Бхагаван Шри Раджниш (Ошо)
Путь мистика
– Я получу оригинал и пришлю вам, чтобы вы увидели, что я вас не обманул.
И я написал заверенную копию характеристики, которой вообще не существовало! И я сделал две копии, одну дал ему и сказал:
– Одну я должен отнести к С. К. Саксене, чтобы получить оригинал.
– Это кажется таким запутанным делом! – сказал он. – Пожалуйста, пришлите мне оригинал, чтобы я мог понять, что хочет сказать Саксена…
– Не беспокойтесь, – сказал я.
Я пришел к Саксене. Я сказал ему:
– Напишите оригинал этой характеристики согласно этой заверенной копии.
– От кого вы получили заверенную копию? – спросил он.
– Я сам ее написал, но не написал ничего такого, что вам было бы трудно написать обо мне.
Он просмотрел заверенную копию и сказал:
– Я бы написал вам в тысячу раз лучшую характеристику.
– Я написал минимум, чтобы вы не могли сказать, что я что-то преувеличиваю.
– Но мне жаль, что я должен это подписать… что вы уже все сделали.
И он написал оригинал и сказал:
– Я запомню это на всю жизнь – в первый раз оригинал списывается с заверенной копии!
И я послал оригинал министру.
Через два года, когда он уже не был министром, мы встретились в поезде. Я спросил:
– Вас удовлетворил оригинал?
– Странно, – сказал он, – но, слово за слово: как вам это удалось?
– Саксена очень рассердился на меня. Он дал бы мне прекрасную характеристику, лучшее, что он только мог написать, но не было никакой возможности – я уже отдал заверенную копию, поэтому он просто переписал ее и отправил вам.
Министр сказал:
– С тех пор я часто думал о вас, о том, что без собеседования, без всякой характеристики, без использования надлежащих каналов… как вам удалось получить у меня прием? Я человек не настолько мягкий и легковерный.
…Назначив мне прием, он сказал:
– Вы получите извещение по почте.
Я сказал:
– Нет необходимости; дайте его мне. Я уже здесь. Вы пошлете его почтой по моему адресу – три дня будут потрачены впустую. Дайте мне его прямо сейчас, я здесь присутствую…
– Снова и снова я думал, – сказал он, – что, наверное, я был под гипнозом – или произошло что-то в этом роде, – потому что это совершенно не в моем духе.
И это была правда.
Когда я прибыл в колледж, в который был назначен, и представился директору, он сказал:
– Но это назначение было подписано только вчера! Как же вы так быстро его получили? – потому что по почте оно достигло бы вас только через три дня.
Он заподозрил неладное; он подумал, что это что-то странное: оно было подписано только вчера, а на следующий день я его уже предъявляю – а между столицей и этим колледжем расстояние в тысячу миль.
И он сказал:
– Мне придется позвонить министру; пожалуйста, извините меня.
– Нет никаких проблем, звоните, – сказал я. – И в любом случае, я здесь сижу…
Он позвонил министру, и министр сказал:
– Да, это случилось. Я сам не знаю, как это случилось. Я не должен был этого делать, но он просто сказал это так ясно и с таким авторитетом, что мне пришлось дать ему назначение. Несмотря на все правила.
Политики зависят от общественного мнения. У них нет никакой цельности. Ты должен быть напористым, и немедленно они готовы слушать. Если ты не напорист, напористыми будут они.
И я сказал министру образования, когда мы встретились в поезде:
– Не было никакого гипнотизма, ничего подобного. Я просто знаю, что ум политика – это слабый ум; он зависит от общественного мнения. У него нет собственного авторитета, нет никакого принятия себя. Фактически, он постоянно отрицает себя, и если кто-то приходит и просто выбрасывает все эти общественные мнения и смотрит прямо в глаза, внутрь тебя, ты пугаешься, потому что там ты пуст.
