Бхагаван Шри Раджниш (Ошо)
Путь мистика
Твое существо доступно только в молчании, не в интеллектуальной деятельности, но в молчаливой осознанности. Это совершенно другое измерение, и это истинное познание, познание себя. Но оно не может быть интеллектуальным, потому что интеллект – это нечто такое, что может достичь только внешнего; у него нет возможности достичь внутреннего.
Ты можешь увидеть все своими глазами, но не можешь увидеть – своими глазами – своих глаз. В зеркале ты можешь их увидеть, но это не твои глаза – это отражение. Твой интеллект способен познать все, что снаружи его, но ты – за интеллектом, и интеллект не имеет никакой возможности туда войти.
Это напоминает мне… когда Форд впервые создал автомобиль, в нем не было передачи заднего хода. Самой идеи заднего хода еще не возникло. И если ты отъехал от своего дома всего лишь на несколько футов, но должен вернуться, чтобы что-то взять, для этого нужно было бы объехать весь город. Это было слишком утомительным и глупым, это было пустой тратой времени. И он добавил передачу заднего хода.
Но что касается интеллекта, Бог – не Форд. У интеллекта так до сих пор и нет передачи заднего хода; он движется только вперед. Ты можешь направить его к самым дальним звездам, нет никаких препятствий; но он не может проникнуть вовнутрь тебя, что так близко.
Альберт Эйнштейн, может быть, самый разумный человек, который только исследовал звезды, умер несчастным, потому что не познал себя. И вот в чем было его несчастье: какой смысл знать весь мир – знать все об электронах, протонах, нейтронах и дальних галактиках – и не знать о самом себе, кто ты такой?
Прежде чем умереть, он сказал:
– Если бы я родился снова, я стал бы водопроводчиком, а не физиком, чтобы у меня было достаточно времени, чтобы смотреть внутрь себя. Физика требовала слишком большой вовлеченности.
При помощи интеллекта ты можешь познать что угодно, но только не самого себя.
И, полагаясь только на интеллект, ты будешь отрицать душу – именно это делают атеисты, коммунисты. Причина в том, что они приняли за основу, что, чтобы быть истинным, нечто должно быть интеллектуально доказанным. А у интеллекта нет никакой возможности доказать сознание.
Сознание должно быть обнаружено совершенно другим образом. Интеллект – это мышление, а сознание обнаруживается в состоянии не-мышления – в таком предельном молчании, не тревожимом ни малейшим движением мысли.
В таком молчании ты обнаруживаешь само свое существо.
И оно безгранично, как небо.
И познать его значит познать нечто действительно достойное знания; иначе все твое знание – просто мусор. Оно может быть полезным, утилитарным, но оно не поможет тебе трансформировать свое существо. Оно не сможет привести тебя к осуществленности, к удовлетворенности, к просветлению, к точке, в которой ты можешь сказать: «Я пришел домой».
Любимый Ошо,
Что приносит человечеству обнажение бессознательного, как в психоанализе, – согласно тебе?
Почти ничего. Психоанализ – это бесполезное упражнение, потому что он ничего не меняет: он не создает нового человека, он не приносит покоя. Фактически, даже основатели психоанализа, такие как Зигмунд Фрейд, так боялись смерти, что невозможно поверить. Ни одно нормальное существо так не боится смерти.
Основатель психоанализа так боялся, что даже слово «смерть» запрещалось произносить в его присутствии – это было табу. О нем нельзя было говорить. Три раза случалось так, что кто-то упоминал о смерти, и Зигмунд Фрейд падал в обморок, у него случался припадок, он терял сознание. Он так боялся смерти, что избегал бывать на кладбищах, не приходил, когда кто-то умирал, даже если это был друг или ученик. Когда происходило что-то, связанное со смертью, он впадал в полную панику – и этот человек учит психоанализу!
Его проблемы не были решены. Он злится, как и любой другой. Он ревнив, ревнивее кого-либо другого. Он жаден. Он хочет иметь монополию, он хочет командовать людьми. Он почти что создает империю психоаналитиков во всем мире, но каждый из них должен повторять, как попугай, все, что говорит он сам. Любой, кто говорит что-то другое, немедленно изгоняется. Кажется, это не наука, а политическая партия или фанатичная религия – но не научное исследование.
