Борис Цеханович
Срочка

– Бушмелев, а ты что стоял и молчал? Видел ведь, что я вразнос пошёл… – Сквозь смех возмутился Князев.

– Да я в таком же разносе был…, – засмеялся Бушмелев, а ещё через несколько мгновений новый взрыв смеха, когда смеялись все. Князев сказал Паничкину, чтобы тот забирал автомат, а тот в ответ тихо сказал.

– А я боюсь – вдруг снова выстрелит….

На выстрелы прибежал дежурный по полку, которым стоял наш командир батареи и отругал всех, но сам через пять минут смеялся в комнате начальника караула и оттуда весело доносилось: – Ну, Князь…. Всякое видал и стрельбу в карауле при разряжание… Но вот так, чтобы три раза подряд… Никогда… Паничкин…, – дверь открылась и оттуда показалась голова комбата, глазами нашёл Паничкина и весело прокричала, – Паничкин, не горюй. Больше ты в караул не пойдёшь, будешь у меня писарем. Почерк у тебя красивый.

Так что первый караул прошёл под знаком весёлого приключения…..

А на занятиях….. На строевой подготовке нас гоняли и муштровали, заставляя отрабатывать все элементы до автоматизма, так что мы забывали о морозе в минус 40 и шагали, шагали и шагали… Оттачивая каждое движение в одиночной подготовке, в строю, в совместном прохождении в составе отделения, взвода и батареи.

– Раз-два.., раз-два…, раз-дваааа, – младший сержант Тетенов стоит посередине квадрата на плацу и мерным, медленным голосом подаёт команду, а мы шагаем по разлинованным квадратикам по кругу и также медленно подымаем ноги, отрабатывая строевой шаг, – ножку…, ножку выше… Носочек оттянут… Раз-два…, раз-два… Фока не сачкуй! Раз-два…, раз-два…

И мы идём, чётко поворачиваясь на углу большого квадрата. Ножку тянем и подымаем на 35 сантиметров, фиксируя её на верхней точке на одну секунду – Раз-два…, раз-два… И когда ноги от таких замедленных движений и фиксаций устают, слышится новая команда – Взвод ко мне! В колонну по три становись! И теперь мы отрабатываем движение строевым шагом в составе взвода. Сначала минут пять опять в медленном темпе, а потом мы переходим на нормальный шаг. И начинаются упражнение на внимательность, когда тридцать человек должны в едином движение выполнять любые команды. В быстром темпе начинают сыпаться команды – Взводдддд На-право! Взвод На-лево! Взводдддд Кругом Марш! Тут самое главное сержанту подать команду под верную ногу и нам остаётся только выполнить её. Первые десять-пятнадцать команд мы выполняем, как правило, отлично. Потом внимание притупляется и идут ошибки. Кто-то не услышал, или услышал, но опоздал с манёвром, или повернулся не в ту сторону, попутав Право-Лево от бесчисленных команд. В ходе выполнения команд солдаты сталкиваются друг с другом, кто-то падает, кого-то толкают, мешанина, а Тетенов заливается в смехе. Но и этот этап занятия проходит и мы переходим к следующему – Прохождение Торжественным маршем.

Мы идёт, стараемся, ноги подымаем высоко, носочки тянем, а Тетенов огорчённо орёт: – Горох…, горох…, – что обозначает – ноги опускаются на асфальт не одновременно и идёт не слитный, единый удар, а короткая дробь. Новый заход, сержант бежит рядом со строем прислушиваясь, и довольный кричит: – Сейчас, нормально, нормально…, – потом стремительный рывок вперёд и сержант падает на асфальт, плотно к нему примыкает и голос снова огорчённый.

– Ногу…, ногу…, выше, выше… Низко идёте. По новой на исходную – Бегомммм Марш!

А мы уже в поту, но снова идём и с досадой слышим опять горох. Тетенов, со своим ещё маленьким опытом исчерпал все свои приёмы и злится, не зная, как быть дальше. И в это время, как всегда в трудный момент, появляется замкомвзвод.

– Так…, на исходную…

И теперь он смотрит своим опытным взглядом. Взвод Стой! Звучит команда.

– Парни, горох…, херня, а всё из-за того что у вас, когда идёте строевым шагом, нет поступательного движения. Вы топчетесь на месте, отсюда и все беды.