Поэтому если ты боишься идти к людям, встречаться с людьми, это значит, что ты чувствуешь себя очень пустым, а этого не должно быть. Ты должен быть переполнен самим собой, не чьим-то мнением или восхищением, но своей собственной жизнью, своей собственной жизненной силой.
И именно это я имею в виду – медитация дает тебе авторитет, власть… не над другим, но просто качество власти и качество авторитета, которого никто не может у тебя отнять. Это – твое.
Общественное мнение можно отнять – сегодня оно с тобой, завтра оно против тебя. Сегодня тобой восхищаются как святым; завтра тебя осуждают как грешника. Лучше быть самому по себе – святой ты или грешник. Где бы ты ни был, просто будь сам по себе, чтобы никто не мог этого отнять.
Лучше быть грешником по собственному праву, чем святым в общественном мнении. Это заимствованно, и ты пуст.
Глава 10
Ты не должен быть никем другим
9 мая 1986 года, утро, Пунта-дель-Эсте, Уругвай
Любимый Ошо,
Не расскажешь ли ты еще немного о соотношении между сознательным и бессознательным умом? Представляется, что мозг способен накапливать опыты, скажем, в банке данных. Если же эта память оканчивается в бессознательном, что происходит? Верно ли, что сознательный ум подавляет ее и помечает как «цензурированную», или же цензурированием занимается бессознательное? Но разве бессознательное заинтересовано каким-то образом в подавлении? И если нет, верно ли, что сознательное постоянно предоставляет энергию, чтобы удерживать этот материал под цензурой? Если это верно, есть ли ключ к бессознательному внутри сознательного? Не является ли он необходимостью вхождения в сверхсознательное, прежде чем становится возможным доступ к бессознательному?
Сознательный ум подавляет содержимое памяти в бессознательное. Бессознательный ум никак не заинтересован ни в чем, что касается подавления; фактически, он хочет, чтобы все было выражено, чтобы освободиться от бремени. Вся заинтересованность исходит из сознательного ума, потому что сознательный ум осуществляет контакт с обществом, образованием, религией.
Именно сознательный ум научается тому, что правильно, а что неправильно. Правильное должно быть удерживаемо в сознательном, а неправильное – сброшено в погреб, вниз, в темноту бессознательного. Сознательный ум использует бессознательный только как погреб, и поскольку там темно, сознательный ум имеет тенденцию, как только вещи подавлены в бессознательное, мало-помалу забывать о них. С течением времени сознательный ум может прийти в полную уверенность, что он никогда ничего не подавлял.
У бессознательного ума нет никакой возможности непосредственно высвободить какое-либо из его подавленных воспоминаний. Он закрыт. Единственный способ – это снова вынести их в сознательный ум. Но если сознательный ум остается при том же мнении, что и раньше, – даже посредством психоанализа ты можешь вынести некоторые бессознательные подавления обратно в сознательный ум, – это не окажет большой помощи, потому что ум по-прежнему останется при своих старых идеях о правильном и неправильном.
На мгновение, под влиянием психоаналитика, он может признать неправильное и не подавить его, но это влияние менее глубоко, чем социальная обусловленность. Завтра или послезавтра снова случится подавление. Именно поэтому психоанализ никогда не бывает завершенным. Он не может быть завершенным. Сегодня ты можешь что-то вынести; завтра ум снова начнет действовать по-старому.
Психоанализ не изменяет сознательного ума. А если сознательный ум сохраняет прежнее мнение, не будет иметь значения, извлечено ли его содержимое; оно высвобождено, но каждый день жизнь приносит столь многое, и снова ум действует по-старому: подавляет то, что плохо.
Психоаналитик говорит, что нет ничего плохого в сексе. Под его влиянием и под давлением необходимости излечиться от какого-либо невроза человек готов его высвободить, но это высвобождение не станет в нем достаточно мощной силой, чтобы он не стал снова подавлять сексуальность. Завтра он ее снова подавит, и снова потребуется психоаналитик. И этот процесс нескончаем.
