Борис Конофальский
Охотник

Глава 3

В детстве Светлана часто ездила к бабушке и дедушке в Воронеж, жила с ними за городом и от подруг бабушки слышала много разных странных слов и выражений. И вот сейчас одно из тех странных выражений, смысл которого Света раньше не понимала, отчего-то пришло к ней на ум, когда она услышала рассуждения Лю о том, какое выгодное соглашение они заключили.

Она бежала вдоль ограды парка, за ней в качестве провожатых следовали сразу шесть синих мальчиков, а Любопытный в ее голове не замолкал ни на секунду:

– Мы тщательно изучим этот артефакт: я подумаю над циклом испытаний кольца и я уверен, что оно будет очень полезно в нашем путешествии на север, но сначала мы должны выявить рамки его возможностей и разобраться с функционалом.

«Не от мира сего!» – так говорила подруга бабушки о каком-то человеке, не приспособленном жить в этом мире. Тогда Свете это выражение казалось смешным, сейчас ей было не до смеха.

Она обернулась и, увидав, что стая синих отстала, перешла на быстрый шаг и произнесла:

– Лю, она не отдаст нам кольцо.

Ну и, конечно же, голос сразу стал возражать:

– Вы, очевидно, не расслышали, Светлана-Света, но тот суприм, что живет под деревом, внятно сказал, подтвердил свое намерение дважды! Он дважды обещал отдать нам кольцо, как только мы выполним свою часть договора.

Девочка опять обернулась и чуть прибавила шагу, видя, что небольшая медуза, которая плавала над парком, двинулась в ее сторону:

– Лю, она не отдаст нам кольцо, и когда, прикончив Аглаю, я приду за ним, она попытается меня убить.

– Не думаю, что такое возможно, – нравоучительно и даже как-то высокомерно произнес Любопытный. – Подумайте сами, Светлана-Света, ведь после подобного… вероломного акта с тем супримом никто и никогда не будет заключать никаких соглашений. Полагаю, что ваш тезис абсурден изначально.

«Нет, он точно не от мира сего!»

– Лю, не знаю, откуда вы, – Свете было даже как-то неловко учить Любопытного, – но тут и даже в моем реальном мире многие так себя и ведут… Понимаете? Так и ведут. Они хотят, ну, как это вам объяснить, кинуть всех, ну… всех обмануть, чтобы получить что-то для себя, получить все что можно, прямо здесь и прямо сейчас, не думая о последствиях.

– Но это какая-то голая и недальновидная биология, это путь к упадку и деградации, ведь желание существовать за счет других представителей своего же вида… это паразитирование. Думаю, что остальные особи вашего вида не будут мириться с паразитами в своей среде.

– Люди привыкли, – невесело заметила девочка.

– Это странно, – произнес голос. Проблемы биологического вида, к которому принадлежала девочка, его волновали мало, а заполучить кольцо он хотел, поэтому Лю продолжал: – Допустим, вы правы, Светлана-Света, и этот суприм из-под дерева не захочет отдать нам кольцо после того, как мы выполним свою часть договора. В таком случае нам нужно вернуться к нему и попросить кольцо вперед. Объяснив это тем, что кольцо поможет нам ликвидировать Аглаю.

– Не даст она, – коротко и уверенно ответила Света. – Мама Тая притворяется доброй. Она хитрая и быстрая. И сильная. Нож мой ей понравился. Если мы вернемся и попросим кольцо… мама Тая способна натравить на меня своих сыночков. Убьем мы Аглаю или нет, еще не ясно, а Кровопийцу заполучить ей уже хочется. Может, она и кольцо как-то так заполучила.

– Это странно, – повторил Любопытный.

– Ничего тут странного нет, – сухо отвечала девочка, вспоминая того самого водителя «Ленд Ровера» по фамилии Мельник, который был виновником аварии, в которой пострадали мама и папа. Тот самый Мельник, который через связи в суде, при помощи хитрых адвокатов и жадных страховых компаний присудил папе выплачивать огромные деньги за свою машину. – У нас все так.

