Солдат и Ёган подошли ближе. Солдат поклонился изысканно, а Ёган очень неуклюже. Как только они поклонились, в зал, вслед за ними, вошел сержант и четыре стражника в шлемах, стеганках и с копьями. Солдат мельком глянул на них и произнес:
– Рад приветствовать вас, господин барон.
Барон был немолод. Ему было чуть за сорок. Заметная седина тронула волосы, лицо было чуть опухлым, одутловатым. Его нос был сломан, нижняя губа и подбородок были рассечены. Сейчас там белел шрам. Он сжимал серебряный кубок, недобро смотрел на солдата и, наконец, произнес:
– А вот я не рад приветствовать вас, как вас там величают?
– Меня зовут Яро Фолькоф, я отставной гвардеец, правофланговый корпорал, охрана штандарта его высочества герцога де Приньи.
– Ух ты! – Притворно восхитился барон. – Да неужели? И вы всерьез полагаете, что это имя… имя какого-то… черт знает какого герцога произведет на меня впечатление?
Волков заметил, что барон не совсем, чтобы трезв.
– Ни секунды на это не надеялся. Я надеялся, что на вас произведет впечатление, то, что я воин, как и вы, а не бандит, дезертир, или дебошир.
– А вот ведете себя именно как бандит и дебошир, – заметил барон.
– Не могли бы вы уточнить, когда это и где было?
– Когда вы напали и ранили моего человека.
– Ну, что ж, я расскажу, как это было. Я снимаю комнату в харчевне, так как получил рану в стычке с дезертирами, в которой я участвовал по просьбе вашего коннетабля. И вот, возвращаясь от лекаря-монаха, я застаю в своей комнате вашего сержанта и еще двух людей, которые копаются в моих вещах. На мое законное требование покинуть комнату один из них заявляет, что сейчас они меня зарежут, и заберут все мое добро себе.
– Врет он, – рявкнул сержант. – Мы пришли забрать десятину мертвых, чтобы отдать бабам погибших наших людей. А он на нас напал.
– А почему вы пришли, когда меня не было?
– А что ж нам, ждать тебя что ли? Ты сбежать хотел, чтобы деньги не отдавать.
– В отличие от вас, я не вор, и законы воинской корпорации чту неукоснительно.
– Кто вор? Я!? – Заорал сержант.
– Ну а кто еще в отсутствии хозяина копается в его вещах, а когда его ловят на месте, пытается его убить? Так делают воры.
– Ну… – Начал было сержант, но его перебил барон.
– Замолчи, – он сделал глоток из кубка и спросил у Волкова: – так что вы хотите сказать, что мои люди воры?
– Вы это сами должны решить, господин барон. Когда я в первый раз поймал вашего старосту на воровстве – я его предупредил…
– А что он у вас украл?
– Оружие. То, что я взял в бою у дезертиров. Он, не скрываясь, сложил его в телегу и хотел уехать. Я забрал оружие и предупредил его. Второй раз он пытался увести у меня коня стоимостью в двадцать талеров. Я остановил его, а он заявил, что это ему велел сделать сержант.
– Я ему такого не велел, врет он.
После этой фразы Волкову стало легче. Он понял, что сержант и староста действовали не по распоряжению барона, а сами по себе.
– То есть, – произнес барон, – вы утверждаете, что в моем феоде мои люди воруют у проезжих.
– Я думаю, что, в первую очередь, воруют они у вас. Ну, или что-то затевают против вас.
– Вот даже как? Вам придется подтвердить свои слова, – сурово сказал барон.
– Для этого я и пришел сюда, – смело ответил Волков.
Он достал из рукава пергамент, подошел и положил его на стол перед бароном. Тот взял лист бумаги, взглянул на него и швырнул рядом с кубком:
– Что это? Язык древних? Я не поп, чтобы читать на нем.
– Нет, это ламбрийский, – и подозвал Ёгана. – А ну ка скажи барону, где ты нашел эту бумагу.
– Ну, я снимал сапог, и там это было.
– Какой еще сапог? – С раздражением спросил барон.
– Ну, с дезертира, с мертвого, сапог стягивал, а она там была. Гляжу – на пол упала.
– И что здесь написано?
– Не знаю, – испуганно ответил Ёган.
– Замолчи, дурак, – рявкнул барон и кривым пальцем постучал по бумаге. – Что здесь написано? – Он смотрел на солдата.
