Бонни Цуй
Зачем мы плаваем
Он описывает, что они почувствовали, обнаружив три тела: тридцатилетнюю женщину и двух маленьких детей, пяти и восьми лет, лежавших, тесно прижавшись друг к другу, с переплетенными руками.
«Когда три скелета выступили на поверхность, это было впечатляющее зрелище», – рассказывает Серено, вспоминая всю деликатность, потребовавшуюся при вытаскивании черепов из земли. Извлечение останков было сложным, команда продвигалась очень осторожно в процессе раскопок. Рассыпчатый песок течет, как вода: едва смахнешь его кистью, он сыплется обратно.
Пронзительная картина протянутых друг к другу рук и соединенных ладоней тронула всех участников экспедиции. По словам Серено, расположение тел выглядело явно обрядовым. Образец песка, взятый с места погребения, впоследствии показал, что в могилу положили цветы – из рода целозия семейства амарантовых, лепестки которого могут быть разного цвета. Под телами были найдены наконечники стрел, вырезанные из окаменевшего дерева. Их исследовали рентгеновским излучением и под электронным микроскопом: анализ показал, что ими ни разу не стреляли, скорее всего, их специально положили в погребение с символической целью. Исследование скелетов и зубов не обнаружило следов ранений или болезней.
Серено спрашивает, хочу ли я встретиться с людьми из Гоберо – прямо сейчас. Он ведет меня к экспозиции находок из тройного погребения, указывает на наконечники стрел, здоровые зубы, неслучайным образом расположенные тела. Несмотря на колоссальный эффект нахождения рядом со множеством материальных палеонтологических находок – динозавров, других древних водных животных, – зрелище человеческих останков оказывается еще более потрясающим. Я поняла, что особенно меня трогает сама их история, заключенная в земле вместе с ними. Объятие каменного века находится в центре сюжета, знакомого всем нам: три человека (мать и дети?) умерли вместе, неожиданно (утонули?), и кто-то (любящий муж и отец?) не пожалел времени на сложный погребальный ритуал.
Серено подтверждает по крайней мере часть моих домыслов. «Когда можно придать телу определенное положение? Только когда не надо справляться с трупным окоченением и разложением под лучами солнца, – объясняет он. – Так что это была внезапная смерть. У кромки воды. Думаю, они утонули в палеоозере Гоберо».
Этот вечный сюжет – самый страшный кошмар любого родителя. Я знаю, каково это, быть таким вот ребенком, играющим и исследующим мир на пляже. А еще теперь я знаю, что значит быть родителем, который следит за двумя маленькими сыновьями, когда они учатся плавать и экспериментируют в воде. Что тогда, что сейчас: плавание с риском утонуть – пугающе ненадежное занятие. И остается таким, как бы мастерски мы ни овладели навыком плавания.
Влажные периоды, прерываемые длительными сухими, позволили фрагментам того прошлого дойти до наших дней и быть обнаруженными нами. Те, что погибли и удостоились тройного погребения, – это начало всего; безусловно, история утонувшего мира – это еще один вечный сюжет. Циклические изменения орбиты Земли смещали к северу Африки сезоны дождей, делая возможным существование Зеленой Сахары. Гоберо – не имеющее аналогов свидетельство о людях, которые здесь жили. Их останки вызывают у нас особый отклик сегодня, во времена, когда уровень Мирового океана растет, а колебания температуры превосходят все, что мы когда-либо регистрировали.
Мы сами скоро можем быть уничтожены водой, и на сей раз наша собственная деятельность – причина драматических изменений на поверхности планеты. К 2030 году количество людей, страдающих от наводнений, предположительно, утроится[17]. В Калифорнии, где я живу, подъем уровня моря к рубежу следующего столетия может превысить три метра, смыв больше 50 % пляжей Золотого штата[18]. Подъем уровня Мирового океана грозит превратить в беженцев сотни миллионов человек[19].
