Богдан Сушинский
Лавровый венок для смертника

11

Душ занял у нее не более пяти минут. Она торопилась, прекрасно понимая, что мужчину привело сюда не столько воспоминание об умозрительных прелестях ее, сколько желание сблизиться. Судя по всему, Согред что-то задумал. Но насколько этот его замысел был связан с Шеффилдом, – еще предстояло выяснить.

Сейчас, стоя под струями едва теплой воды и возбужденно прислушиваясь к бурлению все еще не укрощенной плоти, Эллин, наконец, призналась себе в том, в чем до сих пор старалась не признаваться: что к Тому Шеффилду она охладела давно. Задолго до того, как на суде, вместо лица его, увидела маску смерти, совершенно справедливо доставшуюся отъявленному трусу.

Овеяв Согреда благоуханием духов и шампуня, Эллин вновь уселась в свое кресло и несколько секунд внимательно изучала гостя. Он вальяжно развалился в перинной мягкости дивана, небрежно забросив ногу за ногу и подперев рукой висок – в позе утомленного собственным глубокомыслием патриция. Узел его галстука оказался спущенным до ремня, рубашка представала небрежно расстегнутой, а брюки – фривольно обвисающими. Однако Эллин старалась всего этого не замечать. В конце концов, неопрятность мужчины досталась ему в наследство от ее же необузданной страсти.

– Так вот, в помиловании Шеффилду еще не отказали, – первым заговорил очнувшийся теперь в ее любовниках начальник тюрьмы. – Но это произойдет уже завтра. Вы как адвокат намерены предпринимать какие-либо шаги, чтобы отсрочить казнь? При определенных усилиях, «блаженствование» в камере смертника можно еще на какое-то время продлить.

– А как скоро вы сумеете казнить Шеффилда, если никаких усилий прилагать не стану? Такая постановка вопроса вам нравится?

– Обычно мы казним по пятницам.

– В таком случае, вам следует использовать первую же пятницу, – жестко определилась адвокат и, поднявшись, направилась к холодильнику. Она не хотела, чтобы в эти минуты Согред видел выражение ее лица, заглядывал в глаза.

– Вот это уже совершенно неожиданный выпад.

– В ближайшую же! – подтвердила Эллин из соседней комнаты. Пока она колдовала там, в проеме двери виднелся бередящий воображение овал ее бедра.

Грей оказалась права: они поднялись слишком рано. Диванно-паркетные эксперименты, несмотря на всю их страстность, так и не смогли до конца удовлетворить его, укротить разбуянившийся пыл.

– Станете как-то объяснять свою настойчивость в отношении казни?

– Она легко объясняется милосердием. Чем меньше обреченный томится в ожидании смерти, тем меньше ужасов переживает. Разве не в этом заключается высший смысл тюремного милосердия? Вам ли, начальнику тюрьмы смертников «Рейдер-Форт», объяснять подобные тонкости?

«Что-то тут не то, – мило улыбаясь, не поверил ей Согред. – За нервозной спешкой адвоката скрывается нечто сугубо женское. Но что? Криминальная интрига?»

Тем временем на столе появилась бутылка красного вина, две рюмки и тарелка с бутербродами. Согред наполнил бокалы, но какое-то время, совершенно забыв друг о друге, они всматривались в искрящуюся багровость вина с такой нерешительностью, будто бы после этих бокалов тюремного причастия их обоих должны повести на эшафот.

– Мы и в самом деле смотрим на вино так, словно гадаем на крови вампира, – подтвердила его догадку Эллин.

– И действительно кое-что загадали.

– Что именно?

– Каждый свое. Обычно между секирой палача и обреченным стоит лишь адвокат, поскольку Господь над ними, – напомнил Согред. – Поэтому волноваться вам нечего.

– Я ведь объяснила, милый: на сей раз адвокат – не препятствие, – назидательно проворковала Эллин Грей.

Начальник тюрьмы понимающе кивал в такт ее словам, хотя так и не понял, что, собственно, за ними скрывается.

12

Постояв еще несколько минут на балконе, Грюн Эвард в последний раз взглянул на судно, уже теряющее в предвечерней сумеречности свои очертания, и извлек из дорожной сумки небольшой, в коричневатом коленкоровом переплете блокнот. Рассказы он обычно писал в таких вот блокнотах, так и называя их про себя «блокнот-рассказами». Как всегда, самыми трудными оказывались первые строчки. Два варианта начала он набросал еще дома, у себя в Сетенвилле, но дальше трех лаконичных абзацев работа так и не продвинулась.

