зачем меня вызвали.

Недавно принятый на должность уполномоченного Линников оказался прав. Северные прибыли по его душу.

***

– Андрей Николаевич, – секретарь Бушмелёва сразу остановился возле него, – Евгений Александрович просит вас пройти в малый зал заседаний.

«Малый зал заседаний». Место, где проходят заседания или совещания небольших групп людей. Людей с высоким доступом секретности.

Так и вышло, в зале был только Бушмелёв, его непосредственный руководитель. Первый Комиссар Воронин Фёдор Леонидович, тихая и молчаливая стенографистка Люба. А ещё два человека, которых Линников опознал как людей с Севера. Опознал, безусловно, верно.

– Проходи, Андрей, проходи, – позвал его Бушмелёв, когда Горохов остановился в дверях.

Уполномоченный подошёл к комиссару, поздоровался с ним за руку, потом подошёл к Первому комиссару. Тот тоже протянул руку и почти по-приятельски спросил:

– Ну, ты как?

– Все в порядке, товарищ Первый комиссар.

– Это наши друзья, сотрудники Института, – Воронин указал рукой на высокую, худощавую женщину и атлетичного мужчину. На сей раз они оба были без масок. Видимо, доверяли фильтрам на местных кондиционерах. Больше Первый рассказывать про них ничего не стал. Сотрудники Института, и всё.

– Кораблёва, – представилась женщина и протянула ему свою узкую, прохладную ладонь. Женщина, на взгляд уполномоченного, была не только высокой, но и излишне худощавой. Возраста неопределённого. Лицо… невыразительное. Ничего сказать о ней было нельзя, кроме того, что она прожила большую часть своей жизни вдалеке от песка и имела полный набор медицинских препаратов, чтобы содержать кожу в идеальном состоянии.

– Горохов, – так же лаконично ответил уполномоченный, пожимая ей руку. Он хотел уже выпустить её, но она продолжала держать его ладонь.

– Можете звать меня Евгения, Андрей Николаевич.

– Хорошо, – согласился уполномоченный. – Так и буду звать вас.

– А меня зовут Антоний Тормышов, – второй северянин улыбался ему и тоже протягивал руку. В другой руке он держал портфель. Эта улыбка северянина почти ничего не значила. Горохов не любил северян. Наверное, за снобизм, а ещё за самомнение. Горохову казалось, что они всегда думают, что всё знают лучше этих диких степняков, жителей оазисов и даже Горожан, проживающих в огромной агломерации между Березниками и Соликамском.

– Господа, всё готово, – произнёс Бушмелёв, приглашая всех садиться за стол.

Все так и сделали, Горохову было отведено место в конце стола. Справа и слева от него уселись северные. Первый комиссар сел во главе стола, справа от него сел Бушмелёв. Стенографистка села у стены на свободный стул.

Когда все расселись, Кораблёва подняла руку и сказала негромко:

– Думаю, что стенограмму вести нет необходимости.

– Поддерживаю, – сразу сказал за нею Тормышов.

– Регламент, – просто произнёс Бушмелёв.

– Думаю, на этот раз можем отойти, – неожиданно согласился с гостями Первый комиссар.

«Ах вот даже как». Уполномоченный был немало удивлён. Он понял, что разговор намечается и вправду интересный.

Бушмелёв молча обернулся назад, взглянул на стенографистку, Люба сразу встала и вышла из зала, не проронив ни слова, а мужичок со странным именем Антоний открыл портфель и вытащил из него несколько бумаг. Карты. Сложенные карты, а ещё, Горохов узнал ее сразу, это была копия его рапорта. Копию Тормышов положил перед собой и почти без подготовки начал, заглядывая в бумаги:

– Андрей Николаевич, такого-то числа вы находились в командировке.

Уполномоченный взглянул на своего командира: что, можно всё рассказывать этим двум? Бушмелёв едва заметно кивнул: да.

– Да, я был в командировке.

– В вашем отчёте вы указываете, что вам пришлось спуститься на юг, почти на сто пятьдесят километров южнее Красноуфимска.

– Да, – Горохов согласился, но ему не понравилось, что его рапорт назвали дурацким словом «отчёт». Северные, что с них взять.

– А с какой целью вы забрались так далеко на юг? – спросила его на этот раз женщина.

– С целью выполнения поставленной передо мной задачи, – сухо ответил уполномоченный. Раскрывать нюансы дела перед этими двумя он не собирался, даже с разрешения руководства. В самом деле, ну не рассказывать же им, что два бандита сумели выяснить, что за ними пришёл уполномоченный, и кинулись на юг, в пустыню, и что ему и сопровождавшим его армейцам в течении восьми дней пришлось их догонять.

– Хорошо, – согласилась с таким ответом Кораблёва. – Я просто хочу уточнить, в ваше задание первоначально не входило так далеко углубляться на юг?

