Борис Цеханович
Срочка

Глава восьмая

Большой зал Гарнизонного Дома Офицеров был забит до отказа курсантами. Сегодня здесь должно было пройти открытое заседание военного трибунала и на заседание, с профилактической целью, пригласили активистов из числа курсантов нашей учебной дивизии, чтобы послушали, посмотрели и рассказали в цветах и красках своим товарищам – Что вот так делать нельзя! А то будет потом очень обидно…. Присутствовал и я, как агитатор взвода. Судить будут курсанта, за побег из караула с автоматом. А это считалось тяжёлым воинским преступлением.

Зал затих и на ярко освещённой сцене, за столом, стали рассаживаться члены военного трибунала. Слева от стола за отдельным столом, накрытым красной тканью, сел военный прокурор, а справа, тоже за отдельный стол и тоже под красной тканью, села защитник преступившего закон, молоденькая, симпатичная адвокат и все взгляды «голодных» курсантов тут же сосредоточились на ней, вводя её в немалое смущение. А что она хотела: молодые, здоровые парни, кровь с молоком, переполненные сперматозоидами, не видевшие женщин целых два месяца, мы прямо на сцене раздевали её глазами и она нам нравилась всем без исключения. Хотя…, если бы там вместо неё сидела какая-нибудь женщина, чуть красивее бабы-яги, она бы нам всё равно понравилась. А тут адвокатша была ещё и симпатичненькой.

Потом вывели самого курсанта, героя этого действа, понурого и смирившегося со своей судьбой. Суть дела была в следующем, как зачитал прокурор. Такого-то числа, такой-то курсант, находясь в карауле на таком-то посту, самовольно его покинул, при этом похитив автомат АКМ и два магазина с патронами. В течение дня дошёл до города Сухой лог и спрятался на чердаке двухэтажного дома по такому-то адресу. Там находился в течение суток, за это время похитил гражданскую одежду, отпилил от автомата приклад, чем нанёс ущерб Вооружённым Силам, а на следующую ночь покинул своё убежище. Через двое суток оказался на вокзале города Свердловск, где был замечен патрульными со Свердловского танко-артиллерийского политического училища, но сумел сбежать, а через два часа был задержан милицией. Военная прокуратура требует 8 лет лишения свободы с отбыванием срока на общем режиме.

Зал заинтересованно слушал и наверняка, каждый прикидывал всё это на себя, потому что всё о чём тут говорили, нам было знакомо и мы проходили сами через это.

Заслушали самого обвиняемого. Дело было летом. Заступил на пост под утро, устал, тепло, разморило и заснул. Заснул на чуть-чуть, но в это время пришёл со сменой разводящий сержант такой-то и застал его спящим. Разводящий, даже не стал его ругать и пошёл менять дальний пост, а обвиняемый остался один, подумал, понял, что его накажут и решил сбежать. Просто сбежать, без всякого умысла и каких-то дальнейших криминальных мыслей. Что и сделал. Да украл одежду, украл еду, кушать хотелось. А на вокзале в Свердловске был опознан курсантами училища, те хотели его задержать, но он сумел от них сбежать. Через два часа он стоял на какой-то улице, под фонарным столбом, рядом остановилась милицейская машина, к нему подошли два милиционера и он им сдался.

Вообще, дебильная история. Ну…, наказали бы. Может…, настучали по роже, но сдавать бы его под суд никто бы не стал. А он испугался и сбежал, тем самым предопределив свою судьбу практически на всю жизнь. Всё заседание трибунала шло часа три. Перекрёстный допрос, который выявил, что в подразделение нормальная ситуация, никто ни над кем не издевался, всё было в нормальных рамках, причин побега не было. Сам обвиняемый ни к кому претензий из сержантов не имел. В деле были хорошие, положительные характеристики, дома всё нормально и родители у него тоже нормальные. А парень, своим побегом ломал себе судьбу.

Когда выступала защитница, зал прямо замирал и как чарующую музыку слушал девичий голос. Девушка выступала, выступала с напором, обращалась к положительным характеристикам, но было понятно. Преступление серьёзное и парень получит сполна.