– Здесь сказано: «Сопляк узнал про мельницу, предупредите господина с мельницы, а с сопляком разберитесь, иначе донесет. Но так, чтобы никто не подумал, чего».
– И что все это значит? Звучит как дурь какая-то.
– Звучит как дурь, если не знать, что под сопляком подразумевали вашего коннетабля, которого они заманили в харчевню и убили первым. Он очень мешал кому-то в вашем феоде, что-то знал.
– Да неужто мельнику? – Ехидно усмехнулся барон. – А может, обоим? У меня их двое.
– На вашем месте я бы проверил обоих. И еще бы выяснил, куда в вашем феоде люди деваются. Я, например, послал парня в монастырь за лекарствами, дал своего коня, только коня дохлого и нашли. А еще у вас по болоту ходит холерный уродец и на людей кидается.
– Какой еще холерный уродец? – Ехидство как рукой сняло, барон был серьезен. – По какому болоту?
– По тому болоту, что лежит вдоль дороги, которая ведёт к монастырю.
– А кто вам про него рассказал? – Спросил барон абсолютно серьёзно.
– Я его сам видел, так же, как и вас. Конь его почуял и понес, я сам чуть кости не переломал. А что, вам про него уже что-то говорили?
Барон не ответил, он уставился в стол перед собой. Все молчали. В огромном зале было тихо, только ветер завывал в камине, да громко треснуло полено, раскидав несколько искр.
– Садитесь, – вдруг произнес барон, указывая на стул рядом с собой.
Солдат попытался отодвинуть этот стул, но двигать одной рукой такую мебель было невозможно. Стул было неимоверно тяжел и массивен. Хорошо, что Ёган догадался, подбежал и помог. Солдат уселся.
– Что у вас с левой рукой? – Спросил барон.
– Старая рана. Моя первая. А в харчевне получил по ней еще раз, очень крепко получил. – Он чуть помолчал. – Монахи сказали, что б левой рукой не шевелил.
– Я вас понимаю. Старые раны.
– Я вижу, что сия учесть и вас не миновала.
– Вы про лицо или про руку? – Барон показал правую руку, она тоже была заметно искалечена. Пальцы были ломаны, а на указательном не было ногтя. – Лицо – это турнирные забавы молодости, а рука – это Вербург. Это барон де Шие. Мы с ним сшиблись, оба коня насмерть, я ему копьем в шлем, он мне в руку. Вечером мы с ним выпили, он оказался добрым малым. Добрым рыцарем.
– Я тоже был при Вербурге.
– Вы? – Барон посмотрел на солдата с недоверием. – Сколько ж лет вам тогда было?
– По-моему, пятнадцать уже исполнилось.
– А на чьей стороне вы были?
– Ну уж не на стороне еретиков.
– А кто был вашим капитаном?
– Не знаю, но платил мне тогда лейтенант Брюнхвальд.
– Брюнхвальд! – Радостно воскликнул фон Рютте. – Я ж его знал. Я пил с ним перед сражением, а где вы стояли?
– Слева.
– В низине?
– В самой низине. С рассвета и до полудня я простоял по щиколотку в воде.
Барон аж подпрыгнул. Он больше не был суров. Он был и радостен, и возбужден, и даже возмущен.
– Это ж вы, мерзавцы, побежали первыми, – кричал он, указывая на солдата кривым пальцем без ногтя.
– А где в это время были вы? – Спросил Волков.
– В это время я уже лежал в обозе с изуродованной рукой.
– Так вот, мы побежали, когда велийские ландскнехты ушли спасать свои шмотки после того, как кавалерия противника ворвалась в наш обоз. А с нами осталось только полторы сотни копейщиков, которых шесть сотен рейтар даже не заметили, когда кинулись нас топтать. Что может сделать тысяча лучников с шестью сотнями добрых рейтар, которые смяли полторы сотни копейщиков и несутся на них во весь опор. Я даже одного выстрела сделать не успел. Расскажите-ка мне, барон, как кавалерия противника оказалась в нашем обозе?
– Ах-ха-ха! – Радостно засмеялся барон. – Дело то было веселое. Мы сшиблись с их рыцарями в центре, как положено, с хрустом и звоном. Сталь в сталь, мясо в мясо. Нас было чуть больше, но суть не в этом. Мы были лучше, и поэтому мы их опрокинули. Они откатились, а наши чуть увлеклись и решили немного порубить арбалетчиков, уж больно хорошо они стояли. Да уж…
– Да уж, а наемные кавалеристы противника смяли ваших оруженосцев и заехали в наш обоз.