2
Вы – сухопутное животное
Большинство наземных млекопитающих от рождения обладают инстинктивной способностью плавать – но не люди[20]. Слоны, собаки, кошки (хотя и неохотно) и даже летучие мыши умеют плавать (и очень неплохо). Людей и других крупных приматов, например шимпанзе, приходится этому учить[21]. Некоторые ученые полагают, что анатомия человекообразных развивалась в сторону лучшего приспособления к лазанью по деревьям. В редких экспериментах по обучению человекообразных плаванию те совершали толчки, больше свойственные лягушкам, вместо того чтобы грести по-собачьи, как это принято у других млекопитающих.
«Вы эволюционировали из рыбы, – объясняет мне Пол Серено, – но теперь вы сухопутное животное, пытающееся плавать. Вы, что называется, вторичный пловец».
Не спешите слишком расстраиваться. Палеобиолог Нил Шубин объясняет, что строение человеческого тела является наследием древних рыб, рептилий, а также других приматов. В документальном фильме, снятом в 2014 году по его книге «Внутренняя рыба» (Your Inner Fish)[22], Шубин говорит, что «быть ихтиологом-палеонтологом очень полезно, если хочешь преподавать анатомию человека, поскольку часто лучшие принципиальные схемы нашего собственного тела обнаруживаются в других существах». Наследие рыб: их плавники, наши конечности – и то и другое развивается из одной группы клеток.
Внутри нас имеются интригующие следы водоплавающего прошлого. Если же мы храним в своих телах следы других животных, то, следовательно, отголоски определенных функций остаются в нас и пробуждаются при погружении в воду. Опустите двухмесячного младенца в воду лицом вниз, он задержит дыхание на несколько секунд, и его сердечный ритм замедлится, сберегая кислород[23]. Это не значит, что малыш благополучно поплывет, если бросить его в бассейн. По мере взросления младенцев и созревания их нервной системы эффект замедления частоты сердечных сокращений – элемент комплекса примитивных, или остаточных, рефлексов, включающего сосательный и хватательный, – слабеет.
Люди, однако, подобны копировальным устройствам. Мы учимся путем наблюдения всего – от схем движения до считывания эмоций людей, с которыми сталкиваемся, во всех областях, от изготовления инструментов и пищевых предпочтений до представлений о справедливости, спаривания и речи. «Ключом к пониманию того, как эволюционировали люди и почему мы сильно отличаемся от других животных, является осознание, что мы культурный вид», – пишет специалист по эволюционной биологии Джозеф Хенрик, влиятельная работа которого посвящена взаимодействию культурной и генетической эволюции. Кумулятивное социальное обучение – наша способность формировать широкомасштабный «коллективный мозг», в терминологии Хенрика, – наша уникальная особенность. Другие животные демонстрируют социальное обучение, но только люди делают это на совокупном культурном уровне, реально влияющем на генетическую эволюцию.
Хенрик иллюстрирует эту теорию кейсами из своих «Материалов о пропавших европейских исследователях» (дерзкое название!). Высадившись в новых, казалось бы необитаемых, местах (скажем, в Арктике или Австралии), европейские первопроходцы неизбежно умирали от голода, болезней или условий среды, кроме случаев, когда натыкались на аборигенов. Местные жители были крепкими и здоровыми, несмотря на так называемые суровые условия существования, и оставались такими тысячелетиями. Группы людей соединяются и создают массивы знаний, постичь которые не в состоянии ни один, даже самый умный, человек за время одной своей жизни: как изготовить острогу для рыбной ловли, из чего сделать костер, если нет древесины, как удалить токсины из ядовитого растения, чтобы оно стало съедобным. Палеонтологическая летопись свидетельствует, что культурная эволюция такого рода шла по меньшей мере 280 000 лет и что она бурно ускорилась в последние 10 000 из них.
Эта генно-культурная коэволюция помогает объяснить выдающийся эволюционный успех нашего вида на нашей планете. Каждый из нас в отдельности не обладает уникальными возможностями или умом, но способность приобретать, хранить, структурировать и передавать следующим поколениям постоянно возрастающий объем информации делает нас умнее любого отдельного человека или группы. Плавание и разные способы, которыми мы учим друг друга плавать, – часть этого коллективного культурного знания. Что касается плавания, критически значимыми являются не только формальные инструкции, – что делать! – но и способы передачи важности этого знания посредством историй, которые мы друг другу рассказываем.