И то же самое верно в отношении Юнга. Юнг приехал в Индию, чтобы с кем-то встретиться… потому что на Востоке люди работали над умом тысячи лет. Но они никогда не разрабатывали ничего подобного психоанализу; они разработали медитацию – совершенно другой подход.
Какой смысл в том, чтобы анализировать мусор ума? – разбирать его… это занимает многие годы. Некоторые люди проходили психоанализ в течение пятнадцати лет, но ни к чему не пришли. Они меняли психоаналитиков, в надежде, что, может быть, поможет кто-то другой, но так ни к чему и не пришли. Этого и не может быть, потому что все, что делает психоаналитик – любой школы, Адлера, Юнга или Фрейда, – это разбирает мусор твоего ума, истолковывая это согласно своему уму. И какой во всем этом смысл?
На Востоке мы не разрабатывали психоанализа, мы разработали медитацию. Медитация просто уводит тебя прочь от мусора, за пределы мусора – и о нем не стоит беспокоиться. Если ты хочешь им заниматься, ты можешь это делать многие жизни. Ты никогда не достигнешь конца.
Но если ты просто остаешься свидетелем своего ума, ничего не делая с умом, – просто оставаясь отстраненным, просто видя его, как будто мысли движутся на экране, и просто наблюдая их без всякого суждения, хорошего или плохого, – приходит странный опыт: мало-помалу мысли начинают исчезать. Вскоре наступает мгновение, когда есть только пустой экран – мыслей нет. И когда нет никакого объекта, когда в твоем сознании нет никакой мысли, оно оборачивается к самому себе, потому что ему ничто не мешает; в этом в точности значение слова «объект»{ To object – мешать; object – объект. – Прим. перев.} – то, что мешает, преграждает.
Когда нет никакого объекта, сознание… точно как все в существовании движется по кругу, движется по кругу и сознание. Оно возвращается к собственному источнику. И встреча сознания с его источником – взрыв света, величайшее празднование, на которое только способен человек, величайший оргазмический опыт.
И это не нечто такое, что происходит и кончается. Нет, как только это произошло, оно продолжается. Оно остается с тобой. Оно становится почти как твое дыхание. Ты живешь в этом двадцать четыре часа в сутки.
Юнг приехал в Индию в поисках кого-то, кто дал бы ему установить, что сделал Восток, чтобы создать столько людей, подобных Будде, – не одного, но сотни тех, кто вышел за пределы ума и всех его бед и проблем, забот и тревог. В чем же секрет? Он ходил в университеты, встречался с психоаналитиками, и везде ему говорили:
– Ты напрасно тратишь время. Эти люди – не те, кто тебе нужен. Эти люди учились психоанализу на Западе и преподают психоанализ в университетах. Ты приехал, чтобы найти кого-то, кто абсолютно не тронут Западом. И такой человек есть.
И такой человек был – Шри Рамана Махарши. Куда бы ни приезжал Юнг, – а он был в Индии три месяца, – везде ему называли одно и то же имя.
– Езжай в Аруначалу в Южной Индии и встреться с этим человеком, который необразован, который ничего не знает о психоанализе; это человек, которого смог создать Восток. Просто пойди и посиди с ним, поговори с ним, послушай его. Если у тебя есть какие-то вопросы, задай их ему.
Но вы будете удивлены: Юнг так у него и не побывал.
И позднее, чувствуя, что подвергнется критике, Юнг написал: «Я умышленно не поехал к Рамане Махарши, потому что у Востока свой путь, у Запада – свой, и они не должны смешиваться» – просто чтобы защитить себя от критики. Тогда зачем вообще было ехать в Индию? Снова и снова ему говорили посетить человека, что было редкой возможностью, но он этого не сделал, хотя доехал до Мадраса, откуда до Аруначалы было всего два часа езды!
Юнг не пришел к этому человеку, при одной встрече с которым он увидел бы, каков ясный человек, каков человек, полностью очистивший свой ум, – его глаза, его жесты, его слова, его авторитет. Он не цитирует писаний, он знает самого себя.
Юнг не пришел к нему и сам почувствовал себя виноватым. Чтобы себя защитить, он стал писать, что у Востока и Запада разные пути. Это чепуха, потому что человек – на Западе или Востоке – один и тот же. И странно, что он учил восточных студентов западной психологии. Он должен был бы им отказать, потому что это значило бы смешивать Запад и Восток. Если бы он был по-настоящему честен, то предложил бы им вернуться на Восток.