Заказывая себе каюту-люкс на «Страннике морей», Грюн очень надеялся, что на сей раз его вдохновит само море, как вдохновляло многих других. Он запасся вином и почти не выходил на палубу. Время от времени он хватался за свой блокнот-рассказ, подолгу томился над ним, взбадривая себя «Красным калифорнийским», но оказалось, что его предали не только муза, но и элементарный профессионализм. Он потерял всякую способность образно мыслить, умение логически выстраивать фразы. Стихии океана муза его оказалась совершенно неподвластной.

Теперь, едва присев за небольшой письменный стол, Грюн решительно перечеркнул все написанное. Ему вспомнился стоявший рядом с ним на палубе отставной моряк, скупой рассказ о Последнем Пристанище моряков-самоубийц. И он решил, что начинать следует именно с этой сцены. Несколько слов Адмирала, брошенных как бы между прочим, – вот то, что должно было создавать общую атмосферу, царящую на острове, в душе героя и, соответственно, в самом рассказе. Когда-нибудь он засядет за отдельный рассказ о жизни самого поселка. Возможно, это даже будет роман.

Эвард давно упрекал себя в том, что так и не сумел создать ничего значительного: ни одной повести, ни одного романа. Слишком уж прямолинейно воспринял наставление профессора Краузе о том, что к полновесному классическому роману следует идти через мастерство рассказа и что нынешний литературный век отрекается от романа, дабы найти свой расцвет в коротком психологическом рассказе.

Уже сделав первый набросок прибрежного пейзажа, Эвард задумался. Кто должен выслушивать Адмирала: сам главный герой, который станет убийцей и смертником? Нет, следователь, прибывший на остров, чтобы расследовать преступление? Будущая жертва убийцы?

Согред оказался прав: детектив – совершенно иное ремесло. Оно не имеет ничего общего со всем предыдущим литературным опытом, который он нажил. Но именно потому, что у него нет опыта создания детектива, он и прибыл сюда, в надежде хотя бы в общих чертах познать быт тюрьмы, увидеть камеру смертников и камеру, в которой происходят казни.

Перечитав несколько фраз, Эвард решил, что начало у него есть. Неплохое начало. Сама же сюжетная линия прояснится после того, как он побывает в тюрьме и встретится с Шеффилдом.

«Погоди, – вдруг остановил себя, – но ведь Шеффилд уже сам по себе находка! Писатель, совершавший убийства по собственным сценариям! Ты поспешил причислять это к сюжетным банальностям. „Романист, создававший сценарии для банды“ – этот сюжет „киношники“ – да, успели истоптать. А вот в методах Тома просматривается нечто оригинальное. К тому же какой потрясающий антураж! Забытый посреди океана остров; поселок моряков-самоубийц… Известный писатель, ожидающий исполнения приговора в камере смертников…»

Эвард понимал, что, сам того не ведая, вдруг оказался на сюжетном Клондайке. Сама жизнь закручивала такие интриги, какие не способен выдумать и собрать воедино ни один детективщик. Вопрос лишь в том, как теперь всю эту россыпь использовать.

13

Вино показалось Согреду слишком холодным и терпким, что, однако, не мешало с удовольствием смаковать его, время от времени рассматривая оставшийся в бокале напиток при бирюзовом свете ночника.

– Вы хоть понимаете, Эллин, что то, что вы только что заявили, в самом деле совершенно меняет характер наших отношений?

– Разве? Мне-то показалось, будто характер наших отношений изменился значительно раньше, с той минуты, когда мы оказались в объятиях друг друга.

Рой и Эллин мило улыбнулись и чуть было не потянулись друг к другу губами. Но при этом оба понимали, что характер их отношений изменили все же не минуты услад. Их изменила позиция адвоката, который только что окончательно предал своего подзащитного.

– Эти отношения станут еще более привлекательными, когда вы выслушаете мои предложения.

– Почти не сомневаюсь в этом. Почти. О чем бы вы хотели поведать мне, милый мистер Согред? Насколько мне известно, вы продолжаете писать романы, однако до сих пор они не пользуются никаким успехом.

– Их даже не издают, – с угрюмой невозмутимостью уточнил Рой.

– Что еще прискорбнее. В таких случаях следует ставить на одно из двух обстоятельств: то ли у вас нет таланта, то ли до сих пор не подвернулся опытный юрист, который бы одновременно стал и издательским агентом и адвокатом. В чем, по-вашему, я не права на сей раз?