Но видя, что мы не понимаем – Как это мы топчемся на месте? Мы же идём…

– Да…, вы идёте, а не стоите на месте. Но…, вы подымаете высоко ноги и тут же их опускаете и вместо шага в 60-70 сантиметров, у вас шаг 40-50 сантиметров. Вот смотрите…

Он выводит из строя одно отделение и запускает его вдоль строя взвода, толково показывая наши ошибки. И снова тренировка и дело идёт – гороха меньше и идём уже гораздо лучше. И последнее, завершающее занятие – прохождение с песней. Тут мы уже не орём, а поём как положено. И наконец-то желанный перекур, когда все закуривают и можно опытному и уважаемому сержанту задать интересующий всех или тебя вопрос, но как правило он общий.

– Товарищ старший сержант, зачем нам многократное выполнение таких команд, как «Разойдись», «Ложись», «Направо», «Налево», «Кругом марш»? Ведь вы же сами говорите, что мы уже на достаточно высоком уровне всё это выполняем. Зачем нам это?

Сержант, который прослужил уже два года, мудро усмехается: – Товарищи курсанты, этими командами вам в голову и в ваши мозги вбивается безусловный рефлекс на бездумное выполнения приказа командира. Почему мы требуем, чтобы по команде «Разойдись» вы через две секунды должны находиться как можно дальше от того места, где вас застала команда. Или команда «Ложись», мгновенно должны лечь, даже не раздумывая в грязь, в воду. Услышал команду командира – Лёг. А вдруг снаряд летит!? И командир вовремя подал команду – Ложись или Разойдись! И тут думать нечего – падаешь и всё. Приказал стрелять – Стреляй, не думай, что перед тобой человек. Перед тобой враг и ты должен убить его. Не думая. Занятие по строевой подготовке, это лишь кусочек той армейской системы, которая закрепляет и усиливает этот рефлекс. И вам на всех занятиях, ежечасно и ежеминутно будут его усиливать и развивать.

Занятия по строевой подготовке, как бы предваряли занятия в тепле и до обеда мы занимались в тёплых классах, где занятия проходили в борьбе со сном. А после обеда, уборка территории. Хорошо если день бесснежный, то тогда все уборочные мероприятия проходят в щадящем режиме и в ленивом выравнивание окружающих сугробов. А вот если идёт снег, вот тогда начинаются «пляски с волками….». Только закончишь убирать снег на одном конце плаца, а уже вычищенный прикрыт слоем снега. И не важно, что слой тоненький, но когда ты начинаешь убирать его с площади в почти в пять тысяч квадратных метров, снега получается ну очень много…. Мы один раз убирали его непрерывно с обеда и до полуночи. Снег уже не умещался на окружающих плац сугробах и его мы таскали на плащ-палатках за двести метров и увлечённо скидывали с Турецкого вала в Долину смерти, пытаясь её засыпать. Работа под руководством сержантов шла азартно, весело и мы были в поту, несмотря на морозяку. В самый пиковый момент засыпать Долину смерти нам не дали, пришёл дежурный по полку и прекратил работу. Пока раздевались, пока отбивались было уже без двадцати час ночи. А ведь на утреннем осмотре курсант должен быть подшит свежим подворотничком, бляха на поясном ремне должна блестеть как у кота яйца, сапоги начищены…. А ведь утром времени этим заниматься совершенно нет и алгоритм у курсантов в этом плане был следующий: завязываешь на дужке полотенце и уже дневальный по батарее, оценивает, когда тебя ночью поднять, чтобы не было толкучки в расположение. Все дела по подготовке себя к утреннему осмотру занимают около сорока минут и ты снова ложишься спать, предварительно развязывая и снимая полотенце с дужки, чтобы не путать дневальных. Также ночью пишешь и письма домой или любимой девушке. По идее после этих ночных шараханьях по расположению организм должен приходить в боевую готовность, но как только ты сделал свои дела и забрался в койку, тебя вновь вырубает практически сразу, даже не успев донести голову до подушки.

– ……Раз-два…, раз-два… Левой…, левой…, – командует сержант и строй батареи рубит асфальт чётким строевым шагом, подымаясь в небольшую, но длинную горочку напротив плаца дивизии, за которым располагался штаб и Дом Офицеров, а ещё дальше улицы жилого офицерского городка.