Психоанализ промахивается в том, что не изменяет подходов сознательного ума. Он оставляет сознательный ум таким же, что и прежде, и, фактически, если бы он попытался изменить сознательный ум, то общество не приняло бы психоанализа. Психоанализ столкнулся бы с такими же трудностями, что и я. Он не был бы уважаемой профессией; он был бы осуждаем. И церковь поступала бы с психоаналитиками точно так же, что и с ведьмами: сжигала бы их заживо.
Общество, церковь, государство – все они очень довольны, если ты не изменяешь сознательного ума. Тогда ты можешь продолжать делать что угодно – все это игры, потому что ты не разрушишь старого, прошлого, традиционного… его корни находятся в сознательном уме. Общество образовывает сознательный ум и защищает это образование.
Единственный выход – в том, чтобы проникнуть немного выше сознательного ума, где ничто не обусловлено обществом, куда у него не было доступа… где все абсолютно чисто и невинно. И это естественное явление: сверхсознательное сильнее сознательного; оно невинно, невинно как бессознательное – с одним лишь отличием: бессознательное темно, а сверхсознательное бдительно, наполнено светом. Оно может видеть вещи в своем собственном свете, ему не нужны заимствованные прозрения.
Потому единственная возможность создать новый психоанализ – привнести в него сверхсознательное. Тогда сознательный ум ничего не может сделать. Сверхсознательный ум может освободить сознательный ум из его обусловленностей. Он может позволить бессознательному уму высвободить – через сознательное – все его подавленное содержание.
И чудо в том, что в то мгновение, когда бессознательный ум лишается всех своих подавлений, он перестает быть темным, он больше не бессознателен. Теперь три части твоего ума: бессознательная, сознательная и сверхсознательная – стали одним целым. И доминирующим фактором останется сверхсознательное. Теперь с этой энергией возможно проникнуть в коллективное бессознательное. Это все равно будет трудно, но возможно.
С этой энергией легче будет сначала войти в коллективное сознательное. Как только коллективное сознательное открывает двери, коллективное бессознательное очень легко. Перед высшим низшее теряет всю власть. Как только входит хозяин, слуга немедленно признает свое место.
А когда коллективное бессознательное соединяется с коллективным сознательным, у тебя появляется действительно великая сила бдительности, осознанности, которой ты никогда не чувствовал раньше. Ты можешь непосредственно приблизиться к космическому бессознательному; это будет трудно, но возможно. Вот мое предложение: зачем понапрасну идти трудным путем? Именно поэтому я говорю, что мой путь к просветлению – путь ленивого человека. Если ты можешь идти легко, без всякого конфликта, не стоит создавать ненужной борьбы. Поэтому сначала войди в космическое сознательное; как только ты его достиг, у тебя столько сил, что космическое бессознательное раскроет двери само собой. Сам вес твоего сознания теперь так велик, сама энергия так велика, что космическое бессознательное не может оставаться закрытым. И все эти уровни содержат какого-то рода подавления. Коллективное бессознательное тоже содержит подавления, и они глубже, чем бессознательное. Когда сознательное подавляет, у него есть способность подавлять в бессознательное, но бессознательное очень близко; оно может в любой момент всплыть на поверхность. Именно поэтому оно всплывает в снах. Но бессознательное может подавлять эти вещи в коллективное бессознательное: тогда ты не сможешь этого найти даже в снах. Тогда понадобятся какие-то специальные методы, чтобы наполнить сны коллективным бессознательным. Карл Густав Юнг работал над этими методами, и в правильном направлении.
Обычные сны не помогут, потому что сны – это очень поверхностные подавленные части. Общество действует на многих уровнях, и есть некоторые вещи, которые можно подавить только поверхностно. Например, твой гнев подавлен, но очень поверхностно подавлен – всего лишь на глубину кожи. Оцарапай ее немного, и вот он; в сне нет необходимости.