– Ну, я то этого не помню, – сказал барон и заорал: – Ёган, Ёган!
Из сумрака зала шаркающей походкой старика пришел слуга.
– Кубок моему гостю, – сказал барон. – И давай ужин.
– Ужин, – удивился старый слуга. – Его еще не начали готовить, господин.
– Ну, тогда принеси нам вина и какой-нибудь еды. Вчерашний пирог, окорок, сыр. Неси, давай. – И он продолжил. – Я не помню, как все закончилось. У меня была раздроблена рука и надо мной колдовали лекари.
– Ну, их кавалерия заехала к нам в обоз, а пять сотен велийских, да хранит Господь императора, ландскнехтов, которые нас прикрывали, побежали спасать свое барахло, а рейтары нас просто смяли. Говорят, из наших только половина осталась, не считая полторы сотни копейщиков, которые, кстати, не успели даже в баталию построиться. Так и стояли в две линии. После этого весь левый фланг побежал.
– Да-а, – протянул барон, вспоминая и улыбаясь, – веселый был денёк.
Солдат почему-то не считал тот день особо веселым. После того, как огромный рыжий конь сбил его с ног, он очнулся уже в телеге. Был вечер. И уж никак ему не удалось бы выпить с рейтаром, как это случалось у благородных, но ничего этого вслух он говорить не стал. Слуга принес красивый кубок для него, кувшин с вином и блюдо с едой: хлеб, окорок, сыр.
– Сержант, – крикнул барон, – отпусти людей. А этого, – он указал на Ёгана, – пусть покормят на кухне. И лошадей их тоже.
– Да, господин, – мрачно ответил сержант, которого, судя по всему, никак не устраивал подобный вариант событий.
– Как вас зовут? – Спросил барон.
– Яро Фолькоф.
– Фолькоф? – Переспросил барон.
– На самом деле Волков, но никто не может правильно произнести это имя. Поэтому говорю Фолькоф.
– Так вы из Челезии?
– Нет, мой отец был с дальнего востока, а матушка с севера. Она из деревни, что на левом берегу Хельбы. Отец был купцом. Он сгинул в море.
Солдат замолчал, барон молчал тоже, снова оглушительно громко хлопнуло бревно в камине. И барон начал:
– Знаете, у меня сын не вернулся с войны. С рыцарями такое случатся. Я считаю, что нет смерти приятнее, чем смерть в бою, ведь старость и раны намного страшнее.
– Я слышал о вашем сыне, я соболезную.
– Да-да, беда в том, что он не погиб в бою, – сурово произнес барон. – Он получил рану, ехал домой лечиться и исчез. Мне кажется, кто-то его убил. Я не знаю кто, я не знаю где, но если это так, то я хотел бы восстановить справедливость. Это меня удручает, понимаете? Мне нужно знать, что мой сын погиб или жив. Понимаете? Очень нужно!
Волков кивнул.
Барон выпил вина, солдат выпил тоже. Барон продолжил:
– А еще совсем недавно умер мой друг, мой сеньор. Двадцать лет мы провели вместе. Мы с ним жили в одной палатке, брали девок по очереди, пили из одного кубка, – барон помолчал. – Десять компаний вместе! Мы всегда приходили, когда герцог звал нас. Ни разу не притворялись больными. Собирались и ехали. Он был моим графом и моим другом. Нет, не так. Он был моим другом и моим графом. Он никогда без нужды не козырял своей короной на гербе. Он был истинный рыцарь, и вот он умер. Он просил присмотреть за его детьми. Не теми детьми, что записаны в церковных книгах, а теми… – барон замолчал.
– За детьми фрау Анны? – Догадался солдат.
– Вы знаете и про нее? – Удивлённо спросил барон.
– Я кланялся ей на похоронах. Она пригласила меня в гости.
– Да? Вот как? Ну да, за ее детьми, а я за ними не углядел, понимаете? – Он своим корявым пальцем, почти без ногтя, начал стучать в кусочек бумаги с ламбрийскими словами. – Кто-то решил убить мальчишку, о котором я обещал заботиться. И убил его в моем феоде.
Он замолчал. Они молча сидели, слушали сквозняки и шум горящих бревен в камине.
– В моем феоде! – Вдруг заорал барон, вскакивая. – В моем феоде убивают сына моего друга, пусть даже и незаконно рожденного! Не в поединке, не при ограблении, а просто так, – орал он на солдата, как будто этот тот был виноват. – Потому что кому-то он, видите ли, мешал. Кому? Кому он мешал?