Мы возвращаемся из бани, помытые, чистые и упаренные от ходьбы строевым шагом. Баня располагалась на другом конце учебного центра, в километрах трёх и дорога в ту сторону шла всё время под уклон, поэтому дорога туда проходила довольно буднично, легко и развлекательно, хотя бы от смены армейской декорации и мы вместо своего плаца, трёх казарм и столовой, могли посмотреть и на другие казармы, и других, таких же как и мы бедолаг. Обычно, туда и обратно, мы шли походным шагом, периодически переходя на строевой. А сегодня сержанты были отчего-то не в духе и решили на обратном пути, когда дорога всё время ведёт в небольшом подъёме, прогнать нас строевым шагом, отчего, пройдя полтора километра от бани, мы уже упарились, несмотря на сильный мороз.

Тот кто не служил в армии, наверно удивился бы – Ну подумаешь, полтора километра прошли строевым шагом!? И я бы несколько месяцев назад тоже удивился, но сейчас тихо матерился про себя, напряжённые ноги устали при постоянном движение вверх, да с каждым шагом ты ещё должен тянуть носочек, да так чтобы нога подымалась на 35 сантиметров над землёй, да ещё чтоб был единый удар, когда твоя нога опускается одновременно со всеми, да ещё надо держать равнение в шеренге, чтоб не получить наряд на работу за ненадлежащее усердие…

Вообще-то движение строевым шагом рассчитаны на короткие дистанции – это прохождение торжественным маршем, с целью тренировки и другие перемещения, а тут гонят уже хрен знает сколько… Вот и не выдержал кто-то в середине строя и на грозный вопль сержанта оттуда отчётливо и сочно донеслось: – Да пошёл ты на Х…., – и строй сломался, все перешли на походный шаг. Молодые сержанты, которые и вели нас из бани, заметались вдоль строя, пытаясь восстановить дисциплину, но всё было бестолку. Если сержант подбегал к строю, то в этом месте все переходили на строевой шаг. Только он удалялся к другому месту, как все переходили на обычный шаг и ничего сержанты с этим поделать не могли до самой казармы, где они остановили нас перед подъездом, не разрешая заходить, а сами побежали жаловаться старшине и другим старослужащим сержантам.

Мы понимали, что возмездие со стороны старослужащих последует. Вот только в каком виде? Половина батареи, кто находился рядом с кричавшим, знали виновника и так однозначно нельзя было сказать – Сдадут его или нет?

Возмездие наступило быстро. Вышли сержанты со старшиной и тот сразу задал вопрос: – Кто кричал? Выходи…, – в ответ тишина.

– Хорошо, ставлю по-другому вопрос – Если не выйдешь, то пострадает вся батарея…, – вновь тишина и отсутствие даже малейшего шевеления.

– Что ж…, батарея выбрала себе наказание. Батарея…, На-лево! За казарму, Беееегом Марш! – И мы побежали, ещё не понимая, что задумал старшина. Впрочем, бежали недалеко, всего на край высокого и крутого Турецкого вала.

Сержанты помоложе за пять минут, цепляясь за ветки кустарника, за выступающие корни сосен, цеплявшихся за склон, спустились вниз и закричали оттуда – Готовы!!!

– А сейчас, – буднично начал старшина, – все бегом спускаются вниз. Не пять минут, как ваши командиры, а одна минута. Бегом марш!

И мы полетели вниз по крутому склону. Кто-то полетел кувырком вниз сразу, кто-то чуть позже… Мчались на заднице… Бились об стволы сосен, не успевая при спуске затормозить или уклониться от столкновения. Я закувыркался в самом низу и влетел с головой в здоровенный сугроб. Не успел вылезти, как сержанты пинками стали нас выстраивать у подножья Турецкого вала и, не дав передохнув или отряхнуться, мигом разбили на тройки, где двоих назначили в санитары, а одного раненым: – Переноска раненых…, – заорали сержанты и мы схватив своих раненых, полезли вверх по крутому склону… Чёрт побери, вот это Даааааа…. Цеплялись за ветви, стволы, использовали любую зацепку, но поднявшись метров на пятнадцать-двадцать соскальзывали и летели вниз вместе с раненым. Заново его хватали и снова тащили вверх. Те немногочисленные санитары, которые без приключений всё-таки затаскивали своего раненого на верх и с облегчением считали, что на этом для них заканчивалось занятие или они получат временный передых, пока все залезут, глубоко ошибались. Их старослужащие сержанты ногами скидывали обратно и те летели вниз, сшибая, тех кто уже хоть на какую-то высоту сумел подняться. А внизу, другие сержанты, снова гнали наверх…