Но помимо обвиняемого сполна получат и другие. На суде присутствовали свидетелями курсанты из училища, которые находились тогда в патруле. И уж тут на них прокурор отыгрался по полной программе. Вот интересно – уволят после этого курсантов из училища или нет?

А интрига здесь была в следующем. Как только была обнаружена пропажа с поста обвиняемого с оружием, так сразу были организованы поиски по всей области и не только силами армии, но и милиции. Были разосланы ориентировки и по описанию его и опознали курсанты училища, патрулирующие дальний перрон вокзала. Два высоких и здоровых курсанта четвёртого курса, подошли к нему и потребовали пройти с ними. Обвиняемый просто распахнул на себе куртку, под которой курсанты увидели автомат и сразу же ломанулись от него бежать. А обвиняемый спокойно удалился с вокзала. И только через пятнадцать минут патрульные доложили своему начальнику патруля о произошедшем. Тот сразу сообщил в комендатуру, что разыскиваемый в городе, а из комендатуры в милицию и милиционеры, увидев его на улице, не побоялись подойти к вооружённому преступнику.

Военный прокурор ехидным голосом задаёт вопрос курсантам: – ну, он распахнул куртку и вы увидели под ней автомат. Магазин к автомату был пристёгнут?

– Нет…, – звучит тихо ответ.

– А почему вы тогда убежали?

– Мы испугались…

– Сколько времени, в том положение, нужно чтобы достать магазин, присоединить к автомату, передёрнуть затвор…?

Курсанты переглянулись и неуверенно пожали плечами, а прокурор продолжал давить: – В ходе следственного эксперимента, нам на это понадобилось двадцать секунд. Да вы за эти двадцать секунд могли его запросто обезоружить. Вы посмотрите на него и друг на друга. Он же щуплый и совершенно вам не противник. А вы сбежали. Вы, будущие замполиты, политруки и комиссары, вас готовят чтобы вы своими телом защитили тех гражданских, женщин и детей, которые находились в это время на вокзале от преступника, вооружённого автоматом. А вы сбежали, как последние трусы. Военная прокуратура будет ходатайствовать перед командованием училища о даче жёсткой оценки ваших действий.

На курсантов было жалко смотреть, они сгорали от стыда под взглядами сидящих в зале и готовы были провалиться сквозь землю, но только не ощущать спинами презрительных взглядов, вполне возможных своих подчинённых через полгода, когда они может быть выпустятся из училища лейтенантами.

Как бы не выпячивала и не прикрывала своего подзащитного адвокатша положительными характеристиками и тем, что тяжких последствия побега не произошло, парню дали шесть лет общего режима.

До Германии осталось 110 дней.

Глава девятая

Мелкая, колючая позёмка, хорошо мела по верхушкам сугробов, добавляя к морозу и неприятные уколы крупинками снега в лицо. Уткнувшись лбом в чёрный и холодный налобник прицела, я крутил механизм горизонтальной наводки, разыскивая в снежной круговерти характерные очертания вражеского танка. Это в моём воображении мишень была вражеским танком, а на самом деле на расстояние в 1000 метров стоял деревянный каркас, с характерными очертаниями, обтянутый зелёным материалом. Вот и он. Загнав силуэт танка в дальномерную шкалу прицела, уже привычно определил дальность до цели в 890 метров. На стволе в качестве стреляющего ствола, была закреплена винтовка, поэтому бросив взгляд на самодельную таблицу прицелов для пули винтовки, стал командовать: – По танку, кумулятивным, не вращающимся, заряд специальный, шкала БК, прицел 15, наводить в середину… Зарядить!

Марку прицела навёл в середину танка, но тут же изменил точку прицеливания и поднял её до верхнего среза, но в команду изменение вводить не стал. Быстро поднялся над орудийным щитом и, одновременно слушая как мою команду дублировал расчёт – Кумулятивным…., заряд специальный…, – прикинул скорость ветра, дующего справа.