Общество не может подавить твой гнев глубже, потому что твой гнев иногда ему нужен. В военное время понадобятся твой гнев, твое насилие. Понадобится гнев и для защиты самого себя против варварского общества. Поэтому общество не может подавлять такие вещи; оно может удерживать их как раз на поверхности, чтобы их можно было снова вызвать к жизни без всяких затруднений.
Но есть некоторые вещи, которые оно подавляет в коллективное бессознательное, например, что ты не должен заниматься любовью со своей матерью. Каждый мальчик хочет это делать, и каждая девочка хочет заниматься любовью с отцом. Общество подавляет это так глубоко и делает великим грехом, что даже думать об этом, даже видеть это во сне…
Обычно сны – подлинные и правдивые, но что касается содержимого коллективного бессознательного, то когда тебе снится сон, он тонким образом меняется. Например, ты хочешь заниматься любовью со своим отцом – даже во сне ты будешь заниматься любовью с дядей, не с отцом. Настолько это тонко… потому что дядя похож на отца.
Иногда бессознательное позволяет коллективному бессознательному… если что-то очень хочет всплыть на поверхность: например, ты не должен заниматься любовью с собственной сестрой. Каждое общество подавляло это тысячи лет; это больше не бессознательное. Поэтому психоанализ не может тебя от этого освободить. Даже если это и проникает в мир снов, то в маске: это будет не твоя сестра, но ее подруга, – кто-то, похожий на нее, но на самом деле не она.
Затем, есть предельные подавления, становящиеся частью космического бессознательного. Например, с самого рождения тебе говорили, что эта жизнь – единственная, которая у тебя есть. Только на Востоке – поскольку люди достигли космического сверхсознательного – нашли в космическом бессознательном подавленные содержания прошлых жизней. Это самое глубокое из подавлений. Даже если иногда оно и всплывает в твоих снах, ты не можешь узнать, что это исходит из прошлой жизни. Это только сон, такой же, что и все остальные сны.
Изредка в некоторых ситуациях бывает и так, что космическое бессознательное тоже пытается связаться с тобой. Оно пытается передать тебе послание о том, что ты живешь в фальшивом мире с фальшивым знанием: реальность в том, что это не единственная жизнь. Это глубочайшая часть твоего ума. Но это очень трудно, потому что это послание должно преодолеть препятствие коллективного бессознательного и твоего бессознательного, и оно подвергается искажению при столкновении с каждым из препятствий. К тому моменту, как оно достигает стадии сновидения, оно перестанет быть для тебя узнаваемым.
Гаутама Будда рассказывал много историй о своих прошлых жизнях. Махавира делал то же самое. Эти люди были пионерами в раскрытии дверей великого явления, которое отрицалось всем человечеством.
А почему общества так заинтересованы в том, чтобы не было ни прошлых, ни будущих жизней и чтобы вы просто попадали в рай или ад? Почему иудаизм, христианство и ислам так настойчивы? Причина в том, что как только вы узнаете, что доступна вечность в обоих направлениях, их религии должны будут резко измениться. Если ты – вечное существо, что случится с творением? Ты никогда не был создан. Что случится с Богом, создателем? Если творения никогда не было, нет необходимости и в творце. Вот что поставлено на карту. Они боятся, что если они раскроют двери, вся религия в том виде, как она есть, развалится.
Джайнизм и буддизм не могут верить в Бога, и причина именно в этом. Это не логическое опровержение гипотезы Бога, это экзистенциальный опыт: наше вечное существо является доказательством, что мы никогда не были созданы – а если мы никогда не были созданы, никогда не было создано и существование.
Мы были всегда.
Существование было всегда.
Бог становится абсолютно бессмысленным.
Любая идеология, построенная в своей основе на Боге, будет очень бояться того, что говорят буддизм и джайнизм. Они говорят, что каждый из вас – бог по собственному праву. Некоторые боги спят, некоторые пробуждены – на это нет качественного различия. Однажды, в конце концов, все будут пробуждены.