Ее настроение от этого визита под Красное Дерево, от глупости Любопытного, от грустных воспоминаний, конечно, ухудшилось. И девочка снова перешла на бег. Быстро добежала до своих серебряных полян, миновала депошку и после больницы свернула на улицу Ленсовета. Все было как обычно. Круглоголовая кошка поймала крысу и прямо на дороге разрывала ее на части. Чуть западнее, ближе к Московскому проспекту, бродил по развалинам большой горбатый муходед. Две медузы выплыли из-за полуразвалившегося здания и поплыли к нему, шевеля своей перламутровой бахромой на солнце. Светлане не очень хотелось говорить сейчас, но ей нужно было знать, что Лю в этот момент рядом с ней.

– Лю, вы тут?

– Да, я с вами, Светлана-Света. И как раз хотел сказать вам, чтобы вы остановились.

Света сразу остановилась:

– Что?

– Аглая. Она прячется слева, по ходу вашего движения. Наверху, за остатками стены. Она смотрит на вас.

Девочка развернулась влево и посмотрела наверх. Там, на уровне второго этажа, метрах в пятидесяти от нее, торчал край дома, угол целой стены с одним окном.

– Она смотрит на меня? – спросила Светлана.

– Да, она смотрит на вас, – отвечал голос. Девочка глядела как раз на ту стену с окном, хотя и не находила глазами Аглаю. И Лю показалось, что она что-то задумала, поэтому он заговорил: – Я не думаю, что сейчас у вас достаточно сил, чтобы ликвидировать объект. Нам лучше уйти и подготовиться к этому акту, я бы не хотел вас потерять, даже простая рана будет для вас опасна, думаю, что нам необходимо свести риск к минимуму, найти удобный момент или выманить ее на выгодную для нас местность. Для подготовки мне потребуется некоторое время.

И надо было бы его послушать и уйти, но девочка неожиданно решила еще раз поговорить с этой чокнутой, вдруг повезет и их вражду удастся разрешить миром, и черт с ним, с кольцом мамы Таи.

– Аглая! – крикнула она так звонко, что крысы, копошащиеся в развалинах, разом повернули головы в ее сторону, и большая птица, черный попугай с хвостом-плеткой, сорвался с сухого дерева и, набирая высоту, полетел прочь, не решаясь напасть на Светлану. – Аглая, давайте поговорим!

Крысы поняли, что все это их не касается, и принялись дальше искать себе корм. Птица взлетела и села на крышу неразрушенного дома на другой стороне улицы. Но Аглая не вышла из-за стены.

– Она смотрит? – еще раз спросила Света.

– Смотрит, – отвечал голос.

– И не двигается?

– Не двигается.

«Жаль», – подумала Светлана, сама же, чуть ослабив веревку, на которой висел Кровопийца, и придерживая его, двинулась дальше. Она уже приглядела большую серебряную поляну, на которой можно будет укрыться, если Аглая все-таки кинется.

– Лю, следите за ней.

– Я наблюдаю за ней, – заверил девочку голос.

Девочка прошла уже знакомый ей стебель фикуса, на котором не было ни одного листка. Ушла достаточно далеко, но все еще оборачивалась на тот обломок стены.

– Она еще смотрит на вас, – заметил Любопытный.

И только тогда девочка поняла, что Аглая уже не выйдет и не нападет. Света обрадовалась, что обошлось без стычки. И к ней пришло облегчение. И мысль… что Аглая ее… боится?! От этой мысли Светлана едва не улыбнулась, она даже чуть-чуть, самую малость, задрала вверх подбородок от приступа гордости. Вот только гордиться ей пришлось недолго, ровно до той секунды, пока Лю не сообщил:

– Она вышла из своего укрытия и направляется на северо-восток, и она сейчас уязвима. Может быть, даже есть смысл ее догнать.

– Уязвима? Догнать ее? – спросила девочка, останавливаясь.

– Да, Аглая сильно хромает, она медленно спускается с груды кирпичей, у нее повреждена нога. Думаю… – Любопытный сделал паузу. – Сейчас самое время догнать ее и уничтожить. Она не сможет оказать вам серьезного сопротивления, суприм из-под Красного Дерева говорил, что у вас есть хороший инструмент для выполнения этой миссии…

Девочка замерла и сжала рукоять Кровопийцы.

– Думаете, что сейчас пришло время?