Он учил восточных студентов западной психологии, но не был готов прийти к восточному медитатору, просто встретиться с ним. Почему он боялся? Потому что он был точно таким же человеком, что и вы, – просто знающим. Он собрал многое из книг, но у него не было собственного подлинного опыта.
Западный психоанализ – это просто бизнес. Это обман людей. Это просто эксплуатация людей без оказания им какой-либо помощи, и люди идут на это лишь потому, что нет никакой другой альтернативы. Сами психоаналитики ходят к другим психоаналитикам. И психоаналитики сходят с ума чаще, чем люди какой-либо другой профессии! Они совершают больше самоубийств, они во всех смыслах более извращены.
Это очень странное явление. Это вообще не наука, это просто вымысел. Но это стало популярной профессией. Фактически, евреи упустили Иисуса, который создал величайшую фирму, христианство, – и евреи никогда не могли этого себе простить. Их собственный сын создал такую великую фирму, а они распяли бедного мальчика!
Зигмунд Фрейд и Карл Маркс – тоже евреи – попытались компенсировать упущенное евреями при распятии Иисуса. На этот раз Карла Маркса не распяли. Как и Зигмунда Фрейда. Они выучили урок, что распятие обходится дорого: весь бизнес попадает в чужие руки!
Глава 2
Начни путешествие с сердца
5 мая 1986 года, утро, Пунта-дель-Эсте, Уругвай
Любимый Ошо,
Когда ты так красиво говоришь о просветлении, пробуждении и сновидении, для меня сновидение настолько реально, что даже представить себе пробуждение кажется невозможным. Меня изумляют твоя красота, твоя милость, твоя любовь, твое понимание, но быть в твоем присутствии кажется мне такой невероятной ситуацией, что, должно быть, это либо мечта, либо странное совпадение. Жизнь стала такой, что, что бы ни попросил, это дано. С тобой я осыпаем столькими дарами, что волшебная сказка продолжается и продолжается. По мере того как лениво течет жизнь, я перехожу от одной забавы к другой. Такой образ жизни кажется таким легким и приятным, и желание просветления кажется таким далеким. Пожалуйста, прокомментируй.
Хорошо, что желание просветления кажется далеким, потому что желание просветления – величайшее препятствие к тому, чтобы его достичь.
Это один из извечных вопросов искателей истины. С одной стороны, мастера постоянно говорят: «Достигни просветления», с другой стороны, они говорят: «Не желай его». И это было великой головоломкой для бедного ученика. Мастер говорит и то, и другое: желай его и не желай его. Желай его, потому что это единственная вещь, которой стоит желать; не желай его, потому что желание становится преградой.
Чтобы не создавать вам головоломок, мой образ действий был другим. Просто быть с вами, говорить и говорить, просто отдавать вам все мое сердце и создать ситуацию, в которой вы можете испытать нечто от вкуса просветления… даже этого небольшого вкуса просветления будет достаточно, чтобы остановить тебя здесь и сейчас, в этом мгновении. Ты забудешь все желания, включая просветление.
Если можно создать ситуацию, в которой ты так блажен, так удовлетворен, что на мгновение у тебя в уме нет желания, ты выучил великий урок – что если это состояние не-желания может продолжаться каждое мгновение, тебе не стоит беспокоиться даже о просветлении: оно придет к тебе. Не ты должен к нему идти. Это не предмет, который где-то сидит, и которого ты должен желать, и искать, и тяжело работать, и идти к нему. Это просто твое собственное состояние, когда нет желания.
Это отсутствие желаний – самое блаженное состояние из всех возможных, и просветление – другое его название. Достаточно узнать его хотя бы на одно мгновение, потому что жизнь никогда не дает тебе два мгновения разом; мгновение всегда одно. И если ты знаешь этот секрет, эту алхимию трансформации этого мгновения, ты знаешь и весь секрет трансформации жизни, потому что следующее мгновение тоже будет таким же. Ты можешь сделать с ним то же самое, что и с предыдущим; ты можешь продолжать жить в безжеланности.
Находясь в моем присутствии… Я использую его как средство, чтобы не создавать у тебя в уме замешательства и смущения. Я могу дать тебе вкус, и тогда этот вкус позаботится о тебе. Во-первых, желание просветления будет казаться таким далеким, и мало-помалу ты совершенно забудешь о нем, потому что ты будешь в нем; оно будет в тебе. И конечно, поначалу это выглядит как прекрасный сон, потому что мы привыкли к реальности и ее уродству. Мы знаем красоту только в снах.