Барон упал в кресло, схватил кубок, часть вина расплескал, а остальное выпил и ударил об стол кубком так, что он погнулся.
– Ёган! – Заорал барон. – Ёган!
Старый слуга прибежал, схватил кувшин, налил вина господину в его кубок. Тот стоял кривой, но не падал.
– Принеси мне ларец, – велел барон.
Слуга молча ушел.
Они снова сидели в тишине, как вдруг до Волкова донесся детский голос. Солдат обернулся и увидел мальчика, лет семи-восьми на лестнице, ведущей из верхних покоев. За ним шла не худая, богато одетая дама. Волков встал, стоял, ждал их приближения, и когда они приблизились, он низко поклонился. Дама ответила кивком головы и едва заметной улыбкой. Мальчишка пробежал мимо солдата и прыгнул на барона. Тот радостно схватил ребенка.
– А-а-а, мой молодой рыцарь! Моя надежда. Посмотрите на него, – обратился барон к солдату. – Я выращу из него настоящего рыцаря. Будешь рыцарем, дорогой мой?
– Да, папа, – кивал мальчик и, уже хвастаясь, добавил. – А через два года папа повезет меня в Вильбург, к оружейнику, и он сделает мне доспех и меч.
– Броня – лучшая одежда для мужчины, – кивнул Волков. – Не сомневаюсь, что молодому барону латы будут к лицу. Но еще рыцарю нужен конь.
– Конь у меня уже есть, – крикнул мальчишка, – папа, пойдем, покажем твоему гостю моего коня?
– Не сейчас, дорогой. Обязательно покажем, но не сейчас. А сейчас идите с матушкой погуляйте до ужина.
– Ну, пап, я хочу с вами. Этот же господин тоже рыцарь?
– Этот господни добрый воин, и я воевал вместе с ним.
– О, вы тоже убивали еретиков? – Обрадовался мальчишка.
Волков улыбнулся и кивнул.
– Расскажите, сколько вы убили еретиков?
– Я потом все тебе расскажу. А сейчас идите, погуляйте. Иди, покорми своего коня. – Вместо солдата сказал барон.
Женщина взяла мальчишку за руку и повела, хотя тот упирался.
– До свидания, – произнесла она.
– Баронесса, – солдат снова поклонился.
– Моя последняя радость, – произнес барон не глядя им в след.
Тут появился старый слуга. Он принес тяжелый ларец, поставил его перед бароном. Барон снял с шеи веревку с ключом, открыл ларец и запустил туда руку. Судя по всему, ларец был почти пуст, потому что барон долго собирал что-то со дна, и, наконец собрав, он хлопнул ладонью об стол. Под ладонью что-то звякнуло. Барон убрал руку. На столе лежало семь монет. Желтые, толстые, даже на вид тяжелые. Волков сразу узнал эти монеты. Это были цехины. Три цехина были равны годовой зарплате гвардейца.
– Сколько здесь талеров? – Спросил барон. – Знаете?
– Ну, – начал солдат прикидывая, – один цехин равен почти двум гульденам еретиков. То есть шести имперским маркам. Значит около двадцати шести талеров.
– Ха-ха, – засмеялся барон. С такими знаниями вы могли бы стать менялой. Не зря вас, солдат, называют любителями сольдо.
Солдат не обиделся, он всегда хорошо считал и хорошо все запоминал.
– У лейтенанта Брюнхвальда я считал зарплату всей роте. Пока не зажило плечо, я помимо прочего был заместителем казначея роты.
– Да как вы все успевали?
Солдат пожал плечами.
– Впрочем, я не о том. Вы знаете, что это за деньги?
– Нет.
– Сколько вам платили в гвардии?
– Здесь денег, – солдат указал на кучку золота, – на два с лишним года службы в гвардии какого-нибудь герцога.
– Я не герцог, но готов отдать вам эти деньги за то, чтобы вы поработали на меня. – Он смотрел на Волкова, ожидая его реакции.
– И что же вы хотите? – Солдат удивленно поднял брови.
– Мой коннетабль убит. Найдите тех, кто заказал убийство сына моего друга. Выясните, куда деваются мои люди на моей земле. Узнайте, кто бродит по болотам. Поймайте его или убейте. Разберитесь с моими старостами, если считаете, что они воруют. Наведите порядок в моем феоде, и эти деньги будут ваши.