– Другого шанса ликвидировать ее нам придется ждать долго. Догоните Аглаю, примените свой инструмент.

И тут же эта заносчивость, вся гордость испарилась, и подбородок опустился.

– Сейчас?

– Да, я еще вижу ее, она идет медленно. Ее правая нога повреждена.

В каждом слове Любопытного она чувствовала нетерпение. Он ждал, что девочка наконец решится и кинется вслед уходящей Аглае. И Светлана поняла, что ей придется это сделать. Еще недавно она и мысли такой допустить не могла, но голос подгонял:

– Она ограничена в движении, и ваша подвижность – ваше большое преимущество. Используйте ваш инструмент, как советовал вам суприм из-под Красного Дерева.

«Используйте инструмент!» Звучит вполне себе обычно, если не знать, что речь идет о Кровопийце. Если честно, то Свете не хотелось его использовать. Просто не хотелось. Даже по отношению к этой злой и чокнутой бабе.

«Используйте инструмент!» Это в устах Любопытного звучало очень просто, но на самом деле речь шла об убийстве. Настоящем убийстве. С кровью!

– Человек Светлана-Света, начинайте действовать, иначе существо, представляющее для вас наибольшую угрозу, уйдет.

Девочка лишь сжала рукоять ножа покрепче… Но продолжала стоять на дороге.

– Человек Светлана-Света, сейчас ваш враг, ваша цель, покинет зону моей видимости, вам необходимо принять решение. Если я должен продолжить наблюдение за ней, мне придется покинуть зону нашей коммуникации… – В первый раз Лю подгонял ее. – Вам необходимо принять решение.

Но девочка еще медлила. Во рту пересохло, захотелось пить… Аглая… Враг, настоящий враг… Убить ее? Резать ее ножом? Но ведь это очень… страшно…

– Человек Светлана-Света, – продолжал Любопытный спокойно, ему-то совсем не было страшно. Он был рассудителен. – Это хороший и вполне безопасный шанс избавиться от врага. Она сейчас не представляет для вас большой угрозы. И с ней нужно покончить. Когда она поправится, снова станет представлять для вас опасность. Большую опасность.

Опасность? Да! С этим доводом спорить было невозможно. Наверное, он и повлиял на решение девочки.

«Может быть, Лю прав… Наверное, прав». Во всяком случае, она попытается.

– Ну… ладно, – наконец произнесла девочка. – Где она?

– Вы смотрите как раз в ее сторону, вас разделяют только развалины.

Дальше стоять и раздумывать было как-то… глупо. И девочка, оглядевшись по сторонам, все-таки побежала, на ходу поправляя свой рюкзачок.

– Увеличьте скорость, – подгонял ее Любопытный. – Она уходит.

Свету почти взбесило то, что он подгоняет и подгоняет ее. Она совсем не хотела догонять Аглаю, не хотела делать с ней того, чего ожидал от нее голос, но опять, опять она боялась, что станет не интересна Любопытному. Что он бросит ее здесь, в Истоках, одну и больше не появится. И Света побежала. Она быстро обежала гору битого кирпича, ушла с широкой дороги и углубилась в разрушенный квартал. Там, уже без помощи Любопытного, глазами отыскала Аглаю.

Света раньше не видела ее со спины и теперь поразилась: у Аглаи были очень широкие плечи, как у мужчины, мужчины-спортсмена. Она шла, заметно припадая на правую ногу. Шла медленно. А еще, Лю даже не сказал Свете об этом, кожа Аглаи была темной, почти фиолетовой на ногах, на руках, на боках. Она вся оказалась вымазана соком фикуса.

Света, стараясь не топать ботинками, догоняла противницу, быстро догоняла. Девочка еще не знала, что будет делать… Вернее, как она это сделает. Это она думала, что не знает, но Кровопийца уже прилип к ее ладони и, кажется, подрагивал в ней, словно от нетерпения.

Девочка, подбегая ближе, еще раз поразилась мощи своего врага. У Аглаи не только плечи были выдающиеся, у нее также была мужская мускулистая спина, накачанные, как у девочек, бегающих спринт, ягодицы и икры. Не зря Светлана ее побаивалась. Аглая являлась необыкновенно сильной женщиной. И тут эта чокнутая, наверное, услышав шаги, обернулась. Косматая, нечесаная, лицо грязное, а из-под сальных косм яростный взгляд.