– Только в том, что решились прибыть сюда с навязчивой идеей – освободить Шеффилда.

Пауза, которой Эллин одарила сама себя, была слишком непродолжительной, чтобы Рой мог заподозрить ее в замешательстве.

– Пытаетесь обвинять адвоката в выполнении им своих профессиональных обязанностей?

– В день прибытия на Рейдер вы еще не являлись адвокатом Шеффилда. По крайней мере, юридически признанным. – Согред продолжал улыбаться, однако теперь это была улыбка иезуита, ведущего допрос в интересах святой инквизиции. – Но речь не об этом. Вы, очевидно, не догадывались, что Стив Коллин, мой заместитель и хозяин вашего убежища, начинал в качестве обычного платного агента полиции, а затем долгое время занимался уголовным сыском. Согласитесь, что человек с такой биографией не сочтет зазорным деликатно ознакомиться не только с документами своей квартирантки, но и с содержимым ее багажа. Продолжать в том же духе?

– Мне-то казалось, что, согласившись на любезное предложение мистера Коллина, я буду чувствовать себя куда в большей безопасности, нежели в отеле.

– В выборе жилья более «любезными» выглядели вы, Эллин. И мистер Коллин готов подтвердить это. Обнаружив в вашем багаже небольшую пластиковую взрывчатку – не производящую большого грохота, но отчаянно разрушительную, – он укрепился в собственной догадке относительно того, что вы рассчитывали на него, как на единомышленника. Вот почему вы столь охотно сменили номер в отеле на этот флигель.

Почти с минуту адвокат Шеффилда напряженно молчала. Она сидела, запрокинув голову и бездумно уставившись в потолок.

– Хотите сказать, что он специально подставился мне? – наконец сухо и жестко спросила она, залпом опустошая свой бокал и вновь берясь за бутылку.

– Нет, конечно. Теперь Коллин не имеет ничего общего с полицией и даже втихомолку гордится этим. Милый, добрый старикашка, честно жующий свой тюремный бутерброд, в ожидании выхода на пенсию, которую рассчитывал получать уже на небольшом ранчо в окрестностях столицы. В тот день, когда вы с ним познакомились, он покончил с формальностями, связанными с его приобретением. Рассчитывал, что, после операции, Господь подкинет ему еще пару лет бытия.

– Кажется, вы уходите от темы, Рой. Сейчас меня интересует не столько его ранчо, сколько вопрос: почему он не заявил в полицию и каким образом узнали о взрывчатке вы?

– Ответ кроется в логике вашего вопроса. В полицию он не заявил только потому, что прежде сообщил о своем открытии мне. Этот человек слишком многим обязан мне, вот почему уже несколько дней он вежливо раскланивается с начальником местной полиции, не утруждая его никакой служебной информацией.

– Так он молчит уже несколько дней?! – впервые ужаснулась Эллин.

– Втайне рассчитывая на то, что не станете запускать свою адскую машину прямо здесь, в стенах его дома.

– Теперь я уже в этом не уверена, – процедила Эллин. – Ибо неизвестно, сколько еще продлится его молчание.

– Мне нравится, что на сей раз вы играете в открытую. Тем не менее вашу угрозу пока что воспринимаю, как минутную несдержанность.

– Лучше воспринимайте, как обычную угрозу. Кстати, я до сих пор не задала вам вопрос, не задать который попросту не имею права.

– До каких пор буду молчать о вашей бомбе я?

– Не понимаю, почему ваши романы не находят издателей, – подбодрила его великосветской улыбкой Эллин. – При такой-то проницательности…

– Мое молчание безгранично.

Эллин хотела что-то заметить по этому поводу, но по окну прошлись лучи машинных фар, а затем послышалось приглушенное урчание двигателя. Они одновременно поднялись и, приблизившись к окну, проследили, как Коллин загоняет машину в гараж.

– Он часто наведывается в этот флигель? – вполголоса спросил Согред, словно Стив мог услышать его.

– Если и наведывается, то в мое отсутствие. Несколько раз мы беседовали, сидя в кафе на соседней улице. Но машину вашу наверняка заметил.

– Я предусмотрительно оставил ее возле отеля «Островитянин», – осклабился в воинственной улыбке Согред.

– Так, пожалуй, лучше. Будем надеяться, что и на сей раз Коллин не заглянет сюда.