– Ага, правее 0-03 нормально будет, – и тут же голосом продублировал внесение поправки в боковую шкалу, краем глаза увидев, как Володя Дуняшин рукояткой безуспешно пытается открыть клин-затвора. Братья Крохины подскочили к гаубице и несмотря на то, что Дуняшин так и не сумел опустить клин, с имитировали учебным снарядом и зарядом заряжание орудия и убежали обратно к ящикам. От ствола послышалось лязганье затвора винтовки и доклад Фокина – Готово!

Бросив ещё один мимолётный взгляд в прицел, я стал отдалять лицо от прицела, одновременно стараясь в светлом пятнышке оптики удерживать танк на острие марки прицела – ОГОНЬ!

Фокин нажал на спусковой крючок, выстрел и красный светлячок трассера промчавшись над сугробами вонзился в центр цели – ЕСТЬ!

– Расчёт строиться! Равняйсь! Смирно! Равнение на середину!

– Товарищ лейтенант, расчёт выполнял учебную задачу номер один по уничтожению танка. Цель уничтожена, расход снарядов один. Командир расчёта, курсант Цеханович.

– Вольно! – Лейтенант Князев довольно улыбался, – молодец Цеханович. Один вопрос только. Объясни, почему ты поправку на ветер внёс – правее 0-03? Какие расчёты производил?

– Честно говоря, товарищ лейтенант, по наитию. Как на охоте по глухарю стрелял и делал упреждение…

– Ну, в принципе потянет, но на следующем занятие, доложишь мне какие формулы необходимы и как рассчитывается поправка. А пока иди в батарею, за тобой дневальный прибегал, пока ты стрелял…

В батарее было тепло и спокойно. Дневальные сонно сидели на табуретках, а дежурный по батарее младший сержант Венедиктов с третьего взвода, размазавшись по столу в классе, крепко спал, пустив небольшую лужу слюней по столу. Я на цыпочках вышел из класса, куда положил шинель и остановился перед дневальным.

– Слушай, а чего меня комбат вызывает?

Дневальный оглянулся и, понизив голос, стал рассказывать: – Пришёл к комбату командир дивизиона подполковник Гамов. Сначала тихо было, а потом всё громче и громче комдив стал ругаться, но из-за чего – не знаю. Потом Гамов выскочил из канцелярии злой как тигр и ушёл к себе. Следом за ним вышел комбат красный как рак и приказал тебя вызвать. Ты где так залетел?

Я в недоумение покривился лицом и, не ответив дневальному, с гулко бьющимся сердцем направился в канцелярию. Перед дверью остановился, расправил китель под ремнём и, не понимая, в чём меня сейчас могут обвинить, постучал в дверь.

– Да…, – послышался голос комбата из-за двери. Я толкнул дверь, зашёл и доложил о прибытии.

– Хорошо, хорошо, – капитан Климович встал из-за стола и медленно обошёл меня, осматривая с ног до головы, – Что сейчас изучали? Какие вопросы отрабатывали?

– Стрельба прямой наводкой по неподвижной цели.

– Стрелял?

– Так точно. Упражнение №1. Оценка отлично.

– Отлично говоришь… Молодец. То есть ты опять в отличниках. А ты, Цеханович, не хочешь мне о чём-нибудь доложить?

Я стоял, добросовестно пытаясь вспомнить, что такое мог сотворить за два месяца службы и что могло сейчас всплыть? Моя куцая курсантская жизнь была как открытая книга и я сдался.

– Не знаю, товарищ капитан, вроде бы не о чём докладывать. – И чтобы усилить эффект от своих слов, преданно выкатил глаза на комбата.

Последнее делать не стоило и капитан Климович взорвался в крике: – Ты чего глаза выпучил, идиот. Меня тут за тебя полчаса драл командир дивизиона, а ты говоришь докладывать нечего… А то что ты вчера занял первое место в дивизионе, почему молчишь?

Я впал в ступор, не зная что отвечать. Действительно, вчера был выходной и в дивизионах полка проводились соревнование по технической, специальной подготовке и «Оружию массового поражения». Одного человека нужно было выделить и от нашего взвода.