Девочка увидала ее глаза. Никогда в жизни она еще не видела столько ненависти в чьем-либо взгляде. И это не был безумный взгляд сумасшедшей бабы. Ненависть в глазах Аглаи оказалась осмысленной. Она ненавидела Свету. В этом у девочки сомнений не осталось. И странное дело, Светлане стало вдруг легче. Она поняла, что ей больше не жалко эту чокнутую. Свету даже порадовало, что Аглая отвернулась и прибавила шаг. Она почти перешла на бег, она бежала! Эта здоровенная бабища боялась! Ненавидела и боялась. От осознания этого страха Света едва не взлетала, делая шаги. А осознание ненависти придавало девочке решимости. Тем более, что рукоять Кровопийцы на удивление удобно лежала в ладони.

Глава 4

Спина Аглаи не была выкрашена соком фикуса, девочка видела уже каждый мускул на этой загорелой спине… Света, чуть отведя палку, которую держала в левой руке, замахнулась ножом, который держала в правой. Шаг, еще шаг… Топали ботиночки Светы по старому асфальту. Аглая опять оборачивается… Быстрый взгляд… и чокнутая прибавила скорости, намереваясь добраться до зарослей лопухов, вымахавших в человеческий рост на куче мусора. Но от Светланы ей уже не уйти. Шаг, еще шаг… Девочка отвела нож в сторону, теперь ей не было страшно, теперь она просто хотела побыстрее все закончить, вон она, спина сумасшедшей бабы. По ней Света и полоснет Кровопийцей. От правой лопатки вниз по диагонали… Для начала.

И тут Аглая повернулась, она больше не убегала, видно, поняла, что не убежит, и… Их взгляды встретились. И теперь в глазах Аглаи девочка не увидела и намека на испуг, даже растерянности в них не было, а было в них веселое… злорадство. Аглая радостно оскалилась и кинулась на девочку. Если бы не этот взгляд чокнутой, то Света, может быть, и пропала бы. Но Свете хватило одного страшного взгляда Аглаи, чтобы резко затормозить. Она остановилась… А дальше все пошло как-то само собой. Аглая, уже ни капельки не хромая, подлетела к Свете, но та, не осознавая этого, ударила ее жабьей палкой, стараясь попасть врагу в лицо.

Для чокнутой этот удар не представлял угрозы. Она просто перехватила палку. Схватила ее прямо за темный от жабьего яда острый конец и легко, словно у ребенка, вырвала из рук девочки. Отбросила ее за ненадобностью. Яд ей был нипочем. А затем снова кинулась на Свету, но пока Аглая отбрасывала палку, она потратила долю секунды, и этой самой доли девочке и хватило, чтобы развернуться и кинуться бежать от сумасшедшей. Аглая едва успела схватить ее за рюкзак одной рукой, взялась крепко, а второй она уже хотела вцепиться девочке в волосы. И тут Светлану впервые выручил Кровопийца. Она взмахнула ножом, отмахнулась им, словно свернутой газетой от назойливой мухи, и Аглая отпрянула, уворачиваясь от белой кромки лезвия, убрала руку и не схватила девочку за волосы. Чокнутая, кажется, понимала, что с этим оружием лучше не шутить. И Светлана выскользнула из лямок рюкзака, в который вцепилась Аглая. Выскользнула и кинулась бежать.

А вслед ей полетел отборнейший мат и крик, срывающийся на истошный бабий визг и зловещий хохот, хохот как раз такой, каким и должна заливаться сумасшедшая маньячка.

– Стой, мразь! Стой! А-ха-ха… Стой!

«Ни фига она не хромая! – Света бежала изо всех сил, так как слышала помимо этого ужасного хохота шлепки босых ног по горячему асфальту. – Да как она может так быстро бежать по битому асфальту, по обломкам кирпича без обуви?»

Но сумасшедшая летела за девочкой со скоростью хорошего спринтера и еще умудрялась радостно орать на бегу:

– А-ха-ха… Я сдеру с тебя кожу твоим ножиком… С живой буду срезать! Стой, говорю, мразь!