Блин…, такая чехарда длилась недолго и загнанные, уставшие, мокрые от пота и снега, злые мы в конце концов залегли на середине вала и совсем не реагировали на рёв сержантов как снизу, так и сверху. Попытались сержанты снизу забраться к нам и расшевелить, но неожиданно для них получили отпор и сами полетели вниз. Те, кто был наверху, прекрасно это рассмотрели и до них тоже дошло – батарея ощетинилась и если они ещё сунутся к нам, то точно также улетят вниз и сержантский авторитет будет подорван.

– Все на верх, – прозвучала команда старшины Николаева, батарея зашевелилась и толпой полезла вверх, – в расположение Бегом марш! Строиться в центральном проходе. – И мы без строя затрусили в казарму.

Строй стоял, напротив группки сержантов и угрюмо, источая угрозу, молчал. На границе между пятой и нашей батареей начали скапливать курсанты соседей, прослышавшие о нашем маленьком бунте и сказавшие – Если что, мы поддержим…

Сержанты пятой разогнали их с границы, но в глубине расположения пятой батарее, курсанты продолжали клубиться, готовые поддержать нас. Все прекрасно понимали, конфликт надо тушить, пока он не пыханул по горячему, потому что за первый месяц службы накопилась определённая доля злобы как раз к молодым сержантам, пришедшими только-только с учебок, почувствовавших волю и власть над бесправным, как они считали, курсантским стадом. К чести дедушек нашей батареи и пятой, имевших опыт и переросшие свои амбиции, те рулили в основном справедливо и если наказывали, то за дело.

Тишину нарушил старшина, просчитав всё по-умному: – Считаю, что на первый раз вы получили достаточный урок. Кто зачинщики или зачинщик – выяснять не будем, но не забывайте, хоть нас и мало – мы власть и сила. И за нами полтора года службы, а это ещё и опыт. Так что, как заломать вас всех одновременно – опыта хватит. А теперь всем приготовиться к ужину. Разойдись!

До ГСВГ осталось 140 дней.

Глава пятая

В батарее наконец-то стало тихо. Взвода разошлись на занятия: первый и второй, одевшись потеплее, ушли на учебные точки на прямую наводку в поле, а третий и четвёртый в учебные классы, где до обеда будут заниматься в тепле. Завтра всё будет наоборот – мы пойдём на занятия в поля до обеда, а первый и второй взвода будут заниматься до обеда в тепле.

Мне повезло – наступила моя очередь стоять на тумбочке следующие два часа и я с удовольствием занял место дневального у входа в расположение. Можно было немного расслабиться, а вот остальным двум дневальным придётся эти два часа побегать и попотеть, наводя порядок в помещение. Мне, после смены с тумбочки, придётся лишь натереть мастику центрального прохода до блеска и до обеда можно будет слегка побалдеть.

Через час мне уже надоело стоять на тумбочке и я с лёгкой завистью поглядывал на остальных дневальных, которые оперативно закончив наводить порядок, сидели на табуретках и «точили лясы». Тяжело вздохнув, сменил положение ног, расслабив теперь правую ногу в стойке «Вольно», и уставился на часы, висевшие над входом. Под моим взглядом минутная стрелка дёрнулась и перескочила на следующее деление.

– Медленно, медленно, чёрт побери, – тоскливо перевёл взгляд на дверь бытовой комнаты, из-за которой внезапно послышался шум. Дверь резко распахнулась и из неё заполошно выскочил старшина батареи старший сержант Николаев с пустым цинковым ведром в руке.

– Дневальный ко мне! – Громко заорал Николаев, как будто я находился на далёком расстояние.

– Я, товарищ старший сержант, – мигом подскочил к старшине и схватил протянутое мне ведро.

– Цеханович, пулей летишь в столовую и ведро пару сюда. Пулей…, Беееггоммм!!!

Бегом, так бегом. Грохнув входной дверью казармы, метнулся через плац и через минуту залетел в столовую, где тут же уткнулся в дежурного по столовой.

– Товарищ сержант, старший сержант Николаев приказал принести ведро пару. Кто мне его даст?