Краткая история изобретений, помогающих нам плавать, созданных за последние два тысячелетия
Ок. 400 года до н. э., Древний Рим: пробковый спасательный жилет, описанный Плутархом, был надет на гонца, посланного римским полководцем Камиллом вплавь через Тибр, потому что мост захватили галлы[24].
XIV век, Персия: полупрозрачный верхний слой панциря черепахи для защиты глаз ловцов жемчуга[25].
XV век, Италия: пузырь из кожи животных, наполненный воздухом, для дыхания под водой, разработанный Леонардо да Винчи, который также оставил рисунки ласт, дыхательной трубки и других приспособлений для плавания[26].
Дата неизвестна, Япония: привязанный к шкиву шнур, использовавшийся ама – ныряльщицами-японками, – чтобы поднять себя с глубины при проблемах с плаванием или дыханием[27].
1702 год, Бостон: лопатки – овальные наручные приспособления для гребли, напоминающие палитру художника, предложенные изобретателем и опытным пловцом Бенджамином Франклином для ускорения плавания[28].
1896 год, где-то в Массачусетсе: «плавательная машина» в металлической раме, поддерживающая ученика в безопасном положении в воде и имеющая механические ручные и ножные опоры, двигающие тело посредством правильных взмахов и толчков (запатентовано Джеймсом Эмерсоном)[29].
1908 год, Лондон: комплект подмышечных поплавков в форме крылышек из хлопка плотного плетения, надувавшихся через клапан, – десятки тысяч были проданы публике под брендом Swimeesy Buoy[30].
1930 год, Майами: деревянный костюм для плавания из тонких хвойных планок – эта новинка была призвана внушить уверенность и обеспечить плавучесть робким купальщицам[31].
2017 год, Китай: небольшое ручное устройство с двумя винтами, WhiteShark Mix, обещает помочь любому начинающему «плавать, как чемпион, и стать непревзойденной "звездой" в воде».
Иногда нам нужна небольшая помощь. Если дополнением человеческой биологии является культура, то наша сила заключается в способности увидеть проблему и изобрести решение. Названия этих изобретений и их описания для меня звучат, как поэзия воды. Это аккомпанемент, под который наше человеческое воображение танцует с биологией, делая невозможное возможным.
3
Уроки морских кочевников
В прибрежных регионах Кораллового треугольника в Юго-Восточной Азии мы можем получить мимолетное впечатление от уроков плавания в исчезающем водном сообществе. Лучшие здешние подводные охотники способны погружаться на 60 метров и оставаться там, то плывя, то шагая по дну океана – на такой глубине человек имеет отрицательную плавучесть – с гарпунными ружьями в руках, десять минут за одно погружение, пока не выследят добычу[32]. Они могут проводить под водой до пяти часов в день.
Тысячелетиями на территории современных Малайзии, Индонезии и Филиппин дети в морских племенах баджо знакомятся с морской жизнью раньше, чем учатся ходить. Родители молятся, чтобы дети обладали даром обращения с водой, необходимым им для жизни, неразрывно связанной с рифом. Даже двух-трехлетние дети легко ныряют, опускаясь на глубину с помощью мощных толчков ногами, для сбора мелких ракушек. С площадок плавучих домов дети постарше учат маленьких братьев и сестер держаться на воде, грести и выискивать рыбу.
Недавно было установлено, что селезенка у баджо на 50 % больше, чем у представителей родственной группы, ведущих сельский образ жизни на материковой части Индонезии. Когда мы ныряем, селезенка сокращается – это часть нырятельного рефлекса млекопитающих, – выбрасывая в кровоток дополнительный запас переносящих кислород красных кровяных телец. Сердечный ритм замедляется, кровеносные сосуды сжимаются, направляя кровь от конечностей к основным органам. Эти меры сохранения энергии позволяют нам более эффективно расходовать имеющийся кислород.