Эллин и Рой вернулись к журнальному столику, уселись каждый в свое кресло и несколько минут молчали. Они прислушивались к тому, как все усиливающийся ветер крушит ветки деревьев и испытывает на прочность крышу строения.

– Однако в рассказе Коллина меня заинтриговала не столько ваша взрывчатка, – возобновил прерванный разговор Согред, – сколько обстоятельство, приведшее этого человека именно ко мне, а не в полицию.

Эллин вопросительно взглянула на гостя, а когда тот затянул с ответом, вежливо возмутилась:

– Не заставляйте вытягивать из вас по слову, Рой!

– О’кей. – Согред извлек из внутреннего кармана небольшой конверт и высыпал на стол несколько снимков.

Эллин скорее из вежливости, нежели из интереса, склонилась над ними, пытаясь рассмотреть изображение.

– Может быть, вы еще и объясните, чем это вы хотите сразить меня?

– Фотокопии двух вариантов сюжета нового романа Шеффилда, который он не успел написать. А вот это – более старые записи. Вот набросок фабулы уже изданного романа все того же Шеффилда: «Убийство старой девственницы». Название, кстати, тоже было предложено вами.

– Тем, в чем вы пытаетесь уличить меня, обычно гордятся, – спокойно парировала Эллин, вальяжно откидываясь на спинку кресла.

– Я ни в чем не пытаюсь изобличать вас, Эллин. Тем более что, к вашей чести, вы ничего не пытаетесь отрицать. Правда, следователь взглянул бы на ситуацию иначе. Он задался бы вопросом: так кто же все-таки сочинял сюжеты, следуя которым Том Шеффилд не только создавал свои романы, но и совершал преступления? Для него это было нетрудно, поскольку жертвами ваших интриг становились люди, хорошо известные вам обоим, довольно состоятельные и почти беззащитные в своей наивной дружбе с вами.

– В дружбе с Шеффилдом, Рой, с Шеффилдом, – зачем-то уточнила Эллин, хотя замечание показалось Согреду совершенно несущественным. – Его друзьями я интересовалась лишь постольку, поскольку они виделись мне в качестве прототипов.

– В качестве жертв, мисс Эллин.

– …И никогда не подпускала их к себе ближе, – проигнорировала уточнение Согреда, – чем этого требовало познание некоторых деталей их бытия. И потом, мне совершенно непонятно, почему роль следователя выпала именно вам, мистер Согред? И почему вы решились на нее сразу же после того, как буквально изнасиловали меня? Кого теперь я должна опасаться больше: вас или Коллина? – Согред не мог не заметить, что в голосе мисс Грей прозвучали угрожающие нотки и вся она напряглась, слегка развернув бокал так, словно собиралась выплеснуть его содержимое ему в лицо.

14

Потянувшись за бутылкой, Согред таким образом потянул время, которое понадобилось, чтобы успокоиться и проанализировать ситуацию.

– Мы и в самом деле говорим не о том, Эллин. – Он наполнил свой бокал, долил вина в бокал женщине и, мягко улыбнувшись, немного отпил.

– Видите ли, когда приговоренным уже нечего терять, они иногда прибегают к последним, спасительным, как им кажется, уловкам.

– Просветите, к каким именно.

– Например, меняют адвоката, пишут разоблачительные письма прокурорам округа, в которых излагают новые, ранее не выясненные судом факты своих собственных преступлений, или же дополнительно разоблачающие их сообщников, и тем самым уменьшающие их собственную вину. Начинается новое расследование, подключается общественность, появляется пресса… Адвокат и прокурор, теперь уже совместными усилиями, добиваются пересмотра судами их дел. Я все верно излагаю? Никаких ошибок, с точки зрения юриспруденции и процессуальных канонов, не допускаю?

– Прекратите паясничать, Согред, иначе вы сами все испортите. Пока что вы мне все еще нравитесь. По крайней мере, как мужчина, а потому можем говорить совершенно спокойно.

– Просто мне вдруг показалось, что ваш дружок, Том Шеффилд, вполне созрел для подобных реверансов в сторону законоблюстителей. – Согред откровенно провоцировал ее. Никаких фактов, никаких намеков на то, что Шеффилд может повести себя подобным образом, у него не было, никаких подозрений не возникало. Тем приятнее было ощущать, что западня срабатывает.

– Именно поэтому я все еще здесь, на этом проклятом всеми богами клочке суши, а не в Лас-Вегасе, Париже или еще где-либо. Поэтому и настояла, чтобы Том отказался от прежнего адвоката.