Солдат был немного ошарашен. Он не ожидал такого, он понимал, что барон пьян и, возможно, завтра не вспомнит о своем предложении, поэтому не знал, что ответить.
– Ну, что вы молчите?
– Я думаю, господин барон.
– А что тут думать? Перед вами деньги лежат. Или думаете, что я вру? Нет, я не вру. Хотите, я напишу вам бумагу и дам вам два цехина вперед? Прямо сейчас. Но вы мне должны обещать… Ведь я хочу, чтобы вы выяснили, кто виноват вот в этом, – его палец без ногтя снова стучал по бумаге, лежащей на столе. – Я хочу знать, кто убил моего коннетабля.
– Наверное, вы были хорошим воином, но торговец вы никудышный.
– Что? Это почему еще? – Удивился фон Рютте.
– Вы предлагаете огромные деньги первому встречному. Предлагаете важную должность человеку, которого не знаете.
– Как же не знаю? Мы же были с вами в одном строю, в одном сражении. Вы же служили в гвардии, а туда, кого попало, не берут. Да и взялись же вы помочь моему коннетаблю.
– Во-первых, барон, в гвардии хватало и мерзавцев, и проходимцев, и трусов. Да и в одном строю вместе с вами мог стоять вор.
– Так вы вор или лжец?
– Не то, и ни другое. Но я мог бы быть и тем, и другим.
– К черту болтовню, – барон одним глотком допил вино из кубка. – Вы согласны или нет?
– Нет, господин барон, извините, но нет, – твёрдо сказал солдат.
– Нет? – Искренне удивился барон.
– Нет, простите уж великодушно, но я еду домой. У меня была мать и две сестры, я почти двадцать лет их не видел. Я писал им, они мне не отвечали. Я хочу знать, что с ними.
Барон смотрел на него недоверчиво:
– Может, вам мало денег? Мы можем поговорить об этом.
– Нет-нет-нет, дело не в деньгах, господин барон. Будь у меня время и силы, я бы согласился помочь вам, а так…
– Честно говоря, я не ожидал, – произнес барон. – Не ожидал, что солдат пренебрежет золотом.
– Да с чего вы взяли, что я вообще справлюсь?
– Что ж вы думаете, я дурак? Я опросил людей, что общались с вами. Сержант приводил мне посудомойку из харчевни, и она клялась, что вы один одолели ламбрийцев. Я опросил своих дуроломов о стычке с вами. Признаться, они вас побаиваются, а они у меня не очень-то и робкие. Вы хладнокровный и умелый воин, ну, а то, что вы умнее всех, кто меня окружает, и, может быть, даже умнее меня самого – так это видно любому.
– Барон, я почти однорукий и хромой. Я ищу тихого места и спокойной жизни, – солдат помолчал, заглянул в кубок и потер подбородок. – Вам нужен железный кулак, закон феода, экзекутор, вешатель, знающий всё и всех. Я не подхожу вам на эту должность. Завтра, на заре, я хочу уехать лечиться. Мне даже в седло не сесть без помощи слуги.
– Завтра? Вы хотите уехать завтра? Дьявол. Я думал, мы хотя бы еще выпьем.
– Неужто вам не с кем выпить?
– А с кем? Все соседи, с кем я ходил воевать, померли. Их отпрыски – сопляки, которые не то, что на войну, даже к барьеру не выезжали. Расфуфыренные ничтожества в перьях, которые тратят всё, что у них есть, на шелка, специи да дорогих лошадей. А, чуть не забыл, да еще и навозные жуки.
– Жуки? – Не понял Волков.
– Ну да, рыцари, – барон усмехнулся, – которые только и делают, что ковыряются в земле вместе со своими холопами. Разве что к сохе сами не становятся. Я тут недавно одного из таких обозвал болваном, – барон погрозил Волкову пальцем, – болваном! При слугах! Что, думаете, он за меч схватился? Перчатку мне кинул? Потянул к барьеру? Черта с два! – Барон снова погрозил пальцем и засмеялся. – Он сделал вид, что не заметил! У них все мысли о быках производителях, да поднимется ли пшеница после дождей. И никаких поединков. Им хоть в морды плюй.
– Ну, вы старый вояка, с вами опасно связываться, – Волков налил вина себе и барону. – Возможно, он просто решил быть благоразумным.