Морские млекопитающие, например морские котики, проводящие значительную часть жизни под водой, имеют непропорционально крупную селезенку по сравнению с наземными млекопитающими. Морские котики с самой большой селезенкой могут нырять глубже всех – можете считать ее дополнительным баллоном воздуха. Исследования свидетельствуют, что гипертрофированная селезенка у баджо – результат естественного отбора, а не ныряния как такового[33]. Представители народности баджо, имеющие гены, кодирующие более крупную селезенку, чаще выживают и имеют больше потомков. Даже баджо, которые никогда не ныряли, имеют этот признак. Их тела эволюционировали так, чтобы они были более успешными фридайверами.
Хотя данный признак у баджо наследуется, другие характеристики для водного образа жизни приобретаются. Аналогичные морские народы, занимающиеся фридайвингом, например обитающие на воде мокен, также проживающие в семейных лодках и прибрежных домах на сваях общинами, разбросанными по современным Таиланду и Мьянме, имеют особую способность фокусировать взгляд под водой[34]. Было доказано, что дети народа мокен, которые растут, ныряя, имеют в два раза более острое подводное зрение, чем мы, сухопутные крысы. Там, где у нас все расплывается перед глазами, эти морские люди с легкостью собирают моллюсков и трепангов на океанском дне, не нуждаясь в очках или масках.
Большинство из нас очень плохо видят под водой, потому что коэффициент преломления света изогнутой роговицы, обеспечивающий нам прекрасное зрение на суше, приближается к коэффициенту преломления воды при погружении. Дети морских народов способны приспосабливаться к этому, когда оказываются под водой, сужая зрачки, что усиливает четкость мелких деталей того, что они видят. Сначала было неясно, является ли эта способность наследуемой или приобретенной, но исследователи установили, что раннее обучение погружениям может изменить всех нас. Менее чем за десяток уроков по различению определенных контрастных узоров под водой дети сухопутных народов смогли приобрести устойчивую повышенную способность фокусировать взгляд при нырянии.
Вода сформировала этих людей и в иных отношениях. Для выживания в таких местах нужны не только навыки плавания, но и понимание того, как функционирует водная среда. Эти культуры предпринимают особые шаги для подготовки к такой жизни. Двадцать шестого декабря 2004 года, когда в результате мощного цунами в Индийском океане погибло около 230 000 человек на побережьях Южной и Юго-Восточной Азии, люди народа мокен выжили, потому что смогли увидеть признаки скорого бедствия на воде[35].
На отдаленных Суринских островах у берегов Таиланда жители деревень ушли на возвышенности после того, как кто-то заметил, что море отступает и берег обнажается. Они предупредили всех встречных и оказались далеко от берега задолго до удара первой волны. Деревня была уничтожена, но все ее жители спаслись. В Национальном парке Му Ко Сурин около двух десятков представителей народности мокен проводили для туристов экскурсии с подводными погружениями, когда заметили странности в направлении течений. Они увели свои лодки подальше от берега на глубокую воду и выжили. То же самое произошло с группой рыбаков мокен в территориальных водах Мьянмы. Заметив бешеные водовороты вокруг своих лодок, они сразу же устремились в океан. Другие находившиеся там же рыбаки были заняты ловлей кальмаров. Когда морские воды вздыбились со всей своей чудовищной мощью, их постигла смерть.
Повсюду в этом регионе слоны бросились на возвышенности. Цикады замолкли. Дельфины ушли в глубокие воды. Ни один из этих мокен лично не видел цунами, но старики рассказывали легенды о «семи катящихся волнах», которые приходят каждые два поколения. «Лабоон», так они называют самую большую из этих волн, – «очистительная волна», набрасывающая с яростью, чтобы все пожрать и уничтожить.
Похожие рассказы о внезапных морских наводнениях и массовых утоплениях существуют в устных традициях исконных народов и индейских племен Тихоокеанского северо-востока и подтверждаются японскими летописными свидетельствами о цунами за полтора тысячелетия[36]. В этих историях закодировано знание. Легенды баджо о полурыбах-полулюдях и истории народа мокен о семи больших волнах – это реальные истории о том, как выжить в море. Тысячелетиями, не имея письменности, эти народы в устных преданиях успешно передавали из поколения в поколение навыки водного образа жизни, принципиальные для долголетия и выживания. Плавание, ныряние, рыбная ловля, управление лодкой – все это стало возможным благодаря внимательному наблюдению и непосредственному знанию морской среды.