Поэтому, когда происходит нечто подобное, даже когда ты совершенно пробужден, это ощущается как сон. Реальность не может быть такой питательной, такой безмерно прекрасной, такой волшебной: в реальности не может быть такого волшебства. Но я говорю тебе: реальность гораздо волшебнее любого сна. Она красивее любого сна; она поэтичнее величайшей поэзии мира.
Реальность, которую мы знаем, – не истинная реальность, это реальность, видимая сквозь уродливый ум, который проецирует себя на реальность. Мы не видим реальности; мы всегда видим ее окрашенной нашими собственными предрассудками, идеями, всем нашим умом. И даже это мы всегда видим на бегу. Мы никогда не расслабляемся. Мы всегда на бегу, сами не зная, куда направляемся. Будто бы нам чего-то не хватает, и мы пытаемся это где-нибудь отыскать, ищем во всех направлениях. И мы нигде этого не найдем, потому что этот ум всегда будет между тобой и реальным, искажая реальное.
Если ты восприимчив в моем присутствии, если ты любишь, ум на мгновение покидает тебя – он должен тебя покинуть. Происходит нечто более важное, чем твой ум. Именно это значит любовь. Ты можешь даже пожертвовать собой – в доверии ты жертвуешь умом, и в то мгновение, когда ум отложен в сторону, и ты видишь реальность лицом к лицу, она так прекрасна, так невыразимо прекрасна. И конечно, в эти мгновения ты почувствуешь, что даже не хочешь быть просветленным. Если эта реальность может продолжаться и продолжаться всегда, что еще может дать тебе просветление?
И ты прав, потому что это начало просветления. Ты получил только проблеск, но даже этот проблеск заставляет тебя отбросить желание просветления – и отпадение желания делает просветление легким и возможным. Это просто происходит. Однажды внезапно ты просыпаешься утром, и ты не тот же человек, что и раньше, и с изменением тебя изменилось все существование. И тогда дело не в том, что что-то сделать, чтобы его удержать; оно остается с тобой.
Фактически, даже если ты захочешь его отбросить, то не сможешь. Ты не можешь вернуться назад; ты можешь двигаться только вперед. И однажды приходит тот день в твоей жизни, когда просветление становится настолько естественным для тебя – точно как дыхание, как биение сердца, как движение крови по жилам – что ты даже не чувствуешь его. Кровь движется очень быстро, круг за кругом от ног до головы, но мы даже не чувствуем ее; мы родились с нею, мы к ней привыкли.
Когда просветление становится просто естественным явлением, раскрывает двери последняя тайна: человек выходит за пределы просветления. Выход за пределы просветления означает просто стать обычным, стать частью этой безграничной вселенной – без всякой претензии, без всякого превосходства, без всякого эго. Человек просто растворяется в океане реальности, точно как капля росы на утреннем солнце, соскользнувшая с листа лотоса в океан.
Просветление все еще удерживает нечто оставшееся от тебя… очень хрупкая, но все же сохраняется некоторая идея «я». И это просветление дает тебе превосходство, ты чувствуешь превосходство. Поэтому нужен последний шаг, когда даже эта мельчайшая частичка «я» растворяется… теперь нет ни превосходства, ни уничижения: тебя нет. Есть существование. Будда называет это нирваной. Он подобрал наилучшее слово.
Любимый Ошо,
Раньше я слушал тебя без понимания и чувствовал полное блаженство – и я слышал, как ты говоришь, что это правильное слушание. В последнее время мной владеет интенсивное желание понять, что ты говоришь. Впервые мне грустно; кажется, я двинулся не в ту сторону. Но мне и хорошо: это щекочет мою голову, и она интенсивна и жива. Могу ли я что-нибудь сделать, кроме как наслаждаться этим?
Не нужно больше ничего делать. Если ты этим наслаждаешься, ты слушаешь меня из сердца. Это переполнение любовью, понимание без слов. Ты не пытался понять; ты никогда не использовал ум. Это хорошо, очень хорошо – именно так должно начаться путешествие.
Когда сердце совершенно наполнено радостью, оно начинает переполняться во всех направлениях; ум не отделен от него. Именно это происходит: внезапно ты начал слушать с попыткой понять, и чувствуешь, что твоя голова испытывает странную щекотку. Это значит – нечто течет из переполненного сердца, потому что эта щекотка невозможна в понимании только слов. И если ты чувствуешь радость, наслаждаешься этим, тогда нет никаких проблем: просто сердце и ум сонастраиваются; их конфликт растворяется, их противостояние исчезает. Вскоре они станут одним целым.