– Именно! – Заорал барон, хватая кубок. – Они тут все благоразумны, у них нет выбитых зубов, у них нет отрубленных пальцев, у них лица как у женщин!
– То есть? – Не понял Волков.
– Вот у вас шрам на правом виске, откуда? Свежий еще.
– Зимой болт пробил шлем.
– Вот, зимой получил, а у них нет вообще никаких шрамов. И разговоры у них про цены на шелк да на шафран, про урожаи, да про то, что хмель нынче дорог, да про лошадей. – Барон почти орал все это в лицо солдату. – А еще они говорят про то, во что был одет герцог, парчовые у него портки или бархатные, да хранит Господь его августейший зад. А еще они говорят про золотые шпоры.
Он выговорился, сел и откинулся на спинку кресла. Посидел, поигрывая кубком, и продолжил:
– Мой последний боевой товарищ умер, его дочь пропала, сына убили, а я даже не могу наказать тех, кто в этом виноват. Потому что я не знаю, кто всё это делает!
Волков ничего не ответил, молчал.
– Значит, вы не возьмете деньги? – Спросил барон, чуть успокоившись.
– У меня нет уверенности, что я справлюсь, господин барон, я устал. Я болен.
– Судя по всему, вы честный человек, и вас нельзя отпускать. – Фон Рютте, смотрел на Волкова с прищуром. Он грозил ему пальцем. – Нельзя!
– Господин барон, мне пришлось завести слугу, потому что я сам не могу одеться…
– Да, и кстати, о слуге. Он ведь один из моих холопов? Он крепостной?
– Нет, говорит, из вольных.
– Вот, ещё и мужика у меня увели.
– Я был вынужден, я даже не могу одеться и сесть на коня, не говоря уже о том, что б оседлать… Лет пять назад я бы с радостью взялся за такую работу, а сейчас… – Волков покачал головой.
– Ладно, не буду вас неволить. Но скажите, что бы вы сделали на моем месте?
– Нанял бы хорошего коннетабля…
– Это я и пытаюсь сделать, – барон отмахнулся, – но что, если бы вы уже были коннетаблем?
– Первым делом выяснил, кто у вас владеет ламбрийским и умеет писать на нем.
– Служанка моей дочери из Фризии, ее привезла моя первая жена. Жена родом-то наша, но имела имущество во Фризии. Получила небольшую ферму в наследство, оттуда и привезла эту лошадь.
– Какую лошадь? – Не понял солдат.
– Да не лошадь, а служанку. Зовут ее Франческа. Но по внешности и силе она не уступает лошади. – Барон засмеялся, но как-то не очень весело.
Солдат тоже смеялся.
– Но, по-моему, – продолжал барон, – она из холопов. Не думаю, что она умеет писать и уж тем более указывать наемникам, что им делать. Да и откуда у нее деньги, чтобы нанять четверых ламбрийцев. Да и один ли у них язык?
– Диалекты разные, но язык один, – заметил солдат.
– А что бы вы ещё сделали?
– Не знаю. Наверное, обыскал бы мельницу.
– У меня их две.
– Ну, обыскал бы обе. И как следует поговорил бы с мельниками.
– А ещё?
– Нашел бы больного уродца, что бродит по болоту и кидается на людей.
– Верно, это обязательно надо сделать, – кивнул барон.
– И главное… – солдат задумался.
– Ну, что?
– Все-таки провел бы аудит.
– А это что? Это то, что проводят попы, когда жгут еретика?
– Нет, то называется аутодафе. Аудит – это проверка на воровство. Нужны грамотные люди. На моей памяти такие аудиты проводили дважды в войсках, когда хозяева войск хотели знать, куда идут деньги. Знающие люди посмотрят гроссбухи, договора с крестьянами, посчитают все, что есть.
– Да кто ж такое сможет сделать?
– Не знаю, может, монахи? Поговорите с аббатом. Надеюсь, вы не обзывали его болваном?
– А-ха-ха, – засмеялся барон, – до этого я еще не дошел. Вас зовут Яро? Простите, запамятовал.
– Да.
– Фолькоф?
– Именно.
– Как жаль, Яро Фолькоф, что вы уезжаете. Мне нужен именно такой человек, как вы.
Волков развел руками, изображая смирение перед неизбежным.
– Черт, – барон потряс пустым кувшином, – пустой. С хорошим человеком даже не замечаешь, как кончается вино. Ёган, Ёган…
Глава шестая
Важная должность
… и должность ту принял
Тибо V граф Блуа и граф Шартра
коленопреклоненно. И целовал
на том королю руки, сеньору
своему…
Хроники XII век.