Поэтому не может быть речи о том, чтобы был один бог; богов столько, сколько есть существ, – количество будет бесконечным, потому что не только у человека, но и у животных, деревьев и даже камней есть существо. И все они постепенно эволюционируют, каждый со своей скоростью.
Никто никогда не делал себе труда заглянуть в психологию джайнизма и буддизма и в то, почему эти две религии отбросили идею Бога. Это не философское опровержение Бога; они никогда этого не делали. Но если вечность доступна в прошлом, твоя жизнь приобретает определенную индивидуальность: ты должен действовать согласно опыту, приобретенному за тысячи жизней. Для тебя нет никакой другой доктрины; ты носишь собственную доктрину у себя внутри. Обе эти религии не догматичны, и какой бы ни была их дисциплина, она основывается на их опыте.
Махавира и Будда постоянно повторяли: «Не двигайтесь в порочном круге. Просто загляните в свои прошлые жизни и посмотрите, не делали ли вы одно и то же всегда, вечность. Есть ли у вас какой-нибудь разум? какой-то рассудок?» Просто напоминание о том, что вы гнались за деньгами тысячи лет, и добивались денег во многих жизнях, и это было разочарованием и больше ничем; что вы гнались за властью и добивались власти много раз, но, достигнув высшей ступени лестницы, видели, что там ничего нет – что вас дурачило общество, что амбиции вздорны.
Ты не должен быть никем другим.
Ты – тот, кто ты есть.
Нет речи о том, чтобы вскарабкаться по лестнице и стать лучше.
Поскольку эти опыты прошлых жизней изменяют весь характер, лучше их подавить. И если есть будущее, вечность, нельзя заставить людей бояться. Все три западные религии основываются на страхе, что если ты упустишь возможность… А возможность очень мала – большинство людей ее упустят: не думаю, что в жизни в семьдесят лет длиной кто-то сможет выполнить все условия достижения рая. Времени недостаточно. Поэтому они опираются на веру, верование, которое не требует времени: ты просто веришь. Ты веришь в Иисуса Христа, и в последний день он найдет своих овец и отведет их в рай. Остальные же навечно упадут в бездонную тьму.
Легко было обращать людей, создавая в них страх. Легко было обращать людей, вызывая в них жадность: если ты веришь, то достигнешь рая со всеми его удовольствиями. Но твоя личность остается прежней – фальшивой. Все эти вещи не приносят тебе никакой трансформации.
На Востоке, когда люди узнали, что доступно вечное время в будущем, конечно, они не могли создать такой же спешки; они очень терпеливы. Оглядываясь назад, они научились не повторять тех же ошибок; смотря вперед, они терпеливы. Не стоит напрягаться и тревожиться.
Именно в этом психология того, что даже беднейший из людей Востока совершенно не напряжен. Может быть, он голоден, может быть, он умирает, но он ни против кого не озлобляется; он не жаждет отомстить обществу, которое довело его до этого состояния. Нет, он ничего не теряет: если он умрет, то умрет. Есть следующая жизнь – путешествие продолжается, только меняются поезда. Смерть – это своего рода смена поездов.
Восточные религии не стремятся никого обращать. Они никого не обращают; они не сворачивают с дороги, чтобы кого-то обратить. Если кому-то хочется… если кто-то пытается понять и хочет войти, даже тогда они не проявляют большого энтузиазма. Они говорят: «Ты это понимаешь; ты можешь это сделать, оставаясь в своей религии». Но если кто-то настаивает, ему разрешают присоединиться.
Однажды архиепископ в Японии навестил Нан-сена, великого мастера. Он взял с собой Библию и прочитал несколько предложений из Нагорной Проповеди. Когда он прочитал совсем немного, Нан-сен сказал:
– Этого достаточно; этот человек на самой грани просветления.