Предания учат почтению к воде. Перед погружением баджо делает подношение духам океана – немного пищи в лодочке из скорлупы кокоса, сигарету в листе дерева, палочку благовоний, – потому что духи океана могут быть добрыми или жестокими. Они переменчивы, и вместе с их настроением меняется настроение пенного моря. Если проявлять смирение перед ними – осторожно обращаться с кораллом, относиться к рыбе с уважением и не брать больше, чем тебе нужно, – океан позаботится о тебе.
Сегодня последние представители этих исторически сложившихся кочевников-рыболовов пытаются адаптироваться к меняющемуся миру, в котором они, живущие вне государства, без гражданства, без документов и почти не имея возможностей работать, кажутся многим правительствам дрейфующими по течению в худшем смысле этих слов[37]. И хотя сам образ жизни баджо и мокен разрушается – все меньше этих людей могут обеспечить себя натуральным рыболовством, – последние крупицы их культуры продолжают подсказывать им, как нужно плавать, чтобы выжить.
Мы – не амфибии, но мне нравится идея земноводности. Натуралист Лорен Эйсли писал, что огромным достижением современной науки стала способность путешествовать во времени – не только посредством конкретных наблюдений окружающего нас мира (прочитывая «пласты обнаженных слоев»), но и силой собственного воображения («я видел дрейфующие клетки в первых морях»)[38]. «Соль этих древних морей – в нашей крови, их известь – в наших костях», – писал он. «Всякий раз, когда мы идем вдоль берега, какой-то древний зов тревожит нас, и вот мы сбрасываем обувь и одежду или копаемся в морских водорослях и побелевших обломках дерева, словно тоскующие по дому беженцы долгой войны». Мы результат физической эволюции, но нами движет наша интерпретация этой эволюционной истории.
Осознание, что уровень моря может подняться, встроено во многие современные общества, живущие у воды, например в голландское. Уроки плавания, которые мы можем у них взять, включают реальное обучение тому, как нужно плавать. Чтобы получить право бесплатно посещать общественные бассейны, все голландские дети берут уроки и получают диплом, подтверждающий умение плавать в одежде и обуви[39].
Я поражена удивительным подводным фото полностью одетых голландских пятиклассников на одном из таких уроков по плаванию. В этом есть смысл – они ведь каждый день носят одежду. Следовательно, если придет вода, они будут готовы. Мне приходит в голову, что подобный образ мысли согласуется с традиционной адаптивностью морских кочевников – что мы должны учиться жить вместе с водой, а не держать ее «в узде».
«Это фундаментальный элемент нашей культуры, как и езда на велосипеде», – сказал голландский архитектор Рем Колхас в интервью The New York Times. Все построено и управляется с осознанием возможности наводнения; государственный центр водных ресурсов контролирует ежедневный приток воды, поступающий на территорию Нидерландов. Мэр Роттердама Ахмед Абуталеб объяснил, что его город находится в самой уязвимой части страны. В случае наводнения и если созданная ими система не справится «из-за рек или моря, мы сможем эвакуировать человек пятнадцать из каждых ста, – сказал он. – У нас нет выбора. Мы должны научиться уживаться с водой».
Мы должны учиться жить с водой – и это делает нас открытыми для новой возможности. Мы начинаем плавать, чтобы выжить в воде, – мы не можем воспринимать плавание никак иначе, пока это не случится. Однако, когда мы сумеем пережить этот опыт, вода может стать для нас чем-то бо́льшим. Мы сможем жить с ней, процветать с ней. Я вспоминаю стихотворение Чарльза Томлинсона «Купание в озере Ченанго», уловившее это состояние. Он описывает плавание как акт движения в объятиях воды – но осознанного движения. Двигаться так означает понимать, что ты делаешь, по словам Томлинсона, быть «свободным между навыком и его постижением».