– Аккуратнее, господин, вы так расшибетесь, – Ёган поймал и удержал солдата от падения.
– Ты б хоть факел какой-нибудь нашел.
– Найду. Без факела в такой тьме – беда.
– Лошадь-то моя где?
– Куда вам на лошадь? Убьётесь.
– Я скорее пеший убьюсь. Где лошадь?
– Да вот она, сюда.
Он подвел Волкова к лошади.
– Вот стремя, ногу давайте. Куда мы в такую темень-то? Я уж думал, мы сегодня тут переночуем.
– Ночевать надумал? Ты днем собирался в подвале сидеть.
– Это да. Честно говоря, всякое в голове было. А вишь, как оно вышло? Вы с бароном винище хлестали, а меня на кухне кормили. Жизнь такая штука. Я думал, что меня завтра на площади кнутом охаживать будут, давайте… Все, сели?
– Поводья.
– Вот они. Я вот думаю, может, на конюшне переспим? Куда мы в такую темень? Ни луны, ни звезд, дождь.
– Нет. Тут ехать две тысячи шагов. Доедем, не заблудимся.
– Тогда держитесь, – Ёган сам залез на коня. – Не дай Бог, упадете на руку.
– Болван. Скорее ты упадешь, чем я.
– Сколько же вы выпили?
– Бог его знает. Ты факел нашел?
– Два взял.
Ёган достал факела из связки, что лежала у ворот, зажег один из них. Стражники открыли ворота и выпустили их из замка.
Дорога от замка до Малой Рютте – сплошная длинная лужа. Ночь. Темень. Хорошо, хоть дождь не шел. Изредка среди рваных туч мелькали звезды.
– Надо было остаться в замке, а утром бы поехали, – невесело бубнил Ёган, пытаясь осветить факелом дорогу.
– Нет, едем на заре, – беззаботно отвечал Волков. – Хочу побыстрее отсюда уехать.
– Так телега ж плохая. Кузнец говорит…
– Да к дьяволу твоего кузнеца. Вещи в мешки, на коней погрузим и увезем как-нибудь. Лишь бы уехать отсюда. Дурные тут у вас места.
– Места-то дурные, что ж сказать. Только, вот, раз барон у вас теперь в дружках – пару дней могли и подождать, пока кузнец телегу ремонтирует.
– А я смотрю, тебе понравилось на кухне у барона.
– А кому ж не понравится? Бобы с салом, целый горшок. Сказали – жри, сколько сожрешь. И хлеба ешь – сколько съешь. Так еще и пива дали. – Он еще что-то хотел сказать, как его конь резко дернулся в сторону, так, что Ёган чуть не уронил факел. – У, черт.
– Ты коня-то не дергай. Он в темноте лучше тебя видит, а еще и носом чует. – заметил Волков.
– Да я и не дергал его, – удивленно произнес Ёган. – Дурной он какой-то.
И снова конь дернулся, подсел а задние ноги, не захотел идти вперед.
– Да что с тобой? Не пойму, кто из нас пьян, болван, – произнес солдат, и тут и его конь встал. – Эй, ну а ты-то что?
В ответ его старый добрый конь тихо заржал, почти заговорил.
– Ну, хватит тебе, – Волков погладил коня по шее. – Поехали потихоньку.
Он чуть дал шпор, и конь нехотя двинулся вперед, за конем Ёгана, за факелом. Тот чуть остановился впереди, дожидаясь солдата.
– Ну, хоть тучки разлетелись. Теперь видать, куда ехать. – Говорил Ёган. – Близко уже. Вон, уже и огонечек видно, что у харчевни висит.
И тут справа от них, в ночной тишине, оглушительно громко хрустнула ветка. Конь солдата снова тихо заржал. Конь Ёганал дернулся, чуть не роняя седока, сам он едва удержал факел.
– А, ну, тихо, ты, мешок с колбасой, – ругался Ёган.
И в этот момент снова оглушительно громко захрустели ветки, совсем рядом. Что-то большое и тяжелое мерно, но быстро ломилось через кустарник. Солдат и слуга смотрели в темноту в сторону источника звука. И одновременно оба в десятке шагов у себя увидели два зеленых звериных глаза. Большие, яркие, жуткие, смотрящие на них. Дышало оно с бульканьем, глубоко и надрывно. И низко подрыкивало с каждым движением.