Тогда само слушание это и то, и другое – оно достигает твоего сердца, как вибрация, как дрожь, а ума – как понимание; и то, и другое соединено с тобой. Проблема возникает, только когда голова начинает путешествие. Это скупец. Прежде всего, многих вещей она не может понять, но притворяется, что понимает, и это создает фальшь. Она ничего не может дать сердцу; она даже не осознает сердца. Она не умеет давать, она умеет только брать; она жадна.
Ты удивишься, узнав, что английское слово greed, жадность, происходит от санскритского корня. В санскрите стервятник называется гридха. Гридха и жадность происходят от одного корня. Ум – это стервятник. Это важно понять, потому что стервятник всегда прилетает на труп, когда кто-то мертв.
Если ты будешь в Бомбее, стоит посмотреть на парсское кладбище. Это одно из самых красивых мест, точно посредине Бомбея. Парсы сохранились только в Бомбее. Изначально они происходили из Персии, и отсюда происходит индийское слово парси, парс. Не желая обращаться в ислам, они бежали и остались в Бомбее. С тех пор все их существование в мире ограничивается пределами Бомбея, потому что вся Персия была обращена в ислам – насильно.
Когда они пришли впервые, место, выбранное ими под кладбище, находилось за пределами Бомбея. Но Бомбей интенсивно рос, и теперь это место в самом центре – густой лес. В парсском кладбище есть нечто странное: очень большой колодец, а на колодце железные прутья. Труп кладут на прутья, чтобы он не упал в колодец. Прилетают стервятники и поедают труп, и только кости падают в колодец. Колодец полон костей – а он очень большой. И ты увидишь, что на всех деревьях сидят стервятники, ожидая чьей-то смерти. Они живут только смертью.
Странно, что ум тоже живет чем-то мертвым, не живым. Когда ум начинает путешествие, он думает, что пытается понять смысл, но на самом же деле убивает смысл. Все, что было живого в этих словах, выпущено; впитывается только мертвое. Именно это я имею в виду, когда называю кого-то интеллектуалом. Это означает, что он собрал множество мертвых костей, но совершенно не испытал вкуса жизни. Он полон словами, но он сам придает им смысл; он не берет смысл у них, и все путешествие движется не в том направлении.
Если человек начинает с ума, он остается привязанным к уму. Он собирает слова, становится эрудированным, интеллектуальным, но это не разум. Его первый шаг – начать с ума – неразумен. Я никогда не встречал разумного интеллектуала. Это кажется абсурдным, потому что обычно мы считаем интеллектуалов разумными людьми, но это неправда. Интеллектуалы живут только мертвыми словами. Разум этого не может. Разум отбрасывает слово – это труп – и берет лишь то, что в нем есть живого.
И хорошо начать путешествие с сердца. Путь разумного человека – это путь сердца, потому что сердце не интересуют слова; его интересует лишь сок, что приходит в консервных банках слов. Оно не собирает консервные банки; оно просто выпивает сок и выбрасывает банки. Ум делает противоположное: он выбрасывает сок и собирает консервные банки. Консервные банки кажутся красивыми, и огромная коллекция банок делает человека интеллектуальным гигантом.
Если ты начинаешь путешествие с головы, ты будешь ходить, ходить и ходить кругами внутри головы. Твоя голова распухнет; ты станешь более эгоистичным.
Хасья спрашивала меня: «Почему мы не приглашаем интеллектуалов, писателей, литераторов, профессоров, чтобы они тебя поняли?» Вот в чем проблема: они не могут понять. Хорошо, если они читают мои книги; может быть, они смогут собрать какие-нибудь слова, какие-то консервные банки, но в моем присутствии они почувствуют себя неловко, потому что все ударение я делаю на соке, не на банках. Я изо всех сил пытаюсь заставить вас отбросить банку и просто взять сок.
Сердце умеет пьянеть, сердце умеет давать, сердце умеет делиться. Ему хочется делиться даже с умом. А когда сердце делится с умом, все совершенно по-другому, потому что у сердца нет консервных банок; оно может делиться только соком. Если ум хочет принимать, ему придется принимать сок. Именно поэтому ты испытываешь щекочущее чувство. Вскоре сердце наполнит и ум таким же соком. Оно наполнит все твое тело этим щекочущим ощущением. Это танец каждой клетки твоего существа.