Младший сержант Тетенов, которому лейтенант Князев поставил задачу выбрать достойную кандидатуру, как всегда подошёл к этому вопросу по-своему. Никому, в том числе и мне, не хотелось жертвовать редкими минутами отдыха в выходной день, поэтому Тетенов, окружённый подлизами, ехидно посмеиваясь, благословил меня: – Иди, Цеханович, попытайся доказать что ты достоин стать офицером. Но смотри там, если займёшь последнее место – звиздец тебе.

Мне было досадно, неохота, но пришлось. Вопросы и нормативы попались лёгкие, как мне показалось. Впрочем, учился я с охотой и всё мне давалось легко. Поэтому сборка и разборка клин-затвора Д-30, рассказ о всех его шести механизмах и шести предназначений прошли «без сучка и задоринки». Определение давления в противооткатных устройствах сделал играючи, а одевание ОЗКа и выполнение других нормативов выполнил, даже слегка перекрыв время. Но всё равно был удивлён, когда меня объявили победителем соревнования.

– Что? Первое место? – Тетенов с язвительно-дьявольским смехом отверг даже само предположение о факте, что я мог быть первым, – не звизди, Цеханович, а по правде докладывай.

Лицо моё опахнуло холодом и я еле сдержался, чтобы не ударить возомнившего о себе младшего сержанта в самодовольную, прыщавую морду, а лишь сжал кулаки и с вызовом сказал: – ну да, предпоследнее, как вы и приказали.

Даже тупой Тетенов и тот почуял в моём голосе вызов: – Ты чё, курсант дёргаешься? Смирно! Вольно. Тебя пока ещё по серьёзному никто не трогал, хотя наверно надо бы. Поэтому стой и свои эмоции засунь в жопу. Ты понял меня? Так, всё-таки, какое место ты занял? Не последнее?

– Ни как нет, товарищ младший сержант, – Глядя поверх головы Тетенова, проорал я голосом деревянного солдата Урфина Джюсса.

Командир отделения досадливо поморщился и махнул рукой: – Иди, курсант, и помни мою доброту.

… – Да я доложил, товарищ капитан, младшему сержанту Тетенову, – командир батареи секунд тридцать молча смотрел на меня, потом не оборачиваясь приказал писарю, – Паничкин, пусть дневальный пулей дует на прямую наводку и младшего сержанта Тетенова, командира взвода – Ко мне.

– А ты, Цеханович, стой здесь. Сейчас разбираться будем.

За двадцать минут, прошедшие в тоскливом ожидании своих командиров, я досконально изучил большую канцелярию батареи. Комбат сидел за столом и что-то нервно строчил в толстую тетрадь. Иногда он подымал голову и задумчиво смотрел в одну, только ему видимую точку, и опять быстро писал, унизывая бисерными буквами бесконечные строчки. О командире батареи мы мало что знали: поговаривали, что он учился в каком-то секретном училище, но то ли за пьянку, то ли за наркоту был оттуда выгнан и переведён в арт. училище. Хотя, честно говоря, я никогда его не видел даже поддатым, не говоря о том, что также ни разу не видел живых наркоманов. А так комбат был хорошим командиром, правда на него иной раз накатывало и он начинал чудить.

Справа от него, за отдельным столом, сидел курсант Паничкин. Он, так же как и я, не мог делать «подъём-переворотом», но в отличие от меня был абсолютным нулём по физо. Был он с нашего взвода, имел хороший, каллиграфический почерк, а также покладистый и спокойный характер. И сейчас Паничкин, высунув кончик языка, усердно чертил сложную и большую таблицу. Ещё правее, вдоль стены, стояли два манекена одетых в ОЗКа: один в виде комбинезона, второй – Плащ в рукава. Шкаф двухстворчатый, казённый. Стол с учебными документами и литературой. Стены были увешаны цветными учебными плакатами и пособиями.

Прибыли лейтенант Князев и Тетенов, доложились. Командир взвода сразу прошёл к столу и сел, а Тетенов и я подошли поближе.

– Князев, ты знаешь, что твой Цеханович вчера занял первое место в дивизионе?

– Насчёт первого места не знаю, а мне доложили, что он занял предпоследнее место, – командир взвода спокойно и невозмутимо смотрел на командира батареи.