В буддистской терминологии он сказал:
– Он бодхисаттва. Кто бы ни был тот, кто это написал, – неважно, кто он, – он бодхисаттва, и не стоит читать дальше: эти предложения это достаточно доказывают.
Архиепископ недопонял: он подумал, что тот говорит, что Иисус – будда. Он же назвал его бодхисаттвой. Бодхисаттва значит, что человек почти готов, но главного еще не случилось. Он приближается к границе, он чувствует дуновение свежего воздуха; в его словах можно увидеть, что он недалек от цели.
Архиепископ пришел обратить Нан-сена, и он сказал:
– Если он тоже будда, почему бы тебе не проповедовать Библию?
Нан-сен сказал:
– Ты неправильно понял меня. Я сказал бодхисаттва, а бодхисаттва значит, что по своей сути он будда, но в реальности – еще нет. И почему я должен проповедовать?.. – спросил он. – Я будда; именно поэтому я вижу, что этот бедняга очень близко… изо всех сил старается достичь. Может быть, он достигнет, может быть, нет, потому что люди сбиваются с дороги, когда до цели остается не больше фута, всего один шаг. Люди могут сбиться с дороги: они могут повернуть не в ту сторону, остановиться, подумать, что уже прибыли.
Он сказал:
– Я вижу этого беднягу. Он хорошо старается; не волнуйся, он достигнет. Но почему я должен о нем беспокоиться? Я не бодхисаттва. Я им был, но эти времена миновали.
Архиепископ был очень обижен. Сначала он очень обрадовался тому, что Нан-сен, великий мастер, признает Иисуса буддой, но это было неправильным пониманием. А теперь он говорит: «Бедняга старается, я это вижу; этих нескольких предложений достаточно. Будда не может сказать таких предложений. Это может сказать лишь тот, кто спотыкается на пути, – может быть, он достигнет, может быть, нет… Но он очень близко, нечто отражается, резонирует в его предложениях».
На Востоке есть определенная удовлетворенность, потому что впереди – вечность. «Если я не смогу достичь сейчас, не стоит быть несчастным; доступна жизнь за жизнью». Подавить эти вещи в космическое бессознательное значит создать определенного рода напряжение, спешку, жадность, страх. Это духовная эксплуатация. Но если ты достигаешь космического сознательного, ты способен достичь и космического бессознательного, и тотчас же все твое существо внезапно озаряется светом, который неизмерим.
Кабир говорит: «Словно тысячи солнц взошли во мне… Их не перечесть, их свет так ослепителен». И он говорит это в точности правильно. Он не единственный; многие использовали тот же эпитет тысяч солнц, внезапно взошедших одновременно. Мы видели утра, но увидеть утро тысячи солнц, восходящих внутри тебя, – это великое таинство.
Любимый Ошо,
Вчера вечером я испробовал предложенную тобой технику вхождения в гипноз. Хотя я и был более расслаблен, чем когда-либо раньше, все же я остался вполне сознательным, и, кажется, я не получил доступа к бессознательному или к каким-либо бессознательным воспоминаниям. Но действительно было множество образов, прошедших в моем уме, которые я описывал вслух. Есть ли какой-либо смысл это делать, или же нужно пропустить все образы и ждать, пока не появится навык проникновения в бессознательное?
На самогипноз требуется немного больше времени, но нет необходимости повторять или описывать образы, потому что это будет отвлекать. Пусть они просто скользнут мимо тебя. Просто наблюдай и продолжай больше и больше расслабляться. Придет момент, когда все эти образы уйдут, и на какой-то период времени, который ты определишь заранее, ты не будешь бдительным. В этом промежутке ты вошел в бессознательное. Выйдя из бессознательного, немедленно ты почувствуешь себя освеженным.