«Она намного умнее, чем я предполагал, – с некоторой опаской признал Согред. – Конечно, в данном случае срабатывает еще и профессиональный опыт. Тем не менее…»

– И что из всего этого следует? – вернул его к действительности бодрящий голос Эллин. – Развивайте ваш сюжет, развивайте. Не вижу динамики, интриги, не чувствую азарта…

– Развивать его, как и в былые времена, когда, по иронии судьбы, вы сотрудничали не со мной, а с Томом Шеффилдом, придется вам, Эллин. Я же предлагаю вместе подумать над умопомрачительным сюжетом, который поможет нам обоим.

Эллин недоверчиво взглянула на Согреда, поднялась и, согревая бокал ладошками, прошлась по комнате. Рой проследил за ее походкой, отметив про себя, что ноги у нее куда красивее, нежели ему показалось поначалу.

– Сюжет этот связан с Шеффилдом?

– Можно даже предположить, что в основу будет положена операция, связанная с его побегом.

– «Можно предположить»? – очень точно уловила смысл его слов Эллин. – Предполагать можно, что угодно. Вопрос в ином: зачем вам понадобился этот «умопомрачительный сюжет»? – молвила она, остановившись в двух шагах от Роя. – Трудно дождаться очередной пятницы? Хотите, чтобы приговоренного застрелили в четверг, во время побега?

– Во-первых, успокоим его демонстрацией своей преданности. Во-вторых, еще раз, в последний, воспользуемся услугами его… литературного опыта, – молвил Согред, удачно избегая слова «талант». – Рассказ Шеффилда, представленный на конкурс уже не под его именем…

– Не под его именем? – прервала его адвокат. – Какая деликатная формулировка!

– Вот именно, не под его… – способен принести очень солидную премию, которая позволит нам, как минимум, три месяца провести на лучших курортах мира, или же приобрести ранчо, и вообще, спокойно поразмышлять о будущем.

Эллин остановилась в шаге от Согреда, и он не удержался. Обняв ее за бедра, привлек к себе, уткнулся лицом в шелковистую ткань платья, в манящую пряность тела. Почти с минуту женщина оставалась неподвижной, давая ему возможность насладиться своей близостью и погасить, или, наоборот, разжечь страсть. И лишь почувствовав, что объятия его ослабли, мягко, артистично освободилась.

– Извините, Рой, – вернулась она в свое кресло, – но пока что я не уловила хотя бы основы вашего замысла. Цель – да, ясна, замысел – нет.

– Он намного прояснится, как только узнаете, что на борту «Странника морей» на остров прибыл некий литературный пилигрим по имени Грюн Эвард.

– Вы имеет в виду писателя Грюна Эварда?

– Вам знакомо это имя?

– Как и сотни других литературных имен обоих полушарий планеты. Уж не помню, что я там читала из Эварда, но Шеффилд не раз упоминал о нем. Да и критика не замалчивала. Интересно, что ему-то могло понадобиться на этом забытом богом островке?

– Он стремится занять место Шеффилда.

– В тюрьме?! – хохотнула Эллин.

– Пока что только в литературе.

– В наглости ему, конечно, не откажешь.

– Да только в жанре детектива он совершеннейший новичок, хотя и с претензией на законодателя мод в стиле сюрреализма, или что-то в этом роде. Прибыл сюда, надеясь ознакомиться с тюремным режимом и с камерой смертников, в которой рассчитывает найти героя своего будущего рассказа или романа. По его замыслу, это должен быть некий психологический детектив, главным героем которого станет обитатель камеры смертников. Вам приходилось когда-нибудь встречать человека, который бы рвался в тюрьму за вдохновением?

– Так помогите же ему «вжиться в образ», Рой! – мгновенно оживилась Грей. – Предложите провести ночь-вторую в той же камере, в которой обитает Шеффилд… Пройти весь путь, которым проходит смертник от камеры до электрического стула.

– Мне почему-то верилось, что вы сразу же уловите нить моего замысла, Эллин.

– Так, именно в этом и заключается весь ваш замысел? – сыграла разочарование эта несгибаемая авантюристка.

– Очень важный для меня и конечно же для Шеффилда. Который прежде должен будет воплотить всю эту интригу в лучшем из своих творений. Пусть даже пока что в сокращенном виде. Именно в лучшем – такова цена его спасения от электрического стула.

– Спасения?

– В этот раз вы слишком невнимательны, мисс Грей. Я всего лишь сказал: «спасения от электрического стула». Всего лишь…