Комбат откинулся на спинку стула и нервно забарабанил пальцами по столу: – Кто тебе об этом доложил?

Лейтенант Князев всё также невозмутимо повернулся к нам и кивнул на Тетенова: – Вот, командир отделения и доложил.

На Тетенова было жалко смотреть. Он по всей видимости вспомнил вчерашний наш разговор и теперь был в растерянности и в замешательстве.

– Мне вчера так доложил курсант Цеханович, а я сегодня доложил командиру взвода.

Теперь все, даже Паничкин, молча и с интересом смотрели на меня. Молчание прервал комбат: – Цеханович, а с чего ты сам сказал про предпоследнее место? Ты же не дебил…, – помолчав, констатировал Климович.

– Товарищ капитан, как мне поставил задачу младший сержант Тетенов – так я её и выполнил, – Князев с Климовичем недоумённо переглянулись, а лицо младшего сержанта пошло пятнами. Я продолжил, – да, я знаю, что занял первое место, но когда об этом доложил младшему сержанту Тетенову, он мне не поверил. Даже с ехидцей отверг саму возможность, что я мог занять первое место. А у меня, кроме физо одни отличные отметки…., вот я и сказал, что предпоследнее место занял, чтоб он успокоился. Как он мне поставил задачу – не ниже предпоследнего. А я….

– Молчать, курсант…., – Климович громко хлопнул по столу ладонью и уже более мягким тоном продолжил, – молчать, а то сейчас ты много лишнего наговоришь…. Мне всё понятно. Ну, что Тетенов скажешь? А вообще-то нет, сначала я расскажу, что здесь происходило и чего я так возбудился. А…, вот потом, сержант, ты уже расскажешь…

Климович повернулся к Князеву и стал рассказывать: – Приходит командир дивизиона и задаёт мне вопрос – Как я думаю отметить курсанта, занявшего первое место в дивизионе? А я даже о соревновании не знаю. Ну, ладно это моё упущение. За это я получил и по полной программе. Но здесь, оказывается, совершенно по другому интрига закручивается… Так что, товарищ Тетенов мне вот интересно… Ладно, я командир батареи – не знаю…. У меня вас 125 душ – своих делов полно до крыши. Командир взвода поверил вашему докладу… Не стал он уточнять… Понятно. Но вот как вы, Тетенов, который круглые сутки со своим подчинённым живёшь и спишь и так обосраться? А?

Тетенов молчал, так как ему просто нечего было отвечать и молчание нарушил командир взвода: – Тетенов, ещё на один вопрос ответь. До меня доходит информация, что ты неровно дышишь к Цехановичу, из-за того что он собрался поступать в военное училище. Это так?

– Ладно, Князев, – комбат с болезненной гримасой остановил командира взвода, – сейчас мы во всём разберёмся, а пока Паничкин, Цеханович – из канцелярии шагом марш.

Мы вышли из канцелярии и уселись на табуретки в своём расположение: – Ну ты, Боря, и влетел… Тебе Тетенов этого не простит….

Я и сам это прекрасно понимал, но честно говоря, особо от этого не расстроился. Ну что он мне сможет сделать? Что? Нарядами на работы меня не напугаешь. Морду набить мне – ну, не принято у нас так. Да и Бушмелев не позволит ему – он во взводе хозяин. И характер у Тетенова мелковат – так, исподтишка, пользуясь властью лычек, подговнить сможет, а подраться – кишка тонка… Если борзеть не буду и буду вести себя правильно, то всё обойдётся. Даже старослужащие сержанты ничего мне не скажут.

Через пятнадцать минут из канцелярии, с красным лицом, вышел Тетенов и сразу же направился в расположение. Паничкин вскочил с табуретки и сразу же испарился, а младший сержант сел на табуретку напротив и молча стал сверлить меня взглядом, но встретил мой прямой и открытый взгляд.

– Цеханович, я тебе эту подставу не прощу…. Так и знай…

Следующие десять минут прошли в молчание, когда каждый из нас думал о своём. Пришёл командир взвода и также молча уселся напротив нас, а мы в свою очередь поднялись. Но лейтенант махнул рукой и мы тоже сели. Посидев пару минут, Князев распорядился: – Тетенов, двигай на прямую наводку. Остаёшься старшим, а замкомвзвода сюда.