Поэтому, во-первых, не повторяй образов, чтобы войти в бессознательное. Когда ты сможешь входить в бессознательное на некоторое время, ты просто потеряешь всякий отчет о том, где ты был, – ты ничего не можешь об этом рассказать… Это время просто не записано у тебя в памяти, потому что система памяти находится в сознательном уме. У бессознательного нет системы памяти, бессознательное не имеет ни малейшего понятия о календаре, времени, дне недели, дате – ни о чем подобном.
Поэтому сначала позволь этому случиться. И когда ты проснешься, в первое же мгновение, когда ты выходишь из бессознательного, повтори три раза: «В следующий раз, когда я проделаю этот эксперимент, я войду в него быстрее, глубже».
Когда это станет для тебя мелочью, и не будет никаких проблем – ты просто расслабляешься и входишь, – тогда можешь приступить ко второй части. Вот первое, что ты должен повторить, выйдя из бессознательного: «Теперь я буду помнить все то, что видел в бессознательном. Я не буду бессознательным. Я буду в бессознательном, но немного сознания останется со мной, чтобы я видел, что в нем». Это будет второй частью.
Во второй части ты начнешь высвобождать, потому что какая-то часть бессознательного войдет в сознательное. Есть способ высвободить воспоминания, которые подавлены. Тогда, выйдя из бессознательного, ты почувствуешь не только свежесть, но и облегчение, освобождение от бремени. Эти тонкие чувства нужно запоминать. Сначала ты чувствуешь только свежесть, как утром после крепкого сна. Затем ты чувствуешь освобождение от бремени. Что-то давило тебе на грудь; оно было тяжелым, а теперь его больше нет – или его стало меньше. Продолжай таким же образом и продолжай повторять: «Я буду более и более сознательным, чтобы высвобождалось больше и больше бессознательного».
И в третьей стадии ты должен повторять: «Я должен быть совершенно сознательным, чтобы преграда между бессознательным и сознательным была разрушена». Выходя, ты почувствуешь не только свежесть и освобождение от бремени, но и абсолютную свободу – как будто ты был закован в цепи, наручники, и теперь они сброшены.
На самогипноз требуется немного больше времени, но это хорошо. Ты совершенно сам себе хозяин. Но не повторяй образов, потому что, повторяя их, ты не упадешь в бессознательное; просто позволь им пройти. Все твои усилия должны быть направлены на то, как переместиться из сознательного в бессознательное путем расслабления, молчания, свидетельствования. И все нужно делать очень мягко – даже свидетельствование.
Если ты всматриваешься, это не позволит тебе войти в бессознательное. Просто смотри как бы между прочим; будто ты сидишь на обочине дороги, и мимо проходят люди – тебя даже не волнует, кто проходит, мужчина или женщина. Ты их видишь, потому что смотришь в эту сторону, но не всматриваешься.
Ты сделал все правильно – неправильным было только повторение. Этого ты не должен делать. И затем, мало-помалу, продолжай двигаться так, как я описал эти три стадии.
Любимый Ошо,
Я впервые увидел тебя, когда принимал санньясу, и у меня было прекрасное чувство, словно я «как дома», в первый раз в жизни. Все время, пока я далеко от тебя, я чувствую беспокойство, которое заставляет меня перемещаться с места на место, и где бы я ни был, я никогда не чувствую, что все в порядке. В то мгновение, когда я близко к тебе, это чувство возвращается: я снова дома.
Что это за прекрасное чувство? Ты всегда говоришь, что нет никакого дома, пока мы не найдем самих себя. Но что это за чувство дома?
Дома нет, пока мы не найдем самих себя. Но если ты близко к человеку, который нашел дом, и ты открытый человек, доступный, восприимчивый, тогда ты тоже разделишь чувство того, что ты дома. В конце концов, дом твоего мастера – это и твой дом.
Поэтому то, что происходило, – совершенно правильно. Ты уезжаешь; тебе недостает чувства, что ты дома, и ты чувствуешь, что что-то не так. Именно так и должно быть. Но это только начало путешествия.