– Нет, не входило, мне пришлось это сделать вследствие некоторых обстоятельств.

– Вы не описали, как там было. Ну, что вам бросилось в глаза. Какова там степь? – заговорил Антоний.

– Предгорья, много камня. Камень мёртвый, на нём ничего не растёт. Он днём, как мне кажется, раскаляется… ну, градусов до ста. Я через подошву его чувствовал. Живности мало, саранчи мало, тли тоже немного. Птиц не видел вовсе, варанов тоже, сколопендры попадаются, но редко. Термитники есть, их много, но две трети из них уже белые.

– А что это значит? – уточняет Тормышов.

– Это значит, что они заброшены, – поясняет уполномоченный. – Растительность есть, но и её мало. В основном колючка, кактус розалия, но и тот чахлый. Даже для него жарко.

– А песок? – спрашивает Кораблёва.

– Песок как песок, – не понял вопроса уполномоченный.

– Красный?

– Он там, в предгорьях, всегда красный.

– А как вы перенесли жару? – интересуется Антоний. – Вы пишете, что зафиксировали в один день семьдесят два градуса.

– Очень тяжело, люди, что были со мной, прятались под кондиционер, я копал себе норы у термитников.

– Но тем не менее, вы пишете, что там вы имели контакт с даргами, – продолжает северянин, заглядывая в бумаги. – Как они умудрялись выживать при таких температурах? Тоже рыли ямы возле термитников?

– Я понятия не имею, как эти твари там выживают, но ям у термитников, кроме своих, я не видел.

– Их было много?

– Две молодые семьи, – почти сразу ответил уполномоченный.

– А откуда вы знаете, что было две семьи и что они были молодые?

– Общее количество человек десять. Опытных воинов было мало, двое или трое, они меня пытались загнать на камни, отрезать от барханов, но у них ничего не выходило. Слишком много молодняка, молодняк бестолковый, неосторожный, сам лез на пулю.

– Вы успели их разглядеть?

– Успел, они три дня меня гнали, после того как я выполнил задание.

– Что-нибудь новенькое у них было, ну там, кожа темнее, пятен больше, волосы на головах плотнее обычного?

– Нет, – Горохов покачал головой. – Ничего подобного не заметил.

– Жаль, – с заметным разочарованием говорит Тормышов, он снова начинает заглядывать в бумаги.

– Нам бы очень хотелось такого южного теплостойкого дарга видеть у себя в Институте, – поясняет Кораблёва.

Уполномоченный разводит руками: ну уж извините – не прихватил с собой ни одного.

– Хорошо, – медленно произносит Тормышов, всё ещё что-то читая в бумагах, и, найдя в них то, что нужно, оживляется, – вот что ещё нас интересует. Тут, в отчёте лейтенанта Гладкова, есть место, где он рассказывает, как в радиосообщении вы просили его зафиксировать координаты некоего места.

«Какие же вы проворные! – Горохов просто восхищён этими северянами. – Вы уже и рапорт лейтенанта добыли!».

– Ну, я в рапорте всё указал.

– Да-да, но нам бы хотелось знать о том месте поподробнее. Вы пишете, что это участок степи, окружённый большим барханом, и грунт на этом участке плотный…, – он поднимает глаза на уполномоченного. – А из него растут обугленные деревья.

«А, вот что вас заинтересовало. Из-за этого вы так быстро прибежали. А дарги – это всё так… Мелочи!».

Глава 12

– Ну, может, и не деревья, что-то похожее на них.

– А вы видели когда-нибудь деревья? – спрашивает Кораблёва.

– Только на картинках.

– Как вы нашли это место? – снова говорит Тормышов.

– Случайно наткнулся. Увидел стену песка…

– Какой высоты?

– Пять, местами шесть метров в высоту.

– Это могла быть обычная дюна. Почему это гора песка привлекла ваше внимание? – северянин спрашивает, а его спутница на чистом листе бумаги фиксирует ответы Горохова.

– Я сначала так и подумал, мне показалось, что это дюну намело на скалистую гряду, там такое повсюду – предгорья, но когда я подъехал ближе, понял, что это не так.

– Что вы сделали?

– Остановился, включил радиометр.

– Интересно. Почему вы включили прибор, что вас натолкнуло на это действие? – спросила Кораблёва, отрываясь от бумаги.

– Опыт, – просто ответил уполномоченный. Он не стал развивать свою мысль, а северяне не стали его расспрашивать об опыте.

– Значит…, – продолжал Тормышов. – Вы увидели деревья?

– Ну да… Подъехал ближе, стал рассматривать их.

– Вы пишете, что перебрались через этот большой бархан и спустились вниз.

– Да. Пошёл посмотреть эти деревья.

– Насколько вы приблизились к дереву?