То, что происходит, очень хорошо – и это происходит; ты этого не делаешь. Действие всегда подозрительно; происшествие никогда не подозрительно. Поэтому, когда что-то происходит, иди с этим – иди тотально, ничего не оставляя позади, и ты всегда будешь двигаться в более глубокое благословение, в более глубокое блаженство.
Любимый Ошо,
Я пришел в восторг, когда однажды ты сказал: «Поначалу я был большинством в единственном лице».
Всегда ли истина торжествует?
Даже сегодня я представляю большинство в единственном лице. Я умру большинством в единственном лице!
Истина – это не нечто такое, что может стать коллективным; она остается индивидуальной. Коллективная масса не без причин так боится человека истины, – потому что истина никогда не может стать коллективной; коллективной бывает только ложь. Даже истины одного человека достаточно, чтобы поджечь весь лес лжи, потому что тысячи заблуждений не могут противостоять одному-единственному утверждению истины.
У заблуждений нет никакой жизни; они мертвы. Это только бремя – они не приносят никакой свободы, они не дают никакой радости; они просто обременяют тебя настолько, что ты теряешь всякую надежду когда-либо стать свободной индивидуальностью и принимаешь порабощение. И именно в этом их функция.
Каждое общество, каждая религия, каждая цивилизация лжет и развращает умы своих детей всевозможной ложью, и естественно, наполненные этой ложью массы становятся очень испуганными. А истина подобна пожару; они не могут смотреть ей в лицо. Истина – это всегда индивидуальное открытие; так было всегда и всегда будет в будущем. Это большинство в единственном лице.
Я называю это «большинством», потому что, хотя это и один человек, он не в меньшинстве. Его истина так сильна, что весь мир может быть на другой стороне… и даже тогда его истина не может быть уничтожена. Человека можно уничтожить – общество пыталось уничтожить многих прекрасных людей, просто чтобы уничтожить их истину. И все же они не поняли того факта, что можно уничтожить человека, но нельзя уничтожить истину.
Истина сохранится. Однажды обнаруженная, она не исчезнет. Можно разрушить того, кто первый ее нашел; кто-то другой станет ее проводником. Истина найдет дорогу в самых дремучих дебрях лжи. Она всегда торжествует. Истине требуется время, но для нее время не имеет значения; она всегда торжествует.
Ложь украшена всевозможной косметикой, но все же это ложь. Ты можешь придать ей вид настоящей вещи, но это только видимость. Стоит лишь немного посмотреть на нее, и ты найдешь, что она ненастоящая, нереальная. И в то мгновение, когда человек понимает нечто как ложное, ложное падает замертво. Оно было мертвым – всегда было мертвым, родилось мертвым, – но ты никогда не смотрел на это.
Любой истине требуется время, чтобы восторжествовать, потому что дебри лжи так густы. Все интересы, круговая порука защищают ложь, и все власти всегда на стороне лжи.
Каждый новорожденный ребенок рождается в мир лжи. Но все же, поскольку истина составляет само существо жизни, ее нельзя победить. Ее победу можно отложить – на годы, даже на века, – но однажды внезапно ты должен осознать, что вел себя и жил неправильно…
Лишь несколько дней назад я слышал – Анандо принесла вырезку из газеты, – что Папа впервые за две тысячи лет пришел в синагогу и сказал, что неправильно было осуждать все еврейское сообщество за распятие Иисуса Христа; было также абсолютно неправильно осуждать, убивать и уничтожать евреев все эти двадцать веков в отместку за то, что они убили Иисуса Христа.
Несомненно, они за это не ответственны. И никто в будущем не будет считаться, только потому что он еврей, ответственным за распятие Иисуса. Ответственны были эти несколько человек, но не значит, что всех евреев всегда нужно осуждать, убивать, уничтожать. Евреи поверить не могли, что Папа говорит эти слова через две тысячи лет постоянных преследований, убийств, зверств – но истина рано или поздно должна быть признана.
Это просто глупо. За это ответственны несколько человек, но они умерли; им нельзя отомстить. Прожило и умерло много поколений, но по-прежнему считалось, что за это ответственны евреи, и их травили, преследовали, убивали по любому поводу.