Последующие двадцать минут Князев расспрашивал меня о службе, настроении, об учёбе, но я как оловянный солдатик бодро отвечал – Так точно…, всё хорошо…, кормят хорошо…, настроение бодрое…, Всё отлично.

– Гера, ты знал, что Цеханович занял первое место? – Спросил Князев Бушмелева, как только тот прибыл в расположение и сел на табуретку.

– Так точно, но только не знал, что он доложил Тетенову.

– А ты знаешь, что Тетенов, за то что Цеханович хочет стать офицером, чересчур гоняет его?

– Знаю…, – Бушмелев спокойно смотрел на командира взвода.

– Хм…, не понял? Вот я сейчас понимаю ситуацию следующим образом. Во взводе назревает конфликт между командиром отделения и курсантом. Командир отделения по отношению к курсанту, надо сказать нормальному курсанту, предъявляет повышенные требования. А на самом деле, пользуясь своим служебным положением, младший сержант Тетенов, сам вчерашний курсант и бестолковый сержант – я не боюсь это при нём говорить, – командир взвода кивнул на меня, – так вот Тетенов бессовестно и бездумно пытается сломать курсанта. И что твориться у этого курсанта сейчас в голове по этому поводу – никто не знает. То ли он возьмёт автомат и стрельнет Тетенова, а заодно и Фокина, и Крохиных, которых приблизил к себе младший сержант. Или же сбежит, как недавно в Даурии курсант сбежал с автоматом. А опытный старший сержант, вместо того чтобы сделать замечание или поучить Тетенова, сидит и спокойно созерцает, как развивается ситуация. И не понятно мне – то ли старший сержант обленился перед дембелем и его надо встряхнуть хорошо, то ли он непонятно по какой причине хочет подставить командира взвода и тогда мне не только надо встряхнуть, а вытряхнуть из него душу.

Князев говорил это спокойным и насмешливым тоном, но оба мы прекрасно понимали, что если ЧТО – то лейтенант сотрёт в порошок не только меня курсанта, но и Бушмелева, пользующегося большим уважением и авторитетом не только среди сержантов, но и у офицеров, а также и у командования полка.

Если я слегка побледнел, поняв в какие жернова попал, благодаря своему первому месту, то Бушмелев не испугался, а невозмутимо выслушал своего командира взвода.

– Не то и не другое, – решительно заявил старший сержант, а потом называя себя в третьем лице, продолжил, – старший сержант Бушмелев не только полностью владеет обстановкой и информацией по взводу, но и влияет на эту обстановку. Да он знает об этих обычно-ненормальных взаимоотношениях между Тетеновым и Цехановичем и не вмешивается по следующим причинам. Первое: Младший сержант Тетенов, в силу своей неопытности как сержанта, в связи с отсутствием авторитета среди остального сержантского состава батареи и полка, а также из-за своей трусоватости не способен кроме как на мелкие пакости, типа: наряд на работу или на службу. И второе: старший сержант достаточно изучил и курсанта Цеханович и понимает, что этими своими пакостями его Тетенов не сломает, потому что у курсанта характера гораздо больше, чем у его командира отделения. А данные трудности воинской службы должны только закалить будущего офицера.

В третьих: у вашего заместителя командира взвода есть встречное предложение, которое касается как курсанта Цеханович, так и младшего сержанта Тетенова. Но об этом я бы хотел доложить отдельно.