Свету подгонял страх, такой страх, которого она не испытывала, даже оказавшись под землей с жуками-кусаками. Она бежала так быстро, что могла бы на соревнованиях запросто посоперничать со старшими девочками, которые бегали спринты. Посоперничать? Да она бы их сейчас победила. Хоть на сотне, хоть на двух. И ботинки ей совсем не мешали. Она летела как на крыльях, едва касаясь земли, едва разбирая дорогу, не отдавая себе отчета и тем не менее зная, куда бежит. Она бежала к спасительной серебряной поляне, которую заприметила еще до того, как решилась погнаться за Аглаей.

А та, между прочим, не отставала.

– А-ха-ха… Стой, тварь, догоню тебя, догоню… Разорву тебе твою вонючую пилотку… Мразь… А-ха-ха…

Но эти крики лишь придавали Свете сил, она прибавляла и прибавляла скорость и уже через минуту оказалась на спасительной серебряной поляне и побежала по ней большими шагами, едва успевая разбирать перед собой дорогу, чтобы не дай бог не наступить на кочку, что были тут повсюду. Пробежала вглубь поляны метров тридцать и, лишь поняв, что Аглая матерится уже издалека, а не из-за спины, остановилась и развернулась.

– А-ха-ха-ха… – Теперь чокнутая скалилась на самом краю поляны и на мох, конечно же, наступать не собиралась. – Убежала… Мелкая мразь! Все равно… Все равно я разорву тебе твою пилотку, кожу с тебя сдеру, а печенку твою сожру… А-ха… – Чокнутая даже подпрыгивала на месте от злости. – Ты, тварь, думаешь, что я не знаю, что ты таскаешься к жирной? Думаешь, не знаю, что вы там затеваете?

Сумасшедшая следила за ней? Света слегка напряглась, но не отвечала. Она стояла, восстанавливая дыхание и крепко сжимая Кровопийцу в руке, при этом не отрывая взгляда от Аглаи. Теперь-то девочка поняла, как опасен и хитер ее враг. То, что она думала об Аглае раньше, и на десятую долю не соответствовало действительности. Долбанутая следила за Светланой. Она притворялась хромой, решила приманить ее своей беспомощностью. Но сейчас у нее, кажется, начинала болеть рука, та самая рука, которой она хватала жабью палку. Чокнутая поднесла руку к глазам, сжала и разжала пальцы и не то завыла, не то зарычала через стиснутые зубы:

– Ы-ы-ы…

Жабий жир все-таки подействовал. Ей было по-настоящему больно. «А как ты хотела, долбанутая, это свежий жабий жирок, я его недавно собрала, он еще не запылился даже», – с удовлетворением подумала Света. И теперь ей совсем не было жалко Аглаю. А она еще думала договориться с нею по-человечески. Ни фига не получится. Теперь девочка отчетливо понимала, что им двоим тут не ужиться.

– Тварь, мразь! – заорала Аглая. – Я до тебя доберусь!

Она повернулась и побежала прочь от моховой полянки, завывая на ходу и потрясывая обожженной ядом рукой. А девочка дождалась, пока враг отбежит подальше, и только тогда позвала:

– Лю! – Ничего. Тишина. Голос не отвечал. Она немного подождала, надеясь, что он ее все-таки слышал, и, не дождавшись, повторила: – Лю, вы тут?

Но и на этот раз Любопытный не отозвался. Снова тишина. Только птица орала где-то да мухи жужжали в солнечном мареве. И больше ничего, никаких звуков.

Девочка стояла совсем одна, без своего рюкзака и без своей палки, из всего ценного только Кровопийца при ней и остался. Она крепко сжимала в ладони его липкую рукоять. Светлана огляделась. Медуз поблизости не было. Взглянула вниз: мох, извиваясь тонкими, серебряными ворсинками, ощупывал подошву, пытаясь хоть немного ее пожрать. На левый рукав плюхнулась огромная красноглазая муха. И сразу начала пробовать ткань куртки на вкус. Света хлопнула по ней ножом. Солнце палило немилосердно. Ветра не было. Было тихо. Ей захотелось пить. Кажется, в рюкзаке в бутылке оставалось немного воды. Но где он, этот рюкзак? Конечно, он находился совсем недалеко. И до него можно было добежать, вот только уходить с серебряной поляны страшно, ведь поблизости ошивается опасная сумасшедшая баба, обещавшая убить Свету, убить зверски. И Лю не отзывался. Ну как тут удержаться от слез.