– На метр.

– И что вы увидели?

– Увидел, как из длинной трещины на стволе вытекала прозрачная капля.

– Она стекала по стволу?

– Нет, висела.

– То есть это была не вода? – все вопросы задавал Тормышов, отвечал на них Горохов, все остальные в зале молча слушали, Кораблёва при этом все ответы Андрея Николаевича быстро записывала.

– Нет, не вода. Она была вязкой, сохраняла форму.

– Вы пытались с нею взаимодействовать?

– Попытался прикоснуться к ней ножом. Она сразу втянулась в щель.

– Как втянулась?

– Ну как… Втянулась. Внутрь, и всё.

– И больше не показывалась?

– Нет, – Горохов полез в карман и достал сигареты. Кажется, он в этом помещении был единственный курящий, но Бушмелёв сразу подвинул к нему пепельницу.

Тормышов дождался, пока уполномоченный закурит, и продолжил задавать вопросы:

– А эта капля… Она висела с солнечной стороны?

«Зачем ему это?». Горохову начинало казаться, что этот тип с севера просто дурачится. Хотя… Конечно, дурачиться он не мог.

– По-моему…, – уполномоченный на секунду задумался. – Да, я подошёл с западной стороны, а солнце ещё только поднималось.

– Значит…? – Тормышову было недостаточно сказанного.

– Значит, капля находилась в тени.

– Что произошло потом?

– Потом я решил убраться оттуда.

– Причина…, – Тормышов снова читает бумаги, – повышенная радиация. Но у вас не указаны цифры и характер излучения.

– Я пользуюсь стандартным радиометром.

– Значит, гамма-излучение, – Кораблёва оторвалась от бумаг. – Какой уровень вы зафиксировали?

– Не помню. Кажется, сто сорок.

– Сто сорок микрорентген? – уточняет Кораблёва.

–Ну, – уполномоченный опять задумался. – кажется, сто сорок два.

Она записывает, а её коллега снова спрашивает:

– И после этого вы уехали?

– Да, после этого я уехал, – говорит Горохов, надеясь, что теперь-то уж разговор можно и закончить и пойти в зал отдыха, выпить ещё рюмашку-другую с товарищами.

Но нет, эти ребята так просто его отпускать не собирались. После обнадёживающего раздумья Тормышов снова начинает задавать вопросы:

– А вы не видели ночью сияния в том районе?

– Сияния? – Горохов не понимает. Он делает затяжку и, выпуская дым, уточняет: – Сияния луны?

Луна в те дни была хороша. Это уполномоченный помнит отлично.

– Нет, не луны, – говорит северянин. – Ночью вы не видели сияния в том районе, где вы нашли эти чёрные деревья?

– Я не понимаю, о чём вы говорите, – произносит Андрей Николаевич.

Тут снова берёт слово Кораблёва:

– Ну, вот если подъезжать ночью с юга к Березникам, то над городом стоит… свечение. Свет. Его видно издалека.

– Ну, видел. И что?

– Ничего подобного вы не замечали по ночам над тем местом, где видели деревья?

Горохов задумывается; бездонное звёздное небо, огромная луна – всё это было. Какое-то необычное свечение?

– Нет, не помню, – наконец говорит уполномоченный.

И женщина, и мужчина смотрят на него если с не сомнением, то уж точно с непониманием: как можно было не видеть сияния?

Но уполномоченному всё равно, он делает вид, что всё сказал, в надежде, что его отпустят.

Признаться, у него давно были мысли насчёт попытки получения визы для переезда на Север. Мало кому это удавалось. Среди его знакомых, во всяком случае, таких людей не было; тем не менее, он думал об этом. Ему хотелось узнать, как выглядят деревья, какова на вкус редкая еда, как выглядит и пахнет море – говорят, у него какой-то специфический запах, – хотелось попасть в те места, где днём температура не переваливает за сорок.

У него было кое-что скоплено. Скорее даже, кое-что существенное, что могло повысить его шансы на получение визы. А ещё он сделал много полезного для Института. Например, доставил двух живых ботов, один из которых был мыслящим, и, помимо этого, много разного генетического материала для исследований. А ещё редкого умника, генетика-самоучку, который, с его, конечно, слов, помог Институту разработать какую-то новую технологию. Которую он, Горохов, кстати, дважды испытал на себе. Тоже заслуга.

Да и как настоящий знаток пустыни, проводник и оперативный сотрудник с огромным опытом, он мог представлять немалую ценность. Он знал, что давно находится, что называется, «в списках» у сотрудников компетентных органов Севера. В общем, некоторые шансы перебраться на Север у него были. Поэтому уполномоченный теперь терпеливо ждал, глядя, как северяне тихо переговариваются между собой. Он не торопясь докурил сигарету, тщательно затушил окурок и покосился на отцов-командиров. Те тоже были полны терпения. Тоже ждали. И тогда Тормышов, выслушав Кораблёву и согласно покивав, повернулся к уполномоченному.