Лейтенант подумал, поднялся с табуретки и глянул на часы: – Так, Цеханович, тебе повезло. До окончания занятия можешь остаться в батарее. Всё равно занятия заканчиваются. Ну.., а мы с Бушмелевым пойдём в Ленинскую комнату, там и поговорим…

Первым после занятий, как это было не странно, ко мне подошёл Фокин и отвёл в сторону. Настороженно оглянувшись, зашептал: – Ну, ты и влетел, Цех. Хоть мы и не друганы, но всё-таки хочу предупредить – Тетенов рвёт и мечет. Поэтому будь настороже и в бутылку зря с ним не лезь…

Следующим был Володя Дуняшин: – Боря, сейчас на прямой наводке Тетенов орал, что до конца выпуска он сгноит тебя по нарядам и все самые грязные и трудные работы со взвода только ты будешь выполнять…

Хоть я и беспечно махал рукой на предупреждение товарищей, но всё-таки был обеспокоен. Нарядов и работ не боялся, но у Тетенова в пятой батарее были два товарища – Комаров и Сорокин, точно также выпущенные из Рижской учебки несколько месяцев назад. Из-за своей гнусной и подлой сущности эти сержанты не пользовались авторитетом у старослужащих сержантов и от этого всеми способами отрывались на своих подчинённых. И как бы Тетенов не поделился с ними своими неприятностями….

Так оно и получилось. Вечернюю поверку сегодня в батарее проводил старшина Николаев и строй курсантов стоял не шелохнувшись. В пятой батарее, только на своей половине, тоже была вечерняя поверка, но проводил её дежурный по батарее. Поэтому сержанты Комаров и Сорокин прямиком направились к нашему взводу, где я стоял крайним в ряду. Остановились около меня и стали угрожающе махать кулаками перед лицом, пытаясь испугать и вывести меня из строевой стойки, за чем строго следил Тетенов. Но я, собрав всю свою куцую волю в кулак, стоял дуб дубом, не моргнув глазом и смотря вперёд перед собой. Изменив тактику, Комаров стал мастерски зудеть, изображая полёт комара и пальцами всё ближе и ближе приближаясь к моему лицу. А Сорокин стал плотоядно облизывать губы. У него была гнусная привычка кусать курсантов за ухо.

Я похолодел, решившись на крайность: – Только пусть попробует укусить меня – обоим в рожу заеду, а там как пойдёт….

Но в последний момент, когда уже было собрался заехать кулаком по слюнявым губам Сорокина, послышался недовольный голос Николаева.

– Бушмелев, что это у тебя во взводе за бардак?

У Сорокина сразу же испуганно заюлили глаза, а Комаров окаменел, мгновенно перестав зудеть, увидев, как к нам вразвалку угрожающе приближается замкомвзвод.

Не вступая в разговоры, Бушмелев схватил младшего сержанта за поясной ремень, с силой наступил правой ногой на обе стопы сержанта и тут же резким толчком толкнул Комарова назад. Не ожидавший такого приёма, сержант потерял равновесие и полетел спиной на пол, оставив в руках Бушмелева ремень со сломанной пряжкой. Резко повернулся к Сорокину и рявкнул: – После вечерней поверки – Оба ко мне! Понятно?

– Да, да, Гера…, будем, будем…, – залепетали испуганные сержанты.

Бушмелев под одобрительными взглядами курсантов вернулся на своё место, а Николаев сожалеющее проорал в пятую батарею: – Эх, пожалел вас дедушка. Я бы вам хук слева в челюсть, а правой по печени, по печени… Иэххх!

Николаев в азарте изобразил несколько ударов и батарея залюбовалась своим старшиной. Во втором взводе батареи был младший сержант Печёнкин, небольшого роста, шустрый, но как оказалось мастер спорта по самбо. Хоть он был тоже молодой сержант, но в отличие от Тетенова, имел твёрдый характер, но по неопытности влетал часто в смешные ситуации. А от того, что у него под носом вечно было намазано зелёнкой так он и получил прозвище – Зелёнка.