– А-а! – Заорал Ёган. – Никак медведь. Медведь, господин, медведь!
Его конь рванул вперед так, что Ёган уронил факел. Конь солдата бросился вслед за ним. Солдата откинуло назад, и он каким-то чудом удержался в седле.
– Стой, ты, демон! – Рычал он на коня, здоровой рукой изо всех сил натягивая поводья. – Убьёмся же насмерть.
Но конь не слушал ни его, ни поводья и летел по ночной дороге, каким-то чудом перепрыгивая лужи и объезжая препятствия. Солдат не знал, гнался ли за ним этот зверь. Все, что он делал, – пытался не вывалиться из седла, потому что управлять конем было невозможно, до той самой минуты, пока они не въехали в деревню. Тут, на пригорке, где уже пахло навозом, золой и дымом, он смог успокоить коня, хотя тот продолжал гарцевать, дрожать и тихонько ржать.
– Ну, чего ты, дурень? Успокойся. – Говорил солдат, всматриваясь в темноту. – Нет никого уже, отстал он.
Сам при этом поглаживал эфес. И тут, прямо из тьмы, на них выскочил конь, с храпом пронесся мимо. Всё, что мог понять Волков, – это то, что Ёгана на нем не было.
– Испугал, зараза, – выругался солдат.
Он действительно испугался. Перевел дух и заорал в темноту:
– Ёган!
Где-то, совсем рядом, залилась лаем собака. Еще одна ей ответила. Перекличку подхватила ещё одна, и так по всей деревне.
– Ёган! – Не унимался солдат. – Ёган!
Но отвечали ему только собаки.
– Так, – произнес он, чуть подумав. – Придется будить людей.
Он было хотел отъехать от деревни, покричать еще, но конь отказался, зло фыркнув и замотав головой, скакнул и встал, как вкопанный.
– Чертов трус, – сказал солдат. – Ладно, поехали в харчевню, разбудим людей. Будем искать этого дурня.
Весь хмель как рукой сняло. К харчевне он подъехал уже трезвый, и под фонарем харчевни увидел Ёгана.
– А я жду вас, жду, – обрадовался тот.
– Я ору на всю деревню.
– Не слыхал.
– Конь где?
– Так на привязи он, вон.
– А ты как сюда попал?
– Так этот дьявол меня скинул, я за вами побежал.
– За нами? – Солдат смотрел на него с непониманием. – Я на окраине деревни орал тебе, аж охрип. Как ты пеший вперед меня здесь оказался?
– Так не знаю, за вами бежал. Прибежал, а вас нету. Потом конь мой прибежал, потом вы приехали. Я и не слышал, кто, где орет.
– Ясно, – сказал солдат, спрыгнул с коня и стал каблуком стучать в дверь. – Хозяин, отворяй.
– Идите с Богом, – кто-то крикнул из-за двери. – Лечь уже негде.
– Отворяйте, дьяволы, а то запалю хибару, – орал солдат, ещё сильнее стуча каблуком в дверь.
Наконец, кто-то отпер засовы и открыл дверь. На пороге стоял хозяин с лампой и его батрак с топором.
– Ах, это вы, – облегченно вздохнул хозяин и жестом пригласил войти.
– Завтра на заре я съезжаю, – сказал солдат, переступая через спящих на полу постояльцев. – Посчитай все, а сейчас покорми коней.
– Слушаюсь, слушаюсь, – кивал хозяин.
– Ёган, – продолжал Волков, – проследи, что бы покормил и напоил, и почисть всех лошадок наших. Как почистишь – начинай собирать вещи. На заре поедем.
– То есть не поспать мне, – вздохнул Ёган.
– Потом выспишься.
Трактирщик, его батрак и Ёган пошли на конюшню, а Волков двинулся к своим покоям и прямо у лестницы увидел Хильду. Она только что проснулась, была простоволоса, в нижней рубахе и с лампой в руке.
– Вы прямо как разбойник, всех всполошили да напугали, – недовольно произнесла девушка.
Солдат залез в кошель, достал оттуда две монеты по пять крейцеров, протянул ей.
– Чего это? – Спросила девица глядя на монеты.
– Десять крейцеров. Придешь ко мне?
– Прям разбежалась.
– Я на заре уеду. Упустишь деньги.
Он протягивал ей монеты, девушка лампой осветила их стояла в нерешительности. Не брала.
– Ну, берёшь? – Солдат ждал, не убирая денег.