– Андрей Николаевич, – начал он, – у нас к вам есть предложение.

– Я внимательно вас слушаю.

Антоний взглянул на свою спутницу, словно ища поддержки, и продолжил:

– Институт решил предпринять экспедицию. Нам очень нужно побывать в том месте, которые вы описали.

Горохов чуть развёл руками: и что?

– Мы хотим, чтобы вы сопровождали научную группу.

Уполномоченный указал пальцем на бумаги, что лежали перед северянином, и сказал:

– Там в рапорте лейтенанта должны быть указаны почти точные координаты этого места. И вам там потребуется не столько проводник, сколько отделение хороших солдат.

– Хорошие солдаты будут, – произнесла Кораблёва, – но мне бы хотелось, чтобы вы лично участвовали в экспедиции.

– Зачем? – просто спросил Горохов. Он собирался упрямиться. Во-первых, ему действительно не хотелось возвращаться в те адские места, а во-вторых, если они его туда и уговорят пойти, то уж совсем не за «просто так».

– Мне было бы спокойнее, если бы такой опытный человек был в экспедиции, – продолжала Кораблёва. – У нас, кроме вас, больше нет знакомых проводников, которые работали в тех широтах.

Она бросила взгляд на своего спутника и после того, как он одобряюще кивнул, сказала:

– Мы готовы предложить вам три сотни рублей.

– Да, – тут же поддержал её Тормышов, – три сотни ваших рублей, медью или оловом, любым материалом, который вы выберете, или эквивалент трёх ваших сотен деньгами Северной Конфедерации.

Деньги были, что сказать, немалые. И Бушмелёв и Воронин смотрят на него молча, они ничего ему, конечно, советовать не будут, хотя понимают, что его согласие было бы Трибуналу полезно. Но у уполномоченного свои планы. И он в свою очередь спрашивает:

– И когда вы планируете эту… экспедицию?

– Как можно раньше, – сразу отзывается Кораблёва. – Вы видели это место восемь… нет, девять дней назад, ещё столько же нам придётся туда добираться. Плюс ещё пару дней на организацию экспедиции.

Она хотела ещё что-то добавить, но Горохов – кажется, огорчив всех присутствующих, – твёрдо произнёс:

– Нет. Я не готов туда ехать… Мне нужно отдохнуть…

Тормышов среагировал сразу, уполномоченный ещё не закончил, а он уже начал говорить:

– Андрей Николаевич… Понимаете, в чём дело… Это уникальное место, это настоящий, как мы его называем, «выход» пришлых. И это место не стационарно. Мы натыкались на остатки подобных объектов, на рассказы очевидцев о таких местах, но всё это было с временным лагом. И очевидцы были не очень убедительные, никто так близко к «выходам» не подходил и тем более не делал замеров радиации, не видел этих капель на стволах, нам нужно ехать туда как можно быстрее.

Горохов лишь взглянул на него, и ответил:

– В десять температура превышает шестьдесят градусов, и ниже шестидесяти она опускается только после четырёх часов пополудни. В два, – Горохов снова указывает пальцем на кипу бумаг перед Тормышовым, – я там указывал, один раз она добралась до семидесяти двух. Это очень непросто, пересиживать дневную жару на двухметровой глубине в яме у термитника.

– Андрей Николаевич, температурный пик уже пройден, – сообщила Кораблёва, – таких температур, которые застали вы, в этом году уже скорее всего не будет.

– Наверное, семидесяти двух градусов не будет, – согласился Горохов, – но мне и шестидесяти восьми будет много.

Тут неожиданно взял слово непосредственный командир старшего уполномоченного, комиссар Бушмелёв.

– Хотелось бы заметить, – начал он, – что всем солдатам, что были с нашим уполномоченным на том задании, потребовалась реабилитация. Все люди пережили серьёзные тепловые перегрузки. Они все сейчас в госпитале.

Кораблёва, может, чуть раздосадованно взглянула на комиссара и сказала быстро:

– У нас будет с собой новое оборудование, которое поможет пережить даже более высокие температуры.

– У вас будут переносные персональные холодильники? – спросил уполномоченный.

– Почти, – неожиданно согласилась Кораблёва. – У нас есть костюмы для экстремальных широт. Они уже проверены.

Уполномоченный взглянул на комиссаров, но те не собирались принимать решение за него: ты сам давай, Андрей Николаевич.

И Горохов пару секунд подумал и, покачав головой, ответил:

– Вы меня, конечно, извините, но пока я не готов вам помочь.

Кораблёва что-то хотела сказать, но он остановил её жестом:

– Мне нужно хоть немного отдышаться. Может, через месяц.