Ты чувствуешь себя дома, когда ты близко ко мне. Позволь этому чувству вырасти и стать глубже; пусть оно не будет только поверхностным. Пусть оно просочится в само твое существо; тогда, где бы ты ни был, я буду с тобой. Прямо сейчас ты должен быть со мной, чтобы сделать возможным, чтобы я был с тобой, где бы ты ни был. Тогда тебе ничего не будет не хватать; тогда везде будет дом. Все дело в близости, в доверии, в любви… настолько, что это почти сплавление, слияние.
В суфийской истории говорится, что Баязид, один из самых важных суфийских мастеров, сказал своим ученикам:
– Вы очень нетерпеливы. Вы не знаете, что случилось со мной, когда я был со своим мастером. Три года он даже не смотрел на меня – как будто меня не было. И был прав. Теперь я знаю, что меня не было. Физически я сидел рядом, но мой ум блуждал по всему миру. И мне было очень обидно. Речи быть не могло о том, чтобы он спросил обо мне; он даже не смотрел на меня. Через три года, однажды утром он посмотрел на меня в первый раз. И я знаю, что в то утро в первый раз я был там.
Прошло еще три года; он ничего мне не говорил. Я надеялся, желал – теперь, когда он посмотрел на меня и признал меня, он что-то мне скажет. Но мало-помалу это желание и надежда исчезли: этот человек кажется странным; он может разговаривать с другими, с незнакомцами, которые приходят целый день, а я сижу рядом целыми днями, с утра до вечера. Еще через три года он посмотрел на меня и улыбнулся.
Теперь я знаю, почему он не смотрел на меня и не улыбался – из-за моего желания. Оно было преградой. Это случилось в то мгновение, когда я отбросил надежду: он странный человек; нет никакого смысла надеяться. Я совершенно забыл желание, надежду; быть там стало просто привычкой, потому что я наслаждался этим. Его присутствия было достаточно.
Прошло еще три года, и впервые он посмотрел на меня и сказал:
– Баязид, как твои дела?
И теперь я знаю, почему он спросил меня, как дела, через двенадцать лет. Люди спрашивают друг друга, как дела, когда встречаются, – но не через двенадцать лет! Но был прав, потому что только тем вечером он назвал меня по имени, «Баязид», и спросил, как у меня дела, – потому что в первый раз меня не было, был только он.
Эти двенадцать лет были постоянным слиянием, исчезновением. И какой странный человек: пока я был, он никогда не спрашивал, а когда меня не стало, он спрашивает: «Как дела?»
В тот день мой мастер сказал: «Теперь ты готов. Ты можешь идти куда хочешь, ты можешь распространять слово. И поскольку тебя больше нет, я буду с тобой; ты освободил для меня место». С тех пор он говорит через меня. С тех пор он делает вещи через меня. С тех пор у меня нет в мире ни ответственности, ни проблем; он взял все на себя.
То, что с тобой происходит, очень хорошо. Просто растай еще немного, исчезни еще немного. Отсутствуй немного больше, чтобы только я мог присутствовать в тебе. Тогда тебе не будет недоставать меня нигде, и нигде ты не почувствуешь, что ты не дома. Где бы ты ни был, там ты найдешь свой дом.
Любимый Ошо,
Я слышал, ты говорил, что у содержимого бессознательного ума нет возможности высвободиться непосредственно; сначала оно должно попасть в сферу внимания сознательного ума, где оно должно быть принято и выражено. Какой тогда механизм действует во время истерического паралича? Ты рассказывал историю о девушке, которую разбил паралич в результате потрясения смертью мужа. Когда загорелся ее дом, жизнь вернулась в ее конечности, и она смогла выбежать из дома. Предположительно, ее система подверглась такому шоку, что бессознательное просто отбросило нерешенную проблему, которую подавляло. Но у сознательного ума было недостаточно времени, чтобы это через себя пропустить. Пожалуйста, скажи что-нибудь об этом.