Папа принял этот факт, но это еще не победа истины – выиграна только битва, не война. Если бы он понял этот факт, он должен был бы изменить всю библейскую историю. Грех Адама и Евы, их непослушание – их собственная ответственность, но каждый христианин рождается в грехе из-за их греха. Что же теперь делать с Адамом и Евой?
Несомненно, если бы Папа понимал смысл того, что он сказал, он должен был бы набраться храбрости и сказать: «Мы отменяем библейскую историю». Адам и Ева были ответственны. Бог мог бы их наказать – это их дело – но прошло шесть тысяч лет, согласно Библии, и каждый христианин по-прежнему рождается в грехе и должен быть наказан, потому что Адам и Ева совершили грех. Мы в родстве с ними через многие тысячи поколений. Но мы к этому совершенно непричастны; мы этого не делали, и нас никто не спрашивал.
Человек должен осознавать, когда он что-то говорит, все смысловые следствия своих слов. Если Папа говорит, что евреи не ответственны за распятие Иисуса, тогда ни один христианин не рождается в грехе только потому, что Адам и Ева ослушались Бога. Если бы он принял это смысловое следствие, лишь тогда его слова имели бы значение. Иначе все это остается политикой: это не имеет ничего общего с истиной, он просто добивается большей политической поддержки со стороны евреев.
И евреям опасно его поддерживать, потому что в конце концов эта поддержка выльется в то, что он проглотит весь еврейский народ. Он начнет говорить: «Мы ничем не отличаемся друг от друга. Иисус был евреем, а мы – последователи Иисуса, вы евреи – мы ничем не отличаемся». И у него есть шестьсот миллионов католиков. Если он не признает, что библейская история неправильна, тогда ему придется взять свои слова назад и признать, что это политическая стратегия.
Этого никогда раньше не случалось, но я слышал анекдот о том, что каждый год Папа и верховный священник евреев встречаются на дороге, на полпути к дому друг друга. Они встречаются на середине дороги, и смотреть их встречу собирается огромная толпа. Встреча протекает очень утонченно. Еврей кланяется Папе и дает ему свиток. Папа читает написанное в свитке, отдает его обратно, кланяется еврею, и встреча оканчивается. Люди всегда недоумевают: «В чем же дело? Что сообщают друг другу эти двое? И что в этом свитке?»
Каждый год один и тот же свиток передается, читается и возвращается обратно, и тысячи людей собираются смотреть в надежде, что узнают его секрет. В конце концов люди приходят к верховному священнику евреев и спрашивают:
– В чем секрет?
Верховный священник смеется и говорит:
– Никакого секрета нет: это счет за Тайную Вечерю. Он все еще не оплачен, и нам приходится представлять его каждый год. Может быть, какой-нибудь Папа оплатит его, но обычно они просто возвращают его обратно.
Никаких других встреч не было. Этот приход Папы был просто политическим жестом. Если бы была какая-то признанная им истина, он должен был бы признать ее во всех ее смысловых следствиях. Это способ узнать, действительно ли признана истина. Истина должна быть признана со всеми своими смысловыми следствиями; иначе для ее признания есть какая-то другая причина – помимо самого признания истины.
Я сказал, что начал путешествие большинством в единственном лице, и сегодня я должен сказать, что и окончу свое путешествие большинством в единственном лице – по той простой причине, что не могу передать вам истину. Если благодаря каким-либо моим средствам ты откроешь ее, то тоже станешь большинством в единственном лице.
Но сама истина имеет такую силу, что ее достаточно, чтобы дать одному человеку достаточно храбрости, чтобы выстоять против всего мира. Истина дает храбрость, потому что истине присуще внутреннее качество: «В конце концов я выйду победителем». Может быть, ты не сможешь увидеть меня победителем, но ты находишься в начале чего-то такого, что победит. Радуйся этому.
Любимый Ошо,
Говорят, что когда пингвины, стоя на айсберге, хотят купаться, они начинают тревожно всматриваться в глубь воды, чтобы убедиться, что нет опасности со стороны морских львов. Мало-помалу, столько пингвинов присоединяется и начинает всматриваться в воду, что возникает давка, и в конце концов одного из пингвинов случайно сталкивают в воду, и если первый пингвин не выныривает, все отскакивают и теряют всякий интерес к купанию. Только если первый пингвин появляется вновь, целый и невредимый, все они радостно ныряют вслед за ним.
Ошо, мы тоже немного как пингвины?