Два мастера в одном подразделение не могли ужиться и вечно спорили – Что выше самбо или бокс? И вот наступил момент, когда в очередной раз сцепившись в словесном споре они договорились устроить матч-реванш. Единственно, что обоих смущало это разные весовые категории: Николаев весил под девяносто килограмм, а Зелёнка всего – пятьдесят пять. Долго судили, долго рядили, но всё-таки решили. И вот матч-реванш состоялся. Решили сойтись в Ленинской комнате, а так как капитан Кручок прямо трясся над ней, то решили бой провести после отбоя. Вытащили из Ленинской комнаты все столы. Вдоль двух стенок расставили стулья для старослужащих сержантов полка. Зелёнка в окружение молодых сержантов, с серьёзным видом разминался на центральном проходе, а Николаев, весело работая руками, скакал около ружейной комнаты. И вот они сошлись. Здоровяк Николаев внушительно двигался по кругу, а Зелёнка азартным воробьём вился вокруг противника. Пару раз, пользуясь своей шустростью и нахальством, он резко брал Николаева на приём, но силёнок закрутить до конца тяжёлого противника не хватало и он отскакивал в сторону, одновременно пригибаясь под пролетавшим, как тяжеленный молот, кулаком. Николаев избрал другую тактику, понимая, что за шустрым Печёнкиным ему не угнаться, а запросто можно выдохнуться и лопухнуться. Поэтому работал кулаками спокойно и скупо, по уворачивающемуся Зелёнке, но рано или поздно самбист должен был попасться под увесистый кулак боксёра. И этот момент наступил. Кулак Николаева внезапно пошёл снизу и Зелёнка, не успев увернуться, взлетел вверх и с силой впечатался спиной в плакаты как раз по середине стены. На мгновение прилип спиной к стене и рухнул на пол, а сверху посыпались, так любимые замполитом, красочные плакаты, полностью накрыв потерявшего сознание Печёнкина. Бой им был проигран. Сержанты вскочили со стульев, ногами, не щадя красивые планшеты, разгребли кучу и достали оттуда Зелёнку, мигом перетащив его на кровать. Тут же появилась ватка с нашатырём и самбист, захлебнувшись едким запахом, пришёл в себя.

Утром, капитан Кручок был шокирован разгромом Ленинской комнаты и налетел на старшину: – Николаев, это что за ерунда? Кто посмел? Я всех тут урою и тебя в первую очередь…

Николаев, сделав наивное лицо, с дебильным видом произнёс: – Может быть землетрясение было, товарищ капитан? Вот и упало всё….

– Николаев, ты что издеваешься надо мной? Я обязательно доложу командиру батареи, чтобы он тебя встряхнул хорошенько, а то ты переходишь всякие границы….

Паничкин потом рассказывал: когда разъярённый замполит доложил о неподобающем поведение старшины и о разгромленной Ленинской комнате, то Климович, сам не любивший Кручка, заявил: – Николаева не сметь трогать – он работает больше чем вы и толку от него больше чем от вас. А так я вам советую больше с личным составом работать и быть ближе к нему…

В Ленинской комнате, куда после отбоя привёл меня Бушмелев, сидел взбудораженный голый по пояс Николаев. Тут же стоял с поникшей головой Тетенов, с которым работа уже была проведена и довольно жёстко.

– Бля…, если с Тетеновым не церемонились, то меня сейчас просто отметелят…., – со страхом подумал я, но попытался его скрыть, что впрочем мне не удалось. Но Николаев доброжелательно похлопал меня по плечу.

– Не дрейф, курсант…

В дверь постучались и робко зашли Комаров и Сорокин, остановившись у порога.

– Ближе, ближе засушенные Гераклы, – Николаев плотоядно потёр руки и встал в боксёрскую стойку.

– Погоди Николаев, дай мне сначала поработать, – остановил старшину Бушмелев и показал на меня пальцем, – видите его?

Те послушно кивнули головой.

– Увидели и забыли его. Для вас курсант Цеханович не существует… Понятно?

– Да… да…. Гера. Мы всё поняли…

Бушмелев поморщился: – Какой я тебе, Гера? Сынок… От тебя ещё портянками пахнет. А я дедушка, Понял? Дедушка, а ты салабон. Это я имею право набить курсанту рожу. Это я могу сгнобить его по нарядам и работам. Это мой подчинённый и его судьбу буду я решать, а не такое чмо как вы. Ну ещё Тетенов – если только я ему это разрешу…

– Гера, Гера чего ты с ними разговариваешь? Дай я с ними поговорю, – Николаеву не стоялось на месте и он прямо подпрыгивал от нетерпения, – так, Цеханович, иди отсюда. Всё…, для тебя всё закончилось.