Роэ видел, что таксист его побаивается. И черт бы с ним, но сейчас он хотел, чтобы ему не мешали, не суетились и ничего не говорили. Он достал комканую купюру в пять тысяч рублей и кинул ее через плечо шоферу:

– Сдачи не надо.

Таксист подобрал оранжевый комок, развернул его и, поняв, что это, сказал с заметным азиатским акцентом:

– Спасибо большое.

Роэман ему не ответил, в машине было тихо, таксист выключил радио сразу, когда Виталий Леонидович только сел. Роэ застыл, глядел через стекло, по которому катились капли воды, на фонари освещения. Желтые пятна света едва-едва отодвигали от себя сырую черноту осеннего города. В машине было тепло, а там, за мокрым стеклом, холодно. Холодно. И это был не простой холод. От него начинал мерзнуть… затылок. Да. Затылок. А с затылка этот нездоровый озноб скатывался за воротник и бежал меж лопаток мурашками, быстро проникая внутрь, к желудку, где удобно укладывался в виде легкого намека на тошноту. Да, именно это Роэман и чувствовал в прошлый раз, когда приезжал сюда. Холод и тошнота – производные от страха перед могилой. Ему даже казалось, что в машине пахнет землей. Сырою, насыщенной перегноем землей. Хотя, этого, конечно, не могло быть. Откуда в машине земля? Да, тут однозначно что-то было… Что-то, что вызывало у него легкие приступы тошноты. И он хотел знать, что это.

– Поезжай в ту арку, – наконец велел он. – Во двор.

– Туда? – таксист указал на арку, что была справа от машины.

– Туда, – сухо подтвердил Виталий Леонидович.

Таксисту не хотелось этого делать, кажется, он даже готов был вернуть деньги клиенту, лишь бы побыстрее расстаться с ним, но ослушаться и тем более спорить он побоялся. И, помигав поворотником, свернул во двор. Свернул и медленно поехал между рядов машин.

Роэман сразу увидел ее. Он понял, что она и есть тот самый источник тошноты и страха. Ну хотя бы потому, что никого больше в мокром дворе не было. Да и кто из нормальных людей станет сидеть под холодным дождем на лавке? А еще… Она даже не пряталась. Сидела на самом освещенном месте, на маленькой скамеечке у детской площадки. Курила. Виталий Леонидович видел, что ее светлый плащ промок на плечах, груди и рукавах. И платок на голове тоже был мокрый. И при этом баба была в темных солнцезащитных очках. А то, что на дворе почти ночь и она уже изрядно промокла, – это ее мало заботило.

– Куда ехать? – спросил таксист.

– Вперед, – неожиданно резко ответил ему Роэман.

Сам он не отрывал от женщины взгляда. И вспоминал, что о ней визжала в телефон тупая десса. «Она, кажется, назвала ее Гнилой».

Такси сделало поворот вдоль дома, и Роэ понял, что женщина глядит на него. Да, именно на него. Она знала о нем. Может, она так же чувствовала его, как и он ее? Незнакомка встала, сняла темные очки – до сих пор она была в них – бросила окурок на резиновое покрытие детской площадки. Она неотрывно смотрела на Роэмана, видела его даже в темноте салона машины, даже через залитое дождем стекло, она видела его. И он разглядел ее тоже. Увидел ее лицо.

Увидел и понял, понял, почему холодок бежал по его затылку, почему чувствовал себя тут так неуверенно, понял, почему так испуганно визжала десса в телефон, говоря о ней, и почему та, захлебываясь в истерике, называла эту женщину «Гнилой». Теперь ему все было ясно.

– Поехали отсюда, – быстро сказал Роэман шоферу.

И повторять было не нужно. Выехав из двора, таксист только спросил:

– Куда едем?

– На Итальянскую. – Виталий Леонидович откинулся на спинку сиденья. Он все еще вспоминал лицо женщины.