Сержант, с замызганной красной повязкой на рукаве – «Дежурный по столовой», загадочно ухмыльнулся: – Что, Николаев, опять зачудил?

– Так точно. Зачудил. Только старший сержант сказал – Мигом! Так, где мне взять?

Сержант, пряча весёлые искорки смеха в глазах, сдвинул шапку на лоб и задумчиво почесал затылок: – Слушай, курсант, я паром не распоряжаюсь, поэтому иди-ка ты к заведующему столовой прапорщику Елатунцеву и у него спроси.

Прапорщика Елатунцева только что отодрал зам по тылу и расстроенный начальник столовой, накатив стакан водки, нервно курил в своём захламленном кабинете, когда я постучал в дверь.

Зашёл, принял бравую строевую стойку и, не задумываясь над содержанием, отбарабанил: – Товарищ прапорщик, старший сержант Николаев приказал принести ведро пару. Где мне его взять?

– Чего? Чего? – Старый, худой, потрёпанный жизнью и службой прапорщик, медленно выбрался из-за стола и встал передо мной. То что он был разъярён было видно даже невооружённым взглядом, но невыполнение приказа Николаева меня страшило больше, чем заведующий столовой, который в юности был партизаном и мочил фашистов.

– Товарищ курсант, – зловещим тоном прошипел прапорщик, – КРууугоМММ!

Я чётко выполнил строевой приём и не видел, как старый партизан замахнулся ногой и со всего размаху дал мне под зад хорошего пендаля.

Гремя ведром, я вылетел в зал и с яростью потёр ушибленную задницу, слушая, как прапорщик орал за дверью грозные клятвы разобраться с моим старшиной.

– Так…, здесь не получилось…, пойду к варочным. С ними быстрее договорюсь, – примерно так размышляя, направился в варочное отделение. Подозвав к себе такого же курсанта, как и я, который сегодня был в наряде по столовой, но в варочном отделение, попросил его: – Слушай, братан, набери мне ведро пару, – и протянул ему посудину.

– Не понял! Тебе чего сюда наполнить? – Удивлённо протянул варочный.

– Да вы чего тут? Вёдро пару. Понимаешь па….., блядь…, – я замолк, наконец-то поняв, за чем меня послал Николаев.

– Тьфу, ёкарный бабай…, – я с досады выматерился и уныло побрёл из столовой.

– Ну что, курсант, пару то набрал Николаеву, – встретили меня гоготом дежурный по столовой и его помощник.

– Набрал, да ещё по заднице получил, – пробурчал я и вышел из столовой.

А на подоконнике открытого окна сушилки, высунувшись в наружу чуть ли не до пояса, лежали старшина, Бушмелев и дежурный по батарее сержант Крамаренко, которые тоже встретили меня хохотом и подколками.

Долго они смеялись и потом, когда отдав ведро Николаеву, я в подробностях рассказал о своих метаньях в поисках пара, особенно над тем, как получил пендаля от заведующего по столовой. Подкалывали меня и дневальные, особенно Курбанбеков: – Боря, а чего ты не врубился сразу, что тебя за паром посылают? Я вот никак не могу понять вот этого.

Он всё приставал и приставал ко мне с этим идиотским вопросом, пока я его не послал подальше: – Вот когда попадёшь в такую же ситуацию – тогда и поймёшь.

Впрочем, ждать долго не пришлось. Следующим влетел Курбанбеков. И влетел капитально. Было двенадцать часов дня. Старшина и дежурный по батарее засели в каптёрке, а Бушмелев ушёл в класс ко взводу. На тумбочке стоял Курбанбеков и повернувшись спиной ко входу, изо всех сил жал пальцем на очередную канцелярскую кнопку, пытаясь вогнать её в полированную доску с документацией наряда по батарее. Поверхность полировки была твёрдой и жало кнопки или ломалось, или же загибалось, но упорно не хотело входить в полировку. Дневальный злился, доставал из картонной коробочки следующую кнопку и всё повторялось заново. Входная дверь не спеша открылась и в расположение появился генерал и не просто генерал, а генерал-лейтенант. Я уже прослужил больше месяца, а так как по характеру был любознательным в отличие от сына глубоких степей Курбанбекова, который первых военных в своей жизни увидел здесь, поэтому уже знал – что это генерал-лейтенант Морозов, член Военного совета Уральского округа. Генерал был очень суровым и чересчур требовательным начальником и одно только его появление в любой части, приводило офицеров и командиров в трепет. Каким образом грозный начальник незамеченным проехал в дивизию и оказался без свиты и сопровождающих в арт. полку и в нашей батарее – я не знаю. А сейчас он стоял у тумбочки и медленно наливался малиновой яростью. Курбанбеков лишь мельком глянул на вошедшего через плечо и вновь погрузился в увлекательнейшую борьбу с кнопками.

– Товарищ курсант, а почему вы мне команду «Смирно» не подали? – Спросил генерал спину дневального.

У Курбанбекова сломалась очередная кнопка и он, шуруя пальцами в коробке, даже не глядя на генерал-лейтенанта, с досадой произнёс: – А мы прапорщикам команду «Смирно» не подаём, – вытащив кнопку, дневальный вновь попытался её вогнать в доску.

Генерал озадаченно молчал, переваривая то, что он услышал. Но учитывая, что перед ним стоит молодой солдат, он сдержал свой начальственный гнев, который отдалённо прорывался в интонациях.

– Товарищ курсант, хоть я и прапорщик, но старше вас по воинскому званию, да и по возрасту, чёрт побери. Так повернитесь ко мне.

Дневальный медленно повернулся и сверху вниз посмотрел на невысокого генерала с немым вопросом: – Чего тебе надо?

– Товарищ курсант, вас инструктировали на разводе?

– Так точно, товарищ прапорщик – дежурный по полку.

– Вызовите его сюда.

Курбанбеков покрутил ручку телефона и, дождавшись ответа, стал докладывать: – Товарищ капитан, дневальный четвёртой батареи, курсант Курбанбеков. Товарищ капитан, вас сюда какой-то прапорщик вызывает.

– Курсант, ты дурак что ли? Это я могу прапора к себе вызвать, а не он меня… Кто он такой…?

– А кто вы, товарищ прапорщик? – Почуяв недоброе, почтительно спросил Курбанбеков, а генерал зловеще засмеялся.

– Скажи – прапорщик Морозов…

– Алло, товарищ капитан…, прапорщик Морозов, говорит…

– Не знаю такого, поэтому если ему надо – то пусть сам ко мне идёт… А так пошёл он на х…

Слышимость была хорошей и всё сказанное было отлично слышно не только дневальному, но и генералу и нам остальным. Генерал Морозов побагровел, развернулся и выскочил как ужаленный из расположения батареи.

Я подошёл к озадаченному товарищу: – Бек ну ты и дураккк! Какой прапорщик – это ж генерал-лейтенант был. Ну, ты и даёшь, заладил – прапорщик…, прапорщик… Ты хоть генерала когда-нибудь видел?

– Да ты чего, Боря, гонишь? Чего я генералов не видел? Да хотя бы командира дивизии, – Курбанбеков на секунду задумался и потом всё-таки нерешительно протянул, – видел, правда издалека, на трибуне и то только по пояс… Да ну, Боря, ерунда – прапорщик это. У него и погоны прапорщика и две звёздочки, правда шинель странная, наверно парадная…, да ну ерунда…

– Бек, да у него на погонах звёздочки – во…, с кулак…

Кончился наряд плохо. Генерал Морозов бурей спустился на первый этаж, где была дежурка и устроил там «пляски святого Витта», потом вызвал туда командира полка, поставил заслуженного полковника по стойке «Смирно» и отчитал его, как простого лейтенанта. Дальнейшее действо происходило в кабинете командира дивизии. Но об этом мы узнали позднее. А пока, мы стояли всем нарядом перед разъярённым дежурным по полку, но мы его не интересовали. Он стоял перед Курбанбековым и бессвязно, от сильного волнения, бормотал: – Ну…, нууууу….., курсааант, ну тебе конец… Курсант, ты понимаешь – Какая у тебя сейчас жизнь начнётся? Нуууу…, – и так на протяжение пятнадцати минут, пока не пришёл наш командир батареи менять дежурного, которого генерал приказал отстранить от службы. Комбат сразу же отправил нас в расположение. Драли наряд целый день, а вечером пришёл командир батарее и приказал отцепиться от нас: – Чего вы хотите от молодняка? Учите молодёжь, чтобы впредь в глупые положения не попадать.

До малого дембеля осталось